тяжелым  золотым  прядям,  что
теперь  голова  Кетриккен   показалась   мне   странно   маленькой.   Ее
бледно-голубые глаза тоже выглядели необычно, потому что веки покраснели
от слез. Она не была похожа на скорбящую королеву. Скорее она  выглядела
странно. Что-то вроде нового шута при дворе. В ней не осталось ничего от
моей королевы,  ничего  от  веселой  Кетриккен  в  ее  саду,  ничего  от
босоногого воина,  машущего  своим  мечом;  просто  чужеземная  женщина,
совсем одинокая. По контрасту с ней  Регал  был  одет  роскошно,  словно
собирался свататься, и двигался уверенно, как охотящийся кот.
   То, что я видел этим вечером, было тщательно спланировано  и  отлично
выполнено - как кукольное представление. Тут  был  старый  король  Шрюд,
дрожащий, исхудавший и дремлющий над своим обедом или ведущий рассеянную
беседу, не обращаясь ни к  кому  в  частности.  Была  будущая  королева,
молчаливая,  почти  не  прикасающаяся  к  еде,  скорбная.  И  над  всеми
главенствовал Регал, верный сын, сидящий рядом со своим слабеющим отцом.
Около него расположился шут, роскошно одетый.  Он  должен  был  оживлять
разговор Регала шутками, чтобы речь, принца  казалась  более  блестящей,
чем она была на самом деле. Кроме них за Высоким Столом сидели герцог  и
герцогиня Фарроу, герцог и герцогиня Тилта и их многочисленные  фавориты
из числа менее знатных придворных. Герцогства Бернс, Риппон  и  Шоке  не
были представлены вовсе.
   Когда подали мясо, два тоста было  провозглашено  за  Регала.  Первый
произнес герцог Колдер из Фарроу. Он долго  прославлял  принца,  называя
его защитником королевства, расточая ему похвалы за  молниеносную  акцию
по освобождению Нитбея и  мужество,  с  которым  Регал  принимает  самые
необходимые меры для защиты интересов  Шести  Герцогств.  Это  заставило
меня  навострить  уши.  Но  герцог  говорил  немного  завуалированно   -
поздравления и восхваления, но ни слова о том, что на самом  деле  решил
сделать Регал. Если бы эта речь продолжалась чуть-чуть  дольше,  она  бы
превратилась в панегирик.
   Когда герцог начал свою речь,  Кетриккен  выпрямилась  и  недоверчиво
посмотрела на Регала, очевидно не в силах поверить, что  он  будет  тихо
кивать и улыбаться, выслушивая  похвалы  за  то,  чего  не  делал.  Если
окружающие и заметили выражение лица королевы, никто ничего  не  сказал.
Следующий тост, как и можно было  предвидеть,  произнес  герцог  Рем  из
Тилта. Он предложил выпить в  память  Верити.  Это  была  хвалебная,  но
снисходительная  речь.  Герцог  Рем  говорил  о  том,  что   пытался   и
намеревался сделать Верити, о чем он мечтал и чего он хотел.  Достижения
Верити были навалены на тарелку Регала, и  к  этому  почти  нечего  было
добавить. Кетриккен бледнела и  бледнела,  хотя  дальше,  кажется,  было
некуда. И губы ее сжимались все плотнее. Мне кажется, что, когда  герцог
Рем закончил, она была на грани того,  чтобы  встать  и  заговорить.  Но
поднялся Регал, поспешно, с наполненным бокалом в руке. Он  сделал  всем
знак молчать и протянул бокал в сторону королевы.
   - Слишком много этим вечером было сказано обо мне и  слишком  мало  о
нашей прекраснейшей будущей королеве Кетриккен. Она  вернулась  домой  и
узнала о своей тяжкой утрате. Однако я не думаю, что мой  покойный  брат
Верити хотел, чтобы скорбь о нем затмила все, по заслугам  принадлежащее
его леди. Несмотря на ее состояние, - понимающая улыбка на  лице  Регала
слишком напоминала усмешку, - она решила,  что  в  интересах  ее  нового
королевства должна сама выступить против красных кораблей. Без сомнения,
много пиратов пало от ее героического меча. Все знают, что наших  солдат
вдохновляла их королева, бросившаяся в битву ради них, ни на секунду  не
задумавшись о том, чем она рискует.
   На щеках  Кетриккен  стали  проступать  яркие  красные  пятна.  Регал
продолжал говорить о героизме королевы. Его речь была снисходительной  и
льстивой. Неискренность его придворных фраз каким-то  образом  принижала
королеву, как будто Кетриккен действовала напоказ.  Я  напрасно  обводил
взором Высокий Стол - защитить ее было некому. Если бы я встал со своего
места и попытался оградить королеву от нападок Регала, это выглядело  бы
еще  большей  издевкой.  Кетриккен,  которая  всегда  чувствовала   себя
неуверенно при дворе своего  мужа,  а  теперь  была  вообще  лишена  его
поддержки, казалось, съежилась.
   Рассказ Регала  о  ее  подвигах  сделал  их  сомнительными  и  скорее
легкомысленными,  чем  храбрыми  и  решительными.  Я  видел,   как   она
сжимается, и знал, что теперь она не будет говорить.  Ужин  продолжался.
Униженная  королева  мрачно  и  молчаливо  внимала  бесплодным  попыткам
одурманенного короля Шрюда завязать с ней разговор. Но худшее  было  еще
впереди. В конце трапезы Регал снова призвал к молчанию. Он обещал,  что
сейчас начнут выступать кукольники и менестрели, но просил выслушать еще
одно важное сообщение. После долгих  тяжелых  размышлений  и  с  большой
неохотой он понял то, что со  всей  очевидностью  подтвердила  атака  на
Нитбей. Баккип уже не является надежным и безопасным замком,  каким  был
раньше. Такое место не годится  для  человека  со  слабым  здоровьем.  И
поэтому принято решение, что король Шрюд (король поднял голову и моргнул
при упоминании своего  имени)  отправится  внутрь  страны,  чтобы  ждать
улучшения своего здоровья в Тредфорде, в герцогстве  Фарроу,  на  Винной
реке. Тут Регал сделал паузу, чтобы горячо поблагодарить герцога Колдера
из Фарроу за то, что он предоставил замок  Тредфорд  королевской  семье.
Регал рад, что замок  находится  близко  к  резиденциям  правящих  семей
Фарроу и Тилта, потому что он хочет продолжать поддерживать тесную связь
с этими наиболее преданными Дому Видящих герцогами,  которые  так  часто
помогали  ему  в  трудные  дни.  Ему  доставит  удовольствие   перенести
королевский двор к тем, кому раньше  приходилось  предпринимать  далекие
путешествия,  чтобы  наслаждаться  придворной  жизнью.  Здесь   раздался
одобрительный гул, и Регал сделал паузу, чтобы принять благодарности. Но
все голоса немедленно смолкли, когда он снова поднял руку.
   Он  приглашает,  нет,  он  просит,  он   умоляет   будущую   королеву
присоединиться к королю Шрюду. Там она будет в большей  безопасности,  в
Тредфорде ей будет удобнее, потому что этот замок был построен как  дом,
а не как крепость. Ее подданные почувствуют себя спокойнее, узнав, что о
будущем наследнике и его матери хорошо заботятся и они  находятся  вдали
от опасного побережья. Он обещал,  что  будет  сделано  все,  чтобы  она
почувствовала себя в Тредфорде как дома, и там для нее будет  достаточно
развлечений. Мебель и драгоценности из Баккипа перевезут в  Фарроу,  как
только туда отправится  король.  Регал  все  время  улыбался,  изображая
своего отца престарелым  идиотом,  а  Кетриккен  племенной  кобылой.  Он
осмелился сделать паузу, чтобы услышать, как она согласится.
   - Я не могу, - сказала она с достоинством. - В Баккипе  меня  оставил
мой господин и  перед  этим  вверил  его  моему  попечению.  Здесь  я  и
останусь. Здесь будет рожден мой ребенок.
   Регал повернул голову как бы для того, чтобы скрыть от нее улыбку, но
на самом деле для того, чтобы продемонстрировать эту улыбку собравшимся.
   - Баккип будет хорошо охраняться, моя леди, королева. Мой  двоюродный
брат, лорд Брайт, наследник Фарроу, собирается взять на себя его защиту.
Вся гвардия останется  здесь,  потому  что  в  Тредфорде  нам  не  нужны
солдаты. Я сомневаюсь, что им  потребуется  помощь  еще  одной  женщины,
обремененной юбками и растущим животом.
   Раздавшийся  смех  ошеломил  меня.  Это  было  отвратительное  грубое
замечание, острота, более достойная пьяницы в таверне, чем юного  принца
в его собственном замке. Это напомнило  мне  о  королеве  Дизайер  в  ее
худшие дни, когда она почти лишалась рассудка от выпитого  вина  и  дыма
трав. Тем не менее люди за Высоким Столом смеялись, и многие за  другими
столами  присоединились  к   общему   веселью.   Очарование   Регала   и
развлечения,  которые  он  устраивал  для  своих  приспешников,   хорошо
послужили  ему.  Какие  бы  оскорбления  и  фиглярничество  он   им   ни
преподносил, подхалимы проглатывали их, как хлеб и вино за  его  столом.
Кетриккен, казалось, не могла вымолвить ни слова. Она  просто  встала  и
вышла бы из зала, если бы король не протянул к ней дрожащую руку.
   - Пожалуйста, моя  дорогая,  -  сказал  он,  и  его  слабеющий  голос
прозвучал слишком ясно, - Не покидай меня. Я хочу, чтобы ты была рядом.
   - Вы видите. Это желание вашего короля, - поспешно сказал ей Регал, и
я сомневаюсь, что даже он мог полностью оценить,  какой  подарок  сделал
ему король, обратившись к ней с такой просьбой в этот момент.  Кетриккен
неохотно села. Нижняя губа ее дрожала, лицо горело.  На  одно  ужасающее
мгновение мне показалось, что она может разрыдаться. Если бы она  выдала
свою слабость, это было бы окончательным триумфом  для  Регала.  Но  она
набрала полную грудь воздуха, повернулась к королю, взяла его за руку  и
заговорила тихо, но отчетливо:
   - Вы мой король, которому я присягнула. Мой господин, я  сделаю  так,
как вы желаете. Я не оставлю вас.
   Она склонила голову, и Регал  милостиво  кивнул.  После  ее  согласия
последовал взрыв поздравлений. Регал болтал еще некоторое  время,  когда
шум стих, но он уже достиг своей цели. Он в основном говорил о  мудрости
своего решения и о том, насколько  легче  народу  будет  защищаться,  не
опасаясь за жизнь своего монарха. Он даже  имел  наглость  предположить,
что отъезд из Баккипа его, короля и будущей королевы сделает замок  куда
менее привлекательным для пиратов, поскольку они теперь получат  гораздо
меньше, захватив его.  Все  это  было  бессмысленной  болтовней.  Короля
вскоре увели назад в его покои, он сделал то, что от  него  требовалось.
Королева  Кетриккен  извинилась   и   последовала   за   ним.   Праздник
окончательно превратился в разнузданную вакханалию. Были вынесены  бочки
с пивом и дешевым вином. Разнообразные чужеземные  менестрели  выступили
вперед,  в  то  время  как  принц  и   его   приближенные   наслаждались
непристойным  кукольным   представлением   под   названием   "Обольщение
мельника".  Я  посмотрел  на  Баррича.  Наши  глаза  встретились,  и  мы
поднялись одновременно.

26
СКИЛЛ

   По-видимому, "перекованные" были полностью лишены способности  что-то
переживать. Они не понимали, что творят зло, и не находили  удовольствия
в своих злодеяниях. Потеряв способность испытывать что-либо к окружающим
людям или каким-либо другим существам, они  уже  не  могли  быть  частью
общества. Неприятный, грубый или бесчувственный человек все же сохраняет
достаточное количество эмоций для того,  чтобы  осознавать,  что  он  не
может все время выставлять напоказ свое безразличие и оставаться  членом
семьи или городского  сообщества.  "Перекованные"  потеряли  способность
проявлять свои чувства. Их эмоции не просто исчезли;  они  были  забыты,
полностью  утрачены,  так  что  "перекованные"  не  могли  предсказывать
поведение  других  людей,  основываясь  на  их  вероятной  эмоциональной
реакции.
   Одаренного Скиллом можно рассматривать как  полную  противоположность
"перекованным". Такой человек может даже с далекого расстояния узнавать,
что думают или чувствуют другие. Если он в совершенстве владеет Скиллом,
то способен передавать  другим  собственные  мысли  и  чувства.  Будущий
король Верити мог достичь  сознания  любого  человека,  где  бы  тот  ни
находился, но он говорил, что "перекованные",  по-видимому,  не  ощущают
его Скилла, а стало быть, он не может чувствовать  того,  что  чувствуют
они, и читать их мысли. Это,  однако,  не  значит,  что  они  совсем  не
чувствительны к Скиллу. Мог ли Скилл Верити притягивать  их  к  Баккипу?
Возможно, он пробуждал в "перекованных" голод, воспоминания о  том,  что
они потеряли. Поскольку им приходилось преодолевать огромные  расстояния
по пересеченной местности, ими должно было двигать  какое-то  сильнейшее
побуждение.  И  когда  Верити  покинул  Баккип,  отправившись   в   свое
путешествие, движение "перекованных" к Баккипу прекратилось.
   Чейд Фаллстар.

   Мы подошли к двери короля Шрюда  и  постучались.  Шут  открыл  ее.  Я
заметил Волзеда среди пирующих. Он остался там и после ухода короля.
   - Впусти меня, - сказал я тихо в ответ на испепеляющий взгляд шута.
   - Нет, - сказал он спокойно и начал закрывать дверь. Я надавил на нее
плечом, и Баррич помог мне. Это был первый  и  последний  раз,  когда  я
использовал силу  против  шута.  Я  не  получил  никакого  удовольствия,
доказав, что физически сильнее, чем он.  Выражение  его  лица,  когда  я
отодвинул его, было таким, какого никто не должен видеть на лице друга.
   Король сидел  перед  камином  и  что-то  бормотал.  Будущая  королева
тоскливо сжалась подле него, а  Розмэри  дремала  у  ее  ног.  Кетриккен
встала и с удивлением посмотрела на нас.
   - Фитц Чивэл? - спросила она тихо. Я быстро подошел к ней.
   - Я должен многое объяснить, и у меня для этого очень  мало  времени.
То, что нужно сделать, должно быть исполнено  сейчас,  немедленно,  -  я
помолчал, обдумывая, как лучше растолковать это ей. -  Вы  помните  день
вашего обручения с Верити?
   - Конечно, - она  посмотрела  на  меня  так,  как  будто  я  внезапно
помешался.
   - Он использовал тогда Августа, члена группы Скилла, чтобы  оказаться
рядом с вами, в вашем сознании, и открыть вам свое  сердце.  Вы  помните
это?
   Она покраснела.
   - Конечно, я помню. Но я не думала, что кто-то еще знает об этом.
   - Немногие знают, - я огляделся и увидел, что шут  и  Баррич  слушают
этот разговор с широко раскрытыми глазами.  -  Верити  обращался  к  вам
Скиллом через Августа. Он очень силен в Скилле,  вы  знаете.  Вы  знаете
также, как он защищает Скиллом наши берега. Это  родовая  магия,  талант
семьи Видящих. Верити  унаследовал  ее  от  своего  отца.  А  я  получил
некоторую долю Скилла от моего.
   - Почему ты мне это рассказываешь?
   - Потому что я не верю  в  то,  что  Верити  умер.  Раньше,  как  мне
говорили, король Шрюд был силен в Скилле. Теперь это  уже  не  так.  Его
болезнь истощила Скилл, так же как многое другое. Но  мы  можем  убедить
его попытаться связаться с Верити. Если ему удастся. Я могу дать ему мою
силу, чтобы поддержать его. И тогда он, возможно, дотянется до Верити.
   - Это убьет его, - без выражения произнес шут.  -  Я  слышал  о  том,
сколько сил Скилл забирает у человека. У моего короля нечего отдать ему.
   - Не думаю, что это случится. Если  мы  свяжемся  с  Верити,  будущий
король оборвет связь, прежде чем она повредит его отцу. Не  раз  он  так
поступал, когда использовал мою силу.
   - Даже шуту видна твоя ошибка, - шут подергал рукава  своей  красивой
новой рубашки. - Если ты свяжешься с Верити, откуда мы узнаем,  что  это
правда, а не представление?
   Я раскрыл рот, чтобы сердито возразить, но шут предостерегающе поднял
руку.
   - Конечно, мой дорогой Фитц, мы все поверим тебе, потому что  ты  наш
друг и действуешь в наших интересах. Но другие могут усомниться в  твоих
словах.
   Его сарказм уколол меня, но мне удалось промолчать.
   - А если ты не  свяжешься  с  Верити,  что  мы  получим?  Изможденный
король, которого  в  самом  ближайшем  будущем  объявят  недееспособным,
скорбящая королева, которая должна, вдобавок  ко  всем  своим  горестям,
сомневаться, не оплакивает ли она человека, который  еще  жив.  Нет.  Мы
ничего не выигрываем, даже если у тебя получится, потому что нашей  веры
в  тебя  будет  недостаточно,  чтобы  остановить  колеса,  которые   уже
завертелись. И мы очень много потеряем,  если  ты  потерпишь  поражение.
Слишком много.
   Они смотрели на меня. Даже в темных глазах Баррича  был  вопрос,  как
будто он вдруг усомнился в целесообразности  того,  что  сам  уговаривал
меня сделать. Кетриккен стояла очень тихо, как будто боялась, что слабый
луч надежды, который я зажег для нее, вдруг погаснет. Я жалел о том, что
не подождал и не поговорил сперва с Чейдом. Но я подозревал, что у  меня
не будет другого случая  собрать  в  этой  комнате  всех  этих  людей  в
отсутствие Волзеда и Регала. Это следовало сделать сейчас или не  делать
никогда. Я смотрел на единственного человека,  который  не  наблюдал  за
мной. Король Шрюд лениво следил за бушующими языками пламени в камине.
   - Он все еще король, - сказал я тихо. - Давайте спросим его, и  пусть
он решит.
   - Нечестно! Он не в себе! - Шут встал  между  нами.  Он  поднялся  на
цыпочки, чтобы посмотреть мне прямо в глаза. - От  этих  трав,  которыми
его опаивают, он послушен, как рабочая лошадь.  Попроси  его  перерезать
себе горло, и он с радостью возьмет у тебя нож.
   - Нет, - раздался дрожащий голос. - Нет, мой шут, я еще не так далеко
зашел.
   Мы ждали, затаив дыхание, но король Шрюд  больше  не  сказал  ничего.
Наконец я тихо пересек комнату и сел рядом с ним.
   - Король Шрюд? - умоляюще сказал я.
   Его взгляд встретился с моим, метнулся в сторону и неохотно вернулся.
Наконец он посмотрел на меня.
   - Вы слышали все, о чем мы говорили? Мой король, вы верите,  что  ваш
сын мертв?
   Он разжал губы и сделал глубокий вдох.
   - Регал сказал мне, что Верити мертв. Он получил.., известие.
   - Откуда? - спросил я осторожно. Король медленно покачал головой.
   - Посланец.., я думаю...
   Я повернулся к остальным.
   - Известие должен был принести гонец. С гор. Потому что Верити должен
быть уже там сейчас. Он почти добрался туда, когда им пришлось  отослать
Баррича. Я не верю, что гонец  мог  проделать  весь  путь  с  гор  и  не
задержаться, чтобы передать это сообщение лично Кетриккен.
   - Сообщение могли передавать  от  человека  к  человеку,  -  неохотно
сказал Баррич. - Для одного  человека  и  одной  лошади  -  это  слишком
изнурительное  путешествие.  Гонцу  пришлось  бы  менять   лошадей   или
передавать свою новость другому человеку  на  другой  лошади.  Последнее
более вероятно.
   - Возможно. Но сколько времени нужно, чтобы такая весть дошла до  нас
с гор? Я знаю, что Верити был жив, когда отсюда уезжал лорд  из  Бернса,
потому что в тот день король Шрюд использовал  меня,  чтобы  говорить  с
ним. В ту ночь, когда мы с королем потеряли сознание у этого камина. Вот
что произошло тогда, шут, - я помолчал. - Мне кажется, что я  чувствовал
Верити в своем сознании во время битвы в Нитбее.
   Я увидел, что Баррич мысленно считает дни. Потом  он  неохотно  пожал
плечами.
   - Это возможно. Если Верити был убит  в  тот  день  и  весть  послали
немедленно, с хорошими лошадьми... Это могло быть сделано. С трудом.
   - Не верю в это. - Я повернулся к остальным, пытаясь влить в них свою
надежду - Я не верю в то, что Верити  мертв.  -  Я  снова  посмотрел  на
короля. - А вы? Вы верите, что ваш сын мог умереть, а вы  бы  ничего  не
почувствовали?
   - Чивэл.., ушел так. Как слабеющий  шепот.  "Отец,  -  сказал  он.  -
Отец".
   В комнате воцарилось молчание. Я сидел на корточках  и  ждал  решения
моего короля. Медленно его рука поднялась, как  будто  жила  собственной
жизнью.  Она  пересекла  небольшое  пространство,  разделявшее  нас,   и
опустилась  на  мое  плечо.  На  мгновение;  это  все.  Только   тяжесть
королевской руки на моем плече. Король Шрюд слегка пошевелился  в  своем
кресле и вдохнул через нос.
   Я закрыл глаза, и мы снова ринулись в черную  реку.  Снова  я  увидел
отчаявшегося молодого человека, заключенного  в  умирающем  теле  короля
Шрюда. Нас обоих подхватило всесокрушающее течение мира.
   - Здесь никого нет. Никого, кроме нас, - в голосе Шрюда была тоска. Я
не мог найти себя. Здесь у меня не было ни тела,  ни  языка.  Он  держал
меня в этом реве и грохоте. Я вообще едва мог думать,  не  говоря  уж  о
том, чтобы вспомнить те немногие уроки Скилла, которые полу