него,  прижимая
его к себе, и мы долго катались по земле. Он кусал меня, иногда  больно,
и все это время: Здорово, здорово,  здорово?  Поймал,  поймал,  и  опять
поймал. Сюда, ты умер, сюда, я сломал твою переднюю лапу, сюда, вся твоя
кровь вытекла, поймал, поймал, поймал!
   Хватит! Хватит! и наконец: Хватит! - прогремел я, он отпустил меня  и
отскочил в  сторону,  смешно  изгибаясь,  чтобы  сделать  круг  и  снова
прибежать ко мне. Я взмахнул руками, защищаясь, но он только схватил мой
мешок с костями и убежал с ним, вызывая меня преследовать его. Я не  мог
позволить ему так легко победить. Поэтому я прыгнул за ним, схватил его.
Он вцепился в мешок с костями, и мы перешли к игре  в  перетягивание,  в
которой он обманул меня, внезапно отпустив мешок и ущипнув меня за  руку
так, что она онемела, и потом снова схватив кости. Я пустился в погоню.
   Поймал, я дернул его за хвост. Поймал! Я ударил его в плечо  коленом,
выбивая из равновесия. Забрал кости! На мгновение я вырвал их и бросился
бежать. Он всеми четырьмя лапами ударил меня в спину,  бросив  на  снег,
схватил свой трофей и снова  убежал.  Я  не  знаю,  сколько  времени  мы
играли. Наконец мы оба бросились на  снег,  чтобы  отдохнуть,  и  лежали
рядом, тяжело дыша, в бездумном изнеможении. Мешок был  местами  порван,
из дырок торчали кости, и волчонок схватил одну, потряс и вытащил ее. Он
принялся грызть кость, объедая мясо,  потом  прижал  ее  лапами,  а  его
челюсти сокрушали толстый хрящ. Я протянул руку к  мешку,  ухватился  за
кость - хорошую, мясистую мозговую кость - и вытащил ее.
   И внезапно снова стал человеком. Как пробуждение от сна,  как  хлопок
мыльного пузыря, и  уши  волчонка  дернулись,  и  он  повернулся  в  мою
сторону, как будто я заговорил. Но я молчал. Я только отделился от него.
Внезапно мне стало холодно. Снег забился мне в сапоги и за воротник.  На
моих руках были набухшие рубцы в тех местах, где зубы волчонка  прошлись
по ним. Мой плащ был порван в двух местах. Я чувствовал  головокружение,
как будто только что очнулся от наркотического сна.
   Что случилось? Настоящее участие. Почему ты ушел?
   Я не могу этого делать. Я не тогу  быть  с  тобой  вот  так.  Это  не
правильно.
   Удивление. Не правильно? Раз ты можешь это делать, как это может быть
не правильно?
   Я человек, не волк.
   Иногда, согласился он. Но ты не должен им быть все время.
   Нет, должен. Я не хочу быть так сильно связанным с тобой.  У  нас  не
должно быть такой близости. Я должен дать тебе свободу, чтобы ты жил той
жизнью, для которой предназначен. Я должен жить той жизнью, для  которой
предназначен я.
   Насмешливое фырканье, блеснувшие клыки. То-то и оно, брат. Мы  такие,
какие мы есть. Как ты можешь утверждать, что  знаешь,  какую  жизнь  мне
было предназначено вести, не говоря уж о  том,  чтобы  вынудить  меня  к
этому. Ты даже не можешь принять то, для чего ты  предназначен.  Ты  это
отрицаешь, хотя это ты. Все эти игры в слова - полная ерунда. С  тем  же
успехом можешь запретить своему носу нюхать, а своим  ушам  слышать.  Мы
такие, какие мы есть, брат.
   Я не снимал своей защиты. Я не давал ему разрешения. Но он ворвался в
мое сознание, как ветер врывается в незакрытое окно и наполняет комнату.
   Ночь и снег. Мясо в наших челюстях. Слушай, нюхай, мир живой сегодня,
и мы тоже. Мы можем охотиться до рассвета. Мы живые, и ночь и лес  наши!
Наши глаза остры, наши челюсти  сильны,  и  мы  можем  загнать  оленя  и
пировать до утра. Пойдем!  Пойдем  назад,  к  тому,  для  чего  мы  были
рождены.
   Через мгновение я пришел в себя. Я был на ногах и дрожал с головы  до
ног. Я поднял руки, посмотрел на них, и внезапно моя  собственная  плоть
показалась мне чужой и сковывающей, такой  же  неестественной,  как  моя
одежда. Я мог уйти. Я мог уйти сейчас, сегодня, и  пуститься  в  дальний
путь, чтобы найти нашу родню, и никто не  сможет  преследовать  нас,  не
говоря уж о том, чтобы найти нас. Он предлагал мне залитый лунным светом
мир еды и отдыха, такой простой, такой  совершенный.  Мы  смотрели  друг
другу в глаза, и  его  глаза  были  сверкающими,  зелеными  и  манящими.
Пойдем. Пойдем со мной. Что подобным нам делать среди людей со  всей  их
мелочной возней? Ни куска мяса не получишь  от  всех  их  свар,  никакой
чистой радости от их планов и никакого простого удовольствия. Почему  ты
это выбираешь? Пойдем, пойдем со мной.
   Я моргнул. Снежинки засыпали  мои  ресницы,  и  я  стоял  в  темноте,
замерзший и дрожащий. Рядом со  мной  волк  встал  и  отряхнулся.  Хвост
прямо, уши вверх, он подошел ко мне и потерся о мою ногу, а потом  носом
толкнул мою холодную руку.
   Я опустился на одно колено и обнял  его,  ощутив  его  густую  гриву,
крепость его мышц и костей. Он хорошо пах, чистотой и лесом.
   - Мы то, что мы есть, брат. Приятного аппетита, -  сказал  я  ему.  Я
быстро почесал у него за ушами и  встал.  Когда  он  подхватил  мешок  с
костями и потащил его в логово, которое вырыл под домом,  я  повернул  к
замку.  Огни  Баккипа  были  ослепительными,  но  я  все  равно  шел  им
навстречу. Тогда я не мог сказать почему, но я шел.

10
ПОРУЧЕНИЕ ШУТА

   В мирные времена Скиллу  обучали  только  членов  королевской  семьи,
чтобы сохранить магию в тайне и предотвратить возможность  использования
ее против короля. Когда Гален стал помощником мастера  Скилла  Солисити,
Чивэл и Верити завершали свое образование. Никто другой в это  время  не
учился Скиллу. Регал был  слишком  изнеженным  и  болезненным  ребенком,
чтобы вынести трудности  обучения.  Поэтому,  когда  после  безвременной
смерти Солисити Гален получил титул мастера Скилла, обязанностей у  него
было мало. Некоторые, по крайней мере, считали, что времени,  в  течение
которого он помогал Солисити, было недостаточно для  того,  чтобы  стать
полноценным мастером  Скилла.  Другие  утверждали,  что  он  никогда  не
обладал  достаточно  сильным  Скиллом,  чтобы  в  совершенстве  овладеть
магией. В любом случае за все  эти  годы  у  него  не  было  возможности
показать себя и тем самым опровергнуть наветы своих недоброжелателей. Не
было молодых принцев или  принцесс,  которых  нужно  было  учить,  в  те
времена, когда Гален был мастером Скилла. И только когда начались набеги
красных кораблей, было решено, что число обучающихся Скиллу должно  быть
расширено. Предания гласят, что во время частых стычек  с  островитянами
нормальным считалось существование трех  или  даже  четырех  групп.  Они
обычно включали в себя  от  шести  до  восьми  членов,  собиравшихся  по
взаимной склонности и хорошо подходивших для образования надежной связи.
   И по меньшей мере один из этих людей должен  был  обладать  теснейшей
связью  с  одним  из  царствующих  монархов.  Он  передавал  королю  все
сообщения  своих  товарищей,  если  задачей  группы  был  сбор  каких-то
сведений. Другие группы  существовали,  чтобы  объединять  свои  силы  и
передавать монарху запасы  своего  Скилла,  если  они  были  ему  нужны.
Ключевые члены  подобных  групп  часто  назывались  "людьми  короля  или
королевы". Очень редко такой человек существовал отдельно  от  других  и
имел такую связь с королем, что  тот  мог  пользоваться  его  Скиллом  -
обычно путем простого физического прикосновения. Так монарх мог  черпать
силу, необходимую, чтобы выдержать  работу  Скиллом.  По  обычаю  группу
называли  по  имени  ее  ключевого  члена.  Легендарным  примером  этого
является группа Кроссфайер. Гален решил пренебречь  этой  традицией  при
создании своей первой и единственной группы.  Она  была  названа  именем
создавшего ее мастера Скилла и сохранила это имя даже после его  смерти.
Вместо того чтобы объединить владеющих Скиллом  и  дать  им  возможность
расти, Гален сам выбрал  себе  учеников.  В  этой  группе  отсутствовали
прочные взаимные контакты, и  истинная  связь  была  скорее  с  мастером
Скилла,  чем  с  королем.   Таким   образом,   ключевой   член   группы,
первоначально Август, делал полный  доклад  Галену  так  же  часто,  как
королю  Шрюду  или  будущему  королю  Верити.  Со   смертью   Галена   и
исчезновением Скилла у Августа место последнего заняла Сирен. Остальные,
кто уцелел, были Джастин, Уилл, Каррод и Барл.

   Ночью я бежал, как волк.
   Сначала я решил, что это  обычный  яркий  сон.  Широкое  пространство
белого  снега  с  чернильными  тенями  деревьев,  ускользающие   запахи,
принесенные  холодным  ветром,  и  удовольствие  от  вынюхивания  гнезда
землероек. Я проснулся с ясной головой и в  хорошем  настроении.  Но  на
следующую ночь сон снова был таким же ярким. Я обнаружил, что, закрыв от
Верити и от себя самого сны о Молли, я остался  незащищенным  от  ночных
мыслей волка. Это было  целое  царство,  куда  ни  Верити,  ни  кто-либо
другой, владевший Скиллом, не смог последовать за  мной.  Это  был  мир,
лишенный придворных интриг,  подлостей  и  заговоров.  Мой  волк  жил  в
настоящем. Его сознание было свободно от ненужных обрывков воспоминаний.
Изо дня в день он делал только то, что было необходимо для выживания. Он
не помнил, сколько землероек убил две ночи назад, но знал, например,  на
каких охотничьих тропах попадается больше кроликов  или  в  каком  месте
ручья течение такое сильное, что не бывает льда.
   Именно тогда я и показал ему впервые, как охотиться.  Сначала  у  нас
получалось не очень хорошо. Я  по-прежнему  вставал  каждое  утро  очень
рано, чтобы отнести  ему  еду.  Я  говорил  себе,  что  это  всего  лишь
маленькая часть моей жизни, которую я  сохраняю  для  самого  себя.  Как
сказал волк, это было не то, что я делал, а то, чем я был. Кроме того, я
обещал себе, что не  позволю  нашей  связи  стать  настоящим  единением.
Скоро, очень скоро он сможет охотиться сам, и я отпущу его  на  свободу.
Иногда, успокаивал я себя, я пускаю его в свои  сны,  только  для  того,
чтобы скорее научить его охотиться. Я не  хотел  и  думать  о  том,  что
сказал бы об этом Баррич.
   Я вернулся из одной  из  своих  утренних  экспедиций  и  увидел  двух
солдат, которые боролись друг с другом во дворе кухни. У них были палки,
они весело поддразнивали друг друга и  обменивались  ударами  на  чистом
холодном воздухе. Мужчину я вообще не знал и на мгновение  подумал,  что
оба они чужие. Потом женщина заметила меня.
   - Хо! Фитц Чивэл! Можно словечко с тобой?! - крикнула она, не опуская
своей палки.
   Я смотрел на нее, пытаясь вспомнить. Ее противник промахнулся, и  она
сильно ударила его своей пачкой. Пока он прыгал от боли,  она  отскочила
назад и громко рассмеялась - этот  пронзительный  смех  нельзя  было  не
узнать.
   - Уистл Свисток? - спросил я недоверчиво. Женщина, к которой я только
что обратился, сверкнула своей знаменитой редкозубой улыбкой. Она звонко
ударила по палке своего противника и снова отскочила назад.
   - Да?! - спросила она, задыхаясь. Ее  партнер  вежливо  опустил  свою
палку. Уистл немедленно ударила его. Почти лениво его палка  взметнулась
вверх,  отражая  удар.  Она  снова  засмеялась  и  подняла  руку,  прося
передышки.
   - Да, - повторила она и на этот раз повернулась ко мне, - я пришла...
То есть меня выбрали, чтобы попросить тебя о покровительстве.
   Я посмотрел на ее одежду.
   - Я не понимаю. Ты ушла из стражи Верити?
   Она слегка пожала плечами, но я заметил, что этот вопрос удивил ее.
   - Но недалеко. В  стражу  королевы.  Значок  лисицы.  Видишь?  -  Она
натянула край короткой белой  куртки.  Я  увидел  практичную  домотканую
шерсть и оскаленную белую лисицу на пурпурном фоне. В тот же  цвет  были
выкрашены плотные шерстяные штаны, заправленные  в  высокие  сапоги.  Ее
соперник был одет точно так же. Стража королевы. Для Кетриккен эта форма
имела особый смысл.
   - Верити решил,  что  ей  нужна  собственная  стража?  -  спросил  я,
довольный.
   Улыбка на лице Уистл слегка потускнела.
   -  Не  совсем,  -  замялась  она,  а  потом  выпрямилась,  как  будто
собиралась докладывать мне.  -  Мы  подумали,  что  королеве  необходима
стража. Я и еще другие, которые ездили с ней в тот день.  Мы  рассуждали
о.., обо всем. О том, как она там держалась. И потом здесь.  И  как  она
пришла сюда, совсем одна. Мы тогда говорили, что кто-то должен раздобыть
разрешение, чтобы сформировать для нее стражу. Но никто из нас не  знал,
как это сделать. Мы-то понимали, что это нужно, а никто другой,  похоже,
нет. Но потом,  на  прошлой  неделе  у  ворот,  я  слышала,  ты  здорово
разгорячился насчет того, как она вышла - пешком и совсем одна.  Да  уж,
ты разошелся. Я была в другой комнате и слышала.
   Я удержался от возражений, коротко кивнул, и Уистл продолжила:
   - Ну вот так, мы просто взяли да и сделали.  Те  из  нас,  кто  хотел
носить пурпурное с белым, именно так и сказали.  Все  было  честно.  Все
равно уже пора обновить кровь. У большинства из стражников  Верити  зубы
становятся слабоваты, да к тому же  люди  мягчеют  оттого,  что  слишком
много времени проводят в замке. Так что мы переформировались,  присвоили
звание тем, кто давно уже должен был получить его. И  набрали  рекрутов.
Все это прекрасно сработало. Новенькие немного отточат и наше искусство,
пока мы будем их  учить.  Королева  получит  собственную  стражу,  когда
захочет. Или когда ей понадобится.
   -  Понимаю,  -  я  чувствовал  некоторую  неловкость,  -  а  что   за
покровительство, которого вы хотите от меня?
   - Объясни это Верити. Скажи королеве, что у нее есть  стража.  -  Она
произнесла эти слова просто и тихо.
   - Это похоже на измену. Солдаты стражи Верити  снимают  его  цвета  и
надевают цвета королевы, - сказал я так же просто.
   - Кое-кто так и решит, - глаза  ее  честно  смотрели  в  мои,  улыбка
исчезла, - но ты же знаешь, что это не так. Это  надо  сделать.  Твой...
Чивэл приглядел бы, чтобы у нее была стража даже до того, как  она  сюда
приехала. Но будущий король Верити.., тут нет никакой измены. Мы  хорошо
служили ему, потому что мы его любили. И сейчас любим. Просто  мы  будем
охранять его еще лучше. Вот и все. У него хорошая королева, вот  что  мы
думаем. Мы не хотим, чтобы он потерял ее. Вот и все. Мы вовсе  не  стали
хуже думать о нашем будущем короле. Ты это знаешь.
   Я  знал.  Но  тем  не  менее...  Я  тряхнул   головой   и   попытался
сосредоточиться. "Почему я?" - сердито возражала  часть  меня:  Потом  я
понял, что в то мгновение, когда я выругал стражников за то, что они  не
защитили свою королеву, я сам думал о  ее  охране.  Баррич  предупреждал
меня, чтобы я знал свое место.
   - Я поговорю с  будущим  королем  Верити.  И  с  королевой,  если  он
позволит.
   Уистл снова сверкнула улыбкой:
   - Мы знали, что ты  сделаешь  это  для  нас.  -  Так  же  быстро  она
отвернулась от меня, держа палку наготове,  и  угрожающе  направилась  к
своему партнеру, который неохотно отступил. Со вздохом  я  повернулся  и
пошел прочь со двора. Молли в это время могла набирать воду. Я  надеялся
хоть мельком увидеть ее. Но ее не было,  и  я  ушел,  разочарованный.  Я
знал, что мне не следует играть  в  такие  игры,  но  не  смог  побороть
искушения. Я ушел. Последние несколько  дней  превратились  для  меня  в
какое-то самоистязание. Я отказывался снова  видеть  Молли,  но  не  мог
сопротивляться тому, чтобы следовать за ней как тень. Поэтому я приходил
на кухню через мгновение после того, как она уходила, воображая,  что  я
все еще ощущаю запах ее духов. Или я оставался вечером в Большом зале  и
усаживался в уголке, откуда мог незаметно наблюдать за ней. Какое бы  ни
было  развлечение  -  менестрель,  поэт,  кукольник  или   люди   просто
беседовали и занимались рукоделием - мой взгляд все равно был прикован к
тому месту, где сидела Молли. Она была такой сдержанной и рассудительной
в своих темно-синих юбках и блузке, и ни разу  у  нее  не  нашлось  даже
взгляда для меня. Молли всегда разговаривала с другими женщинами, а в те
редкие вечера, когда Пейшенс удостаивала нас своим присутствием,  сидела
подле нее и ухаживала за ней с подчеркнутым вниманием, как будто отрицая
сам факт моего существования. Иногда я думал, что наши быстрые объятия с
ней были просто сном. Но ночью я возвращался в свою  комнату  и  вынимал
рубашку, которую спрятал на дне сундука с одеждой. Я прижимал ее к лицу,
и мне казалось, что я все еще чувствую слабый запах Молли. И так  это  и
продолжалось.
   Прошли дни с тех  пор,  как  "перекованных"  сожгли  на  погребальном
костре. Кроме  формирования  стражи  королевы  внутри  и  снаружи  замка
происходили и другие события.  Еще  два  мастера-корабельщика  пришли  и
предложили свои услуги в постройке кораблей. Верити был в  восторге.  Но
еще сильнее была тронута королева  Кетриккен,  потому  что  это  ей  они
представились, сказав, что хотят быть полезными.  Они  привели  с  собой
помощников, которые пополнили ряды работающих на  верфях.  Теперь  лампы
горели и перед восходом, и после захода солнца,  и  работа  стремительно
продвигалась. Верити все больше отсутствовал, и Кетриккен во время  моих
посещений казалась более подавленной, чем обычно. Я  безуспешно  пытался
развлечь ее книгами или прогулками. Большую часть времени она проводила,
ничего не делая, за  своим  ткацким  станком  и  становилась  все  более
бледной и вялой с каждым днем. Ее мрачное настроение заразило тех  леди,
которые были внимательны к ней, так что зайти к ней в комнату  было  так
же весело, как стоять в почетном карауле при покойнике.
   Я не предполагал застать Верити в его кабинете и не ошибся.  Он,  как
обычно, был на верфях. Я попросил Чарима позвать  меня,  если  у  Верити
найдется свободная минутка. Потом я вернулся в свою комнату, взял  кости
и гадальные палочки и отправился к королеве.
   Я решил научить ее некоторым играм, которые любили лорды  и  леди,  в
надежде, что королева сможет больше  общаться  с  окружающими.  Я  также
надеялся - в меньшей степени, - что она не будет так  нуждаться  в  моем
обществе. Ее мрачное настроение начинало тяготить  меня,  и  иногда  мне
хотелось оказаться подальше от нее.
   - Сперва научи ее жульничать. Только скажи ей, что в эту игру  играют
именно так. Скажи, что правила допускают обман. Ловкость  рук  -  и  она
сможет  очистить  карманы  Регала  пару  раз,  прежде  чем  он   посмеет
заподозрить ее. А что он сможет  сделать  тогда?  Обвинить  первую  леди
Баккипа в жульничестве?
   Шут, конечно. По-товарищески  пристроился  у  моего  локтя.  Крысиный
скипетр слегка подпрыгивает на плече. Я не вздрогнул, но он  понял,  что
снова захватил меня врасплох. Откровенная радость сияла в его глазах.
   - Боюсь, наша будущая королева может меня не правильно понять. Может,
ты лучше пойдешь со мной и немного развеселишь ее? Я отложу кости, а  ты
сможешь показать ей какой-нибудь фокус, - предложил я.
   - Показать ей  фокус?  Фитц,  именно  этим  я  и  занимаюсь  все  дни
напролет, а ты видишь в этом одно дурачество. Ты думаешь, что это  игра,
в то время как я вижу, как серьезно ты работаешь,  отдавая  дань  играм,
которые выбрал не по своей воле. Прими-ка ты совет шута. Научи  леди  не
играть в кости, а отгадывать загадки, и вы оба станете умнее.
   - Загадки? Это игра из Бингтауна, да?
   - Это игра, которую нынче  прекрасно  знают  в  Баккипе.  Попробуй-ка
отгадать. Как человек называет вещь, когда не знает, как называть ее?
   - Я никогда не был силен в этой игре, шут.
   - И никто из твоих родственников, судя по тому, что я слышал. Так что
отвечай. Что имеет крылья на свитке  Шрюда,  язык  из  пламени  в  книге
Верити, серебряные глаза в рукописях Релтауна и покрытую золотой  чешуей
кожу в твоей комнате?
   - Это загадка?
   Он жалостливо посмотрел на меня:
   - Нет. Загадка  это  то,  о  чем  я  только  что  спросил  тебя.  Это
Элдерлинг. А первая загадка была: как его позвать?
   Мой шаг замедлился. Я посмотрел на него пристально,  но  взгляд  шута
всегда было трудно поймать.
   - Это загадка? Или с