я сгожусь? Извольте, пусть обвинитель девки выходит со  мной  на
топоры...
   - Или со мной на луки. - Мильва, прищурившись, тоже подошла к Геральту. -
По одной стреле со ста шагов.
   - Видите, люди, как быстро умножаются защитники ведьмы? -  крикнул  жрец,
потом обернулся  и  скривился  в  мимолетной  улыбке.  -  Ладно,  негодники,
принимаю на ордалии всю вашу тройку. Да свершится суд  божий,  да  установим
вину ведьмы, одночасно  и  вашу  добродетельность  проверим.  Но  не  мечом,
топором, копьями или стрелами. Говорите, вам известны законы суда божьего? И
я их знаю! Вот подковы, покладенные в уголья, раскаленные добела.  Испытание
огнем! Ну, приспешники чародейства! Кто подкову из огня вынет,  поднесет  ко
мне и следов ожога не поимеет, тот докажет, что ведьма  невиновна.  Если  же
суд божий покажет что другое, то и вам смерть, и ей. Я сказал!
   Недоброжелательное  ворчание  старосты  Ляабса  и  его  группы  заглушили
восторженные крики большинства собравшихся вокруг жреца,  учуявших  шикарное
развлечение и зрелище. Мильва взглянула  на  Золтана,  Золтан  на  ведьмака,
ведьмак на небо, потом на Мильву.
   - Ты веришь в богов? - спросил он тихо.
   - Верю, - буркнула лучница, глядя на угли в костре. - Но не думаю,  чтобы
им захотелось забивать себе головы горячими подковами.
   - От костра до этого сукина  сына  всего  три  шага,  -  прошипел  сквозь
стиснутые зубы Золтан. -  Как-нибудь  выдержу,  работал  у  горна...  Однако
молитесь за меня вашим богам...
   - Минуточку, - положил краснолюду руку на плечо Эмиель Регис. - Подождите
молиться.
   Цирюльник  подошел  к  костру,  поклонился  жрецу  я   зрителям,   быстро
наклонился и сунул руку в раскаленные уголья. Толпа  ахнула  в  одно  горло.
Золтан выругался. Мильва  вцепилась  в  плечо  Геральту.  Регис  выпрямился,
спокойно поглядел на добела раскаленную подкову, которую держал в руке, и не
спеша подошел к жрецу. Тот попятился, но уперся в стоящих у него  за  спиной
кметов.
   - Вы это имели в виду, уважаемый, если  не  ошибаюсь?  -  спросил  Регис,
поднимая подкову. -  Испытание  огнем?  Если  да,  то  я  думаю,  суд  божий
свершился и приговор однозначен. Девушка невиновна. Ее защитники  невиновны.
И я, представьте себе, тоже невиновен.
   - По.., по.., покажите руку... - забормотал жрец. - Не обожжена ли...
   Цирюльник усмехнулся свойственной ему улыбкой,  не  разжимая  губ,  потом
переложил подкову в левую  руку,  а  правую,  совершенно  здоровую,  показал
вначале жрецу, потом, высоко подняв, всем остальным. Толпа зарычала.
   - Чья это подкова? - спросил Регис. - Пусть хозяин заберет ее.  Никто  не
ответил.
   - Дьявольские штучки! - вскричал жрец.  -  Ты  сам  либо  чаровник,  либо
воплощение дьявола! Регис бросил подкову на землю и повернулся.
   - Так проведите обряд экзорцизма, - предложил он холодно.  -  Пожалуйста!
Однако суд божий уже свершился. А  я  слышал,  что  сомнение  в  результатах
ордалий - ересь.
   - Сгинь, пропади! - взвизгнул жрец,  размахивая  перед  носом  цирюльника
амулетом и проделывая другой рукой каббалистические жесты. -  Прочь  в  свою
адскую бездну, черт! Да расступится под тобой земля...
   - Ну, хватит! - ало крикнул Золтан. - Эй, люди! Господин староста  Ляабс!
Вы намерены и дальше глядеть на это безобразие? Намерены...
   Голос краснолюда заглушил дикий крик.
   - Ни-и-ильфгаард!
   - Конники с запада! Конники! Нильфгаард прет! Спасайся кто может!
   Лагерь мгновенно охватила паника. Кметы соскакивали с телег, выбегали  из
шалашей, сталкиваясь и сшибая друг друга с ног.  Всеобщий  многоголосый  рев
вознесся к небесам.
   - Наши лошади! - крикнула Мильва, освобождая вокруг  себя  место  ударами
кулаков и пинками. - Наши лошади, ведьмак! За мной! Быстро!
   - Геральт! - вопил Лютик. - Спаси! Толпа разделилась, раздробилась словно
волна прибоя, мгновенно увлекла Мильву за собой. Геральт,  удерживая  Лютика
за воротник, не дал себя прихватить, потому что вовремя вцепился в телегу, к
которой была привязана обвиненная в волшебстве девушка. Однако телега  вдруг
дернулась и двинулась с места, а ведьмак и поэт свалились на землю.  Девушка
задергала головой и принялась истерически хохотать. По мере того как  телега
удалялась, смех стихал и терялся среди всеобщего рева.
   - Затопчут! -  визжал  лежащий  на  земле  Лютик.  -  В  кашу  превратят!
Спаситееее!
   - Кррррва мать! - скрежетал где-то Фельдмаршал Дуб.
   Геральт поднял голову, выплюнул песок и увидел пресмешную сцену.
   Ко всеобщей панике не присоединились только четыре особы, из них  одна  -
против своей воли. Это был жрец, которого железной  хваткой  держал  за  шею
староста Эктор Ляабс. Двое других были Золтан  и  Персиваль.  Гном  быстрыми
движениями задрал  сзади  одежду  жреца,  а  вооруженный  клещами  краснолюд
вытащил из огня раскаленную подкову и  засунул  ее  в  штаны  святого  мужа.
Освобожденный от объятий Ляабса жрец  помчался  словно  комета  с  дымящимся
хвостом, а его визг утонул в реве толпы. Геральт видел, как староста, гном и
краснолюд собрались было поздравить друг друга с удачной ордалией, когда  на
них накатилась очередная волна мчащейся в панике толпы. Все утонуло в клубах
пыли, ведьмак не видел ничего, да и рассматривать было некогда: он был занят
Лютиком, которого теперь сбила с ног несшаяся напролом свинья. Когда Геральт
наклонился, чтобы поднять поэта, из тарахтящего мимо него воза прямо ему  на
спину свалилась обрешетка. Тяжесть придавила его к земле, и  прежде  чем  он
успел сбросить с себя обрешетку, по  ней  промчалось  не  меньше  пятнадцати
человек. Когда наконец он сумел высвободиться, рядом с  грохотом  и  треском
перевернулась другая телега, из которой  на  ведьмака  свалилось  три  мешка
пшеничной муки по цене крона за фунт. Мешки  развязались,  и  мир  утонул  в
белом облаке.
   - Вставай, Геральт! - кричал трубадур. - Вставай, язви тебя!
   - Не могу, - простонал  ослепленный  драгоценной  мукой  ведьмак,  обеими
руками хватаясь за прошитое болью колено. - Спасайся сам, Лютик!
   - Я тебя не оставлю!
   С западной стороны лагеря доносились ужасные крики,  перемешивающиеся  со
звоном  подкованных  копыт  и  ржанием  лошадей.  Рев  и  топот   неожиданно
усилились, на них наложился грохот металла, сталкивающегося с металлом.
   - Бой! - крикнул поэт. - Они бьются!
   - Кто? С кем? - Геральт резкими движениями пытался очистить глаза от муки
и сора. Неподалеку что-то горело, их охватил  жар  и  клубы  вонючего  дыма.
Топот копыт усилился, земля задрожала. Первое, что он увидел  в  туче  пыли,
были десятки мелькающих перед  глазами  конских  бабок.  Всюду.  Кругом.  Он
превозмог боль.
   - Под телегу! Прячься под телегу, Лютик, иначе затопчут!
   - Не двигайся... - простонал притиснутый к земле поэт. - Лежи... Говорят,
конь никогда не наступит на лежащего человека...
   - Не уверен, - вздохнул Геральт, - что каждый конь об  этом  слышал.  Под
телегу! Быстро!
   В этот момент один из  не  знающих  человеческих  примет  коней  на  лету
саданул его копытом по виску. В глазах у  ведьмака  разгорелись  пурпуром  и
золотом все созвездия  небосклона,  а  секундой  позже  непроглядная  темень
затянула небо и землю.
 
*** 
 
   Крысы   вскочили,   разбуженные   протяжно(tm)    криком,    отразившимся
многократным эхом от стен пещеры. Ассе и  Рееф  схватились  за  мечи.  Искра
принялась на чем свет стоит ругаться, ударившись головой о каменный выступ.
   - В чем дело? - вскрикнул Кайлей. - Что случилось?
   В пещере стояла тьма, хоть снаружи и светило солнце. Крысы отсыпались  за
ночь, проведенную в седлах во время бегства от погони. Гиселер сунул  лучину
в уголья, распалил, поднял, подошел к тому месту, где, как обычно  вдали  от
остальных, спали Цири и Мистле. Цири сидела, опустив голову, Мистле обнимала
ее.
   Гиселер поднял лучину выше.  Подошли  остальные.  Мистле  накрыла  шкурой
голые плечи Цири.
   - Послушай, Мистле, - серьезно  сказал  главарь  Крыс.  -  Я  никогда  не
вмешивался в то, что вы делаете на одной  постели.  Никогда  не  сделал  вам
неприятного или насмешливого замечания. Это  ваши  заботы.  Всегда  старался
отводить глаза и ничего не замечать.  Это,  повторяю,  ваши  заботы  и  ваши
склонности, другим нет до того дела. Пока все происходило незаметно и  тихо.
Но теперь вы малость переборщили.
   - Не будь идиотом, - взорвалась Мистле. - Ты что думаешь, это...  Девочка
кричала во сне! Это был кошмар!
   - Верно, Фалька?
   Цири кивнула.
   - Такой страшный был сон? Что тебе снилось?
   - Оставь ее в покое!
   - Заткнись, Мистле. Ну, Фалька?
   - Человека, которого я когда-то знала, - с  трудом  проговорила  Цири,  -
затоптали кони. Копыта...
   Я чувствовала,  как  меня  давят...  Чувствовала  его  боль...  Голова  и
колено... У меня все еще болит... Простите. Я разбудила вас.
   - Нечего извиняться. - Гиселер взглянул на сжатые губы Мистле. -  Просить
прощения должны мы. А сон? Ну что ж, присниться может каждому. Каждому.
   Цири прикрыла глаза. Она не была уверена, что Гиселер прав.
 
*** 
 
   В себя его привел пинок.
   Он лежал, уперев  голову  в  колесо  перевернутой  телеги,  рядом  с  ним
корчился Лютик. Пнул его кнехт в стеганом кафтане и круглом  шлеме.  Тут  же
стоял второй. Оба держали в поводу лошадей, у седел которых висели  арбалеты
и щиты.
   - Мельники, что ль?
   Второй кнехт пожал плечами. Геральт увидел, что Лютик не отрывает глаз от
щитов. Сам он тоже давно заметил на щитах лилии. Герб  королевства  Темерии.
Такие же знаки носили и другие конные стрельцы,  которых  было  полным-полно
кругом. Большинство занималось поимкой коней и обиранием трупов. В  основном
одетых в черные нильфгаардские плащи.
   Лагерь по-прежнему представлял собою дымящиеся развалины после штурма, но
уже появлялись уцелевшие  и  бывшие  поблизости  кметы.  Конные  стрельцы  с
темерскими лилиями сгоняли их в кучу, покрикивали.
   Мильвы, Золтана, Персиваля и Региса нигде не было видно.
   Рядом сидел герой недавнего "процесса ведьм", черный  котище,  равнодушно
взиравший на Геральта зелеными глазами.  Ведьмак  немного  удивился:  обычно
кошки не терпели его присутствия. Однако раздумывать над  странным  явлением
было некогда, потому что один из кнехтов ткнул его древком копья.
   - А ну, вставайте. Оба! Эй, у седого-то меч!
   - Кидай оружие! - крикнул другой, подзывая остальных. - Меч на землю,  да
побыстрее, нито пропорю глевией!
   Геральт исполнил приказ. В голове звенело.
   - Кто такие?
   - Путники, - сказал Лютик.
   - Ишь ты! - фыркнул солдат. - По домам топаете? Сбежали из-под знамени  и
цвети спороли? Много в энтом  лагере  таких  путников,  которые  Нильфгаарда
испужались, которым солдатский хлеб  не  пондравился!  Есть  и  наши  старые
знакомцы! Из нашей хоругви!
   - Энтих путников теперича другая  дорога  ждет,  -  захохотал  второй.  -
Короткая! Наверх, на сук!
   - Мы не дезертиры! - крикнул поэт.
   -  Видно  будет,  кто  такие.  Начальство  разберется.  Из  круга  конных
стрельцов выдвинулся небольшой  отряд  легкой  кавалерии  под  командованием
нескольких тяжеловооруженных латников с пышными султанами на шлемах.
   Лютик пригляделся к рыцарям,  отряхнулся  от  муки  и  привел  в  порядок
одежду, затем поплевал на ладонь и пригладил растрепанные волосы.
   -  Ты,  Геральт,  молчи,  -  предупредил  он.  -  Переговоры  поведу   я.
Этотемерское рыцарство. Разбили нильфгаардцев. Ничего с нами не сделают.  Уж
я-то знаю, как разговаривать с такими.  Надо  им  показать,  что  они  не  с
кем-кем, а с равными себе имеют дело.
   - Лютик, умоляю...
   - Не шебуршись, все будет в ажуре. Я собаку съел на разговорах с рыцарями
и дворянами. Половина Темерин меня знает.  Эй,  прочь  с  дороги,  прислуга,
расступись! У меня слово к вашим господам!
   Кнехты растерянно переглянулись, но отвели пики,  расступились.  Лютик  и
Геральт направились к рыцарям. Поэт вышагивал  гордо,  с  барской  миной  на
физиономии, мало соответствующей изодранному и вымазанному мукой кафтану.
   - Стоять! - рявкнул на него один из латников. - Ни шагу! Кто такие?
   - А кому это я отвечать должен? - подбоченился Лютик. - И почему? Кто  вы
такие, чтобы невинных путников удерживать?
   - Не тебе спрашивать, голозадый! Отвечай! Трубадур наклонил голову набок,
поглядел на гербы, украшающие щиты и туники рыцарей.
   - Три красных сердца на золотом поле, - отметил он. - Следовательно, вы -
Обри. В голове щита трезубец, значит, вы - первородный  сын  Анзельма  Обри.
Родителя вашего я хорошо знаю, милсдарь рыцарь. А  вы,  милсдарь  Крикливый,
что там у вас на серебряном щите? Ага! Между головами грифов  черный  столб?
Герб рода Пепеброков, если не ошибаюсь, а я в таких штуках  редко  ошибаюсь.
Столб, говорят, отражает присущую членам этого рода "смекалку".
   - Прекрати, черт возьми, - прошипел Геральт.
   - Я - известный  поэт  Лютик!  -  напыжился  бард,  не  обращая  на  него
внимания. - Наверняка слышали? Так вот проводите-ка нас к вашему начальнику,
к сеньору, ибо привык я с равными себе разговоры разговаривать.
   Латники не отреагировали, но  выражение  их  лиц  становилось  все  менее
приятным, а металлические перчатки все сильнее сжимали изукрашенные трензеля
поводьев. Лютик явно этого не замечал.
   - Ну, в чем дело? - громко спросил  он.  -  Чего  так  глазеете,  рыцарь?
Да-да, к вам я обращаюсь, милсдарь Черный столб! Что вы рожи строите? Кто-то
сказал вам, что ежели прищурить глаза и выпятить нижнюю челюсть, так  будете
выглядеть мужественнее, достойнее и грознее? Обманули вас. Вы выглядите так,
словно уже неделю не могли как следует опорожниться!
   - Взять их! - рявкнул первородный сын  Анзельма  Обри,  владелец  щита  с
тремя сердцами.  Черный  столб  из  рода  Пепеброков  тырнул  своего  рысака
шпорами.
   - Взять их! Связать негодяев!
 
*** 
 
   Они шли за лошадьми. Вторые концы веревок,  которые  связывали  их  руки,
были прикреплены к лукам седел. То и дело им приходилось бежать, потому  что
наездники не жалели  ни  коней,  ни  пленников.  Лютик  дважды  падал  и  по
несколько минут ехал на животе,  крича  так,  что  сердце  разрывалось.  Его
ставили на ноги, безжалостно подгоняли древком копья. И гнали  дальше.  Пыль
слепила слезящиеся глаза, душила и свербила в носу. Жажда сушила глотки.
   Одно утешало - дорога, по которой их гнали, вела а юг. Так что наконец-то
Геральт двигался в желаемом направлении, причем  достаточно  быстро.  Однако
радости он не испытывал, потому что совершенно иначе представлял себе  такое
путешествие, На место добрались в тот  момент,  когда  Лютик  уже  охрип  от
богохульствования, перемешанного с мольбами о милосердии, а боль в  локте  и
колене Геральта превратилась в настоящую пытку, настолько  мучительную,  что
ведьмак  начал  уже  подумывать  о  радикальных,  пусть  даже  и   отчаянных
действиях.
   Добрались  до  армейского  лагеря,  разместившегося  около   разрушенной,
наполовину сожженной  крепости,  Внутри,  за  кольцом  стражи,  коновязей  и
дымящих лагерных  костров,  стояли  украшенные  флагами  палатки  рыцарства,
окружающие просторный и полный движения майдан за развалившейся и обгоревшей
изгородью. Майдан оказался концом их вынужденной экскурсии.
   Увидев колоду, Геральт  и  Лютик  натянули  веревки.  Конные  вначале  не
намерены были подпускать их  к  водопою,  но  сын  Анзельма  Обри  вспомнил,
видимо, о знакомстве Лютика со своим родителем  и  соизволил  снизойти.  Они
втиснулись между лошадьми,  напились,  ополоснули  лица  связанными  руками.
Рывок веревки вернул их к реальности.
   - Кого  вы  опять  приволокли?  -  спросил  высокий  худощавый  рыцарь  в
вороненых, богато вызолоченных  доспехах,  ритмично  похлопывая  булавой  по
орнаментированной ташке. - Только не говорите, что это очередные шпики.
   - Шпики или дезертиры, - подтвердил сын Анзельма Обри.  -  Их  поймали  в
лагере у Хотли, где разгромили нильфгаардский разъезд. Весьма подозрительные
типы.
   Рыцарь в золоченых доспехах  прыснул,  потом  внимательнее  посмотрел  на
Лютика, и его юное, но суровое лицо вдруг осветилось улыбкой.
   - Ерунда. Развязать.
   - Но это же нильфгаардские шпионы, - запетушился  Черный  столб  из  рода
Пепеброков. - Особенно вон тот.  Лаялся  не  хуже  деревенского  пса.  Поэт,
говорит! Сукин он сын, а не поэт!
   - Он не врал, - улыбнулся рыцарь в золоченых доспехах. - Это бард  Лютик.
Я его знаю. Снять с него путы. Со второго тоже.
   - Вы уверены, господин граф?
   - Это приказ, рыцарь Пепеброк.
   - А ты думал, я не пригожусь, да? - буркнул Лютик Геральту,  растирающему
онемевшие от уз кисти. - Ну, теперь видишь? Моя слава опережает  меня,  меня
знают и уважают везде.
   Геральт не ответил, занятый массированном собственных кистей, донимавшего
локтя и колена.
   - Соблаговолите простить рвение этих юношей, - сказал  рыцарь,  названный
графом. - Им всюду  мерещатся  нильфгаардские  шпионы.  Каждый  наш  разъезд
приводит нескольких типов, показавшихся им  подозрительными.  То  есть  тех,
которые чем-либо выделяются в бегущей толпе. А  вы,  милсдарь  Лютик,  очень
даже выделяетесь. Как очутились у Хотли, среди беглецов?
   - Я ехал из Диллингена в Марибор, - гладко соврал поэт, - когда мы попали
в этот ад, я и мой.., коллега по перу. Так сказать, соперник.  Вероятно,  вы
его знаете. Это... Гиральдус.
   - Как же, как же, знаю, читал, - похвалился рыцарь.  -  Такая  честь  для
меня, господин Гиральдус. Я - Даниель Эчеверри, граф Гаррамон.  Да,  маэстро
Лютик, многое изменилось с того времени, когда  вы  пели  при  дворе  короля
Фольтеста!
   - Да уж!
   - Кто б подумал, - нахмурился граф, - что до этого дойдет. Вердэн  отдали
Эмгыру, Бругге практически уже завоеван, Содден - в огне... А мы  отступаем,
непрерывно  отступаем...  Прошу  прощения,  я   хотел   сказать:   совершаем
тактический маневр. Нильфгаард все вокруг жжет и уничтожает,  уже  почти  до
Ины дошел, совсем немного - и окружит крепости Майены и Развана, а темерская
армия не перестает проделывать "тактический маневр"...
   - Когда у Хотли я увидел лилии на ваших щитах, - сказал Лютик,  -  думал,
это контрнаступление.
   - Контрудар, - поправил Даниель Эчеверри. - И разведка боем.  Мы  перешли
Ину, разбили несколько нильфгаардских разъездов и групп скоя'таэлей, палящих
все, что только можно. Видите, что сталось с крепостью  в  Армерии,  которую
нам удалось отбить. А форты в Каркано и Видорте сожжены до  основания.  Весь
юг в крови, огне и дыме... Ах, что же это  я...  Вы  прекрасно  знаете,  что
творится в Бругге и Соддене, с беженцами оттуда вам  довелось  идти.  А  мои
молодцы вас за шпионов приняли! Еще раз приношу свои извинения. И  приглашаю
отобедать. Некоторые дворяне и офицеры  будут  рады  познакомиться  с  вами,
милостивые государи поэты.
   - Такая честь для нас, милсдарь граф, - натянуто поклонился Геральт. - Но
время торопит. Нас ждет дорога.
   - Прошу не смущаться, - улыбнулся Даниель Эчеверри.  -  Обычный  скромный
солдатский обед. Косуля, рябчики, стерлядка, трюфели...
   - Отказаться,  -  Лютик  сглотнул  и  смерил  ведьмака  многозначительным
взглядом, - значит оскорбить хозяина. Мы идем не мешкая, милсдарь  граф.  Не
ваш ли это шатер, тот, богатый, в сине-золотых расцветках?
   - Нет. Это палатка  главнокомандующего.  Лазурь  и  золото  -  цвета  его
родины.
   - То есть? - удивился Лютик. - Я был уверен, что это армия  Темерии.  Что
командуете здесь вы.
   - Мы - отдельное подразделение армии Темерии. Я  -  офицер  связи  короля
Фольтеста, здесь служит много темерских дворян со своими  отрядами,  которые
порядка ради носят лилии на щитах.  Но  ядро  корпуса  составляют  подданные
другого королевства. Видите штандарт перед шатром?
   - Львы, - остановился Геральт. - Золотые львы на голубом поле. Это.., это
герб...
   - Цинтры, - подтвердил граф. - Это эмигранты  из  королевства  Цинтры,  в
настоящее  в