пожа, ну совсем таким же тоном... И глядела  точно
как вы. Никто не смел ей даже в глаза глянуть, не то что  спрашивать...  Она
была ну точно такая же, как вы... Тютелька в тютельку... Велела подать  перо
и чернила... и написала записку.
   - Давай сюда! - крикнула Йеннифэр.
   Тиссая де Врие опередила ее и громко прочитала:
 
   Госпожа Йеннифэр. Прости меня. Еду  в  Хирунд,  потому  что  хочу  видеть
Геральта.  Встретиться  с  ним,  прежде  чем  пойду  в  школу.  Прости   мое
непослушание, но я должна. Знаю, ты меня накажешь,  но  не  хочу  в  будущем
сожалеть о бездеятельности и колебаниях. Если и придется о чем-то жалеть, то
пусть это будут действия и поступки. Я - чародейка. Хватаю жизнь  за  гриву.
Вернусь, как только смогу.
   Цири.
 
   - Все?
   - Есть еще приписка: "Скажи госпоже Рите, что  в  школе  ей  не  придется
вытирать мне нос".
   Маргарита Ло-Антиль недоверчиво покачала головой, а Йеннифэр  разразилась
бранью. Хозяин гостиницы покраснел и раскрыл  рот.  Доводилось  ему  слышать
проклятия, но такие он слышал впервые.
 
*** 
 
   Ветер дул с суши. Волны туч затягивали висящую над лесом луну.  Дорога  в
Хирунд тонула во мраке. Ехать галопом стало опасно.  Цири  сдержала  лошадь,
пошла рысью. О том, чтобы идти шагом, даже не подумала. Она торопилась.
   Вдалеке было слышно ворчание  надвигающейся  бури,  горизонт  то  и  дело
освещали  вспышки  молний,  вырывающих  из  мрака  зазубренную  пилу  вершин
деревьев.
   Она остановила коня на развилке - дорога расходилась на два  рукава,  оба
выглядели одинаково.
   "Почему Фабио ничего не сказал о развилке? Да что там, ведь я никогда  не
плутаю, я всегда знаю, в какую сторону идти или ехать. Почему же  сейчас  не
могу решить, на какую дорогу свернуть?"
   Огромная тень беззвучно пронеслась под головой. Цири  почувствовала,  как
сердце подскакивает к горлу.  Конь  заржал,  дернулся  и  помчался  галопом,
выбрав правую дорогу. Немного погодя она сдержала его.
   - Это  всего-навсего  обыкновенная  сова,  -  проговорила  она,  стараясь
успокоить себя и коня. - Обычная птица... Бояться нечего...
   Ветер усиливался, темные тучи целиком затянули луну. Но впереди, там, где
в плотной стене леса угадывался разрыв, было светлее. Она  поехала  быстрее,
песок полетел из-под копыт коня.
   Вскоре пришлось остановиться. Перед ней  был  обрыв  и  дальше  море,  из
которого вздымался знакомый черный конус острова.  С  того  места,  где  она
стояла, огней Гарштанга, Локсии  и  Аретузы  видно  не  было.  Маячила  лишь
одинокая, венчающая Танедд башня. Тор Лара.
   Загрохотало, и почти тут же ослепительная молния сшила  затянутое  тучами
небо с вершиной башни. Тор Лара  глянула  на  нее  красными  зрачками  окон.
Казалось, внутри башни на секунду загорелся огонь.
   "Тор Лара... Башня Чайки... Почему это название  вызывает  во  мне  такой
ужас?"
   Вихрь рванул деревья, зашумели ветви. Цири  зажмурилась,  пыль  и  листья
ударили ее по щеке. Она развернула фыркающего и оседающего  на  задние  ноги
коня. Сориентировалась. Остров Танедд указывал на север, а ей надо ехать  на
запад. Песчаная дорога лежала во мраке четкой  белой  полосой.  Она  пустила
коня галопом.
   Загрохотало снова, и при свете молнии  Цири  неожиданно  увидела  конных.
Темные, размытые, подвижные  силуэты  по  обеим  сторонам  дороги.  Услышала
окрик:
   - Gar'ean!
   Iе раздумывая, она остановилась, натянула поводья, развернулась и послала
коня в галоп. За ней - крик, свист, ржание, топот копыт.
   - Gar'ean! Dh'oine!
   Aалоп,  удары  копыт,  ветер.  Тьма,  в  которой  мелькают  белые  стволы
придорожных  берез.  Грохот.  Молния,  в  ее  свете  двое  конных   пытаются
перегородить ей дорогу. Один протягивает руку,  хочет  схватить  поводья.  К
шапке пристегнут беличий хвост. Цири ударяет  коня  плеткой,  прижимается  к
конской шее, проносится рядом. За ней - крик, свист, грохот грома. Молния.
   - Spar'le! Yaevinn!
   "В карьер, в карьер! Быстрее, конь!  Гром.  Молния.  Развилок.  Влево!  Я
никогда не ошибаюсь! Снова развилок.  Направо.  В  карьер,  конек!  Быстрее,
быстрее!"
   Дорога идет в гору, под копытами песок, конь, хоть она и  подгоняет  его,
замедляет бег...
   На вершине холма она оглянулась. Очередная молния осветила дорогу. Пусто.
Она прислушалась, но слышала только шум ветра в листьях. Загрохотало.
   "Здесь никого нет. "Белки"  -  всего  лишь  воспоминания,  вынесенные  из
Каэдвена. Роза из Шаэрраведда... Мне привиделось. Тут нет  ни  единой  живой
души, никто за мной не гонится..."
   В нее ударил ветер.
   "Ветер дует с суши, - подумала она, - я чувствую его  правой  щекой...  Я
заблудилась".
   Молния. В ее свете заискрилась поверхность моря, выплыл из  мрака  черный
конус острова Танедд. И Тор-Лара. Башня Чайки.  Башня,  которая  притягивает
как магнит... "Но я не хочу в эту башню... Я еду в Хирунд. Потому что должна
увидеть Геральта".
   Снова вспышка.
   Между нею и обрывом  возник  черный  конь.  На  нем  -  рыцарь  в  шлеме,
украшенном крыльями хищной птицы. Крылья вдруг захлопали, птица  ринулась  в
полет...
   Цинтра!
   Парализующий страх. Руки до боли  стискивают  ременные  поводья.  Молния.
Черный рыцарь останавливает коня. Вместо лица у него  жуткая  маска.  Крылья
хлопают.
   Конь без понукания рванулся  в  галоп.  Тьма,  освещенная  молниями.  Лес
кончается. Под копытами плеск, чавканье грязи.  Позади  шум  крыльев  хищной
птицы. Все ближе... Ближе...
   Сумасшедший галоп, глаза слезятся от ветра. Молнии режут небо, в их свете
Цири видит ольхи и вербы по обеим сторонам дороги. Но это  не  деревья.  Это
слуги Короля Ольх. Слуги черного рыцаря, который мчится  за  ней,  и  крылья
хищной птицы шумят на его  шлеме.  Диковинные  чудовища  по  обеим  сторонам
дороги протягивают к ней узловатые руки, дико хохочут, разевая черные  пасти
дупел. Цири прижимается к шее коня. Ветки свистят, достают ее, цепляются  за
одежду.  Покореженные  стволы  скрипят,  дупла  шамкают   беззубыми   ртами,
заливаются ехидным смехом...
   Львенок из Цинтры! Дитя Старшей Крови!
   Черный рыцарь уже совсем близко.  Цири  чувствует  его  руку,  пытающуюся
схватить ее за волосы на затылке. Подгоняемый  криком  конь  рвется  вперед,
резким  прыжком  берет  невидимую  преграду,   с   треском   ломает   камыш,
спотыкается...
   Она натянула поводья, откинувшись  в  седле,  завернула  хрипящего  коня.
Крикнула, дико, яростно. Выхватила меч из ножен, завертела над головой.
   "Это уже не Цинтра! Я уже не ребенок! Я не беззащитна. Не позволю..."
   - Не позволю! Ты не прикоснешься ко мне! Никогда не прикоснешься ко мне!
   Конь с плеском и хлюпаньем прыгнул в воду, доходящую ему до живота.  Цири
наклонилась, крикнула, ударила коня пятками, вырвалась на дамбу.  "Пруды,  -
подумала она. - Фабио говорил о прудах, в которых разводят рыбу. Это Хирунд.
Я на месте. Я никогда не блуждаю..."
   Молния. Позади дамба, дальше черная стена леса,  пилой  режущая  небо.  И
никого. Только  стон  ветра  нарушает  тишину.  Где-то  на  болотах  крякает
испуганная утка.
   "Никого. На дамбе никого. Никто  за  мной  не  гонится.  Это  был  мираж,
кошмар. Воспоминание о Цинтре. Мне все привиделось. Вдали  огонек.  Фонарик.
Либо костер. Это ферма. Хирунд. Уже близко. Еще одно усилие..."
   Молния. Одна, вторая, третья. Грома не слышно. Ветер неожиданно замирает.
Конь ржет, мотает головой и встает на дыбы.
   На  черном  небе  появляется  молочно-белая,  быстро  светлеющая  полоса,
извивающаяся змеей. Ветер снова ударяет в  вербы,  сбивает  с  дамбы  облака
листьев и сухой травы.
   Далекий огонек исчезает. Тонет и растворяется в лавине голубых  огоньков,
которыми вдруг вспыхивает болото. Конь фыркает, ржет, мечется по дамбе. Цири
с трудом удерживается в седле.
   В движущейся по небу ленте возникают нечеткие силуэты всадников. Они  все
ближе, их видно все четче.  Раскачиваются  буйволиные  рога  и  растрепанные
султаны на шлемах, под шлемами белеют оскалившиеся черепа.  Наездники  сидят
на лошадиных скелетах, покрытых  лохмотьями  попон.  Бешеный  ветер  воет  в
вербах, острия молний одно за другим  режут  черное  небо.  Ветер  воет  все
громче. Нет, это не ветер, это жуткое пение.
   Кошмарная кавалькада заворачивает, мчится прямо на нее. Копыта призрачных
лошадей вспарывают мерцание болотных огоньков. В голове  кавалькады  несется
Король Гона. Проржавевший шишак колышется  над  черепом,  зияющим  провалами
глазниц, горящих  синеватым  огнем.  Развевается  рваный  плащ.  О  покрытый
ржавчиной нагрудник грохочет ворот, пустой, как  старый  гороховый  стручок.
Некогда в нем сидели драгоценные камни. Но они  вывалились  во  время  дикой
гонки по небу. И стали звездами...
   "Неправда! Этого нет! Это кошмар, бред, призраки, миражи! Мне это  только
кажется!"
   Король Гона сдерживает лошадь-скелет, разражается диким, жутким смехом.
   Дитя Старшей Крови! Ты -  наша!  Ты  -  наша!  Присоединяйся  к  кортежу,
присоединяйся к  нашему  Гону!  Мы  будем  мчаться,  мчаться  до  конца,  до
скончания вечности, до пределов существования! Ты - наша,  звездоокая  дщерь
Хаоса! Присоединяйся, познай радость Гона! Ты - наша, ты - одна из нас! Твое
место с нами, среди нас!
   - Нет! - кричит Цири, - Прочь! Вы - трупы!
   Король  Гона  смеется,  клацают  гнилые  зубы  над  заржавевшим   воротом
доспехов. Синим горят глазницы черепа.
   Да, мы - трупы! Но смерть - ты!
   Цири прижимается к шее коня. Подгонять его  нет  нужды.  Чувствуя  позади
настигающие их призраки, конь сломя голову мчится вперед по дамбе.
 
*** 
 
   Бернье Хофмайер, низушек, фермер из  Хирунда,  поднял  кучерявую  голову,
прислушался к далеким раскатам грома.
   - Опасная штука - этакая буря и без дождя. Ударит  где-нибудь  молния,  и
пожар...
   - Малость дождя не помешала  бы,  -  вздохнул  Лютик,  подкручивая  колки
лютни, - потому как воздух такой, что хоть ножом режь...  Сорочка  липнет  к
спине, комары  жрут...  Но,  пожалуй,  все  кончится  ничем.  Кружила  буря,
кружила, но теперь уже сверкает где-то на севере. Скорее всего над морем.
   - Бьет в Танедд, сказал низушек. - Самая  высокая  точка  в  округе,  Тор
Лара, прям-таки притягивает молнии. При крепкой буре все выглядит так, будто
она полыхает огнем. Аж диво берет, что не разваливается...
   - Магия, - убежденно отметил трубадур. - На  Танедде  все  -  магическое,
даже сама скала. А чародеи молний не боятся. Да что это я! Известно ли тебе,
Бернье, что они умеют молнии ловить?
   - Да ну тебя! Врешь  все,  Лютик!  -Чтоб  меня  гром...  -  Поэт  осекся,
тревожно глянул на небо. - Чтоб меня гусь клюнул, ежели  лгу.  Говорю  тебе,
Хофмайер, магики ловят молнии. Собственными глазами  видел.  Старый  Горазд,
тот, которого позже на Содденском Холме убили,  однажды  схватил  молнию  на
моих глазах. Взял длиннющий кусок проволоки, один конец прикрепил к  вершине
своей башни, а другой...
   - А другой надо было в бутылку сунуть, - пискнул вдруг бегающий по  двору
сын Хофмайера, маленький низушек с густой и курчавой словно руно  шевелюрой.
- В стеклянную бутыль, в какой папка  вино  гонит.  Молния  по  проволоке  в
бутыль и шмыгнет...
   - А ну домой, Франклин! - рявкнул фермер. -  В  постель,  спать,  быстро!
Скоро полночь, а завтра с утра за работу! Ох, гляди, поймаю  я  тебя,  ежели
будешь во время бури с бутылями и проволокой мудрить. Пущу  ремень  в  дело!
Две недели на заднице не усидишь! Петунья, забери его отседова.  А  нам  еще
пивка принеси!
   - Хватит, - гневно бросила Петунья Хофмайер, забирая сына со двора.  -  И
без того вон сколько вылакали.
   - Не ворчи. Того и гляди, ведьмак вернется. Гостя попотчевать надобно.
   - Когда вернется, тогда и принесу. Для него.
   - Ну, скупа баба, - буркнул Хофмайер, но так, чтобы жена не  услышала.  -
Прям как свояченица Бибервельтиха из  Почечуева  Лога.  Все  до  одного  там
скряга на скряге и скрягой погоняют... А ведьмака что-то  долго  не  видать.
Как пошел на пруды, так и пропал. Странный человек. Видел, как вчера вечером
на девочек глядел, на  Цинию  и  Тангеринку,  когда  они  во  дворе  играли?
Странные у него были глаза. А теперь... Не могу отделаться от ощущения,  что
он пошел, чтобы побыть одному. Да и у меня гостит  только  потому,  что  моя
ферма в стороне, вдали от других. Ты его лучше знаешь, Лютик, скажи...
   - Знаю? Его-то? - Поэт прихлопнул комара на  шее,  потренькал  на  лютне,
всматриваясь в черные силуэты верб над  прудом.  -  Нет,  Бернье.  Не  знаю.
Думаю, никто его не знает. Но с ним явно  что-то  творится.  Зачем  он  сюда
приехал, в Хирунд? Чтоб поближе к Танедду? А когда  вчера  я  предложил  ему
вместе проехаться в Горе Велен, откуда Танедд видно, он  тут  же  отказался.
Что его здесь держит? Может, вы сделали какое-нибудь выгодное предложение?
   - Где там, - буркнул низушек. - Честно говоря, я вообще  не  верю,  чтобы
тут какое-никакое чудовище объявилось. Того  паренька,  что  в  пруду  утоп,
могли спазмы схватить. А все сразу в крик: мол, это  дело  рук  топляка  или
кикиморы, и, дескать, надобно ведьмака призвать... А уж деньги-то ему  такие
никчемные пообещали, стыдобища да и только. А он что? Три ночи по дамбам  да
прудам лазает, днем или спит, или сидит  молча,  копна  копной,  на  детишек
смотрит, на дом... Странно, я бы сказал - необыкновенно.
   - И правильно бы сказал.
   Сверкнула молния, осветив двор и постройки фермы.  На  мгновение  глянули
белым развалины эльфьего особнячка в конце дамбы. Через несколько секунд над
садами прокатилась волна грома. Сорвался нежданный ветер, деревья  и  камыши
над прудом зашумели и пригнулись, зеркало воды  подернулось  рябью  и  стало
матовым, ощетинились вставшие торчком листья кувшинок.
   - Все ж таки буря к нам идет, - глянул на небо фермер.  -  Может,  магики
чарами отогнали от острова? Их на Танедд съехалось больше двух сотен...  Как
Думаешь, Лютик, о чем они там будут совещаться, на своем  Сборе?  Выйдет  из
того что-нибудь путное?
   - Для нас? Сомневаюсь. -  Трубадур  провел  большим  пальцем  по  струнам
лютни. - Их сборы  -  обычно  показ  мод,  сплетни,  повод  для  поклепов  и
внутренних  разборок.  Споры   -   распространять   магию   или,   наоборот,
предоставить элите. Склоки между теми,  кто  королям  служит,  и  теми,  кто
предпочитает на королей давить, но при этом как бы оставаться в тени.
   - Ох, - вздохнул Бернье Хофмайер, - что-то мне думается, во время  ихнего
сбора будет на Танедде постоянно сверкать и греметь не хуже,  чем  во  время
бури.
   - Возможно. А нам-то какое дело?
   - Тебе - никакого, - грустно проговорил низушек. - Потому как ты только и
знаешь что на лютне бренчать да песенки  распевать.  Глядишь  на  окружающий
тебя мир, а видишь одни стихи да ноты. А  у  нас  тут  за  последнюю  неделю
конники  дважды  капусту  и  репу  копытами  пропахали.  Армия  гоняется  за
"белками", "белки" крутятся и удирают, а и тем и другим дорога не иначе  как
через нашу капусту выпадает...
   - Не время жалеть капусту, когда лес горит, - проговорил поэт.
   - Ты, Лютик, - Бернье Хофмайер искоса глянул на него, - как чего скажешь,
так неизвестно, плакать ли, смеяться ли или дать тебе под  зад.  Я  серьезно
говорю! И скажу тебе, паршивые времена пришли. На большаках колья, шибеницы,
на полянах и по просекам - трупы, мать их. Эти края, пожалуй, так  выглядели
во времена Фальки. Ну и как тут жить? Днем заявляются люди короля  и  шумят,
что за помощь "белкам" возьмут нас на  дыбы.  А  ночью  врываются  эльфы,  и
попробуй откажи им в помощи! Они сразу же весьма поэтично  обещают  показать
нам, как ночь обретает красное обличье. Такие, понимаешь, поэтичные,  сукины
дети, что выблевать невозможно. Так нас и взяли,  как  говорится,  меж  двух
жерновов...
   - Рассчитываешь на то, что чародейский Сбор что-то изменит?
   - Ну да, рассчитываю.  Ты  сам  сказал,  что  среди  магиков  два  лагеря
борются. Прежде уже бывало, что  чародеи  королей  сдерживали,  клали  конец
войнам и волнениям. Ведь именно магики мир заключили с Нильфгаардом три года
тому. Так, может, и теперь...
   Бернье Хофмайер замолчал, прислушался. Лютик ладонью  приглушил  звучащие
струны.
   Из мрака на дамбе показался медленно бредущий  ведьмак.  Снова  сверкнула
молния. Когда загрохотало, ведьмак был уже рядом, во дворе.
   - Ну и как, Геральт? - спросил Лютик, чтобы прервать неловкое молчание. -
Выследил уродину?
   - Нет. Сегодня ночь неподходящая. Неспокойная ночь. Неспокойная...  Устал
я, Лютик.
   - Сядь, передохни.
   - Я не о том.
   - Верно, - буркнул низушек, глядя в небо и прислушиваясь.  -  Неспокойная
ночь, что-то недоброе в воздухе висит... Животные  маются  в  хлеве...  А  в
ветре слышны крики...
   - Дикий Гон, - тихо  сказал  ведьмак.  -  Замкните  как  следует  ставни,
господин Хофмайер.
   - Дикий Гон? - изумился Бернье. - Призраки?
   - Не бойтесь. Они пройдут высоко. Летом Гон всегда проходит  высоко.  Гон
опасен во время зимней бури, особенно - путникам на  перекрестке  дорог.  Но
дети могут проснуться. Гон несет  с  собой  ночные  кошмары.  Лучше  закрыть
ставни.
   - Дикий Гон, - проговорил Лютик, беспокойно зыркая наверх, - к войне.
   - Глупости и преувеличение.
   - Нет! Незадолго до нильфгаардского нападения на Цинтру...
   - Тише! - Ведьмак жестом прервал его,  резко  выпрямился,  уставившись  в
темень.
   - Что слу...
   - Конники.
   - Дьявольщина, - прошипел Хофмайер, соскакивая со скамьи. -  Ночью  могут
быть только скоя'таэли. Опять капусту...
   - Один конь, - прервал его ведьмак, поднимая со скамьи меч. - Один  живой
конь. Остальные - призраки из Гона... Черт возьми... Невероятно... Летом?
   Лютик тоже вскочил, но убегать постыдился,  потому  что  ни  Геральт,  ни
Бернье бежать не собирались. Ведьмак выхватил меч  из  ножен  и  бросился  в
сторону дамбы, низушек не раздумывая поспешил за ним,  вооружившись  вилами.
Опять сверкнуло, на  дамбе  появился  мчащийся  галопом  конь.  А  за  конем
следовало нечто неопределенное, нечто сотканное из мрака и отсвета, какой-то
клуб, вихрь, мираж. Что-то вызывающее панический  страх,  отвращение,  ужас,
проникающий до мозга костей.
   Ведьмак крикнул, поднимая меч.  Наездник  заметил  его,  пришпорил  коня,
оглянулся. Ведьмак крикнул еще раз. Громыхнул гром.
   Сверкнуло, но теперь это была не молния. Лютик повалился на колени  рядом
со скамьей и подлез бы под нее, не будь скамья слишком низкой. Бернье уронил
вилы. Петунья Хофмайер, выбежавшая из дома, крикнула.
   Ослепительный блеск материализовался в прозрачную сферу,  внутри  которой
замаячила фигура, мгновенно обретая контуры и форму. Лютик распознал ее  тут
же. Он знал эти  черные,  рассыпавшиеся  локоны  и  обсидиановую  звезду  на
бархотке. Тем, чего он не знал и никогда раньше не видел,  было  лицо.  Лицо
Фурии, лицо богини Мести, Гибели и Смерти.
   Йеннифэр подняла руки и выкрикнула заклинание, из ее пальцев  с  шипением
вырвались разбрасывающие искры спирали,  разрывая  ночное  небо  и  тысячами
звезд  отражаясь  в  поверхности  пруда.   Спирали   копьями   врезались   в
преследующий одинокого всадника клуб. Клуб вскипел. Лютику  показалось,  что
он слышит жуткие  крики,  видит  кошмарные  силуэты  призрачных  коней.  Это
продолжалось доли секунды, потому что клуб вдруг сжался, собрался  в  шар  и
взмыл в небо, удлиняясь на ходу и подобно  комете  волоча  за  собой  хвост.
Опустилась тьма,  освещаемая  только  колеблющимся  светом  фонаря,  который
держала Петунья Хофмайер.
   Наездник осадил коня перед домом, слетел с седла, покачнулся. Лютик сразу
же  сообразил,  кто  это.  Никогда  раньше  он  не  видел   этой   худенькой
пепельноволосой девочки, но узнал ее мгновенно.
   - Геральт... - прошептала девочка. - Госпожа Йеннифэр... Простите...  Мне
надо было. Ты же знаешь...
   - Цири, - сказал ведьмак. Йеннифэр сделала  шаг  к  девочке,  но  тут  же
остановилась. Молча