я,  слегка
прикоснулся к его плечу. - Верити? С вами все в порядке?
   - Верити, - повторил он как бы в полудреме.  -  Да.  Лучше  так,  чем
"сир", или "мой принц", или "мой лорд". Это мой  отец  придумал  послать
тебя. Что ж. Я еще могу удивить его. Да, зови меня Верити. И  скажи  им,
что я поел. Как всегда послушный, я поел. Теперь иди, мальчик. Я  должен
работать.
   Он с трудом заставил себя встряхнуться, и глаза  его  снова  смотрели
вдаль. Я, как мог тихо, составил тарелки на поднос и направился к двери.
Но когда я поднял запор, он снова заговорил:
   - Мальчик?
   - Сир?
   - Ай-яй, - предупредил он.
   - Верити?
   - Леон в моих комнатах, мальчик. Выведи  его  для  меня,  пожалуйста,
хорошо? Он чахнет. Нет смысла в том, чтобы мы оба сидели взаперти.
   - Да, сир... Верити.
   И так старый пес, уже проживший дни своего расцвета, был вверен  моим
заботам. Каждый день я забирал его из комнаты Верити и  мы  охотились  в
холмах, скалах и на побережье на волков, которые не водились  здесь  уже
два десятка лет. Но дни шли, и мы восстановили наш тонус,  и  Леон  даже
поймал мне пару кроликов. Теперь, когда я вышел из подчинения Баррича, я
не стеснялся пользоваться Уитом,  когда  хотел.  Но,  как  я  давно  уже
обнаружил, общаться с Леоном я мог, но связи между  нами  не  возникало.
Леон не всегда обращал на меня внимание и даже не всегда мне верил. Будь
он щенком, я не сомневаюсь, что мы могли бы привязаться друг к другу, но
он был стар, и сердце его навсегда принадлежало Верити.  Уит  -  это  не
власть над животными, а только возможность заглянуть в их жизнь.
   И трижды в день я взбирался по крутой, извивающейся  лестнице,  чтобы
уговорить Верити поесть и перекинуться с ним несколькими словами. Иногда
это было все равно что разговаривать с ребенком или дряхлеющим стариком.
Порой он расспрашивал меня о Леоне и  событиях,  произошедших  в  городе
Баккипе. Иногда я отсутствовал целыми днями, выполняя другие  поручения.
Обычно он, казалось, не замечал  этого,  но  однажды,  после  стычки,  в
которой я получил свою ножевую рану, он заметил, как неловко я складываю
на поднос его пустые тарелки.
   - Как бы они хохотали в свои бороды, если бы знали,  что  мы  убиваем
наших людей.
   Я застыл, не зная, как ответить, потому что, насколько я знал, о моем
занятии было известно только Шрюду и Чейду. Но взгляд Верити снова  ушел
вдаль, и я молча удалился.
   Не имея  такого  намерения,  я  начал  кое-что  менять  вокруг  него.
Однажды, пока он ел, я подмел комнату, а позже, в тот же  вечер,  принес
наверх мешок трав и камыша для пола. Я боялся, что помешаю ему, но  Чейд
научил меня двигаться тихо. Я работал, не разговаривая  с  ним.  Что  до
Верити, то он не заметил ни моего прихода, ни ухода. Но в комнате  стало
свежей, и цветы  верверии,  смешанные  с  тростником,  привнесли  в  нее
приятный живительный аромат.
   Как-то раз, придя, я обнаружил  его  дремлющим  в  кресле  с  твердой
спинкой. Я принес наверх  подушки,  на  которые  он  несколько  дней  не
обращал внимания, а потом, в один прекрасный  день,  устроил  по  своему
вкусу. Комната оставалась пустой, но я понимал, что это было  необходимо
ему,  чтобы  сохранять  сосредоточенность.  Так  что  вещи,  которые   я
приносил, были только намеками на комфорт. Не было никаких гобеленов или
занавесей, никаких ваз с цветами или звенящих ветряных  колокольчиков  -
только  цветущий  эстрагон  в  горшках,  чтобы  облегчить  мучившую  его
головную боль, а в один ненастный день - одеяло для защиты  от  дождя  и
холода из открытого окна.
   В этот день я нашел его спящим в кресле, безвольного, как мертвеца. Я
закутал его одеялом, как больного, и поставил перед ним  поднос,  но  не
стал открывать его, чтобы еда не остыла. Я сел  на  полу,  рядом  с  его
креслом, прислонившись к одной из отброшенных подушек, и прислушивался к
тишине в комнате. Сегодня тишина  казалась  почти  мирной,  несмотря  на
летний дождь, шумящий за окном, и  штормовой  ветер,  время  от  времени
врывавшийся в окно.  По-видимому,  я  задремал,  потому  что  проснулся,
ощутив его руку на своих волосах.
   - Они велели тебе следить за мной, мальчик, даже когда я  сплю?  Чего
тогда они боятся?
   - Ничего такого, о чем бы я знал, Верити. Они сказали только, чтобы я
приносил еду и старался следить, чтобы вы ее съедали. Больше ничего.
   - А одеяло, подушки и горшки с ароматными цветами?
   - Это я сам, мой принц. Человек не должен жить в таком запустении.
   И в  это  мгновение  я  понял,  что  мы  не  разговариваем  вслух.  Я
выпрямился и посмотрел на него.
   Верити  тоже,  казалось,  пришел  в  себя.  Он  пошевелился  в  своем
неудобном кресле.
   - Я благословляю этот шторм, который позволил мне отдохнуть. Я  скрыл
его от трех кораблей, убедив тех, кто смотрел в небо, что это всего лишь
летний шквал. Теперь они машут веслами  и  пытаются  увидеть  что-нибудь
сквозь дождь, чтобы не сойти с курса.  А  я  могу  прихватить  несколько
мгновений честно заработанного сна. - Он помолчал. - Я  прошу  прощения,
мальчик. Теперь иногда Скилл кажется мне более естественным, чем обычная
речь. Я не хотел вторгаться в тебя.
   - Ничего страшного, мой принц. Я просто  был  удивлен.  Я  не  владею
Скиллом, только очень слабо и неустойчиво. Я не  знаю,  как  я  открылся
вам.
   - Верити, мальчик,  не  "твой  принц".  И  ни  один  принц  не  сидит
неподвижно в пропотевшей рубахе с двухдневной бородой. Но что значит эта
бессмыслица? Ведь все было устроено, чтобы ты учился  Скиллу.  Теперь  я
отчетливо вспоминаю, как язык Пейшенс выбил согласие моего  отца.  -  Он
позволил себе усталую улыбку.
   -  Гален  пытался  научить  меня,  но  у  меня  нет  способностей.  У
бастардов, как мне говорили, это часто...
   - Подожди, - зарычал он и в мгновение оказался в моем сознании, - так
быстрее, - сказал он, как бы извиняясь, и потом пробормотал:
   - Что это такое, что так туманит тебя? А! - И тут он снова  исчез  из
моего сознания, и все это так ловко и легко, как если бы  Баррич  вырвал
клеща из собачьего уха. Он  долго  сидел  молча,  и  я  тоже,  несколько
озадаченный.
   - Я силен в нем, так же как и твой отец. Гален - нет.
   - Тогда как же он стал мастером Скилла? - спросил я тихо. Я  подумал,
что Верити говорит это только для того, чтобы я не так сильно  переживал
свой провал. Верити молчал, как бы обдумывая какой-то щекотливый вопрос.
   - Гален  был..,  любимчиком  королевы  Дизайер.  Фаворитом.  Королева
настойчиво предлагала, чтобы Гален стал  помощником  Солисити.  Часто  я
думаю, что наша старая мастер Скилла была в отчаянии, когда взяла его  в
помощники.  Солисити,  видишь  ли,  знала,  что  умирает.   Думаю,   она
действовала второпях и до самого конца сожалела о своем решении. И я  не
думаю, что он получил и половину того образования, которое следовало бы,
прежде чем стал "мастером". Но так уж получилось; он стал  тем,  что  мы
имеем. - Верити откашлялся и выглядел смущенным. - Я буду говорить ясно,
как могу, мальчик, потому что вижу, что ты можешь придержать язык, когда
это разумно. Гален получил это место как лакомый кусочек, а  не  потому,
что заслужил его. Не думаю, что он хоть когда-нибудь полностью  осознал,
что значит быть мастером Скилла. О, он знает,  что  это  положение  дает
власть, и без стеснения  использует  ее.  Но  Солисити  была  не  просто
человеком,  который  чванится  своим  высоким   положением.   Она   была
советником Ба-унти и связью между королем и всеми, кто  работал  Скиллом
для него. Она выискивала и учила всех, кто проявлял настоящий  талант  и
разум, который подсказал бы им использовать Скилл во благо.  Это  первая
группа, которую обучил Гален с тех пор, как Чивэл и я были мальчиками. И
я не нахожу их хорошо обученными. Нет, они выдрессированы, как  обезьяны
и попугаи, которые научены передразнивать людей  без  всякого  понимания
того, что они делают. Но других у меня нет. - Верити смотрел  в  окно  и
говорил очень тихо. - Гален же нетактичен. Он  такой  же  грубый,  какой
была его мать, и такой же самонадеянный. - Верити внезапно  замолчал,  и
щеки его вспыхнули, как будто он сказал что-то не подумав.  Он  заключил
еще тише:
   - Скилл как язык, мальчик. Мне не нужно кричать на тебя,  чтобы  дать
тебе понять, чего я хочу. Я могу вежливо спросить,  или  намекнуть,  или
передать мое желание кивком и улыбкой.  Я  могу  проникнуть  в  сознание
человека и заставить его думать, что он  доставил  мне  удовольствие  по
собственному желанию.  Но  все  это  недоступно  Галену  -  и  когда  он
пользуется Скиллом, и когда он учит  ему.  Он  пользуется  силой,  чтобы
пробиться внутрь. И лишения и боль  -  один  из  путей,  чтобы  ослабить
защиту человека. Это  единственный  путь,  в  который  верит  Гален.  Но
Солисити  использовала  хитрость.  Она  заставляла  меня   смотреть   на
воздушного змея или на пыль, парящую в солнечном луче,  сфокусировавшись
на этом, как будто в мире больше ничего не существует.  И  внезапно  она
оказывалась в моем сознании, со мной, улыбаясь и хваля меня. Она научила
меня, что быть открытым это всего лишь  не  быть  закрытым.  А  войти  в
сознание другого человека можно  при  помощи  желания  выйти  из  своего
собственного. Понимаешь, мальчик?
   - Кое-что, - вильнул я.
   - Кое-что, - он вздохнул, - я мог бы научить тебя Скиллу, если  бы  у
меня было время. У меня его нет. Но скажи мне вот что - твои  уроки  шли
хорошо до того, как он испытывал тебя?
   - Нет. У меня никогда не было никаких способностей... Подождите!  Это
не правда! Что я говорю? Что  я  думал?  -  Хотя  я  сидел,  я  внезапно
покачнулся, голова моя стукнулась о ручку  кресла  Верити.  Он  протянул
руку и поддержал меня.
   -  По-видимому,  я  действовал  слишком  быстро.  Теперь   успокойся,
мальчик. Кто-то сбил тебя с толку, так же как я поступаю с капитанами  и
рулевыми красных кораблей. Убеждаю их, что они уже проверили курс и  все
в порядке, когда на самом деле они правят к  сильному  течению.  Убеждаю
их, что они уже прошли пункт, которого еще не видели.  А  кто-то  убедил
тебя, что ты не можешь владеть Скиллом.
   - Гален, - уверенно сказал я. Я почти знал,  в  какое  мгновение  это
произошло. Он вломился в меня  в  тот  день,  и  с  тех  пор  все  стало
по-другому. Я жил в тумане все эти месяцы...
   - Возможно. Хотя если бы ты хоть немного проник в него, я уверен,  ты
увидел бы, что с ним сделал Чивэл. До того,  как  Чив  превратил  его  в
диванную собачку, он ненавидел твоего отца со всей своей  страстью.  Нам
не нравилось то, что случилось потом. Мы  бы  это  переделали,  если  бы
придумали, как сделать это так, чтобы Солисити ничего не узнала. Но  Чив
был силен в Скилле, а мы были всего лишь  мальчишки,  и  Чив  был  очень
рассержен, когда сделал это. Из-за какой-то насмешки Галена  надо  мной.
Даже когда Чивэл не был рассержен, попасть под его Скилл было все  равно
что попасть под лошадь. Или нырнуть в  бурную  реку  -  это  скорее.  Он
быстро дотягивался до тебя и налетал на тебя, вбивал  что  ему  нужно  и
исчезал. - Верити снова замолчал и протянул руку, чтобы открыть  тарелку
с супом. - Я всегда считал, что ты все это знаешь, хотя будь я  проклят,
если у тебя была какая-то возможность узнать! Кто бы мог сказать тебе?
   Я вцепился в одну его фразу.
   - Вы могли бы научить меня Скиллу?
   - Если бы у меня было время. Очень много времени. Ты очень  похож  на
нас с Чивом, какими мы были, когда  учились.  Неуверенный.  Сильный,  но
совершенно не представляющий себе, как справиться с этой силой. А Гален,
он испугал тебя, я думаю. У тебя есть стены, сквозь которые  я  не  могу
проникнуть, а я силен в Скилле. Ты должен научиться отбрасывать их.  Это
трудно. Но я мог бы научить тебя, да. Если бы и у тебя, и у меня был  бы
год времени и больше никаких дел, - он отодвинул суп в сторону, -  но  у
нас его нет.
   Мои надежды снова рухнули. Эта вторая волна  разочарования  нахлынула
на меня,  перемалывая  между  камнями  крушения.  Все  мои  воспоминания
восстановились, и в приливе ярости я узнал  все,  что  было  сделано  со
мной. Если бы не Кузнечик, я бы швырнул свою жизнь с башни  в  ту  ночь.
Гален убивал меня так же наверняка, как если бы у него  был  нож.  Никто
даже не узнал бы, как он избил меня, кроме преданной ему группы. И  хотя
он потерпел в этом поражение, ему все-таки удалось отнять  у  меня  шанс
научиться Скиллу. Он искалечил меня, и я... Я в ярости вскочил на ноги.
   - Ну-ну. Будь медленным и осторожным. Ты  обижен,  но  сейчас  мы  не
можем допустить раздоров в замке. Носи  это  в  себе,  пока  не  сможешь
уладить это дело тихо. Ради короля.
   Я склонил голову перед мудростью  его  совета.  Он  поднял  крышку  с
маленькой жареной птички и снова закрыл ее.
   - И вообще, почему ты хочешь учиться  этому  Скиллу?  Это  несчастное
занятие. Неподходящее дело для мужчины.
   - Чтобы помочь вам, - я сказал  не  думая  и  потом  понял,  что  это
правда. Когда-то я хотел  доказать,  что  я  истинный  и  достойный  сын
Чивэла, произвести впечатление на Баррича или  Чейда  или  укрепить  мое
положение в замке. Теперь, наблюдая за тем, что делает Верити,  день  за
днем, без награды или признания своего народа, я обнаружил,  что  только
хочу помочь ему.
   - Чтобы помочь мне, - повторил он. Штормовой ветер начинал стихать. С
усталой покорностью он поднял глаза к окну. - Теперь убери еду, мальчик,
сейчас у меня нет для нее времени.
   - Но вам нужны силы, -  возразил  я.  Я  чувствовал  себя  виноватым,
потому что знал, что он потратил на меня время, которое ему следовало бы
использовать для еды и сна.
   - Знаю. Но у меня нет времени. Еда забирает энергию. Странно понимать
это. Сейчас у меня нет лишней, которую я мог бы употребить на это. - Его
глаза прощупывали горизонт, вглядываясь сквозь стену дождя, который  уже
начал ослабевать.
   - Я дал бы вам свою силу, Верити, если бы мог. Он  странно  посмотрел
на меня:
   - Ты уверен? Совсем уверен?
   Я не понимал настойчивости его вопроса, но знал ответ.
   - Конечно, дал бы. - И тише:
   - Я человек короля.
   - И одной со мной крови, - подтвердил он и вздохнул. На мгновение  он
показался мне больным. Он снова посмотрел на еду, потом опять в окно.
   - Самое время, - прошептал он, - а этого должно быть достаточно. Будь
ты проклят, отец.  Неужели  ты  всегда  будешь  прав?  Тогда  иди  сюда,
мальчик.
   В его словах была настойчивость, испугавшая меня,  но  я  подчинился.
Когда я стоял подле его кресла, он протянул руку. Он положил ее  мне  на
плечо, как будто ему нужна была помощь, чтобы встать.
   Я смотрел на него с пола. Под моей головой была  подушка,  а  одеяло,
которое я принес  раньше,  теперь  закрывало  мои  ноги.  Верити  стоял,
облокотившись на  окно.  Он  дрожал  от  усилий,  и  Скилл,  который  он
испускал, был похож на ударные волны, которые я почти чувствовал.
   -  На  камни,  -  сказал  он  с  глубоким  удовлетворением  и  быстро
отвернулся от окна.  Он  улыбнулся  древней  свирепой  улыбкой,  которая
медленно угасла, когда он посмотрел вниз,  на  меня.  -  Как  теленок  к
мяснику, - сказал он грубо, - мне следовало бы знать, что ты не  знаешь,
о чем говоришь.
   - Что со мной случилось? - вырвалось у меня. Зубы мои  стучали,  тело
тряслось, как от холода. Я чувствовал, что мои кости готовы выскочить из
суставов.
   - Ты предложил мне свою силу. Я взял ее. - Он налил чашку чая,  потом
встал на колени, чтобы поднести ее к  моим  губам.  -  Пей  медленно.  Я
торопился. Я говорил раньше, что Чивэл был как бык со своим Скиллом. Что
тогда я должен говорить о себе?
   К нему вернулись его грубоватая сердечность  и  добродушие.  Это  был
Верити, которого я не видел многие месяцы. Я  умудрился  сделать  глоток
чая и ощутил во рту и в горле жжение от коры. Дрожь немного уменьшилась.
Верити тоже сделал небрежный глоток из кружки.
   - В прежние времена, - сказал он, как бы продолжая беседу,  -  король
брал силу у своей группы. Полдюжины человек или больше, и все  настроены
на  одну  волну,  способны  накапливать  силу  и   предлагать   ее   при
необходимости. Это было их истинной  целью.  Предоставлять  силу  своему
королю или командиру группы. Не думаю, что Гален  хорошо  понимает  это.
Его группа это нечто, что он придумал сам. Они, как лошади  или  волы  и
ослы, запряжены вместе. Это вовсе не настоящая  группа.  Им  не  хватает
единомыслия.
   - Вы взяли у меня силу?
   - Да. Поверь мне, мальчик, я бы этого не сделал, если бы  у  меня  не
было внезапной необходимости, и я думал, ты знаешь, что предлагаешь.  Ты
сам назвал себя человеком короля, это старый термин. А поскольку мы  так
близки по крови, я знал, что могу использовать тебя.  -  Он  с  грохотом
поставил кружку на поднос. Голос его от отвращения стал более глубоким:
   - Шрюд.  Он  запускает  все  в  движение.  Колеса  крутятся,  маятник
раскачивается. Это не случайность, что  именно  ты  приносишь  мне  еду,
мальчик. Он сделал тебя полезным мне. - Он быстро обошел комнату,  потом
остановился надо мной. - Это больше не повторится.
   - Это было не так плохо, - еле слышно промолвил я.
   - Нет? Почему тогда ты не попытаешься встать? Или хотя бы  сесть?  Ты
всего лишь один, мальчик, один, а не целая группа. Если бы  я  не  понял
твоего невежества и не попятился, я убил бы тебя. Твое сердце и  дыхание
просто остановились бы. Я не буду так опустошать тебя, ни для кого. Вот,
- он нагнулся, без усилия поднял меня и посадил в свое кресло, -  посиди
здесь немного и поешь. Мне это теперь не  нужно.  А  когда  тебе  станет
лучше, сходи к Шрюду для меня. Передай, что я сказал, что ты  отвлекаешь
меня. Я хочу, чтобы отныне еду для меня приносил кухонный мальчик.
   - Верити, - начал я.
   - Нет, - поправил он меня, - говори "мой принц", потому что в этом  я
твой принц, и ты не будешь задавать мне вопросов. Теперь ешь.
   Я склонил голову, несчастный, но поел, и кора в чае восстановила  мои
силы быстрее, чем я предполагал.
   Вскоре я смог встать, сложить тарелки на  подносе  и  поднести  их  к
двери. Я чувствовал себя разбитым. Я поднял запор.
   - Фитц Чивэл Видящий!
   Я остановился, застыв от этих слов, потом медленно повернулся.
   - Это твое имя, мальчик. Я  собственноручно  записал  его  в  военном
регистрационном журнале в тот день, когда тебя привели ко мне. Еще  одна
вещь, о которой, как я думал, ты знаешь. Прекрати думать о  себе  как  о
бастарде, Фитц Чивэл Видящий. И будь любезен повидать сегодня Шрюда.
   - До свидания, - сказал я тихо, но он уже снова смотрел в окно.
   И так нас застало лето. Чейд за своими  таблицами,  Верити  у  своего
окна, Регал, сватающий принцессу для своего брата, и я - тихо  убивающий
для своего короля. Внутренние  и  прибрежные  герцоги  заняли  места  за
столом переговоров, шипя и фыркая друг на друга, как кошки над рыбой.  А
поверх всего этого был Шрюд, как всякий паук, державший  натянутыми  все
нити своей паутины и чутко прислушивающийся к любому  еле  заметному  их
дрожанию. Красные  корабли  нападали  на  нас,  как  пираньи  на  мясную
наживку, вырывая клочья нашего народа и сковывая. А "перекованные" стали
пыткой для страны, превращаясь в нищих,  жестоких  хищников  или  тяжкую
обузу  для  своих  семей.  Люди  боялись  ловить  рыбу,  торговать   или
обрабатывать земли в устьях рек у моря. И тем не менее налоги надо  было
поднимать, чтобы кормить солдат и  наблюдателей,  которые,  по-видимому,
были неспособны защитить страну, несмотря на то что их  становилось  все
больше. Шрюд неохотно освободил меня от службы у Верити. Мой  король  не
звал меня целый месяц, но в одно прекрасное утро я был наконец приглашен
к завтраку.
   - Это неподходящее время для свадьбы, - протестовал Верити. Я смотрел
на пожелтевшего  и  высохше-го  человека,  который  разделял  завтрак  с
королем, и недоумевал: неужели это и  есть  грубоватый  сердечный  принц
моего д