фгаардец взглянул на Региса, потом на Геральта.
   - Пожалуй, да, - сказал он медленно. - Так мне кажется.
   - Ага, - кивнул трубадур. - Ага. Геральт понял с  ходу.  Кагыру  кажется,
что он понимает. Я явно нуждаюсь в пояснениях, но сначала мне велят молчать,
потом я слышу, что нет нужды, чтобы я понимал. Благодарствую.  Двадцать  лет
на службе поэзии достаточно много, чтобы  знать:  есть  вещи,  которые  либо
понимаешь сразу, даже без слов, либо не поймешь никогда.
   Вампир улыбнулся.
   - Не знаю никого, - сказал он, - кто мог бы выразить это изящнее.
 
*** 
 
   Стемнело совершенно. Ведьмак встал. "Двум смертям не  бывать,  -  подумал
он. - От этого не уйти. Нечего тянуть. Надо это сделать.
   Надо - и конец".
 
*** 
 
   Мильва сидела в одиночестве около небольшого костерка, который разожгла в
лесу, в яме от вывороченного дерева, вдали от шалаша лесорубов, где ночевали
остальные. Она не вздрогнула, услышав его шаги. Словно ожидала  его.  Только
подвинулась, дав ему место на поваленном стволе.
   - Ну и что? - бросила резко, не ожидая,  пока  он  что-нибудь  скажет.  -
Наделала я вам дел, а?
   Он не ответил.
   - Небось и не  предполагал,  когда  мы  отправлялись,  а?  Когда  меня  в
компанию брал?  Небось  думал,  ну  и  что,  что  хамка,  что  дурная  девка
деревенская? Разрешил ехать. Потрепаться с ней в дороге о мудростях всяких -
небось думал - не потрепешься, а сгодиться может. Здоровая, крепкая баба, из
лука шьет, задницы в седле не натрет, а станет опасно, не наделает в портки,
польза от нее будет. А вышла  не  польза,  а  одно  горе.  Колода  на  ноге.
Разобрало дурную девку...
   - Зачем ты поехала со мной? - спросил он тихо. -  Почему  не  осталась  в
Брокилоне? Ты же знала...
   - Знала... - быстро прервала она. - Ведь среди дриад была,  а  они  мигом
узнают, что с девкой, от них не утаишься. Они узнали, прежде чем  я  сама...
Но, мнилось мне, так-то быстро  меня  слабость  не  возьмет.  Думала,  будет
нужда,  выпью  спорыньи  или  другого  какого  отвара,  и  не  заметишь,  не
догадаешься...
   - Все не так просто.
   - Знаю. Вомпер сказал.  Долго  я  слишком  валандалась,  все  размышляла,
колебалась. Теперь уж гладко не пройдет...
   - Я не это имел в виду.
   - Зараза, - сказала она, помолчав. - Подумать! Я-то  на  Лютика  грешила!
Потому как видела, что он токо пыжится, а сам-то пустышка, слабак,  к  труду
не привычный, того и гляди дальше идти не сможет  и  придется  его  бросить.
Думала, будет плохо, вернусь с Лютиком... А глянь, Лютик-то хват, а я...
   Голос у нее надломился. Геральт обнял ее. И тут же понял, что это было то
движение, которого она ждала, которое ей было невероятно нужно. Шершавость и
жестокость брокилонской лучницы  мгновенно  испарились,  осталась  дрожащая,
тонкая мягкость испуганной девушки.  Но  именно  она  прервала  затянувшееся
молчание.
   - Так ты мне и тада сказал... В Брокилоне. Мол, мне нужна будет..,  рука.
Что буду я ночью кричать, в темноту... Ты здесь, я чувствую твое плечо рядом
с моим... А кричать все равно хочется... О-ей-ей... Ты почему дрожишь?
   - Да, так, ничего. Воспоминание.
   - Что со мной будет?
   Он не ответил. Вопрос был адресован не ему.
   - Папка мне однажды показал... У нас у реки такая черная оса живет, что в
живую гусеницу яйца откладывает. Из яиц осята вылупляются,  гусеницу  заживо
съедают... Изнутри... Сейчас во мне такое же сидит. Во мне, внутри,  в  моем
собственном животе. Растет, все растет и заживо меня сожрет...
   - Мильва...
   - Мария. Мария я - не Мильва. Какая из меня  Каня?  Коршун?  Квочка  я  с
яйцом, не Коршун... Мильва с дриадами хохотала на побоище,  вырывала  стрелы
из окровавленных трупов - не пропадать же добру, жаль доброго наконечника! А
ежели который еще дышал, то ножом его по горлу! Вжик! На такую судьбу Мильва
предательством выводила тех людей и хохотала... Их кровь кричит  теперь.  Та
кровь, словно осиный яд, пожирает теперь Марию изнутри. Мария расплачивается
за Мильву. За Каню-Коршуна.
   Он молчал. В основном потому, что не знал, что сказать.  Девушка  сильнее
прильнула к его плечу.
   - Я вела в Брокилон команду скоя'таэлей, - сказала она тихо. - На Выжигах
это было, в июне, с неделю до соботки. Загнали нас, битва была,  ушли  мы  в
семь коней: пятеро эльфов, одна эльфка и я.  До  Ленточки  с  полверсты,  но
конные за нами, конные перед нами,  кругом  тьма,  мочага,  болоты...  Ночью
упрятались мы в лозники, надо было коням передышку дать. Да и себе. Тогда-то
эльфка разделась без слова, легла... Уйти или  прикинуться,  мол,  не  вижу?
Кровь в виски колотит, а она вдруг и говорит: "Кто знает, говорит, что утром
будет? Кто, говорит, Ленточку перейдет, а кто землю охватит? En'ca, говорит,
minne. Так и сказала: маленько, дескать, любви. Только так,  говорит,  можно
победить смерть. И страх". Они  боялись,  она  боялась,  и  я  боялась...  И
разделась я тоже и легла непоодаль, попону  под  спину  подстелила...  Когда
меня первый обнял, я зубы стиснула, потому как не готова была, испуганная  и
сухая... Но он мудрый был,  эльф  ведь,  токо  с  виду  молодой...  Умный...
Нежный... Мхом пахнул, травами и росой... К другому я сама руки протянула...
С желанием... Маленько любви? Бес один знает, сколь  в  том  было  любви,  а
сколь страху, но страху было поболе, так мне мнится... Потому как  любовь-то
была притворная, хоть и добрая, но притворная все  ж,  словно  в  ярмарочной
игре, как в вертепе, ведь там-то, если актеры способные, то даже  забываешь,
что притворное, а что правдивое. А страх был. Настоящий был страх.
   Геральт молчал.
   - А смерти все ж не удалось нам преобороть. На заре двух убили,  пока  мы
до берега Ленточки дошли. Из тех трех, что выжили, ни одного боле не видела.
Мамка моя говорила, что девка завсегда знает, чей плод в животе носит... А я
не знаю. Я даже и имен-то тех эльфов  не  знала,  откуда  ж  мне  ведать-то?
Скажи, откуда?
   Он молчал. Позволяя своей руке говорить за себя.
   - Да и зачем мне было знать? Вомпер уж спорыньи наварил...  Придется  вам
меня оставить в какой-нито деревне... Нет, не говори ничего, молчи. Я  знаю,
какой ты. Ты даже своей норовистой кобылы не бросишь, не оставишь, на другую
не выменяешь, хоть и грозишься весь час. Ты  не  из  тех,  кто  бросает.  Но
теперь - надо. Я просто в седле не усижу. Но знай: как токо оздоровею, двину
за вами вслед. Потому как хочу, чтобы ты свою Цирю отыскал,  ведьмак.  Чтобы
ты ее с моей помощью отыскал и возвернул.
   - Так вот почему ты поехала за мной? - сказал  он,  потирая  лоб.  -  Вот
почему. Она опустила голову.
   - Потому ты и поехала за мной, - повгзрил он. - Отправилась, чтобы помочь
спасти чужого ребенка. Хотела расплатиться. Отдать долг,  о  котором  думала
уже тогда, отправляясь за мной... Чужой ребенок за своего. И я  обещал  тебе
помочь в нужде. Мильва, я не смогу тебе помочь. Поверь, не смогу.
   Теперь молчала она. Он не мог. Чувствовал, что ему нельзя молчать никак.
   -  Тогда,  в  Брокилоне,  я  остался  твоим  должником  и  поклялся,  что
расплачусь за это. Неразумно. Глупо. Ты помогла  мне  в  тот  момент,  когда
помощь  была  мне  необходима.  Такой  долг  невозможно  возвратить.  Нельзя
заплатить за то, что не имеет  цены.  Некоторые  утверждают,  будто  каждая,
абсолютно каждая вещь в мире имеет свою цену. Это  неправда.  Есть  вещи,  у
которых нет цены, они бесценны. Их  проще  всего  узнать:  стоит  только  их
потерять, и все - они уже потеряны навсегда. Я  сам  потерял  очень  многое.
Поэтому сегодня не могу тебе помочь.
   - Ты мне как раз помог, - очень спокойно  ответила  она.  -  Ты  даже  не
знаешь, как помог. А теперь уходи.  Пожалуйста.  Оставь  меня  одну.  Уходи,
ведьмак. Уходи, пока ты не до конца развалил мой мир.
 
*** 
 
   Когда на заре они двинулись в путь, Мильва поехала впереди,  спокойная  и
улыбчивая. А когда следовавший за ней Лютик принялся бренчать на лютне,  она
посвистывала в такт мелодии.
   Геральт  и  Регис  замыкали  процессию.  После  долгого  молчания  вампир
взглянул на ведьмака, усмехнулся одобрительно и удивленно. Покачал  головой.
Потом вытащил из своей медицинской торбы маленькую бутылочку темного стекла,
показал Геральту. Улыбнулся снова и кинул бутылочку в кусты.
   Ведьмак молчал.
 
*** 
 
   Когда они остановились напоить коней, Геральт  отвел  Региса  в  укромное
место.
   - Планы меняются, - сообщил он сухо. - Мы не поедем через Ийсгит.
   Вампир минуту помолчал, буравя его черными глазами. Потом сказал:
   - Если б я не знал, что как ведьмак ты опасаешься только реальных  угроз,
я б подумал, что ты принял близко к сердцу болтовню ненормальной девчонки.
   - Но ты знаешь. Поэтому подумаешь логично.
   - Ну-ну. Однако хочу обратить  твое  внимание  на  следующее:  во-первых,
состояние, в котором находится Мильва, не  болезнь  и  не  дефект.  Конечно,
девушка обязана о себе заботиться, но она совершенно здорова и разумна. Я бы
даже сказал - весьма разумна. Гормоны...
   - Брось менторский и отдающий превосходством тон, - прервал Геральт. - Он
начинает действовать на нервы.
   - Это был первый вопрос, - напомнил Регис, - из двух, которые  я  намерен
был затронуть. А вот второй: когда Мильва обнаружит твою сверхзаботливость и
поймет, что ты носишься с ней как курица с яйцом, она взбеленится,  а  затем
последует стресс, который ей абсолютно противопоказан. Геральт,  я  не  хочу
быть ментором. Хочу быть рациональным.
   Геральт не ответил.
   - Есть еще и третья проблема, - добавил  Регис,  по-прежнему  сверля  его
глазами.  -  Идти  через  Ийсгит  нас  заставляет  не  энтузиазм   и   жажда
приключений, а необходимость. По горам шатаются  войска,  а  нам  необходимо
добраться в Каэд Дху. Мне казалось, это срочно. Казалось -  тебе  важно  как
можно скорее добыть информацию и двинуться на спасение твоей Цири.
   - Важно - Геральт отвел глаза. - Мне очень важно. Я хочу спасти и вернуть
Цири. До последнего времени я думал, что любой ценой. Но нет.  Этой  -  нет.
Этой ценой я не заплачу, на такой риск не пойду. Не согласен. Мы  не  пойдем
через Ийсгит.
   - Альтернатива?
   - Другой берег  Яруги.  Поедем  вверх  по  течению,  далеко  за  трясины.
Переправимся через Яругу на высоте Каэд Дху. Если будет трудно, переправимся
к друидам только вдвоем. Я переплыву, ты перелетишь под видом нетопыря.  Что
так смотришь? Ведь то, что река для вампира - преграда, это просто еще  один
миф и предрассудок. А может, я ошибаюсь?
   - Не ошибаешься. Но летать я могу только в полнолуние.
   - До полнолуния всего две недели. Пока мы доберемся до нужного места, как
раз и будет почти полнолуние.
   - Геральт, - сказал вампир, по-прежнему не спуская с ведьмака взгляда.  -
Странный  ты  человек,  ведьмак.  Для  ясности:  это  не  было   определение
уничижительное. Ну ладно. Отказываемся от Ийсгита,  опасного  для  женщин  в
интересном положении. Переправимся на другой берег Яруги, по твоему  мнению,
безопасный.
   - Я умею оценивать степень риска.
   - Не сомневаюсь.
   - Мильве и остальным ни слова.  Если  спросят,  скажешь,  что  это  часть
нашего плана.
   - Разумеется. Начинаем поиски лодок.
 
*** 
 
   Долго искать не пришлось, а результат  поисков  превзошел  все  ожидания.
Отыскалась  даже  не  лодка,  а  паром.   Спрятанный   среди   верб,   ловко
замаскированный ветками и пучками камыша, паром выдал канат, связывающий его
с левым берегом. Нашелся и паромщик. Увидев их, он быстро шмыгнул  в  кусты,
но Мильва засекла его и вытащила из укрытия за воротник, попутно  спугнув  и
помощника, могучего сложения парня с плечами богатыря и  лицом  законченного
идиота. Паромщик трясся от страха, глаза у него бегали, словно пара мышей по
пустому амбару.
   - На тот берег? - Паромщик икнул, узнав, чего от него ждут. - Ни за  что!
Там нильфгаардская земля, а теперича военный час! Схватют - на кол  натянут!
Не поплыву! Убейте, не поплыву!
   - Убить можем, - скрипнула зубами  Мильва.  -  Предварительно  исколотить
тоже можем. А ну, раскрой еще пасть - увидишь, что можем!
   - Военный час, - вампир просверлил паромщика взглядом, - наверняка тебе в
контрабанде не помеха,  а,  добрый  человек?  На  то  тебе  и  паром,  хитро
установленный подальше от  королевских  и  нильфгаардских  форпостов,  я  не
ошибаюсь? А ну, давай, сталкивай его на воду.
   - Так-то оно будет разумнее, - добавил Кагыр, поглаживая рукоять меча.  -
Будешь волокитить, переправимся сами,  без  тебя,  паром  останется  на  том
берегу, и чтобы его вернуть,  придется  тебе  плыть  по-лягушачьи,  брассом,
стало быть. А так - переправишь нас и вернешься. Часок страха - и забудешь.
   - А станешь упираться, стервь, - снова пригрозила Мильва, - так  приложу,
до зимы не забудешь!
   Перед  лицом  суровых,  не  подлежащих  обсуждению  аргументов   паромщик
отступил, и вскоре  уже  вся  команда  была  на  пароме.  Некоторые  лошади,
особенно Плотва,  упирались  и  не  хотели  грузиться,  но  паромщик  и  его
придурковатый помощник, видимо, сталкивались с такой ситуацией не  раз,  что
доказывала ловкость, с  которой  они  управились  с  упирающимися  лошадьми.
Дурачок-гигант на пару с паромщиком принялся  крутить  ворот,  приводящий  в
движение посудину, и переправа началась.
   Когда выплыли на открытую воду и их охватил ветер, настроение улучшилось.
Переправа через  Яругу  была  чем-то  новым,  иным  этапом,  указывающим  на
прогресс в движении. Впереди был нильфгаардский берег, рубеж,  граница.  Все
вдруг  оживились.  Это  передалось  даже  глуповатому  помощнику  паромщика,
который ни с того  ни  с  сего  принялся  насвистывать  какую-то  кретинскую
мелодийку. Геральт тоже чувствовал странную эйфорию, словно из ольховника на
левом берегу вот-вот выглянет Цири и радостно крикнет, увидев его.
   Вместо Цири крикнул паромщик. И отнюдь не радостно.
   - О  боги!  Мы  пропали!  Гляньте  туды!  Геральт  взглянул  в  указанном
направлении и выругался. Меж ольховин на высоком берегу  сверкнули  доспехи,
загудели копыта. Еще мгновение, и левобережная паромная  пристань  почернела
от конников.
   - Черные! - взвизгнул паромщик, бледнея и отпуская ворот. - Нильфгаардцы!
Смерть! Спасите, боги!
   - Держи коней. Лютик! - заорала Мильва, пытаясь одной рукой вытащить  лук
из луба. - Держи коней!
   - Это не имперские, - сказал Кагыр. - Мне кажется...
   Его голос  заглушили  крики  конников  на  пристани.  И  крик  паромщика.
Подгоняемый  его  криком  придурковатый   помощник   схватился   за   топор,
размахнулся и с  силой  опустил  острие  на  канат.  Паромщик  помог  вторым
топором. Конники на пристани это увидели и тоже принялись  орать.  Несколько
человек въехали в воду, схватили канат. Некоторые бросились к парому вплавь.
   - Оставьте канат в покое! - крикнул Лютик.  -  Это  не  нильфгаардцы!  Не
перерубайте...
   Однако было уже поздно. Перерубленный  канат  тяжело  плюхнулся  в  воду,
паром развернулся, и его  подхватило  течение.  Конники  на  берегу  подняли
страшный крик.
   - Лютик прав, - угрюмо  сказал  Кагыр.  -  Это  не  имперские...  Они  на
нильфгаардском берегу, но это не нильфгаардцы.
   - Конечно ж, нет! - закричал Лютик. - Я узнаю знаки! Орлы и ромбы!  Знаки
Лирии! Это лирийские герильясы! Эй, люди...
   - Прячься за борт, дурень!
   Поэт, как всегда, вместо того чтобы послушаться, пожелал  узнать,  в  чем
дело. И тут в воздухе засвистели стрелы. Часть со стуком  врезалась  в  борт
парома, часть пролетела выше и  хлопнулась  в  воду.  Две  летели  прямо  на
Лютика, но ведьмак уже выхватил свой меч, прыгнул,  быстрыми  ударами  отбил
обе.
   - Великое Солнце, - ахнул Кагыр. - Отбил... Отбил две стрелы! Невероятно!
Ничего подобного я не видел...
   - И не увидишь! Впервые в жизни мне удалось такое! Прячьтесь за борт!
   Однако солдаты с пристани прекратили обстрел,  видя,  что  течение  несет
паром прямо к их берегу. Вода вспенилась у боков лошадей, загоняемых в воду.
Паромная пристань заполнилась новыми конниками. Их было никак не меньше двух
сотен.
   - Подмогайтя! - закричал паромщик. - А ну, за шесты, милсдари, мать вашу!
К берегу нас несет!
   Они поняли сразу, а шестов, к счастью, было  достаточно.  Регис  и  Лютик
держали  лошадей.  Мильва,  Кагыр  и  ведьмак  помогали  паромщику   и   его
придурковатому прислужнику. Паром, который оттолкнули сразу  пятью  шестами,
развернулся и пошел быстрее, явно направляясь к середине  реки.  Солдаты  на
берегу снова подняли крик, опять схватились за луки.  Просвистело  несколько
стрел, одна из лошадей дико заржала. К счастью, подхваченный течением  паром
плыл  быстро  и  все  больше  удалялся  от  берега,  за  пределы  прицельных
выстрелов.
   Они уже были на середине реки. Паром крутился, словно дерьмо  в  проруби.
Кони топали и ржали, вырывались от вцепившихся в поводья Лютика  и  вампира.
Конники на берегу орали и грозились кулаками. Геральт  вдруг  заметил  среди
них наездника на белом коне, размахивавшего мечом  и,  кажется,  отдававшего
приказы.
   Спустя минуту кавалькада отступила к  опушке  леса  и  галопом  помчалась
краем высокого берега. Латы посверкивали в прибрежных зарослях.
   - Они не отстанут,  -  застонал  паромщик.  -  Знают,  что  за  заворотом
быстрина снова нас  к  ихнему  берегу  прибьет...  Держитя  палки  наготове,
милсдари! Как  нас  к  правому  берегу  повернет,  надыть  барке  подмогнуть
перебороть течение и выскакивать. Иначей нам горе...
   Паром плыл, понемногу дрейфуя к  правому  берегу,  к  высокому,  крутому,
ощетинившемуся кривыми соснами откосу. Левый берег, от которого  они  сейчас
удалялись, сделался плоским, вдавался в реку полукруглой песчаной косой.  На
косу галопом вылетели наездники, с разгона въезжая в  воду.  Рядом  с  косой
явно была мелина, застружина, и прежде чем  вода  дошла  лошадям  до  брюха,
конники вошли в реку довольно далеко.
   - Дойдут на выстрел, - угрюмо оценила Мильва. - Прячьтесь.
   Снова засвистели стрелы, некоторые попали в  доски.  Но  отбивающееся  от
застружины течение быстро понесло паром в сторону крутого поворота на правом
берегу.
   - Таперича за шесты! - приказал трясущийся паромщик.  -  Живо,  пристаем,
пока быстрина не ухватит!
   Однако сделать это оказалось не так просто. Течение  было  быстрым,  вода
глубокой, а паром большим тяжелым и неповоротливым.  Вначале  он  вообще  не
реагировал на их усилия, наконец шесты сильнее уперлись в дно.  Походило  на
то, что у них получится, когда Мильва вдруг упустила шест и молча указала на
правый берег.
   - А вот  теперь...  -  Кагыр  смахнул  пот  со  лба.  -  Теперь  -  точно
нильфгаардцы.
   Геральт тоже видел это. У наездников, неожиданно  появившихся  на  правом
берегу, были черные и зеленые плащи, у коней - характерные  узды,  набранные
из колец. Наездников была по меньшей мере сотня.
   - Пропали мы таперича вконец... - заныл паромщик. - Ох, маменька  родная,
это ж Черные!
   - К шестам! - рявкнул ведьмак. -  К  шестам  и  на  быстрину!  Дальше  от
берега.
   Задача опять оказалась не  из  легких.  Течение  у  правого  берега  было
сильное, паром несло прямо к высокому обрыву, с которого уже слышались крики
нильфгаардцев. Когда через минуту упершийся в шест Геральт поднял голову, то
увидел над собой ветки сосен. Выпущенная с края обрыва  стрела  врезалась  в
палубу почти отвесно в двух ступнях от него. Вторую, метившую в  Кагыра,  он
отбил ударом меча.
   Мильва, Кагыр, паромщик и его помощник отталкивались уже не от дна, а  от
берега, от обрыва. Геральт бросил меч, схватил шест  и  помог  им,  а  паром
начало снова сносить на стрежень. Однако они все еще были в опасной близости
от правого берега, а по берегу мчалась погоня.  Не  успели  отдалиться,  как
обрыв кончился и на плоский, заросший камышом берег вылетели нильфгаардцы. В
воздухе завыли перья стрел.
   - Прячьтесь!
   Помощник паромщика вдруг как-то странно выругался и упустил шест в  воду.
Ге