итян,
они традиционно имели  сильно  развитое  чувство  чести  и  использовали
ужасные наказания для тех, кто нарушает  законы  рода.  Вообразите  муку
островитянина-отца, чей сын был  "перекован".  Он  должен  или  скрывать
преступления своего  сына,  когда  мальчик  лжет,  крадет  или  насилует
домашних женщин, или смотреть, как с него заживо  сдирают  кожу  за  его
преступления, страдая о потере наследника и уважения других домов.
   К тому времени, когда пираты красных кораблей начали совершать набеги
на  наши  берега,  они  подавили  большую  часть  оппозиции  на  Внешних
островах. Те, кто открыто противостоял им, погибли или бежали. Остальные
неохотно платили дань и сжимали зубы, сталкиваясь  с  бесчинствами  тех,
кто контролировал культ. Но многие охотно присоединились к ним,  окрасив
корпуса своих пиратских кораблей в красный цвет, и никогда не подвергали
сомнению то, что делали приверженцы культа. Похоже было на то,  что  эти
новообращенные выходили в  основном  из  подчиненных  домов,  у  которых
никогда прежде не было случая подняться на высшие  ступени  общественной
лестницы.  Но  тому,  кто  контролировал   пиратов   красных   кораблей,
совершенно  не  было  дела  до  предков  человека,  если   он   сохранял
непоколебимую преданность культу.

   Я еще дважды видел леди, прежде чем узнал, кем она была. Второй раз я
встретил ее следующей ночью и примерно в то же время. Молли была  занята
со своими ягодами, и я отправился на музыкальный вечер в таверну с Керри
и Дирком. Возможно, я выпил на одну  или  две  кружки  эля  больше,  чем
следовало. Меня не тошнило, и голова не кружилась, но  я  старался  идти
осторожно, потому что уже споткнулся о рытвину на темной дороге.
   Рядом с пыльным кухонным двором с его булыжником и тележными  сараями
было небольшое огороженное пространство.  Его  обычно  называли  Женским
садом. Не потому, что это исключительно  женская  территория,  а  просто
потому, что женщины знали и любили  его.  Это  было  приятное  место,  с
прудом. Среди цветущих кустов и фруктовых деревьев, увитых лианами, было
разбито множество низких цветочных клумб,  По  саду  проложены  красивые
дорожки, покрытые зеленым камнем.  Я  знал,  что  нельзя  идти  прямо  в
постель в таком состоянии, как мое. Если бы я  лег,  кровать  начала  бы
кружиться и раскачиваться и в течение часа меня  бы  тошнило.  Это  был,
приятный вечер, и мне не хотелось так заканчивать его.  Поэтому,  вместо
того чтобы идти в свою комнату, я отправился в Женский сад.
   В одном  углу  сада,  между  прогретой  солнцем  стеной  и  маленьким
прудиком, росло семь видов чабреца. От их аромата в солнечный день могла
бы закружиться голова, но тогда, на грани вечера и ночи, смешанный запах
оказал на мою  голову  благотворное  воздействие.  Я  ополоснул  лицо  в
маленьком пруду и прислонился спиной к каменной стене, которая  все  еще
отдавала ночи солнечное тепло.  Лягушки  приветствовали  друг  друга.  Я
опустил  глаза  и  наблюдал  за  спокойной  поверхностью  пруда,   чтобы
удержаться от головокружения.
   Шаги. Потом женский голос резко произнес:
   - Ты пил?
   - Маловато, - ответил я приветливо, думая, что это  Тилли,  помощница
садовника. - Маловато было времени или денег, - добавил я шутливо.
   - Вероятно, ты научился этому от  Баррича.  Этот  человек  пьяница  и
развратник. И эти пороки он поощряет и в тебе.  Он  всегда  опускает  до
своего уровня тех, кто рядом с ним.
   Горечь в голосе женщины заставила меня поднять глаза.  Я  прищурился,
чтобы разглядеть ее лицо в сгущающихся сумерках. Это была леди,  которую
я встретил на кухне предыдущим вечером. Она стояла на дорожке в  простой
одежде, и можно было принять  ее  за  обыкновенную  девчонку.  Она  была
стройная, не такая высокая, как я, хотя я был  не  слишком  длинный  для
своих четырнадцати лет. Но лицо ее было лицом  женщины,  а  сейчас  губы
были сжаты в  прямую  линию  и  нахмуренные  брови  над  карими  глазами
повторяли эту линию. Волосы у нее были темными и вьющимися, и  хотя  она
явно пыталась уложить их, несколько колечек убежали на лоб и шею.
   Не то чтобы я чувствовал себя обязанным защищать Баррича, просто  мое
состояние не имело к нему никакого отношения. Так что я  ответил  что-то
вроде того, что он  в  другом  городе,  на  расстоянии  нескольких  миль
отсюда, и вряд ли может отвечать за то, что попадает мне в рот.
   Леди подошла на несколько шагов ближе.
   - Но он же никогда не  учил  тебя  ничему  другому,  верно?  Он  ведь
никогда не советовал тебе не пить?
   В южных странах есть поговорка: "Истина в  вине".  Наверное,  немного
истины есть и в эле. Во всяком случае, в эту ночь какую-то часть  истины
я высказал.
   - На самом деле, моя леди, он был бы крайне  недоволен  мною  сейчас.
Первым делом он бы выбранил меня за то, что я не  встаю,  когда  ко  мне
обращается леди, - тут я поднялся, - а  потом  он  бы  стал  читать  мне
длинную суровую лекцию о том, как должен вести себя человек,  в  котором
течет кровь принца, пусть даже у него нет никакого титула. - Я попытался
поклониться, и когда мне это удалось, я  совершил  еще  больший  подвиг,
взмахнув рукой и выпрямившись. - Так что добрый  вам  вечер,  прекрасная
Леди Сада. Желаю вам приятной ночи и избавляю вас  от  присутствия  моей
неотесанной персоны.
   Я уже достаточно отошел к арке в стене, когда она окликнула меня:
   - Подожди.
   Но мой желудок издал тихое протестующее ворчание, и я сделал вид, что
не расслышал. Она не пошла  за  мной,  но  я  чувствовал,  что  леди  не
спускает с меня глаз, и поэтому старался держать голову  высоко  и  идти
твердо до тех пор, пока не вышел из кухонного двора. Я  с  трудом  довел
себя до конюшни, где меня вырвало в навозную кучу, после чего  заснул  в
чистом пустом стойле, поскольку ступеньки к комнатам  Баррича  оказались
слишком крутыми.
   Но  юность  поразительно  быстро  восстанавливается,  особенно  когда
чувствует угрозу. На следующий день я встал на рассвете, поскольку знал,
что Баррич должен вернуться после полудня. Я вымылся в конюшнях и решил,
что тунику,  которую  носил  последние  три  дня,  следует  заменить.  Я
совершенно уверился в этом, когда в коридоре ко мне снова обратилась  та
же леди.  Она  оглядела  меня  сверху  донизу  и,  прежде  чем  я  успел
заговорить, сказала:
   - Смени рубашку. - И потом добавила:
   - В этих гамашах ты выглядишь как аист. Скажи миссис Хести,  что  они
требуют замены.
   - Доброе утро, леди, - поздоровался я. Это был не  ответ,  но  больше
мне  ничего  не  пришло  в  голову.  Я  решил,  что  эта  женщина  очень
эксцентричная, даже больше, чем леди Тайм. Лучшей линией поведения будет
ее рассмешить. Я ожидал, что  она  отойдет  в  сторону  и  пойдет  своей
дорогой, но она продолжала удерживать меня взглядом.
   -  Ты  умеешь  играть  на  каком-нибудь  музыкальном  инструменте?  -
требовательно спросила она.
   Я молча покачал головой.
   - Значит, поешь?
   - Нет, моя леди. Она огорчилась:
   - Тогда, может быть, тебя учили декламировать поэмы и учебные  стихи,
о травах, лекарствах и навигации... Ну, всякое такое?
   - Только то, что относится к уходу за лошадьми, ястребами и собаками,
- почти честно ответил я. Баррич настаивал, чтобы я этому  учился,  Чейд
рассказывал  о  ядах  и  противоядиях,  но  предупреждал,  что  это   не
общеизвестные факты и что о них нельзя болтать.
   - Тогда ты, конечно, танцуешь? И умеешь сочинять стихи?
   Я был окончательно смущен.
   - Леди, я думаю, вы меня с кем-то перепутали.  Может,  вы  думали  об
Августе, племяннике короля? Он на год или на два моложе меня, и...
   - Я не ошиблась. Отвечай на  мой  вопрос!  -  потребовала  она  почти
визгливо.
   - Нет, моя леди, предметы, о которых вы  говорите,  для  тех,  кто..,
рожден в законном браке. Меня этому не обучали.
   При каждом отрицательном  ответе  она  казалась  все  более  и  более
огорченной. Она все сильнее сжимала губы, ее карие глаза потемнели.
   - Я не собираюсь терпеть этого! - заявила она и, взметнув вихрь юбок,
поспешила прочь по коридору. Через мгновение я  пошел  в  свою  комнату,
сменил рубаху и надел пару самых длинных гамаш, которые у меня  были.  Я
выбросил леди из головы и погрузился в гущу дел.
   После полудня, когда вернулся Баррич, шел дождь.  Я  встретил  его  у
конюшни и принял поводья его лошади, когда он неловко соскочил с седла.
   - Ты вырос, Фитц, - заметил он и критически оглядел меня, как будто я
был лошадь или собака, неожиданно оказавшаяся перспективной.  Он  открыл
рот, чтобы сказать что-то еще, потом покачал головой и фыркнул. - Ну?  -
спросил он, и я начал свой доклад.
   Баррич отсутствовал не больше месяца, но тем не менее хотел знать все
до малейших подробностей. Он шел рядом со мной и слушал, пока я вел  его
лошадь в стойло и потом чистил ее.
   Меня удивляло, как сильно он иногда походил  на  Чейд  а.  Они  очень
похоже требовали точных деталей в рассказе о событиях прошлой недели или
прошлого месяца. Научиться докладывать Чейду  было  не  так  трудно;  он
просто сформулировал то, чего долгое  время  требовал  от  меня  Баррич.
Только через много лет я понял, как похоже это было  на  доклад  солдата
своему начальнику.
   Другой человек пошел бы на кухню или вымылся, выслушав мое  изложение
событий, произошедших в его отсутствие. Но Баррич настоял на том,  чтобы
пройтись по стойлам, при этом он останавливался поболтать с  грумом  или
тихо пошептаться с лошадью.  Подойдя  к  старой  гнедой,  принадлежавшей
приезжей леди, Баррич остановился. Несколько минут он молча  смотрел  на
лошадь.
   - Я объезжал ее,  -  сказал  он  внезапно.  При  этих  словах  лошадь
повернулась, чтобы взглянуть на Баррича, а потом тихо заржала. - Шелк, -
негромко произнес он и погладил мягкий нос, потом вдруг вздохнул:
   - Значит, леди Пейшенс здесь. Она тебя уже видела?
   Это был трудный вопрос. Тысяча мыслей  сразу  столкнулись  у  меня  в
голове. Леди Пейшенс, жена моего отца и, судя по многим  сведениям,  та,
кто более всех виновата в том, что мой отец оставил двор и меня.  Вот  с
кем  я  болтал  на  кухне,  вот  кого  пьяно  приветствовал!   Вот   кто
расспрашивал меня этим утром о моем образовании! Барричу я пробормотал:
   - Неофициально, но мы встречались. Он удивил меня, рассмеявшись.
   - У тебя все на лице написано, Фитц. Я по  одному  твоему  виду  могу
сказать, что она мало изменилась. Первый раз я встретил  ее  в  саду  ее
отца. Она сидела на дереве. Она потребовала, чтобы я вытащил  занозу  из
ее ноги, и тут же сняла туфлю и чулок, чтобы я  мог  это  сделать.  Вот,
прямо передо мной. И она вовсе не имела никакого  представления  о  том,
кто я такой. Как и я о  ней.  Я  думал,  что  она  горничная.  Это  было
давным-давно, конечно, и даже за несколько лет до того, как мой принц ее
встретил. Думаю, я тогда был не намного старше,  чем  ты  сейчас.  -  Он
помолчал, и лицо его  смягчилось.  -  А  у  нее  была  жалкая  маленькая
собачонка, которую она всегда носила  с  собой  в  корзинке.  Она  вечно
скулила, и ее рвало клочьями ее собственной шерсти. Ее звали Пушок, - Он
снова помолчал и улыбнулся почти нежно. - Надо же, вспомнить такое через
столько-то лет!
   - Ты ей понравился, когда она в первый раз тебя увидела? - спросил  я
бестактно.
   Баррич посмотрел на меня, и глаза его стали  непроницаемыми.  Человек
исчез за этим взглядом.
   - Больше, чем нравлюсь сейчас, - огрызнулся он, -  но  это  не  имеет
значения. Давай-ка, Фитц, расскажи, что она думает о тебе.
   Это тоже был трудный вопрос. Я стал вспоминать  свои  впечатления  от
наших встреч, приглаживая  детали,  насколько  смел.  Я  уже  наполовину
закончил рассказ о моем садовом приключении, когда Баррич поднял руку:
   - Хватит! Я замолчал.
   - Когда ты вырезаешь куски из правды, чтобы не выглядеть дураком,  то
кончаешь тем, что  говоришь  как  слабоумный.  Так  что  начни-ка  лучше
сначала.
   Так я и сделал и не скрыл от него ничего,  ни  своего  поведения,  ни
комментариев леди. Закончив,  я  застыл  в  ожидании  приговора.  Но  он
протянул руку и похлопал по носу верховую лошадь леди.
   - Некоторые вещи меняются со временем,  -  сказал  он  наконец,  -  а
некоторые нет. - Он вздохнул. - Что ж, Фитц,  это  в  твоем  духе  -  ты
всегда лезешь на глаза людям, которых должен избегать. Уверен,  что  это
будет иметь последствия, но у меня нет ни малейшего представления о том,
какими они будут. Поскольку это так, нет никакого  смысла  беспокоиться.
Давай посмотрим на щенят крысоловки. Говоришь, у нее шестеро?
   - И все выжили,  -  сказал  я  гордо,  потому  что  эта  сука  тяжело
щенилась.
   - Будем надеяться, что мы так же хорошо сможем позаботиться о себе, -
пробормотал Баррич, когда мы шли через стойла. Я удивленно посмотрел  на
него, но он, казалось, уже размышлял о чем-то другом.
   - Я думал, у тебя хватит ума избегать ее, - заворчал на меня Чейд.
   Это было совсем не то приветствие, которого я ждал  после  более  чем
двухмесячного отсутствия в его комнатах,
   - Я не знал, что это была леди Пейшенс. Странно, что не было  никаких
слухов о ее прибытии.
   - Она не любит слухов, - сообщил мне Чейд. Он сидел  в  кресле  перед
очагом. В комнатах его было холод-но, хотя он всегда  мерз.  К  тому  же
сегодня он казался усталым, выдохшимся от того, что  делал  эти  недели,
прошедшие с тех пор, как я в последний раз его видел. Особенно старыми и
костлявыми выглядели его руки, суставы распухли.  Он  отхлебнул  вина  и
продолжал:
   - У нее есть свои эксцентричные способы  разделываться  с  теми,  кто
шушукается о ней у нее за спиной. Она всегда настаивала  на  том,  чтобы
никто не совал нос в ее жизнь. По одной этой причине  из  нее  вышла  бы
неважная королева. Не то чтобы это волновало Чивэла.  Он  заключил  этот
брак скорее для себя самого, чем  для  политики.  Думаю,  что  это  было
первое большое разочарование для его отца. После этого что бы  ни  делал
Чивэл, это никогда полностью не устраивало Шрюда.
   Я сидел тихо, как мышь. Пришел Слинк и устроился на моем колене. Чейд
редко говорил так много, особенно  о  чем-то,  связанном  с  королевской
семьей. Я едва дышал, боясь его прервать.
   - Иногда я думаю, что Чивэл инстинктивно чувствовал в Пейшенс что-то,
в чем он нуждался. Он был думающим человеком, любил порядок, всегда  был
корректен,  всегда  точно  знал,   что   происходит   вокруг.   Он   был
рыцарственным, мальчик, в самом лучшем смысле слова.  Он  не  поддавался
дурным или  мелочным  побуждениям.  Это  значило,  что  от  него  всегда
исходила определенная  напряженность.  Так  что  те,  кто  не  знал  его
достаточно хорошо, считали Чивэла холодным или высокомерным. И тогда  он
встретил эту девочку. Она и правда была почти девочкой. В  ней  было  не
больше основательности, чем в паутине или в морской пене. Мысли  и  язык
все время перелетали от одного к другому, туда-сюда, не  останавливаясь,
и я не мог уловить никакой связи. Мне было утомительно даже слушать  ее.
Но Чивэл улыбался и любовался. Может, дело было в том, что она абсолютно
не благоговела перед ним. Может,  в  том,  что  она,  как  казалось,  не
особенно  стремилась  завоевать  его.  Но  при  наличии  двух   десятков
поклонниц, лучшего происхождения и более умных, он выбрал Пейшенс. И это
было совершенно неподходящее время для женитьбы  -  он  захлопнул  двери
перед дюжиной возможных родственных связей, которые другая жена могла бы
ему принести. У него не  было  никакой  причины  жениться  в  то  время.
Никакой.
   - Кроме того, что он хотел этого, - сказал я и тут же чуть не откусил
себе язык с досады, потому что Чейд кивнул и  потом  встряхнулся,  отвел
глаза от огня и посмотрел на меня.
   - Что ж. Довольно об этом. Я не буду спрашивать тебя, как ты произвел
на нее такое впечатление или что заставило ее сердце снова обратиться  к
тебе. Но на прошлой неделе она пришла к Шрюду и  потребовала,  чтобы  ты
был признан сыном и  наследником  Чивэла  и  получил  подобающее  принцу
образование.
   У меня закружилась голова. Гобелен передо мной будто зашевелился. Или
это был обман зрения?
   - Конечно, он отказался, - безжалостно продолжал Чейд, -  он  пытался
объяснить ей,  почему  это  совершенно  невозможно.  Но  она  продолжала
твердить: "Но вы же король! Как это может быть невозможным для  вас?"  -
"Знать никогда не примет его. Это будет означать  гражданскую  войну.  И
подумай, что может произойти с неподготовленным мальчиком, если внезапно
поставить его в такое положение!" - так он ей сказал.
   - О, - произнес я тихо. Я не мог  вспомнить,  что  чувствовал  в  это
мгновение. Подъем? Ярость? Страх? Я знал только, что теперь это  прошло,
и чувствовал себя странно обнаженным и оскорбленным тем,  что  я  вообще
что-то почувствовал.
   - Пейшенс, конечно, это вовсе не убедило. "Так приготовьте  мальчика,
- сказала она королю, - а когда он будет  готов,  судите  сами".  Только
Пейшенс могла обратиться с такой просьбой в присутствии обоих, Верити  и
Регала. Верити слушал тихо, потому что знал, чем это должно закончиться,
но Регал посинел. Он слишком легко возбуждается. Даже идиоту должно быть
ясно, что Шрюд никогда не согласится с требованием Пейшенс. Но он знает,
как найти компромисс. Во всем остальном он уступил ей, главным  образом,
думаю, чтобы заставить ее замолчать.
   - Во всем остальном? - глупо повторил я.
   - Кое-что на пользу нам, а кое-что во  вред.  По  крайней  мере,  это
доставит нам много хлопот. - Чейд говорил и раздраженно и возбужденно. -
Надеюсь, ты сможешь выкроить еще несколько часов в день, мальчик, потому
что  я  не  собираюсь  жертвовать  для  нее  своими   планами.   Пейшенс
потребовала, чтобы ты был образован, как подобает  человеку  королевской
крови. И она поклялась, что возьмет это на себя. Музыка, поэзия,  танцы,
пение, манеры... Я надеюсь, что ты более терпим ко всему этому, чем  был
я в свое время. Хотя это никогда не раздражало Чивэла.  Иногда  он  даже
находил этим знаниям хорошее применение. Но это  отнимет  у  тебя  много
времени. Кроме того, ты будешь пажом Пейшенс. Ты  слишком  взрослый  для
этого, но она настаивает. Лично я считаю, что она во многом раскаивается
и пытается наверстать упущенное, а это никогда никому не  удается.  Тебе
придется сократить тренировки в оружейной, а Барричу  надо  будет  найти
себе другого конюшенного мальчика.
   Я бы и пробки не отдал за тренировки в оружейной. Как  часто  говорил
Чейд, настоящий "хороший" убийца работает скрытно и  тихо.  Если  я  как
следует изучу свое ремесло, мне не придется размахивать  мечом.  Но  мое
время с Барричем... Опять же у меня было странное ощущение: я  не  знал,
что именно чувствую по этому поводу. Я ненавидел Баррича. Иногда. Он был
бесчувственным, властным диктатором. Он ожидал от меня безупречности  во
всех отношениях, но тем не менее прямо говорил, что я никогда не буду за
это вознагражден. Но он также был открытым и прямым и верил, что я  могу
выполнить его требования...
   - Вероятно, тебе интересно, какой выгоды  для  нас  она  добилась,  -
продолжал Чейд вроде бы рассеянно, но со  скрытым  возбуждением.  -  Это
нечто, о чем я дважды просил для тебя и дважды получал отказ. Но Пейшенс
приставала к королю, пока Шрюд не согласился.  Это  Скилл,  мальчик.  Ты
будешь учиться Скиллу.
   - Скилл, - повторил я, не понимая, что говорю. Все это  было  слишком
быстро для меня.
   - Да.
   Я пытался собраться с мыслями.
   - Баррич один раз говорил мне об этом. Давно. - Внезапно  я  вспомнил
смысл этой беседы, после того как Ноузи нечаянно выдал  нашу  связь.  Он
говорил, что Скилл - это нечто противоположное тому чувству,  которое  я
делил с животными. Тому самому чувству, которое  раскрыло  мне  сущность
людей из Кузницы. Может ли случиться, что  обучение  одному  лишит  меня
другого? Что мое чувство будет уничтожено Скиллом? Я подумал о близости,
которую делил с лошадь