.  Пили  при  этом
обильно. Трактирщик и девки мотались как угорелые, бегая с кувшинами.
    - Упомянутый суккуб, - заметил Рейнарт, подкладывая  себе  капусты,  -
стал началом достопамятной серии ведьмачьих контактов заключенных тобою  в
Туссенте. Потом уж клиенты валом повалили, так что отбоя от них  не  было.
Вот только не помню я который заявился к тебе первым.
    - Тебя в тот момент не было. А случилось это на следующее  утро  после
аудиенции у княгини. На которой, впрочем, тебя не было тоже.
    - Ничего удивительного. Аудиенция была личная.
    - Тоже мне "личная", - усмехнулся ведьмак. - Человек на  двадцать,  не
считая неподвижных как статуи лакеев, малолетних пажей и вконец умученного
шута. Среди перечисленных особ  был  ле  Гофф,  камергер  с  внешностью  и
ароматом кондитера, несколько согбенных под грузом золотых цепей  вельмож.
Была парочка субъектов в черном,  то  ли  советников,  то  ли  судей.  Был
знакомый мне по Каэд Мырквиду  барон  "Бычья  Голова".  Была,  разумеется,
Фрингилья Виго, особа, несомненно, приближенная к княгине.
    И были мы; вся наша компания, включая Мильву в мужском костюме. Нет, я
неверно выразился, сказав, что были все. Не было с нами Лютика. Лютик,  он
же виконт Кто-то-Там, сидел,  раскинувшись  в  карле  ошую  ее  остроносой
милости Анарьетты, и топорщил перья что  твой  павлин.  Как  и  полагалось
фавориту.
    Анарьетта, Фрингилья  и  Лютик  были  единственными  особами,  которые
сидели. Никому больше присесть дозволено не было. А меня радовало уже  то,
что не было ведено опуститься на колено.
    Княгиня выслушала мой рассказ - к счастью, редко прерывая. Когда же  я
взялся вкратце излагать результаты бесед с друидками,  она  заломила  руки
жестом, говорящим об ее отчаянии столь же искренне, сколь и преувеличенно.
Я знаю, это звучит  как  какой-то  холерный  оксюморон,  но,  поверь  мне,
Рейнарт, в данном случае все так именно и было.

    - Ax-ax, - проворковала княгиня Генриетта, заламывая руки.  -  Вы  так
нас  огорчили,  господин  Геральт.  Так  огорчили.  Поверьте,   сочувствие
переполняет наши сердца.
    Она   потянула   остреньким   носиком,   протянула   руку,   и   Лютик
незамедлительно вложил ей в  пальцы  батистовый  платочек  с  монограммой.
Княгиня мазнула платочком обе щечки так, чтобы не стереть пудры.
    - Ax-ax, - повторила она. - Выходит, друидки ничего не знали  о  Цири?
Были не в состоянии помочь вам? Получается, все ваши усилия пошли прахом и
все ваше странствие оказалось ненужным?
    - Прахом - наверняка нет, - убежденно ответил ведьмак. - Признаюсь,  я
рассчитывал получить от  друидок  какие-нибудь  конкретные  сведения  либо
указания, которые могли бы хоть в самом общем виде пояснить,  почему  Цири
оказалась объектом столь яростной охоты. Однако друидки не могли или же не
пожелали мне помочь. Так что в  этом  смысле  действительно  я  ничего  не
выгадал. Но...
    Он перешел на шепот.  Не  ради  повышения  уровня  драматизма.  Просто
решал, насколько может быть откровенен перед собравшимися.
    - Я знаю, что Цири жива, - наконец сухо сказал он. - Вероятнее  всего,
была ранена. И все еще в опасности. Но жива.
    Анна Генриетта вздохнула, снова  воспользовалась  платочком  и  пожала
руку Лютику.
    - Обещаем вам, - проговорила она, - нашу помощь и поддержку. Гостите в
Туссенте, сколь пожелаете. Ибо должно вам знать, что мы бывали  в  Цинтре,
знали и дарили своей дружбой Паветту, знали и любили  малютку  Цири.  Вс„м
сердцем мы скорбим вместе с вами, господин Геральт.  Если  требуется,  вам
окажут посильную помощь наши ученые и астрологи. Вы должны, мы  глубоко  в
это верим, отыскать какую-то тропинку, какое-то указание или след, которые
укажут вам нужный путь. Не действуйте опрометчиво. Вам нет нужды  спешить.
И можете оставаться здесь по собственному желанию, вы милый и приятный нам
гость.
    - Благодарю, ваше сиятельство, - поклонился Геральт, - за добрые слова
и ласку. Однако мы тронемся в путь, как только  немного  передохнем.  Цири
все еще в опасности. Да и мы тоже.  Если  слишком  долго  засиживаться  на
одном месте, опасность не только возрастает, но и начинает угрожать  людям
доброжелательно к нам относящимся. И всем окружающим. А этого мы ни за что
не хотели бы допустить.
    Княгиня какое-то время молчала, размеренными движениями, будто  кошку,
поглаживая Лютика по руке.
    - Благородны и справедливы слова ваши, - сказала  она  наконец.  -  Но
опасаться  вам  нечего.  Гнавшиеся  за  вами   бандиты   нашими   рыцарями
разгромлены так, что ни один свидетель их поражения  не  ушел  живым.  Нам
рассказал об этом виконт Юлиан. Любого,  кто  осмелится  вас  обеспокоить,
ждет та же участь. Вы под нашей защитой и покровительством.
    - Я умею это ценить. - Геральт снова  поклонился,  мысленно  проклиная
болевшее колено и не только его. - Однако не смею умолчать о  том,  о  чем
господин виконт забыл вашей милости поведать. Разбойники, которые  гнались
за мной от Бельхавена и которых доблестные рыцари  вашей  милости  отважно
разгромили  в  Каэд  Мырквиде,   действительно   были   бандитами   высшей
разбойничьей гильдии, но нильфгаардского цвета.
    - Ну и что?
    "А то, - чуть не сорвалось у него с языка,  -  что  если  нильфгаардцы
заняли Аэдирн за двадцать дней, то на твое игрушечное княжество им  хватит
двадцати минут".
    - Идет война, -  сказал  он  вместо  этого.  -  То,  что  случилось  в
Бельхавене и Каэд Мырквиде, можно рассматривать как рейд по тылам.  Обычно
это вызывает репрессии. В военное время...
    - Война, -  перебила  его  княгиня,  подняв  кверху  острый  носик,  -
наверняка уже кончилась. Относительно этого мы писали нашему кузену Эмгыру
вар Эмрейсу. Мы направили ему меморандум, в котором потребовали немедленно
положить  конец  бессмысленному  кровопролитию.  С  войной  уже  наверняка
покончено, наверняка уже заключен мир.
    - Не так  уж  наверняка,  -  холодно  ответил  Геральт.  -  За  Яругой
буйствуют меч и огонь, льется кровь. Нет никаких признаков того, что война
идет к завершению. Я бы сказал - совсем наоборот.
    Он тут же пожалел о сказанном.
    - То есть? - Носик княгини, казалось, стал  еще  острее,  а  в  голосе
прозвучала противная, скрипуче-ворчливая нотка. - Верно ли я слышу?  Война
продолжается? Почему нам об этом не сообщили? Господин министр Трембли?
    - Ваше сиятельство, я...  -  забормотал,  преклоняя  колено,  один  из
златоносцев, позвякивая цепями. - Я не хотел... огорчать...  беспокоить...
ваше сиятельство...
    - Стража! - взвыла ее сиятельство. - В  башню  его!  Вы  в  немилости,
милостивый государь! Господин камергер! Господин секретарь!
    - Мы здесь, ваше сиятельство!
    - Пусть наша  канцелярия  немедленно  подготовит  резкую  ноту  нашему
кузену,   императору   Нильфгаарда.   Мы   требуем,   чтобы    немедленно,
незамедлительнейше он прекратил  воевать  и  заключил  мир.  Ибо  война  и
несогласие суть вещи скверные. Несогласие разрушает, а согласие возводит!
    - Ваша милость, -  еле  выговорил  маршал  двора-кондитер,  белый  как
сахарная пудра, - абсолютно правы. Абсолютнейше!
    - А вы что тут делаете? Мы отдали приказы! Действуйте  же!  Одна  нога
тут, другая там!
    Геральт незаметно осмотрелся. У дворян были совершенно каменные  лица,
из чего следовало, что подобные инциденты при здешнем дворе дело не  новое
и не редкое. Он твердо решил с  этого  момента  исключительно  поддакивать
госпоже княгине. И никак не более того.
    Анарьетта тронула платочком кончик носа, затем улыбнулась Геральту.
    - Как видите, - сказала она, - ваши  опасения  были  беспочвенны.  Вам
нечего опасаться, и вы можете гостить у нас сколько пожелаете.
    - Так точно, ваше сиятельство.
    В тишине четко слышался скрип короеда в каком-то из предметов  древней
мебели. И ругательства, коими старший конюх поносил коня на далеком дворе.
    - Есть у нас, - прервала молчание Анарьетта, - также  просьба  к  вам,
господин Геральт, как к ведьмаку.
    - Так точно, ваше сиятельство.
    - Это просьба многих благородных дам Туссента  и  также  наша.  Ночное
чудовище  беспокоит  здешние  дома.  Дьявол,  призрак,  суккуб  в  обличье
женском, но столь бесстыдном, что описать  его  мы  не  решаемся,  терзает
достойных и верных супругов. Навещает по  ночам  альковы,  позволяет  себе
безобразные распутства и отвратительные половые извращения, о которых  нам
не позволяет говорить присущая нам скромность. Вы как специалист наверняка
знаете, в чем дело.
    - Так точно, ваше сиятельство!
    - Туссентские дамы просят вас положить  предел  этой  мерзости.  А  мы
присоединяемся к их просьбе и заверяем вас в нашем благоволении.
    - Так точно, ваше сиятельство!

    Ангулема отыскала ведьмака  и  вампира  в  дворцовом  парке,  где  они
прогуливались и вели секретные разговоры.
    - Вы мне не поверите, - просипела она,  -  не  поверите,  если  я  вам
скажу. Но это чистейшая правда.
    - Говори же.
    - Рейнарт де Буа-Фресне, странствующий Рыцарь Шахматной Доски,  вместе
с другими странствующими рыцарями стоит в очереди к княжескому казначею. И
знаете, за чем? За месячным жалованьем! Очередь, скажу  я  вам,  длиной  в
полполета стрелы, а от гербов аж в глазах рябит. Я  спросила  Рейнарта,  в
чем, мол, дело, а он мне: странствующие-де, рыцари тоже есть хотят.
    - И что же здесь странного?
    - Шуткуешь небось? Странствующие  рыцари  странствуют  из  благородных
побуждений! А не за месячное жалованье!
    -  Одно,  -  очень  серьезно  сказал  вампир  Регис,  -  не  исключает
другого... Поверь мне, Ангулема.
    - Верь ему, Ангулема, - сухо подтвердил Геральт. - Перестань бегать по
дворцу в поисках сенсаций, составь-ка лучше компанию Мильве. Она в  жутком
настроении, ей нельзя оставаться одной.
    - Верно. У тетечки, видать, месячные, потому как злая она вроде осы. Я
думаю...
    - Ангулема!
    - Иду, иду...
    Геральт и Регис  остановились  у  клумбы  уже  слегка  примерзших  роз
центифолий. Но как следует поговорить не  сумели.  Из-за  оранжереи  вышел
худющий мужчина в модном плаще цвета умбры.
    - Добрый день. - Он поклонился, отряхнул  колени  куньим  колпаком.  -
Дозвольте  спросить,  кто  из  ваших  милостей  есть  ведьмак,   Геральтом
именуемый, своим ремеслом славящийся?
    - Я есть ведьмак, Геральтом именуемый. В чем дело?
    - Я - Жан Катильон, управляющий виноградниками  Кастель  Торичелья.  А
дело, понимаешь, в том, что нам в виноградники очень и даже весьма ведьмак
нужен. Я удостовериться, понимаешь,  хотел  бы,  не  пожелаете  ли  вы  по
милости своей...
    - Так в чем дело-то?
    -  Тут,  понимаешь,  такая  штука  получается,  -  начал   управляющий
Катильон. - Из-за этой войны, чтобы ее черт побрал, купцы реже, понимаешь,
приезжают, запасы  готового  продукта  растут,  мест  для  бочек  начинает
недоставать. Мы подумали, невелика беда, ведь под  замком  целые  мили  ям
тянутся, все глубжей и глубжей, аж до нутра,  понимаешь,  земли,  почитай,
эти ямы достигают. Под Торичельей тожить ямочку я отыскал, прелестненькую,
кругленькую с таковым же, понимаешь, сводом и не  шибко  сухую,  не  шибко
мокрую, аккурат подходящую, чтобы в ней вину славненько было...
    - И что? - не выдержал ведьмак.
    - Почудилось нам, понимаешь, что в тех ямах  чудит  какой-то  чудовищ,
видать, из земных глыбей прилезший.  Двух  человек  изжег,  до  костей  им
телеса изжарил, а одного  ослепил,  понимаешь,  потому  как  он,  чудовищ,
значит, плюется и рыгается каким-то жручим щелоком или щелочью.
    - Сольпуга, - кратко определил Геральт. - Также ядницей именуемая.
    - Ну вот,  извольте,  -  улыбнулся  Регис.  -  Сами  видите,  господин
Катильон, что имеете дело с профессионалом. Профессионал, можно сказать, с
неба к вам свалился. А кстати, к странствующим здесь рыцарям вы случаем не
обращались уже с этой, как вы изволили выразиться,  бедой?  У  княгини  их
целый полк, рыцарей-то этих, а такие миссии - так это ж их  специальность,
суть их существования. И оправдание...
    - Никакая не суть, - помотал головой управляющий Катильон. - Их суть -
тракты охранять, перевалы, потому, понимаешь, ежели купцы сюда не  допрут,
то все мы с сумой в странствующие, значит, по  миру  пойдем.  Кроме  того,
рыцари храбрые и боевитые, понимаешь, но только когда на коне.  Под  землю
такой не полезет! Сверх же того они доро...
    Катильон осекся и замолчал. Лицо у него было как у человека,  которому
- ежели нет бороды - не во что плюнуть. И который очень об этом сожалеют.
    - Дорого берут, - закончил Геральт, даже без особого ехидства. -  Знай
же,  добрый  человек,  я  беру  дороже.  Свободный  рынок.   И   свободная
конкуренция. Ибо я, если уж мы шлепнем контракт, сойду с коня и полезу под
землю. Обдумайте это. Но не очень тяните-то, потому что я в Туссенте долго
не задержусь.
    - Ты меня поражаешь, - сказал Регис, как только управляющий ушел. -  В
тебе неожиданно воспрял ведьмак? Заключаешь сделки? Берешься за чудовищ?
    - Да я и сам удивлен,  -  честно  признался  Геральт.  -  Отреагировал
как-то автоматически, меня  словно  подтолкнуло  что-то.  Откажусь.  Любую
предложенную сумму я могу счесть недостаточно высокой. Всегда. Вернемся  к
нашей беседе...
    -  Погоди.  -  Вампир  указал  взглядом  на  дорожку.  -  Что-то   мне
подсказывает, что к тебе спешит очередной клиент.
    Геральт мысленно выругался. По обрамленной кипарисами  аллейке  к  ним
шли  два  рыцаря.  Первого  он  узнал  сразу,  огромную  бычью  голову  на
снежно-белом поле невозможно было  перепутать  ни  с  чем  другим.  Второй
рыцарь, высокий, седовласый, с  благородно-угловатой  физиономией,  словно
высеченной из гранита,  был  обладателем  голубой  туники  и  одной  трети
золотого креста, усеянного лилиями.
    Остановившись в положенных по этикету двух шагах, рыцари  поклонились.
Геральт и Регис ответили  поклонами,  после  чего  все  четверо  выдержали
установленное  рыцарским  регламентом  молчание,  имеющее  длиться  десять
ударов сердца.
    - Позвольте представить, - пробасил Бычья Голова, - барон Пальмерин де
Лонфаль. Меня, как, возможно, господа помнят, зовут...
    - Барон де Пейрак-Пейран. Как можно забыть!
    - У нас дело к господину ведьмаку, - перешел к сути Пейрак-Пейран. - В
разрезе, я бы так выразился, профессиональных проблем.
    - Слушаю.
    - Лично.
    - У меня нет секретов от господина Региса.
    - Но у  благородных  господ  они,  несомненно,  имеются,  -  улыбнулся
вампир. - Поэтому, с вашего позволения,  я  хотел  бы  осмотреть  вон  тот
прелестный  павильончик,  вероятно,  храм  задумчивости...   Господин   де
Пейрак-Пейран... Господин де Лонфаль...
    Они обменялись поклонами.
    - Я обращаюсь в слух, - прервал молчание Геральт, и не думая  ожидать,
пока прозвучит десятый удар сердца.
    - Проблема, -  Пейрак-Пейран  понизил  голос  до  шепота  и  испуганно
оглянулся, - в том суккубе... Ну, в том ночном  кошмаре,  что  посещает...
Которого вам княгиня и дамы поручили уничтожить. И сколько же вам  за  сие
убиение обещано?
    - Простите, но это профессиональная тайна.
    - Разумеется, разумеется, - проговорил Пальмерин де Лонфаль, рыцарь  с
лилиевым крестом. - Ситуация истинно достойная вашего положения.  Истинно.
Я серьезно опасаюсь, что пошатну вашу решимость выполнить  пожелания  дам,
но тем не менее, слово чести, предложение внесу. Откажитесь от  контракта,
господин ведьмак. Не охотьтесь на суккуба, оставьте его  в  покое.  Ничего
дамам и княгине не  говоря.  А  мы,  господа  из  Туссента,  слово  чести,
перекроем предложение дам. Удивим вас нашей щедростью.
    - Предложение, - холодно сказал  ведьмак,  -  действительно  не  очень
далеко от неуважения.
    - Господин Геральт. - Лицо у Пальмерина  де  Лонфаля  было  жестким  и
серьезным. - Я скажу вам, почему мы осмелились на такой шаг. Прошел  слух,
что вы убиваете исключительно тех чудовищ, кои являются угрозой.  Реальной
угрозой. Не воображаемой, из невежества или предрассудков родом. Позвольте
заметить, что суккуб никому ничем не угрожает и не пакостит.  Так,  просто
посещает в снах... Время от времени... И немного... э-э-э...  как  бы  это
сказать, ублажает...
    - Но исключительно полнолетних, - быстро добавил Пейрак-Пейран.
    -  Дамы  из  Туссента,  -  сказал  Геральт,  оглядываясь,  -  вряд  ли
обрадуются, узнав о нашем разговоре. Княгиня тоже.
    - Полностью с  вами  согласны,  -  буркнул  Пальмерин  де  Лонфаль.  -
Желательна секретность сверх всякой меры.  Не  следует  пробуждать  спящих
святош...
    - Откройте мне  счет  в  одном  из  местных  краснолюдских  банков,  -
медленно и тихо  сказал  Геральт.  -  И  поразите  меня  своей  щедростью.
Предупреждаю, поразить меня не просто.
    - И все же мы постараемся, - гордо пообещал Пейрак-Пейран.
    Они обменялись прощальными поклонами.
    Вернулся Регис, который, конечно, все слышал своим вампирьим слухом.
    - Теперь, -  сказал  он  не  улыбаясь,  -  ты,  конечно,  тоже  можешь
утверждать, что это был  невольный  рефлекс  и  необъяснимый  импульс.  Но
объяснить, откуда взялся новый банковский счет, тебе будет трудновато.
    Геральт глядел куда-то ввысь, более того, поверх крон кипарисов.
    - Кто знает,  -  сказал  он,  -  может,  все-таки  мы  проведем  здесь
несколько дней. А с учетом Мильвовых ребер, может быть, даже  больше,  чем
несколько. Может, несколько недель. Ведь не помешает обрести на это  время
финансовую независимость?

    - Так вот откуда у тебя счет у Чьанфанелли, - покачал головой  Рейнарт
де Буа-Фресне. - Ну-ну. Если б княгиня  узнала,  были  бы  точно  смены  в
должностях, была бы новая раздача патентов. Ха, возможно, и я бы  маленько
подрос? Чес-слово, жаль, что у человека нет задатков к  доносительству.  А
теперь расскажи об известном выпивоне, на который я так  рассчитывал.  Мне
так хотелось побывать на том пиру, поесть и  попить.  А  меня  выслали  на
границу, на вышку, в холод  и  собачью  пургу.  Эх,  холя-холя,  рыцарская
доля...
    - Великому и  шумно  разрекламированному  пиру,  -  начал  Геральт,  -
предшествовала  серьезная   подготовка.   Надо   было   отыскать   Мильву,
прятавшуюся в конюшнях, надо было убедить ее, что от ее участия в  банкете
зависит судьба Цири и чуть ли не всего мира. Надо  было  почти  что  силой
натянуть на нее платье.  Потом  заставить  Ангулему  поклясться,  что  она
поведет себя как подобает даме и уж обязательно постарается избегать  слов
"курва" и "жопа". Когда наконец мы всего этого добились и уже намеревались
было взяться за вино,  появился  камергер  ле  Гофф,  маршал  двора,  пуще
прежнего воняющий глазурью и надутый как свиной пузырь.

    - В данных циркумстанциях(15) я вынужден пояснить, - загундосил камер-
гер ле Гофф, - что за столом ее милости нет мест первых и последних, никто
не может обижаться на то, что ему предназначено положение  за  столом, кое
покажется ему ниже его достоинства. Однако же мы здесь, в Туссенте, строго
блюдем и чтим давние традиции и обычаи и придерживаемся обсерванции(16). В
соответствии же с оными обычаями, традициями и...
    - Переходите, милостивый государь, к делу.
    - Пиршество назначено  на  завтра.  Мне  надобно  рассадить  Гостей  в
соответствии с честью и рангом.
    -  Ясно,  -  серьезно  проговорил  ведьмак.  -  Значится,  так:  самый
достойнейший из нас, как рангом, так и честью, - Лютик.
    - Господин виконт Юлиан, - произнес камергер,  задрав  нос,  -  являет
себя гостем экстраординарно почетным. И как  таковой  одесную  ее  милости
усажен будет.
    -  Ясно,  -  повторил  ведьмак,  серьезный  как  сама  смерть.   -   А
относительно нас... виконт не пояснил, у  кого  ранг,  титул  и  честь,  в
смысле - достоинства каковы?
    - Пояснил лишь, - кашлянул камергер,  -  что  ваши  милости  пребывают
здесь инкогнито с рыцарской миссией, деталей каковой, как и истинных имен,
герб