л Левек и глянул на косоглазого. - Ишь, какая  смышленая
девчонка. Слишком уж мудра.
   Ведьмак уже раньше заметил, как узкая  рука  в  перчатке,  словно  черный
паук, ползет к рукояти кинжала. Хотя Левек смотрел на  Цири,  Геральт  знал,
что удар будет направлен в него. Он подождал, пока Левек коснется  оружия  и
косоглазый затаит дыхание.
   Три движения.  Только  три.  Покрытое  серебряными  набивками  предплечье
садануло чернявого в висок. Прежде чем он упал, ведьмак уже  оказался  между
Йунгханс и косоглазым, а меч, с  шипением  выскочивший  из  ножен,  завыл  в
воздухе, разрубая висок Брика, гиганта в украшенном латунью кафтане.
   - Беги, Цири!
   Косоглазый, выхватывая меч, прыгнул,  но  опоздал.  Ведьмак  рубанул  его
поперек груди, наискось, сверху вниз, и тут  же,  используя  энергию  удара,
снизу вверх, с колен, разделав солдата в кровавый "X".
   - Парни! - рявкнул Йунгханс остальным, окаменевшим от ужаса. - Ко мне!
   Цири подбежала к кривому буку  и  белочкой  шмыгнула  наверх  по  веткам,
исчезнув  в  листве.  Лесничий  послал  ей  вслед  стрелу,  но  промахнулся.
Остальные  бежали,  рассыпавшись  полукругом,  выхватывая  луки  и   стрелы.
Геральт, все еще на коленях,  сложил  пальцы  Знаком  Аард  и  ударил  не  в
лучников - они были далеко, а в  песчаную  дорогу  перед  ними,  засыпав  их
пылью.
   Йунгханс отскочил, ловко вытянул из колчана вторую стрелу.
   - Нет! - взвизгнул Левек, вскакивая с земли с мечом в правой и кинжалом в
левой руке. - Оставь его, Йунгханс! Ведьмак медленно повернулся.
   - Он мой, - сказал Левек, тряся головой и отирая предплечьем щеку и  рот.
- Только мой!
   Геральт, наклонившись, двинулся полукругом, но Левек не кружил,  наскочил
сразу, в два прыжка.
   "Хорош", - подумал ведьмак, с трудом отбив меч убийцы коротким  вращением
своего меча, одновременно полуоборотом уходя от удара кинжалом. Он умышленно
не ответил, отскочил, рассчитывая на то, что Левек  попытается  достать  его
длинным ударом  и  потеряет  равновесие.  Но  убийца  не  был  новичком.  Он
сгорбился и тоже пошел  полукругом  мягкими,  кошачьими  шагами.  Неожиданно
прыгнул, закрутил мечом, завертел, сокращая  расстояние.  Ведьмак  не  пошел
навстречу, ограничившись быстрым верхним  финтом,  который  принудил  убийцу
отскочить. Левек сгорбился, спрятав руку с кинжалом за спину. Ведьмак  и  на
этот раз не напал, не сократил дистанцию,  снова  пошел  полукругом,  обходя
его.
   - Лады, - процедил Левек, выпрямляясь. - Продолжим наши игры? Почему бы и
нет? Хорошая игра никогда не надоедает!
   Он прыгнул, закружил, ударил  раз,  другой,  третий  в  быстром  темпе  -
верхний удар мечом и тут же слева плоский, косой удар кинжалом.  Ведьмак  не
сбивал ритма - парировал, отскакивая,  и  снова  шел  полукругом,  принуждая
убийцу крутиться. Левек неожиданно попятился и тоже пошел полукругом,  но  в
противоположном направлении.
   - У каждой игры, - прошипел он сквозь стиснутые зубы, - должен быть  свой
конец. Что скажешь об одном ударе, ловкач? Один удар, а потом  мы  уберем  с
дерева твоего выродка. Как ты на это  смотришь?  Геральт  видел,  что  Левек
наблюдает за своей тенью, ждет, когда она коснется противника, показав,  что
тому солнце бьет в  глаза.  Он  перестал  кружить,  чтобы  облегчить  убийце
задачу.
   И превратил зрачки в вертикальные щелочки, два узеньких штришка. При этом
слегка сморщился, прикидываясь, будто  ослеплен.  Левек  прыгнул,  закружил,
отставив  руку  с  кинжалом  вбок,  чтобы  сохранить   равновесие,   ударил,
невероятно, казалось, изогнув кисть, снизу, целясь в промежность.
   Геральт рванулся вперед, развернулся, отбил удар, выгнув руку и кисть так
же невероятно, откинул убийцу силой броска тела и хлестнул его концом клинка
по левой щеке. Левек сжался, упал на колени,  согнулся  и  зарылся  лицом  в
песок.
   Геральт  медленно  обернулся  к   Йунгхансу.   Тот,   искривив   лицо   в
отвратительной гримасе, прицелился из лука. Ведьмак наклонился, схватил  меч
обеими руками. Солдаты тоже подняли луки. Стояла глухая тишина.
   - Чего  ждете?  Бейте!  Бейте  в  не...  -  рявкнул  лесничий  и  тут  же
споткнулся, закачался, сделав несколько шагов, и упал Лицом вниз,  в  шее  у
него торчала стрела. На  стреле  были  полосатые  перья  из  маховых  перьев
фазанихи, раскрашенные желтым в отваре из коры. Стрелы летели со свистом  по
длинным  плоским  параболам  со  стороны  черной  стены  леса.  Они  летели,
казалось, медленно и  спокойно,  шумя  перьями,  и  чудилось,  что  набирают
скорость и силу,  только  ударяя  в  цель.  А  били  они  безошибочно,  кося
настрогских наемников, валя их в песок дороги, бессильных, срезанных, словно
подсолнухи, по которым ударили палкой.  Выжившие,  расталкивая  друг  друга,
кинулись к лошадям. Стрелы продолжали свистеть, догоняя их на бегу, настигая
в седлах. Только трем удалось пустить  коней  галопом  и  умчаться,  вереща,
кровавя им шпорами бока. Но и эти не ушли далеко.
   Лес замкнулся, заблокировал дорогу. Уже нигде не было видно купающегося в
солнце,  песчанистого  тракта.  Была  плотная,  непроницаемая  стена  темных
стволов.
   Наемники, изумленные и отупевшие, остановили коней, попытались завернуть,
но стрелы летели неустанно. И догоняли, и валили их  с  седел  под  топот  и
ржание лошадей, под всеобщий крик и вой. А потом опустилась тишина.
   Замыкавшая тракт стена  леса  замигала,  расплылась  радужным  туманом  и
исчезла. Снова возникла дорога, на дороге - сивая лошадь, а на сивой  лошади
- наездник, могучий, с метлообразной бородой, в куртке  из  тюленьей  шкуры,
наискось перехваченной клетчатым шерстяным шарфом. Конь, отворачивая морду и
грызя удила, сделал шаг вперед,  высоко  поднимая  передние  ноги,  храпя  и
косясь на трупы, на запах крови. Наездник,  выпрямившийся  в  седле,  поднял
руку, и резкий порыв ветра ударил по ветвям деревьев.
   Из  зарослей  на  дальнем  краю  леса  показались  маленькие  фигурки   в
облегающих одеждах, скомбинированных из зеленого и  коричневого,  с  лицами,
покрытыми полосами, нанесенными скорлупой ореха.
   - Ceadmil, Wedd Brokiloene! - воскликнул наездник. - Faill, Ana Woedwedd!
   - Faill! - Голос из леса, словно веяние ветра.
   Коричнево-зеленые фигурки начали исчезать, одна за другой  растворяясь  в
чаще. Осталась только одна с развевающимися  волосами  медового  цвета.  Она
сделала несколько шагов, приблизилась.
   - Va faill, Gwynbleidd! - воскликнула она, подходя ближе.
   - Прощай, Мона, - сказал ведьмак. - Я не забуду тебя.
   - Забудь, - ответила она твердо, поправляя колчан на спине. -  Нет  Моны.
Мона - был сон. Я Браэнн. Браэнн из Брокилона. Она еще раз махнула рукой.  И
исчезла.
   Ведьмак повернулся.
   - Мышовур, - сказал он, глядя на наездника на сивом коне.
   - Геральт, - кивнул наездник, измеряя его холодным взглядом. - Любопытная
встреча. Но начнем с самого важного. Где Цири?
   - Здесь! - крикнула девочка, скрытая в листве. - Уже можно слезать?
   - Можно, - сказал ведьмак.
   - Но я не знаю как!
   - Так же, как залезала, только наоборот.
   - Я боюсь! Я на самой макушке!
   - Слезай, говорю! Нам надо поговорить, девочка моя!
   - Это о чем же?
   - Зачем, черт побери, ты залезла туда вместо того, чтобы убежать в лес? Я
убежал бы за тобой, и не пришлось бы... А, черт! Слезай!
   - Я сделала, как кот в сказке! Что бы я ни... получается плохо!
   Почему, хотела бы я знать?
   - Я тоже, - сказал друид, слезая с коня, - хотел бы  это  знать.  И  твоя
бабушка, королева Калантэ, тоже хотела бы знать.  Давай  слезай,  княжна.  С
дерева посыпались листья и сухие  веточки.  Лотом  послышался  резкий  треск
разрываемой ткани, и наконец появилась Цири, съезжающая  верхом  по  стволу.
Вместо капюшона на курточке болтались художественные лоскуты.
   - Дядя Мышовур!
   - Собственной персоной. - Друид обнял девочку, прижал к себе.
   - Тебя прислала бабушка? Она очень страдает?
   - Не очень, - улыбнулся Мышовур.  -  Она  слишком  увлечена  вымачиванием
розог. Дорога в Цинтру, Цири, займет у  нас  некоторое  время.  Посвяти  его
тому, чтобы придумать объяснения своим поступкам. Это должно быть,  если  ты
соблаговолишь  воспользоваться  моим  советом,  очень  краткое   и   дельное
объяснение. Такое, которое  можно  проговорить  очень-очень  быстро.  И  все
равно, я думаю, последние  слова  тебе  придется  уже  выкрикивать,  княжна.
Очень, очень громко.
   Цири болезненно поморщилась, тихонечко фыркнула, а  руки  против  желания
поползли у нее к угрожаемому месту.
   - Пошли отсюда, - сказал Геральт, осматриваясь. - Пошли отсюда, Мышовур.
 
8 
 
   - Нет, - сказал друид, -  Калантэ  изменила  планы,  она  уже  не  желает
замужества Цири с Кистрином. У  нее  есть  на  то  свои  причины.  Ко  всему
прочему, думаю, тебе не надо объяснять, что после той мерзопакостной аферы с
подстроенным нападением на купцов король Эрвилл серьезно пал в моих  глазах,
а с моими глазами в  королевстве  считаются.  Нет,  мы  в  Настрог  даже  не
заглянем. Я забираю малышку прямо в Цинтру. Поехали с нами, Геральт.
   - Зачем? - Ведьмак взглянул на накрытую кожушком Мышовура Цири, дремавшую
под деревом.
   - Ты отлично знаешь зачем. Этот ребенок,  Геральт,  твое  Предназначение.
Третий раз, да, третий,  пересекаются  ваши  пути.  В  переносном,  конечно,
смысле, особенно если говорить о двух предыдущих. Пожалуй,  ты  не  назовешь
это случайностью?
   - Какая разница, как назову, - криво улыбнулся ведьмак. - Не  в  названии
дело, Мышовур. Зачем мне в Цинтру? Я уже бывал там, скрещивал  уже,  как  ты
это назвал, пути. И что?
   - Тогда ты потребовал, чтобы Калантэ, Паветта и  ее  муж  поклялись.  Они
клятву сдержали. Цири - Неожиданность. Предназначение требует, чтобы...
   - Чтобы я забрал ребенка и переделал в  ведьмака?  Девочку?  Посмотри  на
меня, Мышовур. Ты представляешь себе меня пригожей девочкой?
   - К черту твое ведьмачество, - занервничал  друид.  -  О  чем  ты  вообще
говоришь? Что тут общего?  Нет,  Геральт,  вижу,  ничего  ты  не  понимаешь,
придется объяснить проще. Слушай, любой дурак,  в  том  числе  и  ты,  может
потребовать  клятвы,  может  добиться  обещания  и  из-за  этого  не  станет
необычным. Необычен ребенок. И  необычна  связь,  которая  возникает,  когда
рождается такой ребенок. Надо еще ясней? Пожалуйста. С момента рождения Цири
уже не имеет значения, чего ты хочешь и  от  чего  отказываешься.  Ты,  черт
побери, не идешь в расчет. Не понимаешь?
   - Не кричи. Разбудишь ее. Наша Неожиданность, наш Сюрприз спит.  А  когда
проснется... Мышовур, даже от самого необычного можно...  порой  надо  уметь
отречься.
   - Ты же знаешь, - холодно посмотрел на него друид, - собственного ребенка
у тебя не будет никогда.
   - Знаю.
   - И отказываешься.
   - Отказываюсь. Вероятно, имею право?
   - Имеешь, - сказал Мышовур. - А как же. Но это довольно рискованно.
   Есть такое древнее пророчество: у Меча Предназначения...
   - ...два острия, - докончил Геральт. - Слышал.
   - А! Делай как хочешь. - Друид отвернулся, сплюнул. - Подумать только,  я
готов был подставить за тебя шею...
   - Ты?
   - Да. В противоположность тебе я  верю  в  Предназначение.  И  знаю,  как
опасно  играть  с  обоюдоострым  мечом.  Не  играй,  Геральт.   Воспользуйся
представившейся возможностью. Преврати то, что  связывает  тебя  с  Цири,  в
нормальные, здоровые узы ребенка и опекуна. Ибо если нет... Тогда эта  связь
проявится иначе. Страшней.  Негативным  и  разрушительным  образом.  Я  хочу
уберечь от этого и тебя, и ее. Если ты захочешь ее забрать, я  возражать  не
стану. Я взял бы на себя риск объяснить Калантэ, почему...
   -  Откуда  ты  знаешь,  что  Цири  захочет  пойти  со  мной?  Из  древних
пророчеств?
   - Нет, - серьезно сказал Мышовур. - Оттуда, что уснула она только  тогда,
когда ты ее приласкал. Что она мурлычет сквозь сон твое имя  и  ручкой  ищет
твою руку.
   - Достаточно, - Геральт встал, - а то я уж готов и  вовсе  взволноваться.
Бывай,  бородач.  Мои  поклоны  Калантэ.  А  относительно  Цири...  Придумай
что-нибудь.
   - Тебе не уехать, Геральт.
   - От Предназначения? - Ведьмак подтянул подпругу трофейного коня.
   - Нет, - сказал друид, глядя на спящую девочку. - От нее.
   Ведьмак покачал головой,  вскочил  в  седло.  Мышовур  сидел  неподвижно,
копаясь прутиком в погасшем костре.
   Геральт отъехал тихо, через вереск, доходящий до  стремян,  по  косогору,
ведущему в долину, к черному лесу.
   - Гера-а-альт!
   Он обернулся. Цири стояла на вершине холма, маленькая,  серая  фигурка  с
развевающимися пепельными волосами.
   - Не уходи!
   Он помахал ей рукой.
   - Не уходи, - тихо всхлипнула она. - Не ухо-о-оди!
   "Я должен, - подумал ведьмак. - Должен,  Цири.  Потому  что...  Я  всегда
ухожу".
   - Ничего у тебя не получится все равно. Вот увидишь! - крикнула она.
   - И не думай! Не убежишь! Я твое Предназначение, слышишь!
   "Предназначения  не  существует,  -  подумал   он.   -   Не   существует.
Единственное, что предназначено всем, это смерть.  Именно  смерть  -  второе
острие обоюдоострого меча. Одно - это я. А второе - смерть, идущая  за  мной
по пятам. Я не могу, мне нельзя подвергать опасности Цири".
   - Я - твое Предназначение! - донеслось до него  с  вершины  холма,  тихо,
отчаянно.
   Он тронул коня пяткой и поехал  вперед,  словно  в  бездну  углубляясь  в
черный, холодный и подмокший лес, в дружелюбную  тень,  во  мрак,  которому,
казалось, нет конца.
 
НЕЧТО БОЛЬШЕЕ 
 
1 
 
   Eогда по доскам моста вдруг зацокали копыта, Йурга даже не поднял головы,
только тихо взвыл, отпустил колесо, с которым мучился, и со  всей  доступной
резвостью вполз под телегу. Распластавшись,  сдирая  спиной  шершавую  корку
засохшего навоза и  грязи,  покрывающую  снизу  дно  повозки,  он  дрожал  и
прерывисто повизгивал от страха.
   Конь медленно приблизился к телеге. Йурга видел, как он осторожно и мягко
ступает по прогнившим, омшелым доскам.
   - Вылезай, - сказал невидимый наездник.
   Йурга щелкнул зубами и втянул голову в плечи. Конь фыркнул, топнул.
   -  Спокойно,  Плотва,  -  проговорил  наездник.  Йурга  услышал,  как  он
похлопывает лошадь по шее. - Вылезай оттуда, человече. Я тебе ничего плохого
не сделаю.
   Купец ни на грош не поверил в заверения незнакомца. Однако в голосе  было
что-то такое, что успокаивало и в то же  время  интриговало,  хотя  вряд  ли
можно было назвать этот  голос  приятным.  Йурга,  вознося  шепотом  молитвы
нескольким богам сразу, осторожно высунул голову из-под телеги. У  наездника
были белые, как молоко, волосы, стянутые на лбу кожаным ремешком,  и  черный
шерстяной плащ, ниспадающий на круп каштановой лошади. На Йургу верховой  не
смотрел. Наклонившись в  седле,  он  разглядывал  колесо  телеги,  по  самую
ступицу застрявшее между растрескавшимися досками. Неожиданно поднял голову,
скользнул по купцу взглядом и принялся рассматривать заросли  вдоль  ущелья.
Лицо его ничего не выражало. Йурга  выкарабкался  из-под  телеги,  заморгал,
вытер  нос,  размазывая  по  физиономии  деготь,  прихваченный  со  ступицы.
Наездник уставился на него темными прищуренными,  проницательными,  острыми,
как рыбьи косточки, глазами. Йурга молчал.
   - Вдвоем не вытащить, - сказал наконец незнакомец, указав  на  застрявшее
колесо. - Один ехал?
   - Сам-третей, - промямлил Йурга. - Со слугами. Сбежали, гады...
   - Неудивительно, - сказал наездник, глядя под  мост,  на  дно  ущелья.  -
Ничего странного. Думаю, тебе следует поступить так же. Самое  время.  Йурга
не проследил за взглядом незнакомца. Не хотел  смотреть  на  груды  черепов,
ребер и берцовых костей, разбросанных  меж  камней  и  выглядывающих  из-под
лопухов и крапивы, покрывавших русло высохшей речки. Боялся, что  достаточно
еще раз увидеть черные провалы глазниц,  выщеренные  зубы  и  потрескавшиеся
мослы, чтобы все его самообладание развеялось  и  жалкие  остатки  храбрости
улетучились, как воздух из рыбьего пузыря,  заставив  мчаться  по  тракту  в
гору, обратно, давясь собственным криком, как это было с возницей  и  слугой
меньше часа назад.
   - Чего ждешь? - тихо спросил наездник, поворачивая коня. - Темноты?
   Тогда будет поздно. Они явятся за тобой, как только стемнеет. А может,  и
раньше. Давай прыгай на коня за мной, сзади. Убираемся отсюда, и  как  можно
скорее.
   - А телега? - в голос завыл  Йурга,  не  очень  понятно,  со  страха  ли,
отчаяния или бешенства. - А товары? Целый год трудов. Уж лучше подохнуть! Не
оставлю-ю-ю!
   - Сдается мне, ты еще не знаешь,  куда  тебя  лихо  занесло,  дружище,  -
спокойно проговорил незнакомец, указывая рукой на  чудовищное  кладбище  под
мостом. - Говоришь, не бросишь телеги? Да пойми ты, когда наступит  темнота,
тебя не спасет даже сокровищница короля Дезмода, не  то  что  твой  паршивый
воз. Какого черта тебе взбрело в  голову  ехать  через  это  урочище?  Решил
дорогу срезать. Не знаешь, что тут творится со времен войны?
   Йурга покрутил головой: не знаю, мол.
   - Не знаешь, ну-ну, - бросил незнакомец. -  Но  то,  что  лежит  на  дне,
видел? Трудно не заметить.  Это  те,  которые  тоже  срезали  дорогу.  А  ты
говоришь, не бросишь телеги. А кстати, интересно узнать,  что  там  у  тебя?
Йурга не ответил, глядя на наездника исподлобья и пытаясь решить, что  лучше
- "пакля" или "старые тряпки".
   Наездника, казалось, не очень интересовал ответ.  Он  успокоил  каштанку,
грызущую удила и потряхивающую гривой.
   - Господин, - пробормотал наконец купец. - Помогите.  Спасите.  До  конца
жизни помнить  буду...  Не  оставляйте...  Что  захотите  дам,  чего  только
захотите... Спасите, господин!
   Незнакомец резко повернул голову, обеими руками опершись о луку.
   - Как ты сказал?
   Йурга молчал, раскрыв рот.
   - Дашь, чего захочу? А ну повтори.
   Йурга хлюпнул носом, закрыл рот и пожалел,  что  у  него  нет  бороды,  в
которую можно бы наплевать. В голове кипело от фантастических  предположений
касательно награды, которую мог потребовать странный пришелец.  Однако  все,
включая и право ежедневных любовных игр  с  его  молодой  женой  Златулиной,
казалось не столь страшным, как перспектива потерять воз, и, уж конечно,  не
таким ужасным, как возможность оказаться на дне поймы в качестве еще  одного
побелевшего скелета. Купеческая привычка заставила его мгновенно  произвести
расчеты. Верховой, хоть и не походил на привычного  оборванца,  бродягу  или
мародера, каких после войны расплодилось на дорогах тьма-тьмущая, не мог все
же ни в коем разе  быть  и  вельможей,  комесом  или  одним  из  зазнавшихся
рыцарьков, слишком много мнящих о себе  и  находивших  удовольствие  в  том,
чтобы сдирать три шкуры с ближних. Йурга решил, что больше чем  на  двадцать
штук золота он не потянет. Однако натура торгаша удержала его от того, чтобы
назвать цену самому, и он ограничился лишь бормотанием  о  благодарности  до
конца дней своих.
   - Я  спросил,  -  спокойно  напомнил  незнакомец,  переждав,  пока  купец
замолкнет, - дашь ли ты мне  то,  что  я  пожелаю?  Выхода  не  было.  Йурга
сглотнул, наклонил голову и несколько раз утвердительно кивнул.  Незнакомец,
вопреки его ожиданиям,  не  рассмеялся  зловеще,  а  совсем  даже  наоборот,
казалось, его вовсе не  обрадовала  победа  в  переговорах.  Наклонившись  в
седле, он плюнул вниз и угрюмо проворчал:
   - Что я делаю? Зачем все это? Ну ладно, хорошо. Попробую  тебя  вытащить,
хотя, как знать, не кончится ли все  это  скверно  для  нас  обоих.  А  если
удастся, то взамен...
   Йурга съежился, готовый зареветь.
   - Дашь мне то, - неожиданно быстро договорил наездник в черном  плаще,  -
что, вернувшись, застанешь дома, но чего застать не ожидал. Обещаешь?
   Йурга застонал и быстро кивнул.
   - Хорошо, - проговорил незнакомец. - А теперь отойди. А еще лучше -  лезь
снова под телегу. Солнце вот-вот сядет.
   Он соскочил с седла, скинул пл