который   профессионально
занимается истреблением таких, как я. Это все.
   - Вполне достаточно. - Геральт опустил  меч.  -  Даже  слишком.  Исчезни,
Эмиель Регис Что-то-Там Как-то-Там еще. Выматывайся!
   - Невероятно, - съехидничал  Регис.  -  Ты  позволяешь  мне  уйти?  Ты  -
ведьмак? Мне - грозе людей? Но ведьмак обязан воспользоваться оказией, чтобы
то не допустить! Любой оказией!
   - Выматывайся! Удались, да побыстрее!
   - В сколь дальние страны прикажешь удалиться? - медленно спросил Регис. -
Ведь ты - ведьмак и знаешь обо мне. Когда разберешься  со  своей  проблемой,
когда покончишь со всем, с чем тебе надо покончить, ты, вероятно,  вернешься
в эти пределы. Ты знаешь, где я обретаюсь, где бываю, чем занимаюсь.  Будешь
меня преследовать?
   - Не исключено. Если заплатят. Я - ведьмак.
   - Желаю удачи. - Регис застегнул торбу, развернул плащ. - Бывай. Да,  вот
еще что. Сколь высока должна быть плата за мою голову, чтобы ты соблаговолил
обеспокоить себя? Как ты меня оцениваешь?
   - Дьявольски высоко.
   - Ты щекочешь мое тщеславие. А конкретно?
   - Валяй отсюда, Регис.
   - Незамедлительно. Но сначала назначь за меня цену. Пожалуйста.
   - За обычного вампира я брал столько,  сколько  стоит  хороший  конь  под
седло. Но ведь ты - необычный.
   - Так сколько?
   - Сомневаюсь. - Голос ведьмака был холоден как лед. -  Сомневаюсь,  чтобы
кто-нибудь смог такую услугу оплатить.
   - Понимаю и благодарю, - усмехнулся вампир, на  этот  раз  показав  зубы.
Мильва и Кагыр попятились, а Лютик с трудом сдержал крик ужаса.
   - Ну всего! Успеха вам!
   - Всего, Регис, взаимно.
   Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой тряхнул плащом, закутался в него и
исчез. Просто взял и исчез.
 
*** 
 
   - Теперь, - Геральт повернулся, все еще держа обнаженный меч  в  руке,  -
твоя очередь, нильфгаардец.
   - Нет, - зло прервала Мильва.  -  С  нас  хватит.  По  коням,  выбираемся
отсюда! Река крик несет, не успеем обернуться, как на горб сядут!
   - Я с ним вместе не поеду.
   - Ну так езжай один! - крикнула разъяренная  не  на  шутку  Мильва.  -  В
другую сторону! У нас  уже  вот  где  твои  фокусы  сидят,  ведьмак!  Региса
прогнал, а ведь он спас тебе жизнь. Но это твое дело. А вот Кагыр спас меня,
и он мне друг! Если тебе  он  враг,  то  возвращайся  в  Армерию,  скатертью
дорога! Там твои дружки уже с петлей поджидают!
   - Не кричи.
   - Так не стой пень пнем. Подсоби посадить Лютика на мерина.
   - Ты сохранила наших лошадей! Плотву тоже?
   - Он сохранил, - кивнула она на Кагыра. - Ну, в путь.
 
*** 
 
   Переправившись через Ину, они поехали  правым  берегом  реки,  по  мелким
разливам,  через  лозняк  и  старицы,  через  поймы  и  заболотины,  гудящие
кваканьем лягушек, кряканьем невидимых уток и чирков. День вспыхнул  красным
солнцем, слепя глаза, заблестел на зеркалах озерков, заросших  кубышками,  а
они свернули к тому месту, где один из многочисленных рукавов Ины  впадал  в
Яругу. Теперь их охватили мрачные, угрюмые леса, в которых деревья вырастали
прямо из зеленой от ряски трясины.
   Мильва ехала впереди, рядом с ведьмаком, пересказывая ему то, что  узнала
от Кагыра. Геральт хранил гробовое молчание, ни разу не повернул головы,  не
взглянул  на  нильфгаардца,  ехавшего  позади  и  помогавшего  поэту.  Лютик
тихонько постанывал, ругался и  жаловался  на  головную  боль,  но  держался
героем и не задерживал движения. То, что нашелся  Пегас  и  притороченная  к
седлу лютня, заметно поправило его самочувствие.
   К полудню снова выехали на освещенные солнцем заливные луга, за  которыми
растянулась широкая гладь Большой Яруги. Перебрались через старицы,  перешли
бродом мели и рукава.  И  попали  на  остров,  сухое  место  среди  болот  и
зарослей, разбросанных между многочисленными  рукавами  реки.  Остров  зарос
кустарником и лозняком, было здесь  и  несколько  крупных  деревьев,  голых,
усохших, белых от бакланьего помета.
   Мильва  обнаружила  в  камышах  лодку,  которую,  видимо,  загнало   сюда
течением. Она же первой высмотрела меж  ив  полянку,  прекрасное  место  для
отдыха.
   Остановились, и тогда  ведьмак  решил,  что  пришло  время  поговорить  с
нильфгаардцем с глазу на глаз.
 
*** 
 
   - Я подарил тебе жизнь на Танедде. Жаль мне тебя стало, молокосос.  Самая
большая ошибка в моей жизни. Утром я выпустил из-под ножа высшего вампира, у
которого на совести наверняка не одна человеческая жизнь. А  должен  был  бы
убить. Но я думал не о нем, потому что у меня голова  занята  только  одним:
добраться до тех, кто причинил зло Цири. Я поклялся себе, что  они  заплатят
за это кровью. Кагыр молчал.
   - То, что ты рассказал Мильве, ничего не меняет. Из  этого  следует  лишь
одно: на Танедде тебе не удалось похитить Цири, хоть ты и очень старался.  И
теперь ты тащишься за мной, думая, что я снова приведу тебя к ней и ты опять
наложишь на нее лапу. Рассчитываешь на то, что тогда твой  император,  может
быть, подарит тебе жизнь, не отправит на эшафот.
   Кагыр молчал. Геральт чувствовал себя скверно. Очень скверно.
   - Из-за тебя она кричала по ночам, - буркнул он. - В ее детских глазах ты
превратился в кошмар. А ведь ты был и остаешься только орудием,  всего  лишь
жалким слугой своего императора. Не знаю, что ты с ней сделал,  чтобы  стать
для нее кошмаром. А еще хуже, что я не понимаю, почему, несмотря на все это,
я не могу тебя убить. Не понимаю, что меня удерживает.
   - Может, то, - тихо сказал Кагыр, - что наперекор всем  предположениям  и
видимостям у нас с тобой есть нечто общее. У тебя и у меня?
   - Интересно, что?
   - Как и ты, я хочу спасти Цири. Как и ты, я не переживаю, когда вижу, что
кого-то это удивляет и возмущает. Как и ты, я не намерен  никому  объяснять,
почему это происходит.
   - Ты кончил?
   - Нет.
   - Тогда слушаю.
   - Цири, - медленно  проговорил  нильфгаардец,  -  едет  на  лошади  через
пыльную деревню. С шестеркой молодых людей. Среди них - коротко  остриженная
девушка. Цири пляшет в сарае на столе, и она счастлива.
   - Мильва пересказала тебе мои сны.
   - Нет. Она не рассказала мне нечего. Ты не веришь?
   - Нет.
   Кагыр опустил голову, покрутил каблуком в песке.
   - Я забыл, - сказал он,  -  что  ты  не  можешь  мне  верить,  не  можешь
доверять. Понимаю. Но ведь ты, как и я, видел еще один сон. Сон,  о  котором
никому не рассказывал. И вряд ли захочешь.
 
*** 
 
   Можно сказать, что Сервадио  просто  повезло.  В  Лоредо  он  прибыл,  не
собираясь шпионить за кем-либо определенным. Но деревня неспроста называлась
Разбойничьим Посадом. Лежала она на Бандитском Тракте, разбойники и  бандиты
со всех лежащих над Верхней Вельдой районов заглядывали  сюда,  встречались,
чтобы  продать  либо  обменять  добычу,  запастись  чем  надо,  отдохнуть  и
повеселиться в отборной бандитской компании. Деревню несколько  раз  сжигали
дотла,  но  немногочисленные  постоянные   и   многочисленные   непостоянные
обитатели всякий раз отстраивали ее заново. Жили здесь за счет  бандитов,  и
жили, надо сказать, вполне сносно. А шпики и  доносители  типа  Сервадио  не
теряли надежды добыть в Лоредо какую-нибудь информацию, за  которую  префект
отвалил бы несколько флоренов.
   Сейчас Сервадио рассчитывал получить больше чем несколько. Потому  что  в
деревню въезжали Крысы.
   Вел Гиселер, слева и справа от него ехали  Искра  и  Кайлей.  За  ними  -
Мистле  и  новенькая,  сероволосая,  которую  называли   Фалькой,   замыкали
процессию Ассе и Рееф, которые вели запасных лошадей, несомненно,  краденных
и предназначенных на продажу. Наездники были утомлены и  покрыты  пылью,  но
держались в седлах гордо, охотно отвечали на приветствия гостящих  в  Лоредо
дружков и знакомых. Спрыгнув с коней и  угостившись  пивом,  они  тотчас  же
приступили к шумным переговорам с торговцами и  скупщиками  краденого.  Все,
кроме  Мистле  и  новенькой,  сероволосой,  носящей  меч  за   спиной.   Эти
отправились к прилавкам, как всегда, заполняющим площадь. В Лоредо были свои
торговые дни, и тогда выбор товаров, рассчитанных на приезжих бандитов,  был
значительно богаче и разнообразнее. Сегодня был как раз такой день.
   Сервадио осторожно последовал за девушками. Чтобы заработать,  надо  было
донести, а чтобы донести - подслушать.
   Девушки рассматривали пестрые платки,  бусы,  расшитые  блузки,  чепраки,
изукрашенные налобные ремни для лошадей. Копались в товаре, но не  покупали.
Мистле почти все время держала руку на плече сероволосой.
   Шпион осторожно подобрался ближе, прикинулся, будто рассматривает ремни и
пояса на прилавке  шорника.  Девушки  разговаривали,  но  тихо,  он  не  мог
разобрать, а подойти ближе опасался. Они могли заметить, заподозрить.
   В одной из лавочек  продавали  сахарную  вату.  Девушки  подошли,  Мистле
купила две обмотанные снежной сладостью палочки, одну  подала  сероволосой-.
Та деликатно отщипнула. Белый лоскуток приклеился к ее губе.  Мистле  отерла
его осторожным, заботливым движением. Сероволосая широко раскрыла изумрудные
глаза, медленно  облизала  губы,  улыбнулась,  кокетливо  наклонила  голову.
Сервадио почувствовал  дрожь,  струйку  холодного,  стекавшую  с  шеи  между
лопатками. Он вспомнил слухи, ходившие о двух бандитках.
   Собрался потихоньку отойти, было ясно, что ничего здесь  не  подслушаешь,
не вынюхаешь. Девушки не говорили  ни  о  чем  важном,  зато  подальше,  где
собрались  атаманы  разбойничьих  шаек,  Гиселер,  Кайлей  и  другие,  шумно
ругались, торговались, кричали,  то  и  дело  подставляли  кубки  под  шпунт
бочонка. Здесь Сервадио надеялся узнать побольше.  Кто-нибудь  из  Крыс  мог
обронить слово, пусть даже полслова, относительно ближайших планов банды, их
пути или цели. Если б удалось подслушать и  своевременно  передать  сведения
солдатам префекта или живо интересующимся Крысами  нильф-гаардским  агентам,
награда была бы практически в  кармане.  А  если  б,  воспользовавшись  этой
информацией,  префект  сумел  расставить  удачную  ловушку,  то  можно  было
рассчитывать на хорошие наличные. "Куплю бабе кожух, - лихорадочно думал он.
- Детям наконец-то башмаки и какие-нибудь игрушки... А себе..."
   Девушки расхаживали вдоль палаток  и  прилавков,  облизывая  и  сдирая  с
палочки сахарную вату. Сервадио неожиданно обнаружил, что за ними наблюдают.
И указывают на них пальцами. Он знал этих бандитов  и  конокрадов  из  шайки
Пинты по кличке Вырвихвост.
   Бандиты   обменялись   несколькими   вызывающе   громкими    замечаниями,
расхохотались. Мистле прищурилась,  положила  сероволосой  девочке  руку  на
плечо.
   - Горлинки! - фыркнул один из бандюг Вырвихвоста,  дылда  с  усами  вроде
пучков пакли. - А поглядывают так, будто вот-вот клювики друг дружке сунут!
   Сервадио видел, как сероволосая девочка  вздрогнула,  видел,  как  Мистле
стиснула  пальцами  ее  плечо.  Бандиты  зашлись  смехом.  Мистле   медленно
повернулась, некоторые из них тут же замолчали.  Но  тот,  что  с  паклевыми
усами, был либо пьян, либо совершенно лишен воображения.
   - Может, которой из вас мужик  нужен?  -  подошел  он  ближе,  проделывая
гадкие и недвузначные жесты. - Похоже, ежели  таких,  как  вы,  как  следует
прошуровать, дык враз от энтой вашенской  любови  излечитеся!  Эй!  С  тобой
говорю, ты...
   Тронуть ее он не успел. Сероволосая  девочка  свернулась  как  нападающая
змея, меч сверкнул и ударил еще прежде, чем выпущенная из руки сахарная вата
коснулась земли. Усач покачнулся, забулькал индюком,  кровь  из  рассеченной
шеи брызнула  длинной  струей.  Девушка  снова  свернулась,  налетела  двумя
танцующими шагами, рубанула еще раз, поток крови хлынул  на  прилавки,  труп
повалился, песок вокруг него моментально покраснел. Кто-то  крикнул.  Другой
бандит наклонился, вытащил из-за голенища нож, но  в  тот  же  момент  упал,
получив от Гиселера окованной рукояткой нагайки.
   - Хватит одного трупа! - рявкнул атаман Крыс. - Этот сам  напросился,  не
знал, с кем задирается! Назад, Фалька!
   Только теперь  сероволосая  опустила  меч.  Гиселер  поднял  над  головой
мешочек и тряхнул им.
   - По законам нашего братства плачу за убитого.  Как  положено,  по  весу,
талер за каждый фунт паршивого трупа! И на том конец! Я верно говорю, други?
Эй, Пинта, твое слово?
   Искра, Кайлей, Рееф и Ассе встали позади предводителя. Лица  у  них  были
каменные, руки - на рукоятках мечей.
   - Верно, - отозвался из группы бандитов Вырвихвост, невысокий, кривоногий
мужчина в кожаной куртке. - Прав ты, Гиселер. Конец распре. Было - нету.
   Сервадио  сглотнул,  пытаясь  впитаться  в  уже  окружившую   их   толпу.
Неожиданно почувствовал, что не имеет никакого желания крутиться около  Крыс
и пепельноволосой девчонки, которую называли Фалькой. И тут  же  решил,  что
обещанная префектом награда не так уж и высока, как ему думалось.
   Фалька спокойно убрала меч  в  ножны,  оглянулась.  Сервадио  остолбенел,
видя, как ее миниатюрное личико вдруг покрывается морщинками.
   - Моя вата, - жалостно ойкнула девочка, глядя на  валяющуюся  на  грязном
песке сладость. - Моя вата упала...
   - Куплю тебе другую, - обняла ее Мистле.
 
*** 
 
   Ведьмак сидел на песке между ивами угрюмый, злой и задумчивый. Глядел  на
бакланов, рассевшихся на обделанном ими же дереве.
   Кагыр после разговора скрылся в кустах и не показывался. Мильва  и  Лютик
искали чего бы поесть.  В  пригнанной  течением  лодке  удалось  под  сетями
обнаружить медный котел и корзину с  овощами.  Они  поставили  в  прибрежном
заливчике найденную в лодке ивовую вершу, а сами бродили у берега и колотили
палками по водорослям, чтобы загнать в ловушку рыб. Поэт уже чувствовал себя
хорошо, ходил павлином, геройски задрав голову.
   Геральт был задумчив и зол.
   Мильва с Лютиком вытащили вершу и  начали  ругаться,  потому  что  вместо
ожидаемых сомов и карпов там серебрилась и трепыхалась мелочь.
   Ведьмак встал.
   - Идите-ка сюда оба! Бросьте свой вентерь и идите сюда. Хочу вам  кое-что
сказать...
   - Возвращайтесь домой, - начал он  без  вступлений,  когда  они  подошли,
мокрые и воняющие рыбой. - На север, в  сторону  Махакама.  Дальше  я  поеду
один.
   - Что?
   - Расходятся наши пути, Лютик. Хватит играться. Возвращаешься домой стихи
писать. Мильва проводит тебя через леса... В чем дело?
   - Ни в чем. -  Мильва  резко  откинула  волосы  с  плеча.  -  Ни  в  чем.
Продолжай, ведьмак. Интересуюся, что скажешь.
   - Мне больше нечего сказать. Я еду на  юг,  на  тот  берег  Яруги.  Через
захваченную нильфгаардцами территорию. Путь опасный и дальний. А я больше не
могу оттягивать. Поэтому поеду один.
   - Отделавшись от неудобного груза, - покачал  головой  Лютик.  -  Гири  у
ноги, сдерживающей движение и доставляющей хлопоты. Иными словами - меня.
   - И меня, - добавила Мильва, глядя в сторону.
   - Послушайте, - сказал Геральт уже гораздо спокойнее. -  Это  мое,  лично
мое дело. Совсем не ваше. Я не хочу, чтобы вы подставляли  шеи  за  то,  что
касается исключительно меня...
   - Это касается исключительно тебя, - медленно  повторил  Лютик.  -  Никто
тебе не нужен. Спутники тебе мешают и тормозят движение. Ты ни  от  кого  не
ждешь помощи. И не намерен ни на кого оглядываться. Кроме того, ты  обожаешь
одиночество. Что-нибудь я забыл сказать?
   - Да, - зло  ответил  Геральт.  -  Забыл  сказать,  что  тебе  необходимо
поменять свою пустую башку на другую, с мозгами. Если  б  та  стрела  прошла
дюймом правее, идиот, то сейчас вороны выклевали бы тебе глаза. Ты - поэт, у
тебя есть воображение, попытайся представить себе такую картинку. Повторяю -
вы возвращаетесь на север, я направляюсь в противоположную сторону. Один.
   - Ну и езжай, - пружинисто встала Мильва. - Может, думаешь, я стану  тебя
упрашивать?  Бес  с  тобой,  ведьм!  Пошли,  Лютик,  приготовим  чего-нибудь
пожрать. Голод меня морит, а когда  я  твоего  ведьма  слушаю,  мне  блевать
хочется.
   Геральт  отвернулся.  Принялся   рассматривать   зеленоглазых   бакланов,
сушивших крылья на покрытых пометом ветках.  Неожиданно  почувствовал  запах
трав и зло выругался.
   - Ты злоупотребляешь моим терпением, Регис. Вампир, появившийся  неведомо
откуда и неведомо когда, не обиделся, присел рядом.
   - Надо сменить поэту повязку, - сказал он спокойно.
   - Ну так иди к нему. И держись от меня подальше. Регис вздохнул, вовсе не
намереваясь отходить.
   - Я только что слышал ваш разговор с  Мильвой  и  Лютиком,  -  сказал  он
серьезно. - Надо признать, у тебя истинный талант привлекать на свою сторону
людей. Хоть весь мир "покушается на твою добродетель",  ты  пренебрегаешь  и
союзниками, и товарищами, которые стараются тебе помочь.
   - Мир перевернулся! Вампир принимается меня учить, как  мне  поступать  с
людьми. Что тебе известно о людях, Регис? Единственное, что ты  знаешь,  это
вкус их крови. Дьявольщина, я начал с тобой разговаривать?
   - Начал. Мир перевернулся, - согласился  вампир  совершенно  серьезно.  -
Так, может, захочешь и совет выслушать?
   - Нет. Не захочу. Он мне не нужен.
   - Да, совсем забыл! Советы тебе не нужны, союзники  тебе  не  нужны,  без
спутников ты тоже обойдешься. Ведь  цель  твоего  похода  -  цель  личная  и
особая,  больше  того,  характер  цели  требует,  чтобы  ты  реализовал   ее
самолично. Риск, опасность, труд, борьба с сомнениями должны лечь  на  тебя.
Только и исключительно. Ибо все  это  элементы  покаяния,  искупления  вины,
которое ты стремишься совершить. Этакое, сказал бы  я,  испытание,  крещение
огнем. Ты пройдешь сквозь опаляющее, но и очищающее пламя. Сам, в  одиночку.
Потому что если кто-нибудь тебя в этом поддержит, поможет, возьмет  на  себя
хотя бы частичку этого огненного крещения, этой боли, этого покаяния, то тем
самым как бы обеднит  тебя,  урвет  у  тебя  ту  часть  искупления,  которая
достанется ему. Твой, это только твой долг и  ничей  больше.  Долг,  который
надобно заплатить, и ты  не  хочешь  расплачиваться  за  него,  одновременно
одалживаясь у других кредиторов. Я рассуждаю логично?
   - Удивительно трезво! Твое присутствие раздражает  меня,  вампир.  Оставь
меня один на один с моим искуплением, пожалуйста. И с моим долгом.
   - Незамедлительно, - поднялся Регис. - А ты посиди подумай.  Совет  же  я
все-таки тебе дам.  Потребность  в  искуплении,  очищающем  крещении  огнем,
ощущение вины - это не то, на что  ты  можешь  иметь  исключительное  право.
Жизнь отличается от банковского дела тем,  что  ей  знакомы  долги,  которые
можно заплатить, только задолжав другим.
   - Уйди. Пожалуйста.
   - Незамедлительно.
   Вампир ушел,  присоединился  к  Лютику  и  Мильве.  Пока  сменяли  Лютику
повязку, все активно рассуждали, что бы поесть. Мильва вытряхнула  из  верши
мелочь и весьма критически посмотрела на нее.
   - Нечего раздумывать, - сказала она. -  Надо  надеть  этих  тараканов  на
ветки и поджарить над костром.
   - Нет, - повертел свежеперевязанной головой Лютик. - Мысль не из  лучших.
Предлагаю сварить из них суп.
   - Суп из рыб?
   - Конечно. У нас масса этой мелочи, есть соль, - загибал Лютик пальцы.  -
Мы раздобыли лук, морковь, петрушку, сельдерей с ботвой. И  котел.  Соединив
все это, получим суп. Уха называется.
   - Надо бы немного приправ.
   - О, - усмехнулся Регис, берясь за торбу. - Нет проблем.  Базилик,  перец
душистый, перец горький, лавровый лист, шалфей...
   - Хватит, хватит, - остановил его Лютик. - Достаточно. Мандрагора  в  ухе
нам не нужна. Лады, за работу. Очисти рыбу, Мильва.
   - Сам чисти! Нет, гляньте на них! Думают, ежели баба в компании завелась,
так она у них на кухне будет вкалывать? Воды я принесу и огонь распалю. А  с
этими пескарями поганьтесь сами.
   - Это не пескари, - сказал Регис. -  Это  голавли,  плотвички,  ершики  и
подлещики.
   - Ха! - не выдержал Лютик. - Видно, ты и в рыбке разбираешься.
   -  Я  во  многом  разбираюсь,  -  спокойно  сказал  вампир  без