откинул  голову  и
захохотал.
   - Вы похожи на своего отца. Он сказал бы  так  же,  я  уверен.  Но  я
должен объяснить. Она пришла ко мне несколько дней назад и сказала,  что
вы приедете, чтобы покончить со мной. Я ответил ей, что это не ее дело и
я позабочусь обо всем сам. Но, как я уже говорил, она импульсивна. Вчера
она увидела возможность и воспользовалась ею, совершенно не думая о том,
как смерть гостя может повлиять на  тщательно  подготовленную  церемонию
свадьбы. Она думала только о том, чтобы устранить вас, прежде  чем  обет
свяжет ее с Шестью Герцогствами и сделает такую акцию  невозможной.  Мне
принцесса, следовало заподозрить это, когда она так быстро потащила  вас
в сад.
   - Травы, которые она дала мне?
   Он кивнул, и я почувствовал себя дураком.
   - Но после того, как вы съели их, вы так откровенно  разговаривали  с
ней, что она начала сомневаться, можете ли вы быть таким, каким  ей  вас
описали. Так что она спросила вас, но вы отвели этот вопрос, сделав вид,
что не поняли. И она снова начала сомневаться в вас. Тем не менее ей  не
следовало ждать всю ночь, чтобы прийти ко мне с рассказом о том, что она
сделала и о ее сомнениях в мудрости своего поступка. За  это  я  приношу
извинения.
   - Слишком поздно извиняться. Я уже простил  вас,  -  услышал  я  свои
слова.
   Руриск посмотрел на меня.
   - Да, это тоже были слова вашего отца. -  Он  обернулся  к  двери  на
мгновение раньше, чем  вошла  Кетриккен.  Как  только  она  оказалась  в
комнате, он задернул занавеску и взял  у  нее  поднос.  Сядь,  -  строго
сказал он ей, - и смотри, как можно найти другой  способ  разделаться  с
убийцей. - Он поднял с подноса тяжелую кружку и сделал  большой  глоток,
прежде чем передать ее мне, после чего снова строго посмотрел на сестру:
   - И если это было отравлено, ты  только  что  убила  также  и  своего
брата. - Он разломил яблочный пирог на три порции. -  Выберите  одну,  -
сказал он мне, взял этот  кусок  себе  и  следующую  порцию;  которую  я
выбрал, отдал Кетриккен, - можете убедиться,  что  с  этой  едой  все  в
порядке.
   - Я вижу довольно мало смысла в том, что вы стали бы  давать  мне  яд
утром после того, как пришли  рассказать  о  том,  что  я  был  отравлен
прошлой ночью, - сказал я. Тем не менее мое  н?бо  было  настороже,  ища
малейшего привкуса. Но его не было. Это был  жирный  рассыпчатый  пирог,
начиненный спелыми яблоками и специями. Даже если бы мой желудок не  был
таким пустым, он показался бы мне восхитительным.
   - Вот именно, - сказал Руриск с набитым ртом и потом сделал глоток. -
И если бы вы были убийцей, - тут он снова бросил предостерегающий взгляд
на Кетриккен, - вы бы оказались в том  же  положении.  Некоторые  убийцы
полезны только в том случае, если никто не знает, что они убийцы.  Такой
убийца был бы моей смертью. Если бы вы убили меня сейчас, если бы я умер
в течение следующих шести месяцев, Кетриккен и Джонки обе взывали  бы  к
звездам, клянясь, что я был убит. Вряд ли это хорошая основа  для  союза
народов. Вы согласны?
   Я через силу кивнул. Теплый мясной бульон в  кружке  почти  полностью
снял дрожь, а сладкий пирог был достоин богов.
   - Итак, мы согласились, что, будь  вы  убийцей,  сейчас  не  было  бы
никакой выгоды убивать меня. И  безусловно,  для  вас  было  бы  большой
потерей, если бы я умер. Потому что мой отец не смотрит на  этот  альянс
так положительно, как я. О, он знает, что это разумно. Но я считаю  этот
союз более чем мудрым. Я считаю  его  необходимым.  Расскажите  об  этом
королю Шрюду. Наше население растет, а пахотные  земли  не  безграничны.
Только охота сможет прокормить столько  людей.  Наступает  время,  когда
страна должна раскрыться  для  торговли,  особенно  такая  каменистая  и
горная страна, как моя. Вы, возможно, слышали,  что  по  обычаям  Джампи
правитель - слуга своего народа? Что ж, я разумно служу им. Я выдаю свою
любимую младшую сестру замуж в другую страну в надежде  получить  зерно,
торговые пути и товары из долин для  моих  людей  и  права  на  выпас  в
холодное время года, когда наши пастбища лежат под снегом. И  за  это  я
готов  дать  вам  строительный  лес,  огромные  прямые  бревна,  которые
понадобятся Верити, чтобы строить военные корабли. В наших горах  растет
белый дуб, такой, какого вы никогда не видели. Это то, в  чем  мой  отец
отказал бы. У него устаревшие понятия о рубке живых деревьев. И, подобно
Регалу, он видит ваше побережье как помеху, а  ваш  океан  как  огромный
барьер. Но мне, как и вашему отцу, он видится огромной дорогой,  а  ваши
побережья дадут нам доступ к ней. И я не вижу ничего  оскорбительного  в
том,  чтобы  использовать  деревья,  вырванные  ежегодными  паводками  и
зимними бурями.
   Я  на  мгновение  задержал  дыхание.  Это  была  важная  уступка.   Я
обнаружил, что киваю в такт его словам.
   - Итак, передадите ли вы мои слова королю Шрюду и скажете ли ему, что
лучше иметь во мне живого союзника?
   Я не видел никакой причины отказаться.
   - Разве ты не собираешься спросить его, хотел ли он тебя отравить?  -
требовательно спросила Кетриккен.
   - Если он ответит "да", ты  никогда  не  будешь  доверять  ему.  Если
ответит "нет", ты ему все равно не поверишь  и  будешь  считать  его  не
только убийцей, но и лжецом. Кроме  того,  разве  не  достаточно  одного
признанного отравителя в этой комнате?
   Кетриккен опустила голову, краска залила ее щеки.
   - Так что пойдем, - сказал ей Руриск и примирительно протянул руку, -
наш гость должен хоть немного отдохнуть до начала  празднований.  А  нам
следует  вернуться  в  наши  комнаты,  прежде  чем  весь  дворец  станет
изумляться, почему это мы тут носимся в ночном белье.
   И они оставили меня, и я улегся обратно в кровать и стал  размышлять.
Что это за люди, с которыми  я  разговаривал?  Могу  ли  я  поверить  их
открытой честности, или это  блистательная  игра,  Эда  знает,  в  каких
целях? Хотел бы  я,  чтобы  Чейд  был  здесь.  Все  больше  и  больше  я
чувствовал, что ничто здесь не было таким, каким казалось вначале. Я  не
смел задремать,  поскольку  знал,  что,  если  засну,  ничто  не  сможет
разбудить меня до  ночи.  Вскоре  пришли  слуги  с  кувшинами  теплой  и
холодной воды, а также фруктами и сыром на деревянной тарелке.  Напомнив
себе, что эти "слуги" могут быть  более  высокого  рождения,  чем  я,  я
обращался к ним с величайшим почтением, а позже размышлял, не в этом  ли
был секрет этого гармоничного дома, что со всеми - и  со  слугами,  и  с
лицами  королевской  крови  -  должно  было  вести  себя  с   одинаковой
учтивостью.
   Это был день великого  празднования.  Входы  во  дворец  были  широко
раздвинуты,  и  люди  приходили  из  каждой  долины  и  лощины   Горного
Королевства, чтобы засвидетельствовать это обручение. Выступали поэты  и
менестрели, приносились все новые и новые дары, включая мое  официальное
представление трав и их свойств. Племенное стадо,  присланное  из  Шести
Герцогств, было представлено, а потом роздано тем, кто больше нуждался в
скоте или лучше умел с ним обращаться. Один баран или бык с  самкой  или
двумя мог быть послан как общий дар целому селению. Все подарки, будь то
домашняя птица, животные, зерно или металл, были  принесены  во  дворец,
чтобы все могли любоваться ими.
   Баррич тоже был тут, и я увидел его  в  первый  раз  за  много  дней.
Вероятно,  он  встал  до  рассвета,  чтобы  придать  такой  блеск  своим
подопечным. Каждое копыто было смазано свежим маслом, в каждую  гриву  и
хвост  были  вплетены   яркие   банты   и   колокольчики.   На   кобыле,
предназначенной Кетриккен, были седло и сбруя из самой лучшей кожи, а  в
гриве   и   хвосте   висело   такое   множество   крошечных   серебряных
колокольчиков, что каждый взмах хвоста  отдавался  переливчатым  звоном.
Наши лошади сильно отличались от  маленьких  лохматых  животных  горного
народа и собрали вокруг себя большую толпу. Баррич выглядел усталым,  но
гордым, и его лошади спокойно стояли среди всего этого  шума.  Кетриккен
долго восхищалась своей кобылой, и я  видел,  как  от  ее  почтительного
уважения оттаивала сдержанность Баррича. Подойдя ближе, я  был  удивлен,
услышав, что он медленно, но чисто говорит на чьюрда.  Но  в  этот  день
меня ожидал еще больший сюрприз. Еда была выставлена на длинных  столах,
и все обитатели дворца и гости могли свободно брать ее. Многое  принесли
из дворцовых кухонь, но гораздо  больше  сделали  сами  горцы.  Они  без
стеснения выходили к столу и выкладывали  круги  сыра,  буханки  черного
хлеба, копченое  мясо,  соленья  или  блюда  с  фруктами.  Это  было  бы
соблазнительно, если бы мой желудок не оставался  таким  чувствительным.
Но на меня произвело впечатление то, как подавались блюда.  Такой  обмен
едой между лицами королевской крови и их подданными был здесь в  порядке
вещей. Я заметил также,  что  у  дверей  не  было  никаких  часовых  или
стражников и все смешались и разговаривали за общей трапезой.
   Ровно  в  полдень  неожиданно  наступила  полная  тишина.   Принцесса
Кетриккен одна поднялась  на  центральный  помост.  Простым  языком  она
провозгласила, что  теперь  принадлежит  Шести  Герцогствам  и  надеется
хорошо служить этой стране. Принцесса поблагодарила свою страну  за  все
то, что она для нее  сделала,  -  за  еду,  которую  она  давала,  чтобы
накормить ее, за воды ее снегов и рек,  за  воздух  горных  ветров.  Она
напомнила всем, что меняет подданство не потому, что у нее мало любви  к
своей стране, а надеясь, что это принесет пользу обеим странам.
   Все сохраняли молчание, пока она говорила и спускалась с  помоста,  и
потом праздник продолжился.
   Подошел Руриск. Он искал меня, чтобы узнать, как я себя  чувствую.  Я
сделал все, что мог, чтобы заверить его в  своем  полном  выздоровлении,
хотя, по правде говоря,  мне  очень  хотелось  спать.  Одеяние,  которое
миссис Хести выбрала для меня, было сшито по последней моде двора  Шести
Герцогств, но у него были крайне неудобные  рукава  с  кистями,  которые
мешали мне постоянно, если я пытался что-нибудь сделать  или  съесть,  и
было чересчур затянуто в талии. Мне хотелось выйти из толпы,  распустить
некоторые пряжки и избавиться от воротника,  но  я  понимал,  что,  если
сейчас уйду, Чейд нахмурится, когда я буду ему докладывать, и потребует,
чтобы я каким-нибудь образом разузнал, что произошло, пока меня не было.
Руриск, мне кажется, почувствовал, как я нуждаюсь в  нескольких  минутах
тишины, потому что внезапно предложил прогуляться на его псарню.
   - Позвольте  показать  вам,  что  добавление  крови  Шести  Герцогств
сделало с моими собаками всего за несколько лет.
   Мы покинули дворец и коротким  путем  пошли  к  длинному  деревянному
строению. Свежий воздух остудил мою голову и поднял  настроение.  Внутри
он показал мне вольер, где сука присматривала за  пометом  рыжих  щенят.
Это были здоровые маленькие создания с блестящей шкуркой. Они возились и
кувыркались в соломе. Щенки с готовностью подбежали к нам, абсолютно  не
испугавшись.
   - Они от баккипских линий и не теряют след даже  в  ливень,  -  гордо
сказал мне принц. Он показал  мне  и  другие  линии,  включая  крошечную
собачку с крепкими лапами, которая, как он  утверждал,  во  время  охоты
могла залезть прямо на дерево. Мы вышли из  псарни  на  солнце,  где  на
охапке соломы лениво спала старая собака.
   - Спи, старик. У тебя было достаточно щенков, чтобы тебе  никогда  не
надо было заниматься охотой, если бы ты так не любил  ее,  -  добродушно
сказал ему Руриск. При звуках голоса своего хозяина  старый  пес  поднял
голову и подошел, чтобы преданно прижаться к Руриску. Пес  посмотрел  на
меня - и это был Ноузи.
   Я уставился на него, и его  зеленые  глаза  встретились  с  моими.  Я
осторожно обратился к нему, и на мгновение он был только озадачен  этим,
а потом на меня обрушился поток тепла и разделенной любви, о которой  он
не забыл. Без сомнения, теперь это была  собака  Рурис-ка.  Сила  связи,
существовавшей между нами когда-то, теперь исчезла.  Но  вместо  нее  он
предложил мне огромную нежность и теплые  воспоминания  о  том  времени,
когда мы оба были щенками. Я опустился на одно колено и  погладил  рыжую
шкуру, которая с годами стала жесткой, и посмотрел в глаза,  на  которых
начала появляться пелена возраста.  На  мгновение  вместе  с  физическим
прикосновением вернулась  прежняя  связь.  Я  узнал,  что  ему  нравится
дремать на солнце, но что его можно почти без труда уговорить  пойти  на
охоту, особенно если бы пошел Руриск. Я погладил его по спине и отпустил
его сознание. Я поднял глаза и увидел, что  Руриск  странно  смотрит  на
меня.
   - Я знал его, когда он был щенком, - объяснил я.
   - Баррич прислал его мне с бродячим писарем много лет назад, - сказал
мне Руриск, - мы были очень счастливы, когда гуляли и охотились вместе.
   - Ему было хорошо с вами, - сказал я.
   Мы ушли и вернулись во дворец, но как  только  Руриск  откланялся,  я
прямиком направился к Барричу. Когда  я  подошел,  он  как  раз  получил
разрешение вывести лошадей на свежий воздух, потому что самое  спокойное
животное начинает нервничать  в  помещении,  где  так  много  незнакомых
людей. Я видел, что Баррич в затруднении. Пока он будет  выводить  одних
лошадей, ему придется оставить других без присмотра.  Он  устало  поднял
глаза, когда я подошел.
   - Я помогу тебе их перевести, - предложил я. Лицо Баррича  оставалось
бесстрастным и вежливым, но прежде, чем я  успел  заговорить,  голос  за
моим плечом произнес:
   - Я здесь для того, чтобы делать это,  мастер.  Вы  можете  запачкать
рукава или переутомиться, работая с животными.
   Я медленно повернулся, удивленный злобой в голосе Коба. Потом перевел
взгляд с него на Баррича, но Баррич молчал.
   - Тогда я пойду с вами, если можно, потому что хотел бы поговорить  о
чем-то важном. - Я говорил намеренно официально. Баррич смотрел на  меня
мгновением дольше.
   - Приведи кобылу принцессы, - сказал он наконец, - и эту гнедую тоже.
Я возьму серых. Коб, последи за остальными. Я скоро вернусь.
   Итак, я взял лошадей и последовал за Барричем,  который  вел  лошадей
сквозь толпу на улицу.
   - Выгон в той стороне, - сказал он, и это было все.  Некоторое  время
мы шли молча. Толпа быстро поредела, когда мы отошли от  дворца.  Копыта
лошадей приятно стучали по земле. Мы подошли к  выгону,  выходившему  на
маленький сарай с пристроенной к  нему  комнатой.  Минуту  или  две  мне
казалось почти естественным снова работать рядом с Барричем. Я расседлал
кобылу и отер с нее пот, в то время как он насыпал для лошадей  зерно  в
кормушку. Он подошел и  встал  рядом  со  мной,  когда  я  заканчивал  с
кобылой.
   - Она  красавица,  -  сказал  я  одобрительно,  -  из  конюшен  лорда
Ренджера?
   - Да, - отрезал  он,  -  ты  хотел  поговорить  со  мной.  Я  глубоко
вздохнул, потом просто сказал:
   - Я только что видел Ноузи. Он в порядке. Постарел, но  у  него  была
счастливая жизнь. Все эти годы, Баррич, я считал, что ты убил его  в  ту
ночь. Вышиб из него мозги, перерезал ему горло, удавил его - я воображал
дюжину различных способов тысячу раз. Все эти годы.
   Он недоверчиво посмотрел на меня:
   - Ты полагал, что я мог бы убить собаку за что-то, что сделал ты?
   - Я знал только, что он исчез. Я не мог придумать ничего другого.  Я,
считал, что ты сделал это мне в наказание.
   Он долго стоял неподвижно. Когда он снова посмотрел на меня, лицо его
исказилось.
   - Как ты должен был ненавидеть меня!
   - И бояться. - Все эти годы? И ты никогда не  узнал  меня  лучше,  ни
разу не подумал: "Он не мог так поступить"?
   Я медленно покачал головой.
   - О Фитц, - сказал он грустно. Одна из лошадей подошла, чтобы  ткнуть
его носом, и он рассеянно погладил ее. -  Я  думал,  что  ты  упрямый  и
замкнутый. Ты думал, что с тобой поступили жестоко. Неудивительно, что у
нас не сложились отношения.
   - Это можно исправить, - предложил я тихо. -  Знаешь,  я  скучал  без
тебя. Очень скучал, несмотря на все наши разногласия.
   Я смотрел, как он думает, и мгновение или два мне  казалось,  что  он
улыбнется, хлопнет меня по плечу и  велит  пойти  и  привести  остальных
лошадей. Но лицо его окаменело, а потом стало непреклонным.
   - И несмотря на все, это тебя не остановило. Ты  считал,  что  я  мог
убить  любое  животное,  на  котором  ты  использовал  Уит.  Но  это  не
остановило тебя.
   - Я это вижу по-другому, - начал я, но он покачал головой:
   - Нам лучше расстаться, мальчик. Лучше для нас обоих. Нельзя говорить
о каких-то недомолвках, если никакого понимания нет вовсе. Я никогда  не
смогу одобрить то, что ты делаешь, или забыть об этом. Никогда.  Приходи
ко мне, когда сможешь сказать, что больше ты не будешь этого  делать.  Я
поверю твоему слову, потому что ты никогда не нарушал обещания,  данного
мне. Но до этого нам лучше расстаться.
   Он оставил меня у выгона и пошел назад, за другими лошадьми. Я  долго
стоял, чувствуя себя больным и усталым, и не только от яда Кетриккен. Но
я вернулся во дворец, и ходил там, и разговаривал с людьми, и ел, и даже
молча выдерживал издевательские торжествующие улыбки Коба.
   Этот день казался длиннее любых двух из моего предыдущего опыта. Если
бы не мой горящий желудок, я бы счел его волнующим и захватывающим. Весь
день и ранний вечер были отданы соответствующим состязаниям  в  стрельбе
из лука, борьбе и беге. Молодые и старые, мужчины и женщины  участвовали
в  этих  соревнованиях,  и  оказалось,  существовали  горные   традиции,
согласно которым выигравшего в подобной  борьбе  в  таком  торжественном
случае целый год не оставит удача. Потом снова была  еда,  затем  пение,
выступление танцоров и развлечения вроде  кукольного  представления,  но
разыгранного не куклами, а тенями на шелковом экране.  К  тому  времени,
как люди начали расходиться, я был более чем готов ко сну. Было огромным
облегчением задернуть занавеску своей комнаты и наконец остаться одному.
Я как раз стягивал с себя раздражавшую меня рубашку и думал о том, какой
это был странный день, когда раздался стук в дверь. Прежде чем  я  успел
ответить, Северенс отодвинул занавеску и вошел.
   - Регал требует, чтобы вы пришли, - сказал он мне.
   - Сейчас? - спросил я удивленно.
   - Иначе зачем бы он меня прислал? - ответствовал Северенс.
   Я устало натянул рубашку и вслед за ним  вышел  из  комнаты.  Комнаты
Регала были на верхнем этаже дворца. На самом деле  это  был  не  второй
этаж, а деревянная терраса, пристроенная с одной стороны большого  зала.
Вместо стен были занавески, и, кроме  того,  существовало  что-то  вроде
балкона,  с  которого  он  мог  посмотреть  вниз,  прежде   чем   начать
спускаться. Эти комнаты были богаче украшены. Что-то было сделано чьюрда
- яркие птицы на шелковых занавесях и  янтарные  статуэтки.  Но  большая
часть гобеленов, статуй и занавесей показались мне вещами, которые Регал
захотел иметь для собственного удовольствия и комфорта.  Я  ждал  в  его
прихожей, пока он заканчивал ванну. К тому времени, когда он выскочил ко
мне в одной ночной рубашке, все, на что  я  был  способен,  это  держать
глаза открытыми.
   - Ну? - спросил он меня. Я тупо посмотрел на него. - Вы меня вызвали,
- напомнил я.
   - Да. Вызвал. Я хотел бы знать, почему это оказалось  необходимым.  Я
думал, что тебя хоть чему-то научили. Сколько еще ты собираешься  ждать,
прежде чем доложишь мне? - Я не мог придумать никакого ответа. У меня  и
в мыслях не было докладывать Регалу.  Шрюду  или  Чейду,  разумеется,  и
Верити. Но Регалу? - Я должен  напоминать  тебе  о  твоих  обязанностях?
Докладывай.
   Я быстро собрался с мыслями.
   - Вы хотели бы услышать обзор чьюрда как  народа?  Или  информацию  о
травах, которые они выращивают? Или...
   - Я хочу знать, как ты собираешься выполнять  свое..,  поручение?  Ты
уже  сделал  что-нибудь?  Ты  составил  план?  К