Анджей САПКОВСКИЙ
Ведьмак 1-9

ВЕДЬМАК I: ПОСЛЕДНЕЕ ЖЕЛАНИЕ
ВЕДЬМАК II: МЕЧ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ
ВЕДЬМАК III: КРОВЬ ЭЛЬФОВ
ВЕДЬМАК IV: ЧАС ПРЕЗРЕНИЯ
ВЕДЬМАК V: КРЕЩЕНИЕ ОГНЕМ
БАШНЯ ЛАСТОЧКИ
Владычица озера
ДОРОГА, ОТКУДА НЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ
ЧТО-ТО КОНЧИТСЯ, ЧТО-ТО НАЧНЕТСЯ
ЧТО-ТО КОНЧИТСЯ, ЧТО-ТО НАЧНЕТСЯ


Анджей САПКОВСКИЙ
Перевод с польского Ирэны Брюн




Примечание переводчика

   Вот  и  обещанный  рассказик,  слегка  наспех  причесанный.  Если  можно,
сопроводите его какими-нибудь пояснениями насчет того, что это шутка  Сапека
в угоду фанам и законной силы не имеет, а то  потом  не  оберемся  хлопот  с
вопросами - что да откуда и почему так, а не иначе...

   Всем молодоженам, а особенно двоим из них.

I

   Солнце просунуло огненные щупальца сквозь щели в ставнях, прошило комнату
косыми, пульсирующими от кружащихся пылинок  полосами  света,  залило  ясным
пламенем паркет и покрывающие  его  медвежьи  шкуры,  ослепительным  блеском
отразилось на пряжке пояска Йеннифэр. Поясок Йеннифэр лежал поперек туфельки
на высоком каблуке. Туфелька покоилась на белой рубашке с кружевами, а белая
рубашка - на черной юбке. Один черный чулок висел  на  подлокотнике  кресла,
выполненном в форме головы химеры. Второго чулка и второй туфельки нигде  не
было видно.  Геральт  вздохнул.  Йеннифэр  любила  раздеваться  быстро  и  с
размахом. Придется мириться с этой привычкой. Другого выхода нет.
   Он встал, отворил ставень, выглянул. От озера, гладкого  как  поверхность
зеркала, поднимался пар, листья прибрежных берез и ольх лоснились  от  росы,
дальние луга  покрывал  густой  туман,  висящий  словно  паутина  прямо  над
верхушками трав.
   Йеннифэр  пошевелилась  под  периной,   невнятно   забормотала.   Геральт
вздохнул.
   - Отличный день, Йен.
   - А? Что?
   - Красивый день. Редкостно красивый день.
   Она его удивила. Вместо того,  чтобы  лечь  и  накрыть  голову  подушкой,
чародейка села, расчесала волосы пальцами  и  начала  искать  возле  постели
ночную рубашку.  Геральт  знал,  что  ночная  рубашка  лежит  за  изголовьем
кровати, там, куда Йеннифэр бросила ее вчера ночью. Но не  сказал.  Йеннифэр
не выносила подобных одолжений.
   Чародейка тихо выругалась, лягнула  перину,  подняла  руку  и  выстрелила
пальцами. Ночная рубашка вынырнула  из-за  изголовья,  всплескивая  оборками
словно кающийся дух, и легла прямо в подставленную ладонь. Геральт вздохнул.
Йеннифэр встала,  подошла  к  нему,  обняла  и  куснула  за  плечо.  Геральт
вздохнул.  Список  вещей,  к  которым  ему  предстояло  привыкать,   казался
бесконечным.
   - Хочешь что-то сказать? - спросила чародейка, прищурясь.
   - Нет.
   - Хорошо. Знаешь что? День действительно прекрасный. Хорошая работа.
   - Работа? Что ты имеешь в виду?
   Прежде чем Йеннифэр успела ответить,  снизу  донесся  высокий,  протяжный
крик и свист. Берегом озера, разбрызгивая  воду,  скакала  Цири  на  вороной
кобыле. Лошадь была резвой и редкостно красивой. Геральт знал, что  когда-то
она принадлежала некому полуэльфу, который попытался  судить  о  сероволосой
ведьмачке по внешности и крупно ошибся. Цири назвала добытую кобылу  Кэльпи,
что на языке жителей островов Скеллиге означало  грозного  и  злобного  духа
моря, иногда принимавшего облик коня. Кличка подходила лошади  идеально.  Не
так давно один хоббит, который пожелал украсть Кэльпи, весьма  болезненно  в
этом убедился. Хоббит звался Сэнди Фрогмортон, но после того случая  получил
прозвище Цветная Капуста.
   - Свернет себе когда-нибудь шею, - проворчала Йеннифэр,  глядя  на  Цири,
скачущую среди водяных брызг, пригнувшись, стоя в стременах. - Свернет  себе
когда-нибудь шею твоя сумасшедшая дочка.
   Геральт повернул голову, не говоря ни слова посмотрел прямо  в  фиалковые
глаза чародейки.
   - Ну ладно, - усмехнулась Йеннифэр, не опуская взгляда.  -  Извини.  Наша
дочка.
   Снова обняла его, сильно прижалась, еще раз поцеловала и  опять  укусила.
Геральт коснулся  губами  ее  волос  и  осторожно  спустил  рубашку  с  плеч
чародейки.
   А потом они снова очутились  в  кровати,  в  развороченной  постели,  еще
теплой и пахнущей сном. И начали искать друг друга, и искали долго  и  очень
терпеливо, а уверенность, что они найдут друг друга, наполняла их радостью и
счастьем, и радость и счастье было во всем, что они делали. И хотя они  были
такими разными, они понимали, как всегда, что различие это не  из  тех,  что
разделяют, а из тех, что объединяют и связывают, связывают сильно и  крепко,
как сделанная топором  зарубка  -  стропило  и  конек,  зарубка,  с  которой
рождается дом. И все было так же, как в первый раз, когда его  восхитила  ее
ослепительная нагота и неистовое желание, а ее восхитила его деликатность  и
нежность. И так же, как в первый раз, она хотела сказать ему об этом, но  он
прервал ее поцелуем и ласками и лишил слова всякого смысла. А позднее, когда
уже он хотел сказать ей об этом, он не смог издать ни звука, а потом счастье
и наслаждение упали на них с силой обрушивающейся скалы и случилось  что-то,
что было безгласным криком, и мир перестал существовать, что-то кончилось  и
что-то началось, и что-то продолжалось, и воцарилась тишина, тишина и покой.
И восторг.
   Мир медленно возвращался, и снова  возникла  постель,  пахнущая  сном,  и
залитая солнцем комната, и день. День...
   - Йен?
   - М-м-м?
   - Когда ты сказала, что день прекрасный, ты добавила: "хорошая работа".
   Это что, означало...
   - Означало, - подтвердила она и потянулась, напрягая плечи и взявшись  за
углы подушки, так  что  ее  груди  приобрели  форму,  которая  отозвалась  в
ведьмаке дрожью пониже спины. - Видишь ли, Геральт, мы  сами  сделали  такую
погоду. Вчера вечером. Я, Нэннеке, Трисс и Доррегарай. Я не могла рисковать,
сегодняшний день обязан быть прекрасным...
   Сделала паузу, толкнула его коленом в бедро.
   - Потому что это будет самый важный день в твоей жизни, дурачок.

II

   Стоящий на вдающемся в озеро мысе замок  Розрог  нуждался  в  капитальном
ремонте, как снаружи, так и  внутри,  и  не  со  вчерашнего  дня.  Выражаясь
осторожно, Розрог был развалиной, бесформенной кучей камней, густо  поросшей
плющом, ломоносом и традисканцией, развалиной, стоящей среди озер,  болот  и
топей, кишащих жабами, ужаками и черепахами. Он был  развалиной  еще  тогда,
когда его подарили  королю  Хервигу.  Ибо  замок  Розрог  и  окружающая  его
местность являлись скорее пожизненным имением, прощальным подарком  Хервигу,
который двенадцать лет тому  назад  отрекся  от  престола  в  пользу  своего
племянника Бреннана, с недавних пор прозванного Добрым. Геральт познакомился
с экс-королем через Лютика,  поскольку  трубадур  часто  гостил  в  Розроге:
Хервиг был очень радушным и гостеприимным хозяином. Лютик-то  и  вспомнил  о
Хервиге и его замке, когда  все  места  из  составленного  ведьмаком  списка
оказались отвергнуты Йеннифэр как неподходящие. О диво, на Розрог  чародейка
согласилась сразу же и не крутя носом. Так и вышло, что свадьба  Геральта  и
Йеннифэр должна была состояться в замке Розрог.

III

   Поначалу свадьба задумывалась как тихая и неофициальная,  но  с  течением
времени это оказалось - по  различным  причинам  -  невозможным.  Требовался
кто-то, обладающий организаторским талантом. Йеннифэр, ясное дело,  заявила,
что ей не пристало организовывать собственную свадьбу. Геральт  и  Цири,  не
говоря уже о Лютике,  никакими  талантами  в  данной  области  не  блистали.
Обратились к Нэннеке, служительнице богини Мелитэле  из  Элландера.  Нэннеке
приехала сразу, а с ней - две младшие жрицы,  Иоля  и  Эурнейд.  И  начались
хлопоты.

IV

   - Нет, Геральт, - Нэннеке надулась и топнула ногой. - Ни о церемонии,  ни
о свадебном пире не может быть  и  речи.  Эта  развалина,  которую  какой-то
кретин назвал замком, никуда не годится.  Кухня  развалилась,  бальная  зала
годна исключительно под конюшню, а часовня...  Это  вообще  не  часовня.  Ты
можешь мне сказать, какого бога чтит этот хромец Хервиг?
   - Насколько мне известно, никакого. Утверждает, что религия -  мандрагора
для масс.
   - Так я и знала, - сказала жрица, не скрывая презрения. - В  часовне  нет
ни одной статуи, ничего нет, если не считать мышиных  катышков.  И  еще  эта
холерная  глухомань!  Геральт,  почему  вы  не  хотите  сыграть  свадьбу   в
Венгерберге, в цивилизованной местности?
   - Ты же знаешь, что Йеннифэр -  квартеронка,  а  в  твоих  цивилизованных
местностях не терпят смешанных браков.
   - Великая Мелитэле! Что значит одна четверть эльфьей крови?  Да  почти  у
каждого  есть   хоть   какая-то   примесь   крови   Старшего   Народа!   Это
просто-напросто идиотский предрассудок!
   - Не я его выдумал.

V

   Список гостей - не слишком длинный - жених и невеста составили вместе,  а
приглашением должен  был  заняться  Лютик.  Вскоре  выяснилось,  что  список
трубадур потерял,  причем  еще  до  того,  как  успел  прочитать.  Поскольку
признаться ему было стыдно, он  промолчал  и  избрал  более  легкий  путь  -
пригласил всех, кого только мог. Очевидно, Лютик знал  Геральта  и  Йеннифэр
достаточно хорошо, чтобы никого важного не пропустить, однако ж он не был бы
самим собой, если б не расширил список гостей за счет ужасающего  количества
особ совершенно случайных.
   Явился старый Весемир из Каэр Морхена, воспитавший Геральта, а  вместе  с
ним ведьмак Эскель, с которым Геральт  дружил  с  малых  лет.  Прибыл  друид
Мышовур в обществе загорелой блондинки  по  имени  Фрейя,  которая  была  на
голову выше его и лет на сто моложе. С ними появился и ярл Крах ан Крайт  со
Скеллиге в обществе сыновей Рагнара и Локи.  Ноги  Рагнара,  когда  он  ехал
верхом, доставали почти до земли, а Локи напоминал  изящного  эльфа.  Ничего
странного: они были сводными братьями, сыновьями разных наложниц ярла.
   Приехал  войт  Кальдемейн  из  Блавикена  с  дочкой   Анникой,   довольно
привлекательной, хотя и жутко застенчивой девушкой. Прибыл  краснолюд  Ярпен
Зигрин, которого  ждали,  один,  без  обычно  сопровождавших  его  бородатых
бандитов, которых он называл "ребятами". К  Ярпену  присоединился  в  дороге
эльф Хиреадан, занимавший не до конца ясное, но несомненно высокое положение
среди  Старшего  Народа,  с  эскортом  из  нескольких  никому  не   знакомых
неразговорчивых эльфов. Прибыла также шумная орава низушков,  среди  которых
Геральт знал только Даинти  Бибервельта,  фермера  из  Почечуева  Лога  и  -
понаслышке - его ворчливую жену Гардению. В толпу низушков  затесался  один,
который  низушком  не  был  -  известный  предприниматель  и  купец  Тельико
Луннгревинк Леторт из Новиграда, меняющий  форму  допплер,  выступающий  под
личиной низушка и прозвищем Дуду. Явился барон  Фрейксенет  из  Брокилона  с
женой, красивой дриадой Браэнн,  и  пятью  дочками,  которых  звали  Моренн,
Цирилла, Мона, Эитнэ и Кашка. Моренн выглядела на пятнадцать лет, а Кашка на
пять. Все оказались огненно-рыжими, хотя у Фрейксенета волосы были  черными,
а у  Браэнн  -  медово-золотыми.  Браэнн  снова  ждала  ребенка.  Фрейксенет
серьезно утверждал, что на сей раз должен родиться сын, на  что  ватага  его
рыжих  дриад  переглядывалась  и  хохотала,  а  Браэнн,  слегка   усмехаясь,
добавляла, что "сына" будут звать Мелиссой. Прибыл Однорукий  Ярре,  молодой
жрец и летописец из Элландера, воспитанник  Нэннеке.  Ярре  приехал  главным
образом ради  Цири,  в  которую  был  влюблен.  Цири,  к  отчаянию  Нэннеке,
казалось, полностью  пренебрегала  искалеченным  юношей  и  его  молчаливыми
ухаживаниями.  Список  нежданных   гостей   открывал   князь   Агловаль   из
Бремевоорда, приезд которого граничил с чудом, поскольку князь  с  Геральтом
терпеть друг друга не могли. Еще более удивительным было  то,  что  Агловаль
явился в обществе супруги,  сирены  Шъееназ.  Шъееназ  когда-то  ради  князя
отказалась от рыбьего хвоста в пользу двух  необычайно  красивых  ножек,  но
было известно, что она никогда не отъезжала далеко от морского  берега,  ибо
суша вызывала у нее страх.
   Мало кто ждал прибытия других коронованных особ, тем более что  их  никто
не приглашал. Однако же монархи прислали письма, подарки, послов -  или  все
вместе. Должно быть, они  сговорились,  поскольку  послы  приехали  группой,
которая по дороге успела подружиться. Рыцарь Ив представлял  короля  Этайна,
комес Суливой - короля Вензлава, сэр Матхольм -  короля  Сигизмунда,  а  сэр
Деверо - королеву Адду, бывшую  упырицу.  Путешествие,  должно  быть,  вышло
веселым, поскольку у Ива была рассечена  губа,  у  Суливоя  рука  висела  на
перевязи, Матхольм хромал, а Деверо страдал от  такого  похмелья,  что  едва
держался в седле.
   Никто не приглашал также золотого  дракона  Виллентретенмерта,  поскольку
никто не знал, как его пригласить и где искать. К общему  удивлению,  дракон
явился, разумеется инкогнито, в обличье рыцаря Борха  Три  Галки.  Там,  где
оказывался Лютик, ни о каком инкогнито, ясное дело, не могло быть и речи, но
мало кто верил поэту, когда он показывал на кудрявого рыцаря и твердил,  что
это дракон.
   Никто также не приглашал и никто не ждал  появления  живописного  сброда,
именующего себя "друзьями и знакомыми" Лютика. В их  число  входили  главным
образом поэты, музыканты и  трубадуры,  а  также  акробат,  профессиональный
игрок в кости,  дрессировщица  крокодилов  и  четыре  красочные  девицы,  из
которых три походили на шлюх, а четвертая, которая шлюхой не выглядела,  вне
всякого сомнения ею являлась. Группу дополняли два пророка, -  из  них  один
фальшивый, - один скульптор по мрамору, один светловолосый  и  вечно  пьяный
медиум женского пола и один рябой гном, который  утверждал,  что  его  зовут
Шуттенбах.
   На магическом судне -  амфибии,  напоминающей  помесь  лебедя  с  большой
подушкой, прибыли чародеи. Их оказалось вчетверо меньше, чем  приглашали,  и
втрое больше, чем ожидалось, поскольку собратья Йеннифэр, как гласила молва,
осуждали ее союз с человеком "со стороны",  а  тем  более  ведьмаком.  Часть
вообще проигнорировала приглашение, другие отговорились нехваткой времени  и
необходимостью присутствовать на ежегодном всемирном сборе чародеев. Так что
на палубе "подушечника" - как окрестил его Лютик - стояли только  Доррегарай
из Воле и Радклифф из Оксенфурта.
   И еще Трисс Меригольд с волосами цвета каштана в октябре.
 
VI 
 
   - Это ты пригласил Трисс Меригольд?
   - Нет, - покачал головой ведьмак,  от  души  радуясь  тому,  что  мутация
кровеносных сосудов лишила его возможности краснеть. - Не я. Подозреваю, что
Лютик,  хотя  они  все  утверждают,  что  о  свадьбе  узнали  из  магических
кристаллов.
   - Я не желаю, чтобы Трисс присутствовала на моей свадьбе!
   - Почему? Она ведь твоя подруга.
   - Не делай из меня идиотку, ведьмак! Все знают, что ты с ней спал!
   - Неправда!
   Фиалковые глаза Йеннифэр опасно прищурились.
   - Правда!
   - Неправда!
   - Правда!
   - Ну ладно, - он со злостью отвернулся. - Правда. И что с того?
   С минуту чародейка молчала, поигрывая обсидиановой звездой, приколотой  к
черной бархотке.
   - Ничего, - сказала она наконец. - Но я хотела, чтобы ты признался.
   Никогда не пытайся мне лгать, Геральт. Никогда.
 
VII 
 
   Стена пахла мокрым камнем и кислыми сорняками, солнце просвечивало сквозь
коричневую воду рва, выхватывая теплую зелень тины, покрывающей дно, и яркую
желтизну кувшинок, плавающих на поверхности. Замок  медленно  пробуждался  к
жизни. В западном крыле кто-то стукнул ставнями  и  рассмеялся.  Еще  кто-то
слабым голосом просил рассола из-под квашеной капусты. Один  из  гостящих  в
Розроге коллег Лютика, невидимый, напевал за бритьем:
 
   За овином, на заборе
   Петушок распелся.
   Сейчас выйду к тебе, дроля,
   Я почти оделся.
 
   Скрипнула дверь, во двор вышел Лютик, потягиваясь и протирая глаза.
   - Как дела, жених? - сказал он утомленно. - Если намерен смыться,  сейчас
у тебя последняя возможность.
   - Ранняя ты пташка, Лютик.
   - Я вообще не ложился, -  буркнул  поэт,  садясь  рядом  с  ведьмаком  на
каменную скамейку и прислоняясь спиной к  поросшей  традисканцией  стене.  -
Боги, ну и тяжелая выдалась ночка. Что ж, друзья  не  каждый  день  женятся,
надо было это дело как-то отпраздновать.
   - Сегодня свадебный пир, - напомнил Геральт. - Выдержишь?
   - Обижаешь.
   Солнце сильно пригревало, в  кустах  гомонили  птицы.  Со  стороны  озера
слышались плеск и писк. Рыженькие дриады  Моренн,  Цирилла,  Мона,  Эитнэ  и
Кашка, дочки Фрейксенета, купались, как привыкли, нагишом, в обществе  Трисс
Меригольд и Фрейи,  подружки  Мышовура.  Наверху,  на  развалившихся  стенах
замка, королевские послы, рыцари Ив, Суливой, Матхольм  и  Деверо,  вырывали
друг у друга подзорную трубу.
   - Повеселились-то хорошо, Лютик?
   - Не спрашивай.
   - Вышел какой-нибудь большой скандал?
   - Несколько.
   Первый  скандал,  поведал  поэт,  произошел  на  расовой  почве.  Тельико
Луннгервинк Леторт вдруг в самый  разгар  веселья  заявил,  что  хватит  ему
выступать в обличье низушка. Ткнув пальцем в присутствующих  в  зале  дриад,
эльфов, хоббитов, сирену, краснолюда и гнома,  который  утверждал,  что  его
зовут Шуттенбах, допплер назвал дискриминацией то, что все могут быть самими
собой, и исключительно он, Тельико, должен строить из себя кого-то  другого.
После чего принял - на минутку - свой природный облик. При  каковом  зрелище
Гардения Бибервельт сомлела, князь Агловаль с опасностью для жизни подавился
судаком,  а  с  Анникой,  дочкой  войта  Кальдемейна,  сделалась   истерика.
Положение спас дракон  Виллентретенмерт,  присутствующий  под  видом  рыцаря
Борха Три Галки, спокойно объяснив допплеру, что способность менять форму  -
привилегия, которая обязывает, и обязывает среди  прочего  принимать  облик,
всеми почитаемый приличным и принятым в обществе, и что это не что иное, как
обычная вежливость по отношению к хозяину. Допплер обвинил Виллентретенмерта
в  расизме,  шовинизме  и  отсутствии  элементарного  понятия   о   предмете
дискуссии. Уязвленный Виллентретенмерт принял на миг облик дракона,  поломав
немного мебели и вызвав общую  панику.  Когда  все  успокоилось,  разгорелся
яростный спор,  в  котором  люди  и  нелюди  приводили  друг  другу  примеры
нетерпимости и расовых предрассудков. Довольно неожиданную ноту в  дискуссию
внес голос веснушчатой Мерле, девки, не похожей на девку. Мерле заявила, что
весь  спор  глуп  и  беспредметен  и  не   имеет   отношения   к   настоящим
профессионалам, которые не знают, что такое предрассудки, что она  и  готова
немедля,  за  соответствующую  плату,  доказать,  хотя  бы  и   с   драконом
Виллентретенмертом в его натуральном виде. В  воцарившейся  тишине  раздался
голос медиума женского пола, провозгласившего, что может сделать то же самое
задаром. Виллентретенмерт быстро сменил тему и дискуссия  перешла  на  более
безопасные предметы, такие, как экономика, политика,  охота,  рыболовство  и
азартные игры.
   Остатки скандала приняли характер скорее товарищеский. Мышовур,  Радклифф
и Доррегарай поспорили, кто из них сможет силой воли заставить  левитировать
больше предметов за  раз.  Победил  Доррегарай,  удержавший  в  воздухе  два
кресла, патеру с фруктами, миску супа, глобус, кота,  двух  собак  и  Кашку,
самую младшую дочку Фрейксенета и Браэнн. Потом Цирилла и Мона, две  средние
дочки Фрейксенета, подрались  и  пришлось  их  вывести.  Вскоре  после  того
подрались Рагнар и рыцарь Матхольм, а причиной драки послужила Моренн, самая
старшая Фрейксенетова дочь. Расстроенный Фрейксенет  велел  Браэнн  запереть
все свое рыжее потомство в комнатах, а сам примкнул к состязанию в  выпивке,
которое устроила Фрейя,  подружка  Мышовура.  Скоро  выяснилось,  что  Фрейя
обладает поразительной, граничащей  с  полным  иммунитетом  устойчивостью  к
алкоголю. Большинство поэтов и бардов, коллег Лютика, вскоре  очу