замочила
мою морду и полилась на грудь. Я тряхнул головой, мои зубы  рвали  тело,
вытряхивая из него остатки жизни.
   Потом была пустота.
   Я сидел на снегу,  прислонившись  спиной  к  дереву.  Волчонок  лежал
недалеко  от  меня.  Его  передние  лапы  были  забрызганы  кровью.   Он
вылизывался, аккуратно, медленно и сосредоточенно.
   Я поднес рукав ко рту и подбородку. Я вытер кровь. Она была не моя. Я
бросил взгляд на тело лежащего рядом со мной человека и отвел глаза.  На
какое-то ужасное мгновение я вспомнил, как вонзил зубы ему  в  горло.  Я
крепко зажмурился и не двигался.
   Холодный нос у моей щеки. Я открыл глаза. Он сидел рядом и смотрел на
меня.
   Волчонок.
   Ночной Волк, поправил он меня. Моя мать назвала меня Ночным Волком. Я
последний из помета открыл глаза. Он  посопел  носом.  Потом  неожиданно
чихнул. Он посмотрел на лежащих мужчин.  Я  невольно  проследил  за  его
взглядом. Мой нож достал молодого, но он не  умер  мгновенно.  Остальные
два...
   Я убивал быстрее, тихо заметил Ночной Волк.  Но  у  меня  не  коровьи
зубы. Ты неплохо поработал для  своего  рода.  Он  встал  и  отряхнулся.
Кровь, и холодная и теплая, забрызгала мне  лицо.  Я  резко  выдохнул  и
вытер ее, потом понял, что это значит.
   Ты ранен.
   И ты тоже. Он вытащил нож из тебя, чтобы воткнуть его в меня.
   Дай мне посмотреть.
   Почему?
   Вопрос остался висеть в  холодном  воздухе.  Приближалась  ночь.  Три
ветки над головой уже стали черными на фоне вечернего неба. Мне не нужен
был свет, чтобы разглядеть его. Мне вообще не  нужно  было  видеть  его.
Разве вам нужно видеть  ваше  ухо,  чтобы  знать,  что  оно  часть  вас?
Бесполезно было  отрицать,  что  мое  ухо  принадлежит  мне,  и  так  же
бесполезно было отрицать Ночного Волка.
   Мы братья. Мы стая, уступил я.
   Правда?
   Я чувствовал,  что  Уит  волка  тянет,  дергает  и  хватает  меня.  Я
вспомнил, что чувствовал это раньше и не обращал на это внимания. Теперь
нет. Я дал ему свое  безраздельное  внимание.  Ночной  Волк  был  здесь:
шкура, зубы, мышцы и клыки; и я не избегал его. Я знал о ране от меча на
его плече и чувствовал, что лезвие вошло между двумя  крупными  мышцами.
Он держал лапу прижатой к  груди.  Я  помедлил  и  ощутил,  какой  болью
отдается в нем это промедление. Так что больше я не ждал и  потянулся  к
нему, так же как он ко мне.
   Доверие не есть доверие, пока оно не полное. Мы были так близки,  что
я не знал, чья именно это была мысль.  На  мгновение  у  меня  появилось
двойное ощущение мира, когда  его  восприятие  наложилось  на  мое.  Его
ощущение  запаха  тел,  его  слух,  говорящий   мне   о   лисицах,   уже
подбирающихся к "перекованным",  его  глаза,  благодаря  которым  зимние
сумерки как бы  рассеялись.  Потом  эта  раздвоенность  исчезла,  и  его
чувства стали моими, а мои его. Мы были связаны воедино.
   Холод охватывал землю и мои кости. Мы нашли мой задубевший от  мороза
плащ, но я встряхнул его и надел. Я не пытался застегнуть его  и  держал
подальше  от  того  места,  куда  меня  укусили.  Я  умудрился  натянуть
рукавицы, несмотря на раненную руку.
   - Лучше нам пойти, - сказал я ему тихо. - Когда мы  придем  домой,  я
вычищу и перевяжу наши раны. Но сперва лучше бы  нам  туда  добраться  и
согреться.
   Я почувствовал его согласие. Он шел рядом со мной,  не  позади.  Один
раз он принюхался. Поднялся холодный ветер. Начал  падать  снег.  Вот  и
все. Его нос дал мне знать, что не надо больше  бояться  "перекованных".
Воздух был чист, не считая запаха тех,  оставшихся  позади,  и  даже  он
становился слабее, превращаясь в запах падали и перемешиваясь с  запахом
лисиц, пришедших за едой.
   Ты был не прав, заметил  он.  Оба  мы  не  особенно  хорошо  охотимся
поодиночке. Хитрый восторг. Но, может  быть,  ты  думаешь,  что  неплохо
справлялся до того, как я пришел?
   Волк не предназначен для  того,  чтобы  охотиться  в  одиночестве.  Я
пытался сохранить достоинство.
   Он вывалил язык, широко раскрыв пасть.
   Не бойся, маленький брат. Я буду с тобой.
   Мы продолжали идти по хрустящему белому снегу мимо окоченевших черных
деревьев.
   Не очень далеко до дома, успокоил он меня. Я чувствовал, как его сила
смешивается с моей по мере того как мы, прихрамывая, двигались вперед.
   Был почти полдень, когда я остановился у дверей кабинета Верити.  Моя
рука была тщательно забинтована и скрывалась в необъятном  рукаве.  Рана
оказалась не такой серьезной, но болезненной. Укус между плечом  и  шеей
скрыть было не так просто. Там у меня был вырван  кусок  плоти,  и  рана
сильно кровоточила. Когда я разглядел ее в зеркало  прошлой  ночью,  мне
чуть не стало плохо. После обработки кровотечение усилилось: из меня был
вырван целый кусок. Что ж, если бы Ночной Волк не вмешался, еще  большая
часть  меня  осталась  бы  в  этой  пасти.  Не  могу  объяснить,   какой
омерзительной мне показалась эта мысль. Я ухитрился  прикрыть  рану,  но
это получилось не очень-то хорошо. Я подтянул рубашку повыше и  закрепил
ее, чтобы скрыть повязку. Она давила на  рану,  но  закрывала  ее.  Я  с
опаской постучался в дверь и откашливался, когда она открылась.
   Чарим сказал мне, что Верити нет. В глазах его была глубокая тревога.
Я попытался не заметить этого.
   - Он не может оставить верфи, да?
   Чарим покачал головой.
   - Нет. Он  наверху,  в  башне,  -  коротко  сказал  старый  слуга.  Я
повернулся, и Чарим медленно закрыл дверь.
   Что ж, Кетриккен говорила мне то же самое. Я пытался забыть эту часть
нашего разговора. Ужас охватил меня, когда я  увидел  ступени  башни.  У
Верити не было никакой  причины  подниматься  туда.  Из  этой  башни  он
работал Скиллом летом, когда погода  была  хорошей  и  пираты  совершали
набеги на наши берега.  Не  было  никакой  причины  ходить  туда  зимой,
особенно когда завывает ветер и идет снег, как сегодня. Никакой причины,
кроме ужасной привлекательности самого Скилла.
   Я чувствовал этот соблазн, напомнил я себе, сжав зубы и начав  долгий
путь наверх. Я знал некоторое время хмельную эйфорию Скилла. Как сгусток
давно прошедшей боли, всплыли в моей памяти слова мастера Скилла Галена:
"Если  вы  слабы,  -  угрожал  он   нам,   -   если   вам   не   хватает
сосредоточенности и дисциплины, если вы потакаете себе  и  стремитесь  к
удовольствию,  вы  не  овладеете  Скиллом.  Это  Скилл  овладеет   вами.
Отказывайтесь  от   любых   удовольствий;   отвергайте   все   слабости,
соблазняющие вас. Тогда,  когда  вы  станете  твердыми  как  сталь,  вы,
возможно, будете готовы встретить соблазн Скилла и отвернуться от  него.
Если  вы  поддадитесь  этому  соблазну,  вы  превратитесь  в   огромного
младенца, бездумного и всеми презираемого". Потом  он  давал  нам  уроки
лишений и наказаний, превосходивших все пределы разумного. Тем не  менее
когда я встретился с радостью Скилла, она не показалась мне тем мишурным
удовольствием, о котором говорил Гален. Скорее это было то  же  волнение
крови и биение  сердца,  которое  иногда  рождала  во  мне  музыка,  или
внезапный полет яркого фазана в осеннем лесу, или даже  удовольствие  от
того, как лошадь безукоризненно выполняет трудный прыжок. То  мгновение,
когда все вокруг приходит в равновесие и  все  части  целого  сочетаются
друг с другом, так же великолепно, как полет птиц, которые  кружатся  на
лету. Скилл дает это человеку, но  не  на  мгновение.  Это  продолжается
столько  времени,  сколько  человек  может  выдержать,  и  это  ощущение
становится сильнее и чище по мере того, как Скилл овладевает  человеком.
По крайней мере, так я думал. Мои собственные способности к Скиллу  были
навсегда повреждены в схватке воли с Галеном. Мысленные защитные  стены,
которые я возвел,  были  таковы,  что  даже  человек  со  столь  сильным
Скиллом, как у Верити, не  всегда  мог  достать  меня.  Моя  собственная
способность дотягиваться до сознания других  людей  стала  непостоянной,
робкой и капризной, как пугливая лошадь.
   Я остановился у двери Верити.  Я  глубоко  вздохнул,  потом  медленно
выдохнул, чтобы не позволять мрачному настроению овладеть мной. Все  это
было сделано, и много времени прошло с  тех  пор.  Нет  никакого  смысла
возвращаться к этому. По старой привычке я вошел не постучав, чтобы  шум
не помешал сосредоточенности Верити. Он не должен был работать  Скиллом.
Но он делал это. Ставни на окнах были открыты, и он выглядывал из  окна.
Снег кружился по комнате, садясь на темные волосы, темно-синюю рубашку и
камзол. Принц глубоко и ровно дышал. Это одновременно был  ритм  глубоко
спящего  человека  и  бегуна,  пытающегося  восстановить  дыхание.   Он,
по-видимому, не заметил меня.
   - Принц Верити? - сказал я тихо.
   Он повернулся ко мне, и его взгляд был как жар, как свет,  как  ветер
мне в лицо. Он с такой силой обратил свой Скилл на  меня,  что  я  начал
терять себя. Его сознание вошло в меня так, что почти не осталось  места
для меня самого. Мгновение я утопал в Верити, а потом  он  исчез,  выйдя
так стремительно, что я остался трепещущим  и  задыхающимся,  как  рыба,
выброшенная высокой волной на берег. Он шагнул ко  мне,  подхватил  меня
под локоть и удержал на ногах.
   - Прости, - извинился он, - я не ожидал твоего  прихода.  Ты  испугал
меня.
   - Мне следовало постучаться, мой принц. - Я быстро кивнул ему в  знак
того, что я могу стоять. - За чем вы наблюдаете с таким напряжением?
   Он отвел глаза:
   - Ничего особенного. Просто мальчики на скалах  смотрят,  как  играют
киты. Две наши лодки ловят палтуса. В такую-то погоду!
   - Значит, вы не ищете Скиллом островитян...
   - Здесь их нет в это время года. Но я  все  равно  на  страже.  -  Он
посмотрел вниз, на мою руку, которую только что  отпустил,  и  переменил
тему:
   - Что с тобой случилось?
   - Вот из-за этого я и пришел к вам. "Перекованные"  напали  на  меня.
Там, на гребне горы, где хорошо охотиться на  куропаток.  Около  козьего
сарая.
   Он быстро кивнул, его темные брови сошлись у переносицы:
   - Я знаю это место. Сколько? Опиши их.
   Я описал нападавших, и он быстро кивнул, не удивленный:
   - Мне докладывали о них четыре дня назад.  Они  не  должны  были  так
скоро приблизиться к Баккипу, если только постоянно не двигались в  этом
направлении.
   - Вы знали о "перекованных". - Я был ошеломлен. -  Я  думал,  что  мы
покончили с ними.
   - Мы покончили с теми. Есть и другие, которые  направляются  сюда.  Я
следил за ними по докладам, но не ожидал, что они так быстро подойдут  к
самому Баккипу. - Он боролся с собой, пытаясь овладеть своим голосом.
   - Мой принц, почему  мы  просто  следим  за  ними?  Почему  мы  не..,
разрешим эту проблему?
   Верити издал слабый горловой звук и снова отвернулся к окну.
   - Иногда приходится ждать и позволять врагу двигаться,  чтобы  понять
его замыслы. Ты понимаешь меня?
   - У "перекованных" есть стратегия? Не думаю, мой принц. Они были...
   - Доложи мне все. - Верити по-прежнему не глядел на меня.
   Я немного помолчал, потом начал рассказ.  К  концу  моего  доклада  я
начал говорить немного бессвязно, не позволяя  словам  слетать  с  моего
языка.
   - Но мне удалось оторвать его от себя. И все трое умерли там.
   Он не отводил глаз от моря.
   - Тебе следует избегать сражений, где требуется физическая сила, Фитц
Чивэл. Похоже, ты всегда попадаешь под удар.
   - Я знаю, мой принц, - покорно согласился я. - Ходд сделала все,  что
могла, для меня.
   - На самом деле тебя  не  учили  быть  воином.  У  тебя  есть  другие
таланты. И именно их ты должен использовать, чтобы защитить себя. О,  ты
хорошо владеешь мечом, но ты недостаточно развит физически,  чтобы  быть
настоящим бойцом. По крайней мере, пока. И это всегда дает себя знать  в
драке.
   - Мне не предлагали выбрать оружие, - сказал я немного раздраженно. И
потом добавил:
   - Мой принц.
   - Нет. Не предлагали. - Казалось, что  он  говорит  издалека.  Легкое
напряжение в воздухе сказало мне, что  он  пользуется  Скиллом  даже  во
время нашего разговора:
   - Тем  не  менее  я  боюсь,  что  должен  снова  послать  тебя  туда.
"Перекованные" сходятся к Баккипу. Я не могу  понять  почему,  и,  может
быть, не так важно знать это, главное не допустить, чтобы  они  достигли
своей цели. Ты снова возьмешь на себя устранение  этой  проблемы,  Фитц.
Может, на этот раз я смогу удержать мою леди от участия в  этом.  Как  я
понимаю, если она вдруг захочет прокатиться верхом, то у нее теперь есть
собственная стража?
   - Как вам докладывали, сир, - сказал я ему, проклиная себя за то, что
не нашел времени раньше прийти и поговорить с ним о страже королевы.  Он
обернулся, чтобы посмотреть мне в глаза.
   - До меня дошли слухи,  что  это  ты  санкционировал  создание  такой
стражи. Не то чтобы я хотел присваивать себе  твои  заслуги,  но,  когда
этот слух дошел до меня, я позволил им предположить, что  это  была  моя
идея. Полагаю, на самом деле я говорил  тебе  об  этом  -  только  очень
иносказательно.
   - Мой принц. - У меня хватило здравого смысла ничего не  добавлять  к
этим словам.
   - Хорошо. Если она так уж хочет кататься верхом, теперь у  нее  будет
охрана. Хотя я бы предпочел,  чтобы  у  нее  не  было  больше  встреч  с
"перекованными". Если бы я мог что-нибудь придумать, чтобы занять ее!  -
добавил он устало.
   - Сад Королевы, -  предложил  я,  вспомнив  рассказ  Пейшенс,  Верити
наклонил голову. - Тот, старый, на  башне.  Им  не  пользовались  многие
годы. Я видел, что от него осталось, после того как  Гален  распорядился
все убрать, чтобы расчистить место для наших занятий Скиллом.  Наверное,
когда-то это было чудесное место. Кадки  с  землей  и  зеленью,  статуи,
плющ.
   Верити задумчиво улыбнулся:
   - И бассейны с водой, а в них водяные лилии, рыбки и  даже  маленькие
лягушки. Птицы часто прилетали туда летом. Мы с  Чивэлом  любили  играть
там. На веревочках  висели  маленькие  безделушки  из  стекла  и  яркого
металла. И когда дул ветер,  они  звенели  и  так  красиво  блестели  на
солнце.
   Я почувствовал, как мне самому становится теплее от его  воспоминаний
о том времени и месте.
   - Моя мать держала маленькую дикую кошку, которая  любила  лежать  на
теплых камнях. Ее звали Хисспит. У нее была пестрая шкурка  и  рыжеватые
ушки. И мы  играли  с  ней,  привязав  к  веревочке  пучок  перьев.  Она
выслеживала нас среди цветочных горшков - считалось, что мы там  изучаем
названия трав. Я так никогда  и  не  запомнил  их  как  следует.  Только
эстрагон. Я  знал  все  виды  эстрагона,  которые  там  были.  Моя  мать
выращивала массу эстрагона. И кошачьей мяты. - Он улыбался.
   - Кетриккен любила бы такое место, - сказал я ему, - она очень  много
занималась садами в горах.
   - Ну да? - Он казался удивленным.  -  Я-то  думал,  что  у  нее  были
более.., серьезные занятия.
   Я почувствовал  в  его  голосе  мгновенное  раздражение.  Нет,  нечто
большее, чем раздражение. Как могло случиться, что я  знал  о  его  жене
больше него?
   - У нее были сады, - сказал я тихо, - она выращивала множество трав и
знала, для чего они все нужны. Я сам рассказывал вам об этом.
   - Да, наверное, так. - Он вздохнул. - Ты прав, Фитц. Навести ее,  для
меня, и расскажи о Саде Королевы. Сейчас  зима,  и  вряд  ли  она  может
что-нибудь сделать с ним, но придет лето, и будет  замечательно  увидеть
его снова цветущим...
   - Может быть, вы сами, мой принц? - осмелился  предложить  я,  но  он
покачал головой.
   - У меня нет времени. Но я доверяю это тебе. А теперь вниз. К картам.
Я должен кое-что обсудить с тобой.
   Я немедленно направился к двери. Верити неохотно последовал за  мной.
Я придерживал для него дверь, и на пороге он остановился и оглянулся  на
открытое окно.
   - Это зовет  меня,  -  признался  он.  Спокойно,  просто,  как  будто
говорил, что любит сливы. - Это зовет меня каждое мгновение, когда я  не
занят. Поэтому я должен быть занят, Фитц. И очень занят.
   - Понимаю, - сказал я медленно, вовсе не уверенный  в  том,  что  это
так.
   - Нет. Не понимаешь. - Верити говорил с огромной убежденностью. - Мое
страшное одиночество, мальчик.  Я  могу  достигать  и  касаться  других.
Некоторых очень легко. Но никто никогда не отвечает на это. Когда  Чивэл
был жив.., я все еще скучаю по нему, мальчик. Иногда мне так одиноко без
него;  это  все  равно  что  остаться  одному  в  мире,  подобно  самому
последнему волку, который охотится один.
   Дрожь пробежала по моей спине.
   - А король Шрюд? - спросил я. Он покачал головой:
   - Теперь он редко пользуется Скиллом.  Его  сила  истощается,  и  это
тяготит его тело, так же как  и  его  разум,  -  Мы  спустились  еще  на
несколько ступенек. - Только ты и я должны знать об этом, -  добавил  он
тихо. Я кивнул.
   Мы медленно спускались по лестнице.
   - Лекарь видел твою руку? - спросил он. Я покачал головой.
   - И Баррич не видел.
   Он сказал это,  уже  будучи  уверенным  в  ответе.  Я  снова  покачал
головой. На моей коже остались отметины зубов Ночного Волка, хотя  он  и
кусал  меня  только  в  игре.  Я   не   мог   показать   Барричу   следы
"перекованных", не выдав ему моего волка.
   Верити вздохнул:
   - Что ж, держи ее в чистоте. Я полагаю, ты знаешь, как  держать  рану
чистой, не хуже любого другого. В следующий раз, когда выйдешь из замка,
помни об  этом  и  будь  готов.  Всегда.  Рядом  может  и  не  оказаться
кого-нибудь, кто вступится и поможет тебе.
   Я медленно остановился. Верити продолжал спускаться. Я набрал в грудь
воздуха.
   - Верити? - спросил я тихо. - Как много вы знаете о.., об этом?
   - Меньше, чем ты, - сказал он весело, - но больше, чем ты думаешь.
   - Так часто говорит шут, - сказал я горько.
   -  Да.  Иногда.  Это  еще  один  человек,  который  глубоко  понимает
одиночество и знает, что оно делает с людьми. - Он  вздохнул,  и  я  уже
думал, он сейчас скажет, что знает, кто я такой, и  не  осудит  меня  за
это. Вместо этого он продолжал:
   - Мне кажется, шут разговаривал с тобой несколько дней назад.
   Теперь я шел за ним молча, размышляя, откуда он  знает  так  много  о
стольких вещах. Скилл, конечно. Мы подошли к его кабинету, и я вошел  за
ним. Чарим, как всегда, уже ждал нас. На столе стояла еда  и  подогретое
вино. Верити принялся за все это с завидным аппетитом.  Я  сел  напротив
него. Я не был особенно голоден, но и у меня  потекли  слюнки  при  виде
того, как он ел простую, здоровую пищу. В этом  он  по-прежнему  остался
солдатом.  Пока  он  может  получать  удовольствие  от  вкусной,  хорошо
поданной еды, он будет наслаждаться ею. Мне радостно было видеть  в  нем
столько жизненных сил. Я подумал, что с ним будет следующим летом. Тогда
ему придется часами работать  Скиллом,  наблюдая  за  пиратами  у  наших
берегов, чтобы предупредить об их появлении наших людей. Сколько сил ему
понадобится, чтобы заставить красные корабли сбиться с курса. Я  помнил,
каким он был прошлым летом  к  началу  жатвы:  кожа  да  кости,  лицо  в
морщинах, без конца пьющий бодрящие настои, которые Чейд добавлял ему  в
чай. Жизнь его свелась к тем  часам,  которые  он  проводил  за  работой
Скиллом. Придет лето, и Скилл заменит ему все. Вряд  ли  это  понравится
Кетриккен, подумал я.
   Когда мы поели, Верити повел меня к своим картам. Теперь  уже  нельзя
было ошибиться в возникшей схеме. Невзирая на препятствия -  лес,  реку,
замерзшие равнины, - "перекованные" двигались к Баккипу.  Это  выглядело
бессмысленным.  Те,  с  которыми  я  встречался,   казались   совершенно
лишенными разума и чувств. Мне было трудно поверить, что кто-то  из  них
может решиться идти через всю страну только для того, чтобы добраться до
Баккипа.
   - А эти записи, которые у вас есть, доказывают, что все они поступают
именно так. Все "перекованные" двигаются к Баккипу.
   - И тем не менее тебе трудно увидеть в  этом  согласованный  план?  -
тихо спросил Верити.
   - Я не пони