ой  путь
доступен каждому. Это очевидно и давно доказано. Не было нужды доказывать  и
то, что для определенного рода людей другого пути попросту не существует.
   - Итак, - усмехнулся ведьмак, - выбора у меня нет? Придется  заключить  с
тобой пакт, которому предстоит быть темой картины, и стать чародеем?  Только
из-за генетики? Ну-ну! Мне  немного  знакома  теория  наследственности.  Мой
отец, до чего я дошел с немалым трудом, был бродягой,  невеждой,  грубияном,
авантюристом и рубакой. У меня может оказаться избыток генов от  папочки,  а
не от мамули. То, что  я  тоже  неплохо  умею  рубить  и  колоть,  вроде  бы
подтверждает сказанное.
   - И верно, - ухмыльнулся чародей. - Слушай, песок почти весь  просыпался,
а я, Вильгефорц из Роггевеена, магистр магии, член Капитула, все еще не  без
приятственности треплюсь с невеждой,  рубакой  и  бродягой,  сыном  невежды,
рубаки и бродяги. Мы обсуждаем вопросы и проблемы,  которые,  как  известно,
обычно обсуждают, сидя у  костров,  невежды,  рубаки  и  бродяги.  Например,
генетику. Откуда ты вообще знаешь это слово, друг мой  рубака?  Из  храмовой
школы в Элландере, в которой учат читать по слогам и писать двадцать  четыре
руны? Что заставило тебя читать книги, в которых можно найти эти и  подобные
слова? Где ты оттачивал риторику и красноречие? И зачем?  Чтобы  общаться  с
вампирами? Ах, друг мой, генетический бродяга, которому улыбается Тиссая  де
Врие. Друг ты мой, ведьмак, рубака, привлекающий Филиппу Эйльхарт так, что у
нее аж руки трясутся. Невежда, при одной мысли  о  котором  Трисс  Меригольд
становится краснее мака. О Йеннифэр и не говорю.
   - Может, и хорошо, что не говоришь. В часах действительно осталось совсем
мало песку, можно песчинки пересчитать. Не пиши больше  картин,  Вильгефорц.
Говори, в чем дело. Скажи просто и доходчиво. Представь себе, будто мы сидим
у костра, два бродяги, запекаем на вертеле поросенка,  которого  только  что
сперли, и тщетно пытаемся упиться березовым соком. Я задаю простой вопрос. А
ты отвечаешь. Как бродяга бродяге.
   - И как же он звучит, твой простой вопрос?
   - Что за договор ты мне предлагаешь?  Какой  пакт  мы  должны  заключить?
Зачем я понадобился тебе в твоем котле,  Вильгефорц?  В  котле,  в  котором,
сдается, уже  начинает  бурлить.  Что  здесь,  кроме  канделябров,  висит  в
воздухе?
   - Хм. - Чародей задумался или сделал вид, будто задумался.  -  Вопрос  не
прост, но попытаюсь ответить. Только не как бродяга бродяге.  Отвечу...  как
один наемный рубака другому. Себе подобному.
   - Ну что ж.
   - Так слушай, друг-рубака. Намечается солидная драчка. Битва не на жизнь,
а на смерть, поблажек не будет. Одни победят, других расклюют вороны. Говорю
тебе, друг, присоединяйся к тем, у кого больше шансов. К нам. Других  можешь
бросить и наплевать на них. Им ничего  не  светит,  так  зачем  же  погибать
вместе с ними? Нет, нет, друг, не кривись, я знаю, что  ты  хочешь  сказать.
Мол, ты - нейтрален. Мол, тебе до свечки и те и другие, ты просто  переждешь
заварушку в горах, в Каэр Морхене. Скверная идейка, дружок. У нас будет все,
что тебе любо. Если же не присоединишься, потеряешь  все.  И  поглотит  тебя
пустота, тщета и ненависть. Уничтожит наступающий  час  презрения.  Будь  же
благоразумен и примкни к соответствующей стороне, когда придется выбирать. А
выбирать придется. Можешь поверить.
   - Поразительно, - паскудно ухмыльнулся ведьмак. - Как будоражит всех  мой
нейтралитет. Всем не терпится заключать со мной пакты  и  союзы,  предлагать
сотрудничество, втолковывать, что необходимо делать выбор и присоединяться к
соответствующей стороне. Вильгефорц, ты напрасно теряешь время. В этой  игре
я тебе партнер не равный. Не вижу  возможности  оказаться  вместе  на  одном
полотне в Галерее Славы. Тем более - на батальном. Чародей молчал.
   - Расставляй, - продолжал Геральт, -  на  своей  доске  королей,  ферзей,
слонов и пешек, не обращая на меня внимания, потому что я на этой  шахматной
доске значу не больше,  чем  покрывающая  ее  пыль.  Это  не  моя  игра.  Ты
утверждаешь, что мне придется выбирать. Ошибаешься. Я не стану  выбирать.  Я
подлажусь к событиям. Подлажусь к тому, что выберут  другие.  Я  всегда  так
поступал.
   - Ты фаталист.
   - Да. Хоть это и еще одно слово, которого я знать  не  должен.  Повторяю:
это не моя игра.
   - Неужто? - Вильгефорц перегнулся через стол. - этой партии, ведьмак,  на
шахматной доске уже стоит черная ладья, намертво  связанная  с  тобой  узами
Предназначения. Ты знаешь, о ком я, верно? Думаю, ты не хочешь ее потерять?
   Глаза ведьмака превратились в щелочки.
   - Что вам нужно от ребенка?
   - Есть только один способ узнать.
   - Предупреждаю: я не допущу, чтобы ее обидели...
   - Есть только один способ сделать это. Я предложил тебе его,  Геральт  из
Ривии. Обдумай мое предложение. У тебя впереди целая ночь. Думай,  глядя  на
небо. На звезды. И не перепутай их с теми, которые отражаются в  поверхности
пруда. Песок в часах пересыпался.
 
*** 
 
   - Я боюсь за Цири, Йен.
   - Напрасно.
   - Но...
   - Поверь мне. - Она обняла его. - Поверь, прошу тебя. Не обращай внимания
на Вильгефорца. Он -  игрок.  Он  хотел  тебя  обмануть,  спровоцировать.  И
частично ему это удалось. Но это не имеет значения. Цири - под моей  опекой,
а в Аретузе она будет в безопасности, сможет  развить  свои  способности,  и
никто ей не помешает. Никто. Однако  о  том,  чтобы  она  стала  ведьмачкой,
забудь. У нее иной дар. И иным  свершениям  она  предназначена.  Можешь  мне
поверить.
   - Я верю тебе.
   - Какой прогресс! А о Вильгефорце не думай. Грядущий день прояснит многое
и разрешит массу проблем.
   "Грядущий день, - подумал он. - Она что-то от меня скрывает.  А  я  боюсь
спросить, Кодрингер был прав. Я попал в дикую кабалу. Но теперь у  меня  нет
выхода. Приходится ждать, что принесет грядущий день, который якобы прояснит
многое. Приходится ей верить. Я знаю, что-то должно  случиться.  Подожду.  И
подлажусь к ситуации".
   Он взглянул на секретер.
   - Йен?
   - Я здесь.
   - Когда ты училась в Аретузе... Когда  спала  в  такой  же  комнате,  как
эта... У тебя была куколка, без которой ты не  могла  уснуть?  Которую  днем
усаживала на секретер?
   - Нет. - Йеннифэр резко пошевелилась. - У меня вообще не было  кукол.  Не
спрашивай об этом. Пожалуйста, не спрашивай.
   - Аретуза, - шепнул он, осматриваясь. - Аретуза  на  острове  Танедд.  Ее
дом. На многие годы... Когда она отсюда выйдет, будет зрелой женщиной...
   - Прекрати. Не думай и не говори об этом... Лучше...
   - Что, Йен?
   - Люби меня.
   Он обнял ее. Прикоснулся. Нашел. Йеннифэр, невероятно  мягкая  и  жесткая
одновременно, громко вздохнула. Слова, которые они произносили,  обрывались,
тонули во  вздохах  и  ускоренном  дыхании,  переставали  что-либо  значить,
рассеивались. Они умолкали, сосредоточивались  на  поисках  самих  себя,  на
поисках истины. Они  искали  долго,  нежно  и  тщательно,  боясь  неуместной
поспешности,  легкомысленности  и   развязности.   Они   искали   сильно   и
самозабвенно, боясь святотатственного сомнения и нерешительности. Они искали
осторожно, боясь кощунственной грубости.
   Они отыскали друг друга, преодолели страх, а минуту спустя нашли  истину,
которая вспыхнула у них под веками поражающей,  ослепительной  очевидностью,
стоном разорвала  сжатые  в  отчаянии  губы.  И  тогда  время  спазматически
дрогнуло  и  замерло,  все  исчезло,  а  единственным  живым  чувством  было
прикосновение.
   Минула вечность, вернулась реальность, а время  опять  дрогнуло  и  снова
сдвинулось с места, медленно, тяжело,  словно  огромный  перегруженный  воз.
Геральт взглянул в окно. Луна по-прежнему  висела  на  небе,  хотя  то,  что
случилось мгновение назад, в принципе должно было бы сбросить ее на землю.
   -  Ой-ей-ей,  ой-ей,  -  после  долгого  молчания  проговорила  Йеннифэр,
медленным движением стирая со щеки слезинку.
   Они лежали неподвижно на  разбросанной  постели,  под  шум  дождя,  среди
исходящего паром тепла и  угасающего  счастья,  в  молчании,  а  вокруг  них
клубилась бесформенная тьма, перенасыщенная ароматами ночи и голосами цикад.
Геральт знал, что  в  такие  моменты  телепатические  способности  чародейки
обостряются и усиливаются. Поэтому старался думать только  о  прекрасном.  О
том, что могло принести ей радость. О взрывной яркости восходящего солнца. О
тумане, стелющемся на рассвете над горным озером. О хрустальных водопадах, в
которых резвятся лососи, такие блестящие, словно они отлиты  из  серебра.  О
теплых каплях дождя, барабанящих по тяжелым от росы листьям лопухов.
   Он думал для нее. Йеннифэр улыбалась, слушая его мысли. Улыбка дрожала на
ее щеке лунными тенями ресниц.
 
*** 
 
   - Дом? - вдруг спросила Йеннифэр. - Какой дом? У тебя есть дом? Ты хочешь
построить дом? Ах... Прости. Я не должна...
   Он молчал. Он был зол на себя. Думая для нее, он  против  своего  желания
позволил ей прочесть мысль о ней.
   - Прекрасная мечта. - Йеннифэр  нежно  погладила  его  по  руке.  -  Дом.
Собственноручно построенный дом, в этом доме ты и я. Ты бы разводил  лошадей
и овец, я занималась бы огородом, варила еду и  чесала  шерсть,  которую  мы
возили бы на торг. На  денежки,  вырученные  за  шерсть  и  дары  земли,  мы
покупали бы все необходимое, ну, скажем, медные казанки и  железные  грабли.
Время от времени нас навещала бы Цири с мужем и  тройкой  детей,  иногда  на
несколько деньков заглядывала бы Трисс Меригольд. Мы бы красиво и благолепно
старели. А если б я начинала скучать, ты  вечерами  насвистывал  бы  мне  на
собственноручно изготовленной свирели. Всем  известно:  игра  на  свирели  -
лучшее лекарство от хандры.
   Ведьмак молчал.
   Чародейка тихонько кашлянула и сказала:
   - Прости.
   Он  приподнялся  на  локте,   наклонился,   поцеловал   ее.   Она   резко
пошевелилась, обняла его.
   - Скажи что-нибудь.
   - Я не хочу тебя потерять, Йен.
   - Но я же твоя.
   - Эта ночь кончится.
   - Всему на свете приходит конец... "Нет, - подумал он. - Не хочу  так.  Я
устал.  Я  слишком  устал,  чтобы  спокойно  принять   перспективу   концов,
становящихся началами, с которых надо все начинать заново. Я хотел бы..."
   - Помолчи. - Она быстро положила пальцы ему на губы. - Не говори, чего бы
ты хотел и о чем мечтаешь. Ведь может оказаться, что я  не  сумею  исполнить
твоих желаний. А это причинит мне боль.
   - А чего хочешь ты, Йен? О чем мечтаешь?
   - Только о досягаемом.
   - А как же я?
   - Ты уже мой.
   Он долго молчал. И дождался той минуты, когда она  прервала  молчание,  -
Геральт?
   - Ммм?..
   - Люби меня. Ну пожалуйста...
   Когда Геральт пришел в  себя,  луна  по-прежнему  была  на  своем  месте.
Яростно бренчали цикады, словно и они безумием и исступленностью  стремились
перебороть беспокойство и страх. Из ближайшего окна в  левом  крыле  Аретузы
кто-то, кто не мог уснуть, кричал и  бранился,  требуя  тишины.  Из  окна  с
другой стороны какой-то обладатель артистической души  бурно  аплодировал  и
поздравлял с успехом...
   - Ох, Йен... - укоризненно шепнул ведьмак.
   - Была причина... - Она поцеловала его, потом прижалась щекой к  подушке.
- У меня был повод кричать. Вот я и кричала. Этого нельзя  глушить  в  себе,
это нездорово и противоестественно. Обними меня, если можешь.
 
   Телепорт Лара, или Портал Бенавента, названный так по имени обнаружившего
его чародея, расположен на верхнем этаже  Башни  Чайки  на  острове  Танедд.
Стационарный, спорадически активный. Принципы функционирования - неизвестны.
Назначение - неизвестно, вероятнее всего, искажено в результате самораспада;
при активации не исключены многочисленные разветвления либо разбросы.
   ВНИМАНИЕ: телепорт действует хаотично и смертельно  опасен.  Эксперименты
категорически запрещены. В Башне Чайки и вблизи нее не разрешается применять
магию.  В  особенности   телепортационную.   В   виде   исключения   Капитул
рассматривает запросы на вход в Тор Лара  и  осмотр  телепортала.  Заявления
надлежит обосновать  началом  исследовательских  работ  и  специализацией  в
соответствующей области.
   Библиография: Джеоффрей Монк. Магия Старшего Народа; Иммануэль  Бенавент.
Портал в Тор Лара: Нина Фиораванти. Теория и практика телепортации;  Рансант
Альваро. Врата тайны. Перечень запрещенных артефактов.
   Are Magica, изд. LVIII
 
Глава 4 
 
   Вначале был только пульсирующий, мерцающий хаос и каскад образов,  вихрь,
полная звуков и голосов бездна. Цири видела уходящую в небо башню, на  крыше
которой плясали молнии. Слышала крик хищной птицы и сама была  этой  птицей,
мчащейся с огромной скоростью, а под нею бушевало море. Она видела маленькую
тряпичную куколку и неожиданно сама  становилась  этой  куколкой,  а  вокруг
клубилась тьма, гудящая, звенящая стрекотом цикад. Цири  видела  гигантского
черно-белого кота и тут же становилась этим котом, а вокруг нее был  мрачный
дом, потемневшие панели, аромат свечей  и  старых  книг.  Она  слышала,  как
несколько раз произнесли ее имя, видела серебряных лососей,  перепрыгивающих
через водопады, слышала шум дождя, барабанящего по листьям. А потом услышала
странный, протяжный крик Йеннифэр. Этот-то крик и  разбудил  ее,  вырвал  из
бездны безвременья и хаоса.
   Теперь, тщетно пытаясь вспомнить сон, она уже слышала только тихие  звуки
лютни и флейты, гул тамбурина, пение и  смех.  Лютик  и  несколько  случайно
встретившихся вагантов все еще веселились в комнате в конце коридора.
   В окно проник лунный лучик, развеяв мрак, и комнатка в Локсии сразу стала
походить на место из сна.  Цири  откинула  простыню.  Она  вспотела,  волосы
прилипли ко лбу. Вечером она долго не могла уснуть  -  не  хватало  воздуха,
хоть окно было отворено настежь. Она  знала,  почему.  Выходя  с  Геральтом,
Йеннифэр укрыла комнату магической защитой. Якобы для того, чтобы  никто  не
мог войти, но Цири подозревала, что скорее всего Йеннифэр не  хотела,  чтобы
выходила она. Ее попросту  арестовали.  Йеннифэр,  хоть  и  явно  радовалась
встрече с Геральтом, еще не забыла и не простила ей самовольную  и  дурацкую
эскападу в  Хирунд,  благодаря  которой,  вообще-то  говоря,  их  встреча  и
состоялась.
   Самое ее встреча с Геральтом разочаровала и  наполнила  грустью.  Ведьмак
был  немногословен,  сдержан,  неспокоен  и  явно  неоткровенен.  Их  беседы
обрывались,  увязали  в  неоконченных,  прерванных  на  полуслове  фразах  и
вопросах. Глаза и мысли ведьмака убегали от  нее  и  уходили  далеко-далеко.
Цири знала, куда именно.
   Из комнатки в конце коридора долетало одинокое тихое пение Лютика, музыка
лютни, шуршащая как ручеек по  камням.  Она  узнала  мелодию,  которую  бард
слагал несколько дней. Баллада -  Лютик  хвастался  этим  не  раз  -  носила
название "Неуловимая" и должна была  принести  автору  победу  на  ежегодном
турнире бардов, проходившем поздней осенью в замке Вартбург. Цири вслушалась
в слова:
 
   Ты плывешь над мокрыми крышами -
   С мятным дождиком заодно.
   Меж кувшинками светло-рыжими
   Ты ныряешь, ныряешь... Но
   (Не шути над мечтой моею)
   Я пойму тебя все равно,
   О, конечно, если успею...
 
   Цокали копыта, наездники распарывали  галопом  ночь,  на  горизонте  небо
полыхало заревами пожаров.  Хищная  птица  заскрипела  и  раскинула  крылья,
устремляясь в полет.  Цири  снова  погрузилась  в  сон,  слыша,  как  кто-то
произносит ее имя. То это был Геральт,  то  Йеннифэр,  то  Трисс  Меригольд,
наконец - причем  несколько  раз  -  незнакомая,  худощавая,  светловолосая,
грустная девушка, смотрящая с оправленной в рог и латунь миниатюры.
   Потом она увидела черно-белого кота, а мгновение спустя  уже  опять  была
этим котом, смотрела его глазами. Кругом - чужой, мрачный  дом.  Она  видела
большие шкафы, забитые книгами, освещенный несколькими свечами пюпитр, около
него двух склонившихся над свитками  мужчин.  Один  кашлял  и  вытирал  губы
платком. Другой, карлик с огромной головой, сидел в  кресле  на  колесах.  У
него не было обеих ног.
 
*** 
 
   - Невероятно... - вздохнул Фэнн, пробегая глазами истлевший пергамент.  -
Где ты взял эти документы?
   - Не поверишь, если скажу, - раскашлялся Кодрингер. -  Теперь  ты  понял,
кто такая в действительности Цирилла, княжна Цинтры? Дитя  Старшей  Крови...
Последний отпрыск этого проклятого древа ненависти! Последняя  ветвь,  а  на
ней последнее отравленное яблочко...
   - Старшая Кровь... Так далеко вспять... Паветта, Калантэ,  Адалия,  Элен,
Фиона...
   - И Фалька.
   - О Господи! Невозможно! Во-первых, у Фальки не  было  детей!  Во-вторых,
Фалька была законной дочерью...
   - Во-первых, о юности Фальки нам не известно ничего. Во-вторых, не  смеши
меня, Фэнн. Ты же знаешь, что при слове "законный" у меня начинаются колики.
Я верю в этот документ, потому  что  он  кажется  мне  подлинным  и  говорит
правду.  Фиона,  прапрабабка  Паветты,  была  дочерью  Фальки,  чудовища   в
человеческом  обличье.  Черт  возьми,  я  не  верю  в   идиотские   вещания,
пророчества и прочую чепуху, но как только вспомню пророчества Итлины...
   - Порченая кровь?
   - Порченая, отравленная, проклятая - понимать  можно  по-разному.  Но  по
легенде, если помнишь, именно Фалька была проклята, потому что  Лара  Доррен
аэп Шиадаль навела порчу на ее мать...
   - Сказки, Кодрингер.
   - Верно, сказки. Но знаешь, когда сказки  перестают  быть  сказками?  Как
только в них начинают верить. А в сказку  о  Старшей  Крови  кое-кто  верит.
Особенно в ту ее часть, где говорится, что кровь  Фальки  породит  Мстителя,
который до основания разрушит старый мир, а затем  на  его  руинах  построит
новый.
   - И этот Мститель - Цирилла?
   - Нет. Не Цирилла. Ее сын.
   - А Цириллу разыскивает...
   - Эмгыр вар Эмрейс, император Нильфгаарда, - холодно докончил  Кодрингер.
- Теперь понимаешь? Цирилла независимо  от  ее  воли  должна  стать  матерью
наследника трона. Великого  князя,  которому  предстоит  быть  Князем  Тьмы,
потомком дьяволицы  Фальки.  Мстителем.  Гибель,  а  потом  обновление  мира
должны, мне сдается, протекать управляемо, контролируемо.
   Калека долго молчал.
   - А тебе не кажется, - спросил он наконец, - что следовало  бы  известить
Геральта?
   - Геральта? - Кодрингер скривил рот. - Это еще кто такой? Уж  не  тот  ли
наивный тип, который недавно втолковывал  мне,  будто  действует  совершенно
бескорыстно? Конечно, верю, он действует  не  ради  собственной  выгоды.  Он
действует ради чужой.  Впрочем,  неосознанно.  Он  преследует  бегающего  на
поводке Риенса, но при этом не чувствует ошейника на собственной  вые.  И  я
должен его информировать? Помогать тем, кто хочет  сам  завладеть  курочкой,
несущей золотые яйца,  чтобы  шантажировать  Эмгыра  или  влезть  к  нему  в
доверие? Нет, Фэнн, я глуп, но не настолько же.
   - Ведьмак тоже бегает на поводке? На чьем?
   - Подумай.
   - Дьявольщина!
   - Точно сказано. Единственная, кто имеет  на  него  влияние.  Которой  он
доверяет. Но я ей не доверяю. И никогда не доверял. Я лично включусь  в  эту
игру.
   - Опасная игра, Кодрингер.
   - Безопасных игр не бывает. Есть только игры стоящие и не  стоящие  свеч.
Фэнн, брат, ты не понимаешь, что  попалось  нам  в  руки.  Золотая  курочка,
которая  не  кому-то,  а  нам  снесет  огромное  яйцо,  все  из  желтенького
золотца...
   Кодрингер раскашлялся. Когда отнял платок ото  рта,  на  нем  были  пятна
крови.
   - Золотом этого не излечишь, -  сказал  Фэнн,  глядя  на  платок  в  руке
компаньона. - А мне не вернешь ног...
   - Как знать?
   В дверь постучали. Фэнн беспокойно завертелся в кресле на колесах.
   - Ты кого-то ждешь, Кодрингер?
   - Да. Людей, которых посылаю на Танедд. За золотой курочкой.
   - Не отворяй! - крикнула Цири. - Не отворяй дверей! За  ними  смерть!  Не
отворяй этих дверей!
   -  Открываю,  открываю!  -  крикнул  Ко