в  кучку  людей,  -
беженцы из Кернова. Одни бабы с ребятней.  Больше  их  было,  но  Нильфгаард
окружил их три дня тому, вырезал и рассеял. Мы наткнулись на них в  лесах  и
теперь вот сообща идем.
   - Смело идете, - позволил себе заметить ведьмак. - По дороге с песнями.
   - Не думаю, - тряхнул бородой краснолюд, - что топать с  плачем  было  бы
лучше. От Диллингена шли лесами, тихо и  скрытно,  а  когда  войска  прошли,
выбрались на тракт, чтобы время нагнать. - Он осекся, глянув на побоище.
   - К таким картинкам, - указал он на трупы, - мы уже попривыкли. От самого
Диллингена, от Яруги на трактах одна смерть... Вы из этих?
   - Нет. Купцов нильфгаардцы вырезали.
   - Нет. Не нильфгаардцы, - покрутил головой краснолюд, равнодушно глядя на
убитых. - Скоя'таэли. Регулярное войско  не  тратит  времени  на  то,  чтобы
стрелы из трупов вытаскивать. А хорошая стрела полкроны стоит.
   - Ишь, разбирается, - буркнула Мильва.
   - Куда идете?
   - На юг, - тут же ответил Геральт.
   - Не советую. - Золтан Хивай снова покачал  головой.  -  Там  сплошь  ад,
огонь и гибель. Диллинген уже наверняка захвачен, все  крупные  силы  Черных
переходят Яругу, того и гляди зальют  всю  долину  на  правом  берегу.  Сами
видите, они уже перед нами, на севере, идут на  город  Бругге.  Стало  быть,
единственно разумное направление бегства - восток.
   Мильва многозначительно глянула на ведьмака,  а  ведьмак  воздержался  от
комментариев.
   - Мы, к примеру, на восток направляемся,  -  продолжал  Золтан  Хивай.  -
Единственный шанс - это спрятаться за фронт, а с востока,  от  реки  Ины,  в
конце концов двинутся темерские войска. Думаем идти туда  лесными  просеками
до Холмов Турлуга, потом Старой Дорогой до Соддена, до реки Хотли, что в Ину
впадает. Хотите, пойдемте вместе. Если не помешает, что медленно идем. У вас
кони, а нас беженцы задерживают здорово.
   - Вам, гляжу, - проговорила Мильва, проницательно глядя на  него,  -  это
вроде бы не мешает. Краснолюд даже с грузом  тридцать  верст  в  день  может
отмахать без малого, сколь и конный  человек.  Я  знаю  Старую  Дорогу.  Без
беженцев вы бы у Хотли за три дня были.
   - Это ж бабы с детяками. - Золтан Хивай выставил бороду и живот. - Мы  их
на милость судьбы не кинем. Иль посоветуете что другое? Э?
   - Нет, - сказал ведьмак. - Не посоветуем.
   - Рад слышать. Значит, не подвел меня первый взгляд. Ну, так как?  Вместе
идем?
   Геральт глянул на Мильву, лучница кивнула.
   - Добро. - Золтан Хивай заметил это. - Стало быть, в путь, пока  нас  тут
на тракте  какой-нито  разъезд  не  прихватил.  Но  прежде...  Язон,  Мунро,
осмотрите телеги. Ежели  что  полезного  там  осталось  -  забрать.  Фиггис,
проверь, годится ль наше колесо к той вон малой фуре. Она б нам была  в  сам
раз.
   - Годится! - крикнул через минуту тот, что тащил колесо. - Словно от  ней
и было.
   - Ну, видишь, дурья башка? Дивился, когда я тебе вчера велел колесо взять
и тащить! Приспособляй! Помоги ему, Калеб!
   Удивительно быстро снабженный новым колесом воз покойницы Вэры Левенхаупт
со снятым тентом и  без  ненужных  элементов  вытащили  из  рва  на  дорогу.
Мгновенно свалили на него весь груз. Подумав, Золтан Хивай приказал посадить
на телегу детей.  Распоряжение  было  выполнено  без  энтузиазма  -  Геральт
заметил, что беженки косо глядят на краснолюдов и предпочитают держаться  от
них подальше.
   Лютик с явным неудовольствием поглядывал на двух краснолюдов, примерявших
снятую с трупов одежду. Остальные шныряли среди  телег,  но,  видно,  ничего
стоящего не нашли. Золтан Хивай свистнул на пальцах, дав знак, что пора  уже
кончать "промысел", затем глазом  профессионала  окинул  Плотву  и  вороного
Мильвы.
   - Верховые, - отметил он, с неудовольствием шмыгнув носом. -  Значит,  не
годятся. Фиггис, Калеб - за дышла. Будем меняться в упряжи. Марш!
 
*** 
 
   Геральт был уверен, что краснолюды бросят телегу, как только та  порядком
увязнет на раскисших просеках, но ошибся. Низкорослые парни были сильны  как
быки, а ведущие на восток лесные дороги оказались травянистыми  и  не  очень
топкими.
   Дождь  шел  без  перерыва.  Мильва  стала  угрюмой,  вялой,  а   если   и
заговаривала, то только чтобы сказать,  что  у  лошадей  вот-вот  полопается
размякшая роговина на копытах. Золтан Хивай в ответ облизывался,  осматривал
копыта и утверждал, что он крупный дока по части приготовления  конины,  чем
доводил Мильву до бешенства.
   Они выдерживали постоянный строй, в  центре  которого  двигалась  телега.
"Тягачи" время от времени менялись. Перед телегой вышагивал Золтан, рядом  с
ним ехал на Пегасе Лютик, дружески  препиравшийся  с  попугаем.  За  телегой
следовали Геральт с Мильвой, а в хвосте тащились шесть женщин из Кернова.
   Вел,  как  правило,  Персиваль  Шуттенбах,  длинноносый   гном.   Уступая
краснолюдам ростом и силой, он был их ровней по  выносливости,  а  ловкостью
даже значительно превосходил. Во время движения постоянно  петлял,  шебуршил
по кустам, выбегал вперед и исчезал, затем неожиданно появлялся и  нервными,
обезьяньими жестами издалека давал понять, что все  в  порядке,  можно  идти
дальше. Иногда подходил и быстро докладывал о преградах на пути. Всякий раз,
возвращаясь, приносил четверке сидевших на возу детей  горсть  орехов,  ягод
либо какие-нибудь странные, но явно вкусные корешки.
   Шли они чудовищно медленно, пробирались по просекам и вырубкам  три  дня.
Не встретили армии, не видели ни дымов, ни пожарищ. Однако одиноки не  были.
"Разведчик" Персиваль то и дело докладывал о скрывающихся  в  лесах  группах
беженцев. Несколько таких групп они миновали, причем быстро, потому что  вид
вооруженных вилами и дубинами людей как-то не  вызывал  желания  вступать  с
ними в контакт. Правда, кто-то из краснолюдов все-таки предложил  попытаться
переговорить  и  оставить  одной  группе  женщин  из  Кернова,   но   Золтан
воспротивился, а Мильва его поддержала. Женщины тоже явно не горели желанием
покинуть  компанию.  Это  было  тем  удивительнее,  что  к  краснолюдам  они
относились с очевидным страхом и н -приязнью, почти не разговаривали с  ними
и на каждой стоянке держались особняком.
   Геральт  объяснял  поведение  женщин  трагедией,  которую   они   недавно
пережили, но при  том  подозревал,  что  причиной  неприязни  могли  быть  и
свободные  нравы  краснолюдов.  Золтан  и  его  компания  ругались  так   же
непристойно и часто, как и попугай по имени Фельдмаршал  Дуб,  но  при  этом
репертуар у них был несравнимо богаче. Распевали скабрезные песенки,  в  чем
им активно помогал Лютик. Плевались, сморкались в  руку  и  пускали  громкие
ветры, становившиеся, как правило, поводом для смеха, шуток и соперничества.
В кусты ходили  исключительно  по  большой  нужде,  а  малую  справляли,  не
затрудняя себя долгим хождением. Последнее наконец разобрало Мильву, которая
крепко отчитала Золтана, когда тот утром отлил на еще теплый  пепел  костра,
совершенно не стесняясь зрителей и не обращая внимания на поднявшуюся  вонь.
Получив от Мильвы выговор, Золтан  нисколько  не  смутился  и  сообщил,  что
скрывать такого рода действия могут только двуличные, коварные и склонные  к
доносительству типы, по каковым действиям таковых обычно  и  узнают.  Однако
красноречивые  пояснения  краснолюда  не  произвели  на   лучницу   никакого
впечатления.  Она  угостила  краснолюдов  богатым  букетом   ругательств   и
несколькими вполне  конкретными  обещаниями,  что  явно  возымело  действие,
потому что все стали послушно ходить в кусты.  Однако  чтобы  не  попасть  в
разряд двуличных и коварных доносителей, делали это коллективно.
   Зато новое общество совершенно изменило Лютика. Поэт был  с  краснолюдами
запанибрата, особенно когда оказалось, что некоторые слышали о  нем  и  даже
знают его баллады и куплеты. Лютик старался не уступать золтановой  компании
ни в чем. Носил стеганую куртку, которую выклянчил  у  краснолюдов,  изрядно
потрепанную шапочку с пером заменил  на  лихой  куний  колпак.  Перепоясался
широким, украшенным латунью поясом, за который заткнул полученный в  подарок
нож вполне разбойничьего вида. Нож этот, как правило, колол его  в  пах  при
каждом наклоне. К счастью, убийственное оружие вскоре где-то  потерялось,  а
другого ему получить уже не удалось.
   Они шли  густыми  лесами,  покрывающими  склоны  Турлуга.  Леса  казались
вымершими,  никаких  признаков  животных,  видимо,  распуганных  войсками  и
беженцами. Не за чем было поохотиться, но, к счастью, пока что голод  им  не
грозил. Краснолюды прихватили с  собой  достаточно  припасов.  А  когда  они
кончились - а кончились они вскоре, потому что ртов было много, - Язон Варда
и Мунро Бруйс, едва стемнело, исчезли, прихватив пустой мешок. Под утро  они
вернулись уже с двумя мешками, полными под завязку. В  одном  оказался  овес
для лошадей, в другом - крупа, мука, сушеная говядина, только-только початый
круг сыра и даже огромный сычуг - деликатес в  виде  фаршированного  ливером
свиного  желудка,  спрессованного  между  двумя  дощечками  вроде  меха  для
раздувания огня в печи.
   Геральт догадывался, откуда берется добыча. Сразу комментировать не стал,
но дождался подходящего момента. Когда он оказался с Золтаном один на  один,
то вежливо спросил, не видит ли тот чего-нибудь  неприличного  в  ограблении
других беженцев, голодных не  меньше  них  и  наравне  с  ними  бьющихся  за
выживание. Краснолюд серьезно ответил, что да, ему страшно стыдно, но  такой
уж у него характер.
   - Мой колоссальный недостаток, - пояснил он, - в  неизбывной  доброте.  Я
прямо-таки не могу не  творить  добро.  Однако  я  -  краснолюд  разумный  и
рассудительный и знаю, что быть добрым ко всем невозможно. Если  я  попробую
быть добрым ко всем, ко всему миру и всем населяющим его существам,  то  это
будет то же самое, что капля пресной воды в соленом море,  другими  словами:
напрасное усилие. Поэтому я решил творить добро конкретное,  такое,  которое
не идет впустую. Я добр к себе и своему непосредственному окружению.
   Больше вопросов Геральт не задавал.
 
*** 
 
   На одной из стоянок Геральт и Мильва долго беседовали с Золтаном  Хиваем,
неисправимым и закоренелым альтруистом. Краснолюд  был  в  курсе  того,  как
проходят военные действия. Во всяком случае, так казалось.
   -  Наступление,  -  отвечал  он,  останавливая   то   и   дело   скрипяще
сквернословящего Фельдмаршала  Дуба,  -  началось  с  Дришота,  на  рассвете
седьмого  дня  после  Ламмаса.  Вместе  с  нильфгаардцами  шли  союзные   им
вердэнские войска, потому что Вердэн, как вы знаете, теперь  стал  имперским
протекторатом. Армии шли быстро, поджигая по пути все деревни за Дришотом  и
сметая размещенные там бруггенские гарнизоны. А на крепость Диллинген  из-за
Яруги  накинулись  нильфгаардские  Черные  пехотинцы.  Они  перешли  реку  в
совершенно неожиданном месте. Навели  мост  на  лодках,  за  полдня  навели,
верите?
   - Тут во все поверишь, - проворчала Мильва. - Вы были в Диллингене, когда
началось?
   - Неподалеку, - уклончиво ответил краснолюд. - Когда до нас дошли вести о
нападении, мы уже были на пути к городу Бругге. На  тракте  возник  страшный
бедлам, от беженцев не продохнешь, одни  жмут  с  юга  на  север,  другие  -
наоборот. Забили тракт, тут мы и уперлись. А нильфгаардцы, как оказалось  на
поверку, были и за нами, и перед нами. Вероятно, разделились те, что шли  от
Дришота. Думается мне, большой конный разъезд пошел  на  северо-восток,  как
раз к городу Бругге.
   - Значит, Черные уже находятся к северу от Турлуга. Получается, что мы  в
самой середке, между разъездами. В пустоте.
   -  Ага,  в  середке,  -  согласился  краснолюд.  -  Да  не   в   пустоте.
Императорским ратям фланги прикрывают белки, вердэнские волонтеры  и  всякие
вольные группы, а эти похуже нильфгаардцев будут. Такие-то Кернов и  спалили
и нас чуть было не сцапали, мы едва успели в леса дунуть.  Нам  туда  нельзя
носа высунуть из пущи. И все время надо быть настороже. Вот дойдем до Старой
Дороги, а оттуда по берегу Хотли до Ины, а  уж  на  Ине  должны  напасть  на
темерские войска. Солдаты короля Фольтеста, верно, тоже уже  отряхнулись  от
неожиданности и дали отпор нильфгаардцам.
   - Хорошо б, - сказала Мильва, глядя на ведьмака. - Однако ж секрет в том,
что нас важные дела на юг гонят. Мы-то думали от Турлуга на  юг  двинуть,  к
Яруге.
   -  Не  знаю,  какие  такие  дела  гонят  вас  в  те  стороны.  -   Золтан
подозрительно зыркнул на них. - Однако,  видать,  шибко  важные  и  срочные,
ежели ради них шеей рисковать собрались.
   Он понизил голос, переждал, но никто не спешил с  пояснениями.  Краснолюд
почесал зад, кашлянул, сплюнул и наконец сказал:
   - Я не удивлюсь, если окажется, что нильфгаардцы уже держат в кулаке  оба
берега Яруги аж до самого до устья Ины. А вам в какое место у Яруги надо?
   - Ни в какое конкретно, - решился ответить Геральт. -  Лишь  бы  к  реке.
Хочу на лодке к устью поплыть.
   Золтан глянул на него и рассмеялся. Однако тут же умолк,  сообразив,  что
это была не шутка.
   - Надо признать, - сказал он, помолчав, - дорожка у вас что надо!  Только
забудьте об этом. Весь южный Бругге в огне, не успеете добраться  до  Яруги,
вас или на кол посадят, или в плен возьмут и погонят в Нильфгаард. А если вы
каким-то чудом все же дотопаете до реки, то спуститься к  устью  у  вас  нет
никакой возможности. Я уже сказал о мосте на лодках, перекинутом  из  Цинтры
на бруггский берег. Этот мост, говорю вам, стерегут днем и ночью, там  никто
по реке не проплывет, разве что лосось. Вашим срочным и важным делам следует
поубавить в срочности и важности. Выше задницы не подскочишь. Я имею в  виду
ваши дела.
   Выражение лица и взгляд Мильвы явно свидетельствовали, что  ей  тоже  так
мнится. Геральт не комментировал. Чувствовал он  себя  отвратительно.  Кость
левого предплечья и правое колено все  еще  грызли  невидимые  клыки  тупой,
раздражающей боли, которую еще  больше  усиливала  всеприсутствующая  влага.
Докучали также  мучительные,  удручающие,  невыразимо  неприятные  ощущения,
ощущения чуждые, которых никогда раньше он не испытывал и с которыми не умел
справиться.
   Бессилие и отчаяние.
 
*** 
 
   Через  два  дня  дождь  прекратился,  выглянуло  солнце.  Леса  вздохнули
испарениями и  быстро  рассеивающимися  туманами,  птицы  принялись  активно
наверстывать упущенное. Золтан повеселел и объявил стоянку  подольше,  после
которой пообещал идти быстрее и добраться до Старой  Дороги  всего  за  один
день.
   Женщины из Кернова разукрасили все окружающие  ветки  чернью  и  серостью
развешанной для сушки одежды, а сами в одних ночных  рубашках,  собранных  у
шеи, стыдливо  укрылись  в  кустах  и  занялись  стряпней.  Раздетые  догола
ребятишки разыгрались, самыми  причудливыми  способами  нарушая  благородный
покой исходящей паром пущи. Лютик отсыпался. Мильва исчезла.
   Краснолюды отдыхали активно. Фиггис Мерлуццо и Мунро Бруйс отправились на
поиски  грибов.  Золтан  Хивай,  Язон  Варда,  Калеб  Страттон  и  Персиваль
Шуттенбах уселись неподалеку от телеги и без передыху резались в гвинт -  их
любимую карточную игру, которой отдавали  каждую  свободную  минуту  даже  в
предыдущие дождливые вечера.
   Ведьмак иногда подсаживался и болел,  теперь  поступил  так  же.  Сложных
правил этой типично красно-людской игры он по-прежнему не мог уразуметь,  но
восхищался исключительно старательным исполнением карт и картинками фигур. В
сравнении  с  теми,  которыми  пользовались  люди,  карты  краснолюдов  были
истинным шедевром полиграфии. Геральт  в  который  уже  раз  убеждался,  что
техника бородатого народца ушла далеко вперед не только  в  области  горного
промысла и металлургии. То, что в конкретной, карточой  отрасли  способности
краснолюдов не обеспечили им монополии на рынке, объяснялось лишь тем, что у
людей карты  были  не  столь  популярны,  как  кости,  а  наиболее  активные
представители человеческой расы менее всего обращали внимание  на  эстетику.
Люди, за которыми ведьмаку довелось наблюдать не раз, как правило,  резались
в истрепанные, замусоленные картонки,  настолько  грязные,  что  прежде  чем
сделать ход, картежникам приходилось  их  с  трудом  отлеплять  от  пальцев.
Фигуры были изображены так неряшливо, что отличить, например, даму от валета
можно было лишь благодаря том, что валет сидел на коне. Впрочем, конь больше
напоминал покалеченного хорька.
   Картинки на картах краснолюдов исключали подобные  ошибки.  Окоронованные
короли, которых краснолюды  именовали  "выжниками",  были  явно  королевских
статей, дамы -  или  "бабы"  по  краснолюдской  терминологии  -  грудасты  и
красивы, а вооруженные алебардами валеты - "нижники" -  лихо  усаты.  Солнце
пригревало, лес парил.  Геральт  болел.  Основным  принципом  краснолюдского
гвинта было что-то напоминающее торг на конском рынке - как  интенсивностью,
так и напряженностью голосов  торгующихся.  Затем  пара,  объявляющая  самую
высокую "цену", старалась получить как можно больше взяток, чему другая пара
игроков всячески мешала. Игра протекала громко и шумно,  а  рядом  с  каждым
игроком лежала  толстая  палка.  Пользовались  палками  довольно  редко,  но
хватались за них часто.
   - Ты чего делаешь, зуб те в корень! Дуб хреновый! Ты почему листами пошел
заместо сердец? Я чего, задарма в сердцах гвинтовал? У-ух, взял  бы  дрын  и
огрел бы тебя по дурной башке!
   - Дык у меня ж было четыре листа с нижником. Я думал набрать!
   - Аккурат четыре! Небось собственный  хер  присчитал,  карты-то  меж  ног
держал. Ты хоть малость-то думай, Страттон, тут тебе не  университет  какой!
Тут в карты играют! Да при  хорошей-то  карте  и  свинья  выиграет.  Сдавай,
Варда.
   - Лепня в звонах.
   - Мала куча в шарах.
   - Ширял выжник в шарах, да осталось ох да ах! Дубль в листах.
   - Гвинт!
   - Не дрыхни, Калеб! Дубль с гвинтом был! Что нахмурился?
   - Больша куча в звонах!
   - Хааа! Пас! Ну и чего? Никто не гвинтует? Поджали хвосты, сынки? Вистуй,
Варда. Персиваль, перец старый, ежели ему еще раз подмигнешь, так тресну меж
глаз, до зимы не проморгаешься!
   - Нижник!
   - Баба!
   - А я по ней выжником! Баба, тоже мне! Бью и ха-ха,  еще  у  меня  сердца
есть, на черный час приберег! Нижник, десята, девята...
   - И хрен с ними! А я козырем. Кто без козырей, тому... Ха, ха! И в  кучу!
Ага, Золтан! Вот те в пуп!!!
   - Видали его, гнома тырканного! И-эх! Взял бы дрын...
   Прежде чем Золтан сумел воспользоваться палкой,  из  леса  донесся  дикий
визг.
   Геральт вскочил первым.  Выругался  на  бегу,  потому  что  колено  снова
прошила боль. Тут же следом мчался  Золтан  Хивай,  схватив  с  телеги  свой
обмотанный  кошачьими  шкурками  меч.  Остальные  краснолюды   и   Персиваль
Шуттенбах кинулись за ним, вооружившись  палками,  последним  трусил  Лютик,
разбуженный криком. Сбоку, из леса выскочили Фиггис и Мунро. Бросив корзинки
с грибами, оба краснолюда подхватили на руки  и  оттащили  убегающих  детей.
Неведомо откуда появилась Мильва, на ходу вытаскивая  стрелу  из  колчана  и
указывая ведьмаку место, откуда донесся крик. Впрочем, Геральт  и  без  того
слышал, видел и уже знал, в чем дело.
   Кричала веснушчатая лет девяти девчушка с косичками.  Она  стояла  словно
истукан в нескольких шагах от кладки сгнивших  стволов.  Геральт  подскочил,
схватил ее под мышки, прерывая дикий писк и одновременно уголком глаза  ловя
шевеление между  стволами.  Быстро  попятился,  налетев  на  Золтана  и  его
краснолюдов. Мильва, которая тоже заметила движение среди стволов,  натянула
лук.
   - Не стреляй, - прошипел он. - Забирай отсюда ребенка!  Быстро!  А  вы  -
назад. Только спокойно. Никаких резких движений.
   Вначале им казалось,  что  пошевелилась  одна  из  гнилых  колод,  словно
собиралась слезть с нагретой солнцем кладки и поискать тени среди  деревьев.
Лишь