й свой долг, и
смотрел на меня прищуренными глазами. Беги, мой мальчик. Боюсь, что  нас
переиграли.
   - Ну, бастард. Что ты можешь сказать в свое оправдание?  Каковы  были
на самом  деле  твои  намерения?  -  требовательно  вопрошал  Регал  под
аккомпанемент причитаний Волзеда. Он подбросил дров в огонь и отобрал  у
короля полусъеденную булочку.
   - Я пришел с докладом. Обнаружив, что за королем плохо  ухаживают,  я
решил сперва исправить это упущение. -  Я  обливался  потом,  больше  от
боли, чем от страха. Мне было отвратительно, что Регал  улыбается,  видя
это.
   - Плохо ухаживают? Что это ты говоришь? - обвиняюще спросил он.
   Я глубоко вздохнул, чтобы собраться с духом.
   - Правду. Я нашел его комнату  неубранной.  Повсюду  были  разбросаны
грязные тарелки. Белье на его постели давно пора сменить...
   - Ты смеешь говорить такие вещи? - прошипел Регал.
   - Смею. Я говорю моему королю правду, как всегда. Пусть он  оглядится
и убедится, что я прав.
   Что-то в этой стычке разбудило тень прежнего Шрюда. Он приподнялся  в
постели и огляделся.
   - Шут тоже жаловался на это... - начал он. Волзед осмелился  перебить
его.
   - Мой лорд, состояние вашего  здоровья  было  таким  тяжелым!  Иногда
спокойный отдых важнее  смены  одеял  или  белья.  А  одна-две  тарелки,
стоящие вокруг, меньше тревожат вас, чем грохот,  который  устроил  паж,
пришедший их убрать.
   Король, казалось, колебался. Сердце  мое  упало.  Именно  это  пугало
шута. Вот почему он так  часто  уговаривал  меня  навестить  короля.  Но
почему он не говорил более прямо?  Впрочем,  когда  шут  вообще  говорил
прямо?
   Стыд охватил меня. Это был мой король, король, которому я  присягнул.
Я любил Верити, и моя преданность ему  была  безусловной.  Но  я  предал
моего короля в то самое время, когда он больше всего  во  мне  нуждался.
Чейд уехал, неизвестно на сколько. Я оставил короля  Шрюда,  когда  один
только шут пытался защитить  его.  И  все-таки  раньше  король  Шрюд  не
нуждался ни в чьей защите. Он всегда был способен защитить себя  сам.  Я
упрекал себя за то, что недостаточно  убедительно  говорил  с  Чейдом  о
переменах,  произошедших  в  мое   отсутствие.   Мне   следовало   более
внимательно охранять моего монарха.
   - Как он сюда попал? - спросил Регал, бросив на меня хищный взгляд.
   - Мой принц, он утверждал, что у него есть знак  короля.  Он  сказал,
что король обещал всегда принимать  его,  если  он  только  покажет  эту
булавку...
   - Какой вздор! И ты поверил в такую чушь?
   - Принц Регал, вы знаете, что это правда. Вы присутствовали при  том,
как король Шрюд дал ее мне, - я говорил  тихо,  но  четко.  Внутри  меня
Верити молчал, выжидая и наблюдая.
   За мой счет, подумал я горько и тут же пожалел об этом.
   Я отвернул воротник моего камзола и вытащил  булавку.  Я  поднял  ее,
чтобы все видели.
   - Я не помню ничего подобного, - рявкнул Регал, но Шрюд сел.
   - Подойди ближе, мальчик, - приказал он мне. Я вырвался из рук  своих
стражей и оправил одежду. Потом я  подал  булавку  королю.  Король  Шрюд
неторопливо протянул руку и взял ее у меня. Сердце мое упало.
   - Отец, это... - раздраженно начал Регал, но Шрюд перебил его.
   - Регал. Ты был  здесь.  Ты  помнишь  это,  по  крайней  мере  должен
помнить. - Темные глаза короля были ясными и настороженными, какими я их
помнил, но вокруг глаз и в углах  рта  залегли  морщины  боли.  Он  явно
старался сохранить ясность сознания. Он  поднял  булавку  и  смотрел  на
Регала почти  прежним  взвешивающим  взглядом.  -  Я  дал  мальчику  эту
булавку. И свое слово в обмен на его слово.
   - Тогда я предлагаю тебе забрать их назад - и  булавку  и  слово.  Ты
никогда не поправишься, если такие  вторжения  будут  повторяться,  -  в
голосе Регала снова слышался приказ. Я молча ждал.
   Король поднял дрожащую руку и потер лицо и глаза.
   - Я отдал это, - сказал он, и  слова  его  были  твердыми,  но  голос
слабел. - Данное слово  нельзя  забрать.  Прав  ли  я,  Фитц  Чивэл?  Ты
согласен, что если человек дал слово, он не может забрать его назад?
   Это был старый вопрос.
   - Как всегда, мой король. Я согласен с вами. Если человек дал  слово,
он не может взять его назад.  Он  должен  оставаться  верным  тому,  что
обещал.
   - Тогда хорошо. Все улажено. - Он передал мне булавку, и я принял  ее
с таким облегчением, что у меня чуть не закружилась голова. Он откинулся
на подушки. И снова головокружительное мгновение. Я узнал  эти  подушки,
эту постель. Я лежал здесь и смотрел, вместе с шутом, как грабят Силбей.
Я обжег пальцы в этом очаге.
   Король  тяжело  вздохнул.  В  этом  вздохе  было  изнеможение.  Через
мгновение он заснет.
   - Запрети ему приходить без зова и беспокоить тебя, - приказал Регал.
   Король Шрюд с трудом открыл глаза:
   - Фитц. Подойди сюда, мальчик.
   Как послушная собака, я подошел к нему. Я опустился на колени  у  его
постели. Он поднял исхудавшую руку и неловко погладил меня.
   - Ты и я, мальчик,  мы  понимаем  друг  друга,  правда?  -  Искренний
вопрос. Я кивнул. - Хороший мальчик. Хорошо.  Я  сдержал  слово.  Теперь
смотри, сдержи свое. Но, - он посмотрел на Регала, и это укололо меня, -
будет лучше, если ты будешь приходить ко мне во второй половине  дня.  Я
сильнее в это время. - Он снова ускользал.
   - Должен ли я вернуться сегодня вечером, сир? - спросил я быстро.
   Он поднял руку и помахал ею в неопределенном отрицании:
   - Завтра. Или послезавтра. - Глаза его закрылись, и он  выдохнул  так
тяжело, как будто это был его последний вздох.
   - Как вам  угодно,  мой  лорд,  -  согласился  я  и  ушел.  Стражники
проводили меня взглядами. Я вышел из комнаты прежде, чем  вспомнил,  что
так  и  не  спросил  короля  о  женитьбе  на  Молли.   Теперь   казалось
маловероятным, что мне скоро представится такая возможность. Я знал, что
по вечерам теперь Регал, Волзед или какой-нибудь их шпион  всегда  будут
подле короля Шрюда. У меня не было никакого желания поднимать эту тему в
их присутствии.
   Фитц?
   Я хотел бы некоторое  время  побыть  один,  мой  принц.  Если  вы  не
возражаете.
   Он исчез из моего сознания, как лопнувший  мыльный  пузырь.  Я  начал
медленно спускаться по лестнице.

15
ТАЙНЫ

   Принц Верити решил спустить на воду свои военные корабли  в  полдень,
посреди праздника Зимы этого переломного года.  Согласно  традиции,  ему
следовало бы дождаться хорошей погоды и первого дня Весеннего праздника.
Это считалось более подходящим временем для спуска на воду нового судна.
Но Верити изо всех сил подгонял своих мастеров, чтобы все четыре корабля
были готовы к середине зимы. Приурочив это  событие  к  празднику  Зимы,
принц обеспечивал большое скопление народа во время церемонии  спуска  и
своей торжественной речи. По традиции в этот день  состоялась  охота,  и
свежее мясо было немедленно приготовлено  в  напоминание  о  наступающей
весне. Когда корабли вывели из доков, Верити  объявил  собравшимся,  что
это его охотники и что единственная добыча, которая может  удовлетворить
их, это красные корабли. Реакция людей была гораздо менее бурной, чем он
ожидал. Похоже, они не хотели думать о красных кораблях. Лучше  укрыться
за широкой спиной зимы и надеяться, что  весна  никогда  не  придет.  Но
Верити так не считал. Корабли были спущены на воду, и началось  обучение
команд.

   Ночной Волк и я провели день вместе. Он ворчал на  меня  из-за  того,
что я выбрал странное время для охоты и потратил ранние рассветные  часы
на возню в своем логове. Я сказал ему, что так должно быть и  так  будет
несколько дней, а возможно, и дольше. Он был недоволен. Так же, как и я.
Меня сильно смущало, что он так  хорошо  знает,  как  я  провожу  время,
несмотря на то что я не ощущал никакого контакта с ним.  Мог  ли  Верити
чувствовать его?
   Он засмеялся надо мной.
   Достаточно трудно иногда заставить тебя услышать меня. Что ж, я стану
пробиваться к тебе, а потом еще и ему орать что-нибудь?
   Нам не особенно повезло на охоте. Два кролика, и оба довольно  тощие.
Я обещал принести ему утром  мясных  обрезков.  Еще  меньшего  успеха  я
добился, пытаясь объяснить,  почему  не  хочу  контактировать  с  ним  в
определенные моменты. Он не мог понять, почему я отделяю  спаривание  от
других дел стаи  вроде  охоты  и  воя.  Спаривание  предполагало  скорое
появление потомства, а потомство  было  заботой  стаи.  Слова  не  могут
передать,  как  затруднительно  мне  было  вести  такие  разговоры.  Его
откровенность приводила меня в ужас. Он заверил меня, что разделяет  мой
восторг и от моей самки, и от  процесса  спаривания.  Я  умолял  его  не
делать этого. Полный провал. Наконец я оставил  его  есть  кроликов.  Он
казался недовольным тем, что я не взял своей  доли  мяса.  Единственное,
что мне удалось сделать, это заставить его понять, что я не хочу знать о
его присутствии в моем сознании, когда я с Молли. Вряд ли это  было  то,
чего я хотел, но больше я ничего не смог объяснить  ему.  Сама  мысль  о
том, что временами я хочу полностью разорвать свою связь с ним, была ему
абсолютно недоступна. В этом нет смысла, спорил он. Тогда  мы  не  будем
стаей. Я оставил  его,  размышляя,  смогу  ли  я  когда-нибудь  остаться
наедине с самим собой.
   Я вернулся в замок и искал уединения  в  своей  собственной  комнате.
Хотя бы на мгновение мне нужно было оказаться там, где я мог закрыть  за
собой дверь и  остаться  в  одиночестве.  Пусть  только  физически.  Как
нарочно, коридоры и лестницы были полны спешащих людей. Слуги убирали  с
пола старые травы и приносили свежие,  в  канделябры  вставлялись  новые
свечи, а вечнозеленые ветки гирляндами развешивались по  стенам.  Зимний
праздник. Не очень-то празднично я себя чувствовал. Наконец я подошел  к
своей двери, скользнул в комнату и плотно закрыл за собой дверь.
   - Так быстро? - Шут поднял голову от очага, у которого  он  склонился
над свитками.  По-видимому,  он  каким-то  образом  сгруппировал  их.  Я
растерянно смотрел на  него.  Через  мгновение  растерянность  сменилась
яростью.
   - Почему ты ничего не говорил мне о состоянии короля?
   Он задумался над очередным свитком, потом отложил его в  кучу  справа
от себя.
   - Но я говорил. А теперь вопрос в обмен на твой. Почему ты до сих пор
не знал об этом?
   Его слова привели меня в чувство.
   - Я признаю, что мне следовало раньше прийти к нему. Но...
   - Тебе надо было увидеть это своими глазами, и никакие мои слова тебе
бы ничего не объяснили. Ты и представить себе  не  можешь,  что  бы  там
творилось, если бы я не приходил каждый день, не выносил ночные  горшки,
не вытирал пыль, не уносил грязные тарелки и не расчесывал бы его волосы
и бороду.
   И снова мне нечего было сказать. Я пересек комнату и тяжело опустился
на свой сундук с одеждой.
   - Он не тот король, которого я помню, - бессмысленно сказал я. - Меня
пугает то, как он опустился за такое короткое время.
   - Пугает тебя? Меня это ужасает. У тебя, по крайней мере, есть другой
король, на случай если этот выйдет из игры. - Шут метнул в кучу еще один
свиток.
   - У всех у нас есть, - сказал я осторожно.
   - У некоторых больше, чем у других.
   Моя рука  невольно  поднялась,  чтобы  поглубже  воткнуть  булавку  в
воротник камзола. Я чуть не  потерял  ее  сегодня.  Это  заставило  меня
подумать о том, что она значила  для  меня  все  эти  годы.  Королевская
защита внука-бастарда, которого человек более безжалостный мог бы просто
убить. А теперь, когда ему нужна защита? Что она значит теперь?
   - Так. Что мы можем сделать?
   - Ты и я? Очень мало. Я только шут, а ты бастард.
   Я неохотно кивнул:
   - Хотел бы я, чтобы Чейд был  здесь.  Хотел  бы  я  знать,  когда  он
вернется. - Я посмотрел на шута, раздумывая, как много он знает.
   - Шейд Тень? Я слышал, что тень возвращается, когда уходит солнце.  -
Уклончиво, как всегда. - Думаю, слишком поздно для короля, - добавил  он
тише.
   - Значит, мы бессильны?
   -  Ты  и  я?  Ничего  подобного.  У  нас  слишком  много  сил,  чтобы
действовать здесь, вот и все. В этой  области  бессильные  всегда  самые
сильные. Может быть, ты прав; именно с ними мы должны посоветоваться.  А
теперь... - Тут он поднялся и устроил  целый  спектакль,  разминая  свои
суставы, словно был марионеткой с  перепутанными  нитками.  Он  заставил
звонить каждый колокольчик, который был на нем. Я не смог удержаться  от
улыбки. - Для моего короля наступает лучшее время дня, и я  должен  быть
там, чтобы сделать для него то немногое, что я могу.
   Он вышел из кольца рассортированных свитков и таблиц, потом зевнул.
   - До свидания, Фитц.
   - До свидания.
   Озадаченный, он остановился у двери:
   - Ты не возражаешь против моего ухода?
   - По-моему, я возражал против твоего прихода.
   - Никогда не играй словами с шутом. Но разве ты  забыл?  Я  предложил
тебе сделку. Тайну за тайну.
   Я не забыл. Но внезапно понял, что не уверен, хочу  ли  я  знать  эту
тайну.
   - Откуда приходит шут и почему? - спросил я тихо.
   - А? - Он мгновение постоял, а потом серьезно спросил:
   - Ты уверен, что хочешь получить ответы на эти вопросы?
   - Откуда приходит шут и почему? - медленно повторил я.
   Он молчал, и тогда я увидел его. Увидел его так, как не видел  многие
годы. Не как шута, острого на язык, с  живым  умом,  но  как  невысокого
тонкого человека, хрупкого, бледного,  тонкокостного.  Даже  его  волосы
казались  более  тонкими  и  легкими,  чем   волосы   других   смертных.
Черно-белый костюм, украшенный  серебряными  колокольчиками,  и  смешной
крысиный скипетр - единственные доспехи  и  меч  в  этом  замке,  полном
интриг и предательства. И  его  тайна.  Невидимый  плащ  его  тайны.  На
мгновение мне захотелось, чтобы он не предлагал этой сделки и чтобы  мое
любопытство не было таким сильным.
   Он вздохнул. Оглядел  мою  комнату,  а  потом  пошел  и  встал  перед
гобеленом, на  котором  король  Вайздом  приветствовал  Элдерлингов.  Он
посмотрел на него и кисло улыбнулся, находя что-то смешное  там,  где  я
никогда не замечал  ничего  подобного.  Потом  шут  принял  позу  поэта,
собирающегося читать стихи. Потом остановился и прямо посмотрел на меня:
   - Ты уверен, что хочешь знать, Фитци-Фитц?
   Как заклинание я повторил свой вопрос:
   - Откуда приходит шут и почему?
   - Откуда? Ах, откуда?  -  На  мгновение  он  прижался  носом  к  носу
Крысика, как бы формулируя ответ на собственный вопрос,  потом  встретил
мой взгляд. - Иди на юг, Фитц. В страны за границами любой карты,  какую
когда-либо видел Верити.  И  за  границы  карт,  которые  делают  в  тех
странах. Иди на юг, и потом на восток, через море, для  которого  у  вас
нет названия. Наконец ты  придешь  к  длинному  полуострову,  и  на  его
змеящемся конце ты найдешь поселок, где был  рожден  шут.  Возможно,  ты
даже найдешь его мать,  которая  вспомнит  своего  белого,  как  червяк,
младенца и как она качала меня у своей теплой груди и пела. - Он  поднял
глаза на мое недоверчивое восхищенное лицо и издал короткий смешок. - Ты
не можешь себе даже представить это, да? Дай-ка я сделаю твою задачу еще
труднее. Ее волосы были длинными, темными и кудрявыми, а глаза зелеными.
Представь себе! Такие яркие цвета стали во  мне  такими  прозрачными.  А
отцы этого бесцветного ребенка? Два двоюродных брата, потому  что  таков
был обычай этой страны. Один широкий и смуглый, полный смеха и  веселья,
с румяными губами и карими глазами, фермер, пахнущий плодородной  землей
и свежим воздухом. Второй  настолько  же  узкий,  насколько  первый  был
широк, и золотой, почти бронзовый. Синеглазый поэт и певец.  И,  о,  как
они меня любили и радовались мне! Все трое, и  поселок  тоже.  Меня  так
любили... - Голос его стал тише, и на мгновение он замолчал. Я знал, что
слышу то, чего никто никогда не слышал. Я помнил  тот  случай,  когда  я
вошел в его комнату, и прелестную маленькую куклу в колыбели, которую  я
нашел там. Нежно любимую, так же как некогда  был  нежно  любим  шут.  Я
ждал.
   - Когда я был достаточно большим, я попрощался с  ними  со  всеми.  И
отправился искать свое место в жизни и выбрал, где я вмешаюсь в  нее.  И
вот это место, которое  я  выбрал;  время  было  назначено  часом  моего
рождения. Я пришел сюда и отдал себя Шрюду. Я собрал все  нити,  которые
судьбы вложили мне в руки, я начал перевивать  их  и  раскрашивать,  как
мог, в надежде воздействовать на то, что будет соткано после меня.
   Я покачал головой:
   - Я не понял ни слова из того, что ты только что сказал.
   - А я, - он покачал головой и колокольчики его зазвенели, - предложил
рассказать тебе мою тайну. Я не обещал заставить тебя понять.
   - Послание  не  доставлено,  пока  оно  не  понято,  -  парировал  я,
точь-в-точь повторяя слова Чейда.
   Шут качнулся.
   - Ты прекрасно понял, что я сказал, - он пошел на  компромисс,  -  ты
просто не принимаешь этого. Никогда прежде я не разговаривал с тобой так
ясно. Может быть, это тебя смущает?
   Он был серьезен. Я снова покачал головой:
   - В этом нет смысла! Ты отправился куда-то,  чтобы  творить  историю?
Как это может быть? История - это то, что уже сделано и осталось позади.
   - История - это то, что мы делаем, пока живем. Мы создаем ее на ходу.
- Он загадочно улыбнулся. - Будущее - это другой вид истории.
   - Ни один человек не может знать будущего.
   - Не может? - спросил он шепотом. - Может  быть,  Фитц,  все  будущее
где-то записано. Не одним человеком, пойми, но если все намеки, видения,
предупреждения и предвидения  со  всего  мира  записаны,  перекрещены  и
связаны друг с другом, разве  не  могут  люди  создать  ткацкий  станок,
вмещающий ткань будущего?
   - Нелепо, - возразил я. - Как кто-то может  узнать,  правда  ли  хоть
что-нибудь из этого?
   - Если бы такой станок был сделан и такой гобелен предвидений  соткан
- не за несколько лет, а за десятки сотен лет, - спустя некоторое  время
станет ясно, что он представляет собой на удивление точное предсказание.
Имей в виду, что те, у кого есть эти записи, принадлежат к другой  расе,
представители которой  живут  крайне  долго.  Светлая  прекрасная  раса,
которая иногда смешивает капли своей крови  с  людьми.  И  тогда!  -  Он
закружился волчком, внезапно  развеселившись.  Он  был  страшно  доволен
собой. - И тогда, когда  рождаются  определенные  люди,  люди  так  явно
отмеченные, что история может вспомнить их, они  выходят  вперед,  чтобы
найти свое место в этой будущей жизни. И  впоследствии  они  могут  быть
призваны исследовать это соединение сотен нитей и сказать:  вот  за  эти
нити я должен дернуть, и, дергая их, я изменю гобелен, я разорву ткань и
окрашу в другой цвет то, что должно прийти. Я изменю судьбу мира.
   Он издевался надо мной. Теперь я был в этом уверен.
   - Возможно, раз в тысячу лет и  может  появиться  человек,  способный
произвести такие  огромные  изменения  в  мире.  Могущественный  король,
например, или философ, формирующий мысли тысяч людей. Но ты и я, шут? Мы
пешки. Ничтожества.
   Он сокрушенно покачал головой:
   - Вот этого я никогда не мог понять в вашем народе. Вы кидаете  кости
и прекрасно понимаете, что вся игра может зависеть от одного  случайного
броска. Вы играете в карты и говорите, что за одну ночь целое  состояние
может сменить хозяина. Но на человеческую жизнь вы чихаете  и  говорите:
что? Этот ничтожный человек, этот рыбак, этот плотник,  этот  вор,  этот
повар? Что он может сделать в этом огромном необъятном мире?  И  поэтому
вы бессмысленно вспыхиваете и гаснете, как свечи на ветру.
   - Не все люди предназначены для великих свершений, - напомнил я.
   - Ты уверен, Фитц? Ты уверен? Чего стоит  жизнь,  прожитая  так,  как
будто она не имеет никакого значения  для  великой  жизни  мира?  Ничего
более грустного я не могу даже вообразить. Почему мать не может  сказать
себе: если я правильно выращу этого ребенка, если