очему именно  сейчас.  С
другой стороны, почему  нет?  С  болезнью  Шрюда  моим  защитником  стал
Верити, но его поблизости не было. Я  мог  обратиться  к  Кетриккен,  но
тогда бы ей пришлось открыто противостоять Регалу.  Я  этого  не  хотел.
Чейд, как всегда, был только тенью. Все это быстро пронеслось у  меня  в
голове. Я уже уходил от ворот, когда услышал свое имя.
   В гору поднималась Молли. Ее синее  платье  служанки  развевалось  на
ветру. Она бежала тяжело, неровно - это было так не похоже на ее обычную
изящную походку. Она была в изнеможении или близка к нему.
   - Фитц! - снова крикнула она, и в ее голосе был страх.
   Я пошел к ней, но стражница внезапно загородила мне дорогу. В ее лице
тоже был страх, но и решимость.
   - Я не могу позволить вам выйти за ворота. Я получила приказ.
   Я хотел отбросить ее с дороги,  но  подавил  свою  ярость.  Драка  не
поможет Молли.
   - Тогда иди к ней, черт тебя побери! Неужели не видишь,  что  женщина
попала в беду?
   Она стояла неподвижно, глядя мне прямо в глаза.
   - Майлз! - позвала она, и из караульной  выскочил  мальчик.  -  Ну-ка
пойди и посмотри, что случилось с женщиной! Быстро.
   Мальчик полетел как стрела. Я стоял, а стражница застыла передо  мной
и беспомощно наблюдала, как Майлз бежит к  Молли.  Подбежав  к  ней,  он
обхватил  ее  за  талию  и  взял  ее  корзинку  в  другую  руку.  Тяжело
облокотившись на него, задыхаясь и почти рыдая,  Молли  шла  к  воротам.
Казалось,  прошла  вечность,  прежде  чем  она  прошла  через  ворота  и
оказалась в моих объятиях.
   - Фитц, о Фитц! - рыдала она.
   - Пойдем, - сказал я ей. Я увел ее в сторону  от  стражника  и  пошел
прочь от ворот. Я знал, что поступил разумно и спокойно,  но  чувствовал
себя опозоренным и униженным.
   - Почему ты не.., подошел ко мне? - задыхаясь спросила Молли.
   - Стражница не пустила меня. Они получили приказ не выпускать меня из
Баккипа, - сказал я тихо. Я чувствовал, как она  дрожит,  прижимаясь  ко
мне. Я завел ее за  угол  караульной,  чтобы  ее  не  видели  стражники,
которые, разинув рот, стояли в воротах, и держал ее  в  своих  объятиях,
пока она не затихла.
   - Что случилось? Что с тобой? - я старался, чтобы  мой  голос  звучал
успокаивающе. Я осторожно  убрал  волосы  с  ее  лица.  Через  несколько
мгновений она прильнула ко мне. Дыхание ее замедлилось, но она  все  еще
дрожала.
   - Я пошла в город. Леди Пейшенс дала мне свободный день. И  мне  надо
было купить кое-что.., для моих свечей,  -  она  стала  дрожать  немного
меньше. Я взял ее за подбородок, чтобы она посмотрела мне в глаза.
   - И потом?
   - Я.., возвращалась и была на крутом  склоне.  Только  что  вышла  из
города. Где растет ольха.
   Я кивнул. Я знал это место.
   - Я услышала, что скачут лошади. Быстро. И я отошла с  дороги,  чтобы
пропустить их, - она снова начала дрожать. - Я шла  дальше,  думая,  что
они проедут мимо. Но когда я оглянулась,  то  увидела,  что  они  скачут
прямо на меня. Не по дороге, а прямо на меня. Я отскочила в заросли,  но
они все равно неслись прямо на меня. Я повернулась и  побежала...  -  ее
голос становился все выше и выше.
   - Тихо. Тихо. Подожди немного. Успокойся. Подумай. Сколько  их  было?
Знаешь ли ты их?
   Она бешено замотала головой.
   - Двое. Я не видела их  лиц.  Я  убегала,  а  на  них  были  шлемы  с
забралами. Они  гнались  за  мной.  Там  круто,  ты  знаешь,  и  высокий
кустарник. Я пыталась уйти, но они гнали лошадей  за  мной.  Как  собаки
овец. Я карабкалась вверх, но не могла  убежать.  И  потом  я  упала.  Я
зацепилась за сук и упала, и они спрыгнули с лошадей. Один прижал меня к
земле, а другой вырвал мою корзинку. Он вывалил все, что в ней было, как
будто что-то искал, но они смеялись и смеялись. Я подумала...
   Теперь мое сердце колотилось так же сильно, как у Молли.
   - Они что-нибудь сделали с тобой? - спросил я свирепо.
   Она помолчала, как будто не могла  решить,  а  потом  снова  затрясла
головой.
   - Не то, чего ты  боишься.  Он  просто..,  держал  меня.  И  смеялся.
Другой.., он сказал.., он сказал,  что  я  очень  глупая,  раз  позволяю
бастарду использовать себя. Они сказали...
   Она снова на некоторое время замолчала. Что бы они ни сказали ей, как
бы они это ни назвали, она не могла повторить мне. Для меня это было как
удар меча -  они  оскорбили  ее  так  сильно,  что  она  не  могла  даже
поделиться со мной этой болью.
   - Они предупредили меня, - продолжала она  наконец,  -  они  сказали,
держись подальше от бастарда. Не делай для него его грязную работу.  Они
сказали... - что-то, чего  я  не  поняла,  насчет  посланий,  шпионов  и
измены.  Сказали,  они  постараются,  чтобы  все  узнали,  что  я  шлюха
бастарда, - она пыталась просто выговорить это слово, но это далось ей с
огромным трудом. Она не обратила внимания на  то,  что  я  вздрогнул.  -
Потом они сказали, что меня повесят, если я не послушаюсь. Что исполнять
поручения изменника - значит быть  изменницей,  -  ее  голос  становился
странно спокойным. - Потом они плюнули на меня и ушли.  Я  слышала,  как
они уезжают, но долго боялась встать. Я никогда не была так испугана,  -
ее глаза были открытыми ранами, - даже мой отец не пугал меня так.
   Я прижал ее к себе.
   - Это все моя вина. - Я даже не знал, что произнес эти  слова  вслух,
пока она не отшатнулась, чтобы изумленно поглядеть на меня.
   - Твоя вина? Ты сделал что-то плохое?
   - Нет. Я не предатель. Но я бастард. И  я  позволил,  чтобы  все  это
вылилось на тебя. Об этом предупреждала меня Пейшенс, и  Ч..,  все,  все
предупреждали меня. Все это правда. Из-за меня ты  оказалась  замешанной
во все это...
   - Что происходит? - спросила она тихо, глаза ее  расширились.  У  нее
внезапно перехватило дыхание. - Ты сказал, что стражники запрещают  тебе
выходить из замка? Почему?
   - Я точно не знаю почему. Я много чего не понимаю. Но теперь  я  знаю
одно. Ты должна быть в безопасности. Это значит, что некоторое  время  я
должен держаться от тебя подальше. А ты от меня. Понимаешь?
   В ее глазах блеснула ярость.
   - Я понимаю, что ты бросаешь меня.
   - Нет, это не так. Надо заставить их поверить, что они испугали  тебя
и ты подчинилась им. Тогда ты будешь в  безопасности.  У  них  не  будет
никакой причины преследовать тебя.
   - Они испугали меня, ты, идиот, - зашипела она, - Я знаю одно:  когда
кто-то знает, что ты его боишься, ты никогда не будешь  в  безопасности.
Если я подчинюсь им сейчас, они снова будут преследовать меня. Они будут
заставлять меня делать другие вещи, чтобы  посмотреть,  насколько  силен
мой страх.
   Это были следы, оставленные в жизни Молли ее  отцом.  Следы,  которые
делали ее сильной, но также и уязвимой.
   - Теперь не время идти против них, - прошептал я. Я смотрел ей  через
плечо, ожидая, что в любой момент  может  появиться  стражник,  желающий
узнать, куда мы делись. - Пойдем, - сказал я  ей  и  увел  ее  глубже  в
лабиринт амбаров и пристроек. Она молча  шла  рядом  со  мной  некоторое
время, потом внезапно выдернула у меня свою руку.
   - Самое время идти против них, - выкрикнула она. - Если  ты  отложишь
это сейчас, то не сделаешь никогда. Почему сейчас не время?
   - Потому что я не хочу, чтобы ты была в этом  замешана.  Я  не  хочу,
чтобы тебе причинили боль. Не хочу, чтобы люди говорили  о  тебе  как  о
шлюхе бастарда, - я едва выдавил из себя эти слова.
   Молли вздернула подбородок.
   - Мне нечего стыдиться. А тебе?
   - Нет. Но...
   - "Но". Твое любимое слово, - сказала она горько и стала  уходить  от
меня.
   - Молли! - я прыгнул за ней и схватил ее за плечи. Она развернулась и
ударила меня. Не  пощечина.  Хороший  удар  в  челюсть,  от  которого  я
покачнулся, а рот мой наполнился кровью. Она стояла и сверкала  глазами,
подстрекая меня еще раз коснуться ее. Я не двинулся с места.
   - Я не говорю, что не отомщу им. Я просто не хочу, чтобы  ты  была  в
это замешана. Дай мне шанс провести этот  бой  по-своему,  -  сказал  я,
чувствуя, как кровь бежит по моему подбородку. -  Верь,  со  временем  я
найду их и заставлю расплатиться. По-своему. Верь. Расскажи мне об  этих
людях. Что на них было надето, как они ехали? Как выглядели лошади?  Они
разговаривали как люди из Бакка или как чужаки? Были ли  у  них  бороды?
Можешь ли ты вспомнить цвет их волос и глаз?
   Я видел, как она напряглась, видел, как ее мысли меняют направление.
   - Коричневые, - сказала она наконец. - Коричневые  лошади  с  черными
гривами и хвостами. А мужчины разговаривали обычно. У одного была темная
борода. Кажется. Трудно разглядеть  что-нибудь,  когда  лежишь  в  грязи
лицом вниз.
   - Хорошо. Это хорошо, - сказал я, хотя она вовсе ничего  не  сообщила
мне. Она старалась не смотреть на кровь на моем лице. - Молли, -  сказал
я тише, - я не буду приходить.., в твою комнату. Некоторое время. Потому
что...
   - Ты боишься.
   - Да, - прошипел я, - боюсь, что они сделают тебе больно. Боюсь,  что
они убьют тебя, чтобы сделать больно мне.  Я  не  буду  подвергать  тебя
опасности.
   Она стояла неподвижно. Было непонятно, слушает она меня или нет.  Она
скрестила руки на груди и обхватила свои плечи.
   - Я люблю тебя слишком сильно для этого, - мои слова прозвучали жалко
даже для меня самого.
   Она повернулась и пошла прочь от меня. Она все еще обнимала  себя  за
плечи, как будто не давала себе  разлететься  на  части.  Она  выглядела
очень одинокой, в испачканных в грязи синих юбках и с опущенной головой.
   - Молли Красные Юбки, - прошептал я ей вслед, но ее больше  не  было.
Только то, что я сделал из нее.

24
НИТБЕЙ

   Рябой Человек - легендарный  предвестник  болезней  и  несчастий  для
народа Шести Герцогств.  Увидеть  его  на  дороге  означает  приближение
болезней и мора. Как говорят, увидеть его  во  сне  -  это  знак  скорой
смерти. В рассказах он часто является к тем, кто заслуживает  наказания,
но в кукольных представлениях иногда используется  как  предзнаменование
грядущих бедствий. Марионетка на сцене,  изображающая  Рябого  Человека,
предупреждает зрителей, что скоро они станут свидетелями трагедии.

   Зимние дни тянулись удивительно медленно. С каждым  проходящим  часом
тучи надо мной сгущались. Я  никогда  не  заходил  в  свою  комнату,  не
оглядев ее сперва, не ел ничего, что готовилось в  мое  отсутствие,  пил
только воду, которую сам доставал из колодца. Я плохо  спал.  Постоянная
настороженность сильно сказывалась на мне.  Я  был  резок  с  теми,  кто
просто  заговаривал  со  мной,  угрюм  в  обществе  Баррича,  сдержан  с
королевой. Чейд, единственный, с кем я мог бы разделить  свой  груз,  не
звал меня. Я был отчаянно одинок. Я не смел  пойти  к  Молли.  Старался,
чтобы мои визиты к Барричу были  по  возможности  краткими,  потому  что
боялся навлечь беду и на него. Я не  мог  открыто  уходить  из  Баккипа,
чтобы провести время с Ночным Волком, и боялся пользоваться нашим тайным
путем. Я ждал и наблюдал, но то, что больше ничего не происходило, стало
утонченной пыткой.
   Каждый день я бывал у короля Шрюда. Он чах у меня на глазах, а шут  с
каждым днем становился все более мрачным, а  его  юмор  более  едким.  Я
тосковал по суровой зиме, которая соответствовала бы  моему  настроению,
но небеса оставались синими, а  ветры  спокойными.  Вечерами  в  Баккипе
шумели веселые пиры. Устраивались  балы-маскарады,  состязались  друг  с
другом менестрели. Герцоги и знать Внутренних Герцогств ели  и  пили  за
столом Регала до поздней ночи.
   - Как клещи на умирающей собаке, - кровожадно  сказал  я  как-то  раз
Барричу, перебинтовывая ему ногу. Он заметил, что ему не  трудно  стоять
по ночам на страже у дверей Кетриккен, потому что шум пиршеств  не  дает
заснуть никому в замке.
   - А кто умирает? - спросил он.
   - Мы все. Со временем все мы умрем. Тебе об этом никто не говорил? Но
нога твоя заживает на удивление хорошо,  несмотря  на  все  то,  что  ты
сделал с ней.
   Он посмотрел на ногу и осторожно согнул ее. Кожа неровно  натянулась,
но выдержала.
   - Может быть, рана закрылась, но непохоже, чтобы она  на  самом  деле
зажила, - это была не жалоба.
   Он поднял кружку с бренди и осушил ее. Я, прищурившись, смотрел,  как
он пил. Его дни теперь шли по заведенному распорядку. Покинув свой  пост
у дверей Кетриккен, он шел на кухню и ел,  а  потом  поднимался  в  свою
комнату и пил. После того как я приходил помочь ему сменить  повязку  на
ноге, он снова пил, пока не  засыпал.  Вечером  он  просыпался  как  раз
вовремя для того, чтобы поесть и отправиться сторожить дверь  Кетриккен.
Он больше ничего не  делал  в  конюшнях.  Он  полностью  перепоручил  их
Хендсу, который бродил по ним с таким видом, будто работа была для  него
незаслуженным наказанием. Каждый день Пейшенс посылала Молли  убирать  у
Баррича в комнате. Я мало знал об этих визитах, кроме того, что  Баррич,
как ни удивительно, терпел их. У меня были смешанные  чувства  по  этому
поводу. Как бы много ни  пил  Баррич,  он  всегда  вежливо  обращался  с
женщинами. Однако выстроенные в ряд  пустые  бутылки  из-под  бренди  не
могли не напоминать Молли о ее отце. Тем не менее  я  хотел,  чтобы  они
лучше узнали друг друга. Как-то я рассказал Барричу, что Молли  угрожали
из-за ее связи со мной.
   - Связи? - спросил он резко.
   - Некоторые знают, что я люблю ее, - осторожно признался я.
   - Мужчины не переносят своих проблем  на  женщин,  которых  любят,  -
посуровел он.
   На это у меня не нашлось ответа. Я рассказал ему, что вспомнила Молли
о нападавших, но это ни о  чем  ему  не  говорило.  Некоторое  время  он
смотрел в сторону, сквозь стены  своей  комнаты.  Потом  поднял  кружку,
осушил ее и осторожно заговорил:
   - Я собираюсь сказать ей, что ты тревожишься за нее и если ей  кто-то
опять будет угрожать, то ей следует прийти ко мне. Я в лучшем положении,
чем ты, и могу справиться с  любой  опасностью,  -  он  поднял  глаза  и
встретил мой взгляд.  -  Я  собираюсь  сказать  ей,  что  ты  поступаешь
разумно, держась на расстоянии - ради нее. - Наполняя  свою  кружку,  он
тихо добавил, глядя на стол:
   - Пейшенс была права. И она поступила мудро, послав ее ко мне.
   Я побледнел, поняв, что он имел в виду. По крайней мере  один  раз  у
меня хватило ума промолчать.  Он  осушил  свою  кружку  и  посмотрел  на
бутылку. Медленно подвинул ее мне.
   - Поставь это на полку для меня, - попросил он.
   Животные и зимние запасы зерна продолжали утекать из Баккипа. Кое-что
было задешево продано во Внутренние Герцогства. Лучших из  охотничьих  и
верховых лошадей на баржах отправляли вверх  по  Оленьей  реке  в  район
Турлейка. Регал заявил, что таким  образом  он  хочет  сохранить  лучших
племенных животных от пиратов. В Баккипе поговаривали,  как  рассказывал
мне Хендс, что если король боится за  свой  собственный  замок,  им  уже
вообще не на что надеяться. Когда вверх по  реке  отправился  корабль  с
прекрасными старинными гобеленами и мебелью,  пошел  слух,  что  Видящие
собираются срочно покинуть Баккип, даже не дожидаясь нападения.  У  меня
было подозрение, что так оно и будет.
   Поскольку я  был  заперт  в  стенах  замка,  у  меня  почти  не  было
возможности  послушать  разговоры  простых  людей.  Когда  я  входил   в
караульную, все замолкали. С ограничением моей свободы по замку поползли
разные слухи. Вдруг вспомнилось, как мне  не  удалось  спасти  маленькую
девочку от "перекованных". Мало кто из стражников осмеливался беседовать
со мной о чем-нибудь, кроме погоды. Меня, хотя и не все, считали  парией
и не допускали к веселым спорам, которые  обычно  наполняли  караульную.
Разговаривать со мной стало опасно. Я не хотел навлекать неприятности на
людей, к которым хорошо относился. Меня все еще с радостью  принимали  в
конюшнях, но я старался ни с кем не  общаться  помногу  и  не  появлялся
слишком часто рядом с каким-нибудь конкретным животным. Рабочие  конюшни
в те дни были мрачными. Работы  у  них  было  мало,  и  они  стали  чаще
ссориться. Подручные были для меня главным источником новостей и слухов.
И ничего веселого они не говорили.  Искаженные  рассказы  о  набегах  на
Бернс, слухи о драках в тавернах и доках Баккипа  и  рассказы  о  людях,
двигавшихся на юг или внутрь страны, если им позволяли средства. То, что
говорили о Верити и его  поисках,  было  исполнено  либо  жалости,  либо
насмешки. Надежда исчезла. Как и я, народ  Баккипа  жил  в  предчувствии
страшных несчастий, которые вот-вот обрушатся на город.
   В Баккипе был месяц штормов, и события случались больше безрадостные.
Прибрежная таверна загорелась во время особенно буйного  веселья.  Огонь
распространился  на   соседние   дома,   и   только   проливной   дождь,
последовавший за порывами ветра, спас склады доков. Их гибель  стала  бы
настоящим бедствием, потому что Регал очистил склады замка  от  зерна  и
запасов и люди в городе не видели особых причин хранить у себя  то,  что
осталось. Я смирился с мыслью, что, даже если пираты не придут в Баккип,
еще до конца зимы придется сократить рационы.
   Однажды ночью я проснулся в абсолютной тишине. Вой штормового ветра и
грохот дождя  прекратились.  Мое  сердце  упало.  Страшное  предчувствие
охватило меня, а когда я встал утром и увидел чистое голубое  небо,  мой
ужас еще усилился. Несмотря на солнечный день, атмосфера  в  замке  была
давящей. Несколько раз я чувствовал в своем сознании  щекотание  Скилла.
Это доводило меня до безумия, потому  что  я  не  знал,  Верити  ли  это
пытался связаться со мной, или Джастин и Сирен подслушивают  мои  мысли.
Поздний визит к королю Шрюду и шуту привел меня в  еще  большее  уныние.
Иссохший почти до костей, король сидел и рассеянно  улыбался.  Он  слабо
нащупал меня Скиллом, когда я вошел, а потом приветствовал словами:
   - А, Верити, мой мальчик! Как ты поупражнялся с мечом?
   В дальнейшей беседе смысла было примерно столько же.
   Принц Регал появился почти сразу за мной. Он сел на кресло  с  прямой
спинкой, сложив руки на груди, и смотрел на меня. Мы  не  обменялись  ни
единым словом.  Я  не  мог  решить,  чем  объясняется  мое  молчание,  -
трусостью или прекрасным самообладанием. Я вышел из комнаты, как  только
смог, несмотря на укоризненный взгляд шута.
   Сам шут выглядел не многим лучше, чем король. На его бесцветном  лице
черные круги под глазами казались грубо  намалеванными.  Язык  его  стал
таким же бесшумным, как бубенцы на его шапке. Когда король  Шрюд  умрет,
ничто не защитит шута от Регала. Я размышлял, могу ли как-нибудь  помочь
ему.
   "Как будто я могу помочь самому себе", - кисло подумал я.
   Вечером у  себя  в  комнате  я  пил  больше  чем  следовало  дешевого
черносмородинового бренди, который презирал Баррич. Я знал,  что  завтра
мне будет плохо. Но мне  было  все  равно.  Потом  я  лежал  в  постели,
прислушиваясь к далеким звукам веселья в Большом зале.  Я  хотел,  чтобы
Молли была со мной и выбранила меня за то, что я напился.  Кровать  была
слишком большой, простыни холодны и белы как снег. Я закрыл глаза и стал
ждать утешения в компании  волка.  Оказавшись  привязанным  к  замку,  я
еженощно искал его призрачного общества, чтобы  иметь  хотя  бы  иллюзию
свободы. Я проснулся за секунду до того, как Чейд потряс меня за  плечо.
Хорошо, что я узнал его  в  то  разорванное  мгновение,  иначе,  уверен,
попытался бы убить его.
   - Вставай, - хрипел он, -  вставай,  пьяный  дурак!  Вставай,  идиот!
Нитбей в осаде. Пять красных кораблей.  Бьюсь  об  заклад,  что  они  не
оставят камня на камне, если мы будем медлить. Вставай, будь ты проклят.
   Я, покачиваясь, встал на ноги. Дурман выпивки отступил перед шоком от
его слов.
   - Что мы можем сделать? - глупо спросил я.
   - Сказать королю, сказать  Кетриккен,  сказать  Регалу!  Даже  он  не
сможет проигнорировать пиратов у  самого  нашего  порога.  Если  красные
корабли захватят Нитбей, это буд