он  будет  действовать
сам. Поэтому удовлетворить его просьбу я обещал, хотя и неохотно.  Разве
нам недостаточно того, что у  порога  стоят  пираты?  Нам  нужны  еще  и
внутренние свары? Тем не менее они имеют право просить об этом меня, а я
обязан удовлетворить любую  просьбу.  Снова  тебе  придется  быть  рукой
королевского правосудия, Фитц.
   Он вкратце рассказал мне о ситуации в Вернее. Молодая женщина  пришла
в Рипперкип, чтобы предложить Браунди свои услуги в качестве  воина.  Он
был рад принять ее, потому что у нее были хорошие мышцы и она  прекрасно
владела луком, копьем и приемами  драки.  Она  была  красивая,  сильная,
небольшого роста, темноволосая и гладкая, как морская  выдра,  и  вскоре
стала известной фигурой при дворе.  У  нее  было  не  очарование,  а  то
мужество и сила воли, которые притягивают к себе других. Браунди полюбил
ее. Она оживила его  двор  и  вселила  боевой  дух  в  его  гвардию.  Но
впоследствии она начала воображать себя пророчицей и утешительницей. Она
утверждала, что была избрана Элем для более высокого предназначения.  Ее
звали  Мадья,  родители  ее  неизвестны,  но  она   переименовала   себя
церемонией Огня, Ветра и Воды в Вераго. Она  ела  только  мясо,  которое
добыла сама, и не держала в  своих  комнатах  ничего,  что  не  было  бы
сделано ею самой или  завоевано  при  помощи  оружия.  Ее  последователи
множились, и, помимо находившихся под ее началом солдат, к ним примкнули
несколько  молодых  придворных.  Всем  она  говорила   о   необходимости
вернуться к почитанию и уважению Эля. Она  ратовала  за  старые  обычаи,
защищая суровую простую жизнь и прославляя то, что человек может сделать
собственными руками.
   Она рассматривала пиратов и "перековывание" как наказание Эля за нашу
мягкость и обвиняла династию Видящих в поощрении этой  мягкости.  Сперва
она осторожно говорила  о  таких  вещах.  Позже  она  стала  вести  себя
свободнее, но никогда не была настолько смелой, чтобы впрямую призвать к
измене. Тем не менее они принесли в жертву вола на прибрежных скалах,  и
она выкрасила кровью нескольких молодых людей и отправила их  на  поиски
духов, как это делали в очень старые времена. Браунди слышал разговоры о
том, что она ищет человека  достойного  ее  руки,  чтобы  вместе  с  ним
скинуть Видящих с трона Шести Герцогств. С их правлением начнется  эпоха
Воина и закончатся дни Земледельца. Что  касается  Бернса,  то  довольно
большое количество молодых людей  были  готовы  добиваться  этой  чести.
Браунди хотел, чтобы ее  остановили,  прежде  чем  ему  самому  придется
обвинить ее в измене и вынудить своих людей выбирать между Вераго и  им.
Шрюд высказал мнение, что ее последователи, по всей вероятности,  быстро
покинут ее, если ее победят в честном бою, или  если  с  ней  произойдет
несчастный случай, или если ее поразит  тяжелая  изнурительная  болезнь,
которая уничтожит ее силу и красоту. Я вынужден был согласиться  с  ним,
но заметил, что было много случаев, когда людей после смерти возвышали и
почитали как богов. Шрюд сказал, что  это,  конечно,  так,  если  только
человек умирает благородно.
   Потом он внезапно переменил тему. В замке Риппл на Силбее был древний
свиток, с  которого  Верити  хотел  снять  копию,  -  перечисление  всех
выходцев из Бернса, которые служили королю, работая  Скиллом  в  составе
групп. Кроме того,  в  Рипперкипе  осталась  реликвия  тех  дней,  когда
Элдерлинги защищали этот город. Шрюд хотел бы, чтобы утром  я  выехал  в
Силбей, снял копию с этих свитков, посмотрел на реликвию  и  привез  ему
подробный доклад. Я также должен был передать Браунди  лучшие  пожелания
от короля и его  уверенность,  что  неприятностям  герцога  скоро  будет
положен конец.
   Я понял. Когда  я  встал  и  собрался  уходить,  Шрюд  поднял  палец,
призывая меня к молчанию. Я ждал.
   - А ты чувствуешь, что я верен своему слову? - спросил  он.  Это  был
старый вопрос, который он всегда задавал мне после наших встреч, когда я
был еще мальчиком. Это заставило меня улыбнуться.
   - Да, сир, - ответил я, как отвечал всегда.
   - Тогда соблюдай наш уговор со своей стороны. - Он помолчал, а  потом
добавил, чего никогда не делал раньше:
   - Запомни, Фитц Чивэл. Любой вред, причиненный  кому-нибудь  из  моих
подданных, это вред, причиненный мне.
   - Сир?
   - Ты же не станешь вредить никому из моих людей, правда?
   Я выпрямился. Я знал, о чем он просил, и я уступил ему.
   - Сир, я не сделаю этого. Я присягнул династии Видящих.
   Он медленно кивнул. Он вынудил Регала извиниться и взял с меня слово,
что я не убью королевского сына. Вероятно, он верил, что  установил  мир
между нами. Выйдя из его комнаты, я остановился, чтобы откинуть волосы с
глаз. Я только что дал обещание, напомнил я себе.  Я  тщательно  обдумал
его и заставил себя понять, чего мне будет стоить сдержать  его.  Горечь
переполняла меня, пока я не сопоставил это с тем, что произойдет, если я
нарушу слово. Тогда я  принял  решение  честно  сдержать  свое  обещание
королю. У меня никогда не будет настоящего мира  с  Регалом,  но  я,  по
крайней мере,  могу  оставаться  в  мире  с  самим  собой.  Это  решение
заставило меня почувствовать себя лучше, и я  целеустремленно  пошел  по
коридору.
   Я не пополнял своих запасов яда  с  тех  пор,  как  вернулся  с  гор.
Снаружи сейчас ничего  не  росло.  Мне  придется  украсть  то,  что  мне
понадобится. Кое-что найдется у красильщиков  шерсти,  а  запасы  лекаря
обеспечат остальное. Я был занят этими мыслями, когда  начал  спускаться
по лестнице.
   Сирен шла мне навстречу. Увидев ее, я замер на  месте.  При  виде  ее
меня охватил страх, которого не внушал мне даже Регал.  Это  был  старый
рефлекс. Из всей  группы  Галена  она  теперь  была  сильнейшей.  Август
покинул поле брани,  уехал  далеко  от  Баккипа  и  поселился  в  стране
фруктовых садов. Его Скилл был полностью уничтожен во  время  последнего
столкновения, понесшего  за  собой  гибель  Галена.  Теперь  Сирен  была
сильнейшей в группе. Летом она оставалась в  Баккипе,  а  все  остальные
члены группы рассеивались по  городам  и  замкам,  через  нее  отправляя
королю свои доклады. В течение зимы вся  группа  собиралась  в  Баккипе,
чтобы возобновить свои прежние связи. В отсутствие  мастера  Скилла  она
присвоила себе большую часть его полномочий в Баккипе.  А  кроме  этого,
она с огромным энтузиазмом восприняла и переняла страстную ненависть  ко
мне Галена. Она слишком живо напоминала мне  о  прошлых  оскорблениях  и
внушала не поддающийся доводам разума ужас.  Я  избегал  ее  со  времени
своего возвращения в Баккип, но теперь ее взгляд пронзил меня.
   Лестница была достаточно широка, чтобы два  человека  свободно  могли
разойтись,  если  только  один  из  них  умышленно  не  встанет  посреди
ступеньки. Я чувствовал, что, даже глядя на меня снизу  вверх,  она  все
равно сильнее. Ее осанка изменилась с тех пор, как оба мы были учениками
Галена. Ее темно-синее платье было  богато  расшито.  В  длинные  черные
волосы были  искусно  вплетены  украшения  из  слоновой  кости.  Серебро
украшало ее шею и пальцы. Но ее женственность  исчезла.  Она  восприняла
аскетическую систему ценностей Галена, и лицо ее  было  похоже  на  лицо
мертвеца, а руки так исхудали, что напоминали скорее  кости.  И  тем  не
менее  она  лучилась  сознанием  собственной  силы.  В  первый  раз  она
обратилась ко мне после смерти  Галена.  Я  остановился,  совершенно  не
представляя, чего она от меня хочет.
   - Бастард, - сказала она без всякого выражения. Это было название,  а
не приветствие. Перестанет ли когда-нибудь это слово меня раздражать?
   - Сирен, - сказал я насколько мог невыразительно.
   - Ты не умер в горах.
   - Нет. Не умер.
   Она все еще стояла там, загораживая мне дорогу. Потом сказала,  очень
тихо:
   - Я знаю, что ты сделал. Я знаю, кто ты такой...
   Внутренне я дрожал, как кролик. Я убеждал себя,  что  она,  вероятно,
использует всю силу своего Скилла,  чтобы  внушить  мне  этот  страх.  Я
говорил себе, что это не мое истинное чувство, а только то, что  требует
от меня ее Скилл. Я заставил себя сказать:
   - Я тоже знаю, что я такое. Я человек короля.
   - Ты вообще не человек, - заявила она спокойно. - В  один  прекрасный
день все узнают об этом.
   Я стоял, не отвечая. Наконец она отступила в сторону, пропуская меня.
Я счел это маленькой победой, хотя, если вдуматься, ей больше ничего  не
оставалось.  Я  пошел  готовиться  к  путешествию  в   Бернс,   внезапно
обрадованный тем, что на несколько дней покину замок.
   Никаких хороших воспоминаний об этом поручении у меня нет. Я встретил
Вераго, выполняя свою работу писца в замке Риппл, - она гостила там. Она
была, как и говорил Шрюд, красивой женщиной с  великолепными  мускулами,
которая двигалась  плавно,  как  маленькая  кошка.  В  ее  ослепительном
здоровье было некое очарование. Все взгляды следовали за ней, когда  она
была в комнате. Ее целомудрие бросало  вызов  каждому  мужчине.  Даже  я
чувствовал, как меня тянет к ней, и страдал из-за этого. В первый вечер,
когда мы оказались вместе за столом, она сидела  напротив  меня.  Герцог
Браунди встретил меня очень приветливо и сразу распорядился,  чтобы  его
повар приготовил особое мясо со специями, которое мне  очень  нравилось.
Его библиотеки были в  моем  распоряжении,  кроме  того,  мне  в  помощь
выделили младшего писца. Его  младшая  дочь  тоже  отнеслась  ко  мне  с
застенчивым дружелюбием. Я обсуждал с Целерити мою работу над свитком, и
она удивила меня своими познаниями. Во время трапезы Вераго очень  четко
заметила своему соседу за столом, что в прежнее время  бастардов  топили
при рождении. Древние обычаи требовали  этого,  сказала  она.  Я  бы  не
обратил внимания на это замечание, если бы она  не  наклонилась  ко  мне
через стол, чтобы, улыбаясь, спросить:
   - Ты никогда не слышал об этом обычае, бастард?
   Я посмотрел на герцога Браунди  во  главе  стола,  но  он  был  занят
оживленной беседой со своей старшей дочерью. Он даже не посмотрел в  мою
сторону.
   - Думаю, этот обычай так же стар, как обычай, согласно которому  один
гость должен быть вежлив по отношению к другому за столом их хозяина.  -
Я постарался, чтобы мой взгляд и голос были спокойными. Наживка. Браунди
посадил меня напротив нее как наживку. Никогда еще меня не  использовали
так явно. Я  собрался,  пытаясь  отбросить  в  сторону  личные  чувства.
Наконец я был готов.
   - Некоторые сказали бы, что это признак вырождения династии  Видящих,
- то, что твой отец не чистым улегся на брачное  ложе.  Я,  конечно,  не
могу сказать ничего дурного о семье моего короля. Но скажи мне, как  род
твоей матери отнесся к тому, что она стала шлюхой?
   Я  улыбнулся.  Внезапно  мое  отвращение  к  моему   заданию   сильно
уменьшилось.
   - Я мало помню мою мать и ее родственников, - мило улыбнулся я, -  но
полагаю, что они верили в то же, что и я. Лучше быть шлюхой или ребенком
шлюхи, чем изменять своему королю.
   Я поднял стакан с вином  и  снова  перевел  взгляд  на  Целерити.  Ее
темно-синие глаза расширились, и она ахнула, когда нож Вераго  воткнулся
в стол Браунди в нескольких дюймах от моего локтя. Я ожидал этого  и  не
вздрогнул. Вместо этого я повернулся, чтобы посмотреть  на  нее.  Вераго
стояла, глаза ее сверкали, ноздри раздувались. Краска, бросившаяся ей  в
лицо, подчеркивала ее красоту. Я мягко заговорил:
   - Скажите мне, вы учите древним обычаям, не правда ли?  Разве  вы  не
помните обычая, который запрещает проливать кровь в доме, в  котором  вы
гостите?
   - А разве твоя кровь пролилась? - спросила она вместо ответа.
   - Так же, как и твоя. Я бы не стал позорить моего герцога разговорами
о том, что он позволяет своим гостям убивать друг друга за  его  столом.
Или вы заботитесь о вежливости по отношению  к  своему  герцогу  так  же
мало, как о преданности своему королю?
   - Я не давала никакого  обета  верности  этому  слюнтяю  Видящему,  -
прошипела она.
   Люди зашевелились; некоторые из чувства неловкости, некоторые - чтобы
лучше видеть. Многие стали свидетелями вызова, который она  бросила  мне
за столом Браунди. Все это было спланировано так же тщательно, как любая
другая битва. А знает ли она, как хорошо все спланировал я?  Подозревает
ли она о крошечном пакетике в моей манжете? Я заговорил, дерзко  повышая
голос, чтобы он был хорошо слышен всем:
   - Я слышал о вас. Я думаю, что те, кого  вы  соблазняете  ступить  на
путь  предательства,  поступили  бы  разумнее,  отправившись  в  Баккип.
Будущий король Верити бросил клич тем, кто искусен в военном деле, чтобы
они составили команды его  военных  кораблей,  применив  свое  искусство
против  островитян,  ваших  общих  врагов.  Это,  я  думаю,   лучше   бы
соответствовало  умению  воина.  Разве,  с  вашей  точки  зрения,  более
благородно восставать против  вождей,  которым  все  мы  присягали,  или
разливать кровь вола на скале при лунном свете, когда то же  самое  мясо
могло бы пойти на пищу нашим родным, разоренным красными кораблями?
   Я говорил страстно, и голос мой становился все громче, а она в  ужасе
смотрела на меня, пораженная тем, как много я знаю.  Я  поймал  себя  на
том, что сам захвачен своими словами, - я верил в  то,  что  говорил.  Я
наклонился через стол над тарелкой и чашкой Вераго, чтобы  приблизить  к
ней свое лицо, и спросил:
   - Скажи мне, о храбрая. Поднимала ли ты  когда-нибудь  оружие  против
истинного врага? Против команды красных кораблей? Думаю, нет. Потому что
легче оскорбить гостеприимного хозяина или искалечить сына  соседа,  чем
поразить того, кто явился убивать наших родных.
   Слова не были лучшим оружием Вераго. Разъяренная, она плюнула в меня.
   Я спокойно отвернулся, чтобы отереть свое лицо.
   - Может быть, вы бы хотели сразиться со мной, найдя более  подобающее
место и время? Может быть, неделю спустя, на скалах, где  вы  так  смело
убили быка? Может быть, я,  писец,  мог  бы  оказаться  более  достойным
соперником, чем ваш коровий воин?
   Герцог Браунди внезапно соизволил обратить на нас внимание.
   - Фитц Чивэл! Вераго! - упрекнул он нас. Мои руки находились  по  обе
стороны от  ее  прибора  с  того  момента,  когда  я  наклонился,  чтобы
взглянуть ей в лицо. Я думаю, что человек,  находившийся  рядом  с  ней,
тоже мог бросить мне вызов, если бы герцог Браунди не  шваркнул  о  стол
свою миску с едой, решительно напомнив нам, что это его замок и его стол
и он не потерпит, чтобы здесь проливали  кровь.  Он,  по  крайней  мере,
способен уважать  одновременно  и  короля  Шрюда,  и  древние  обычаи  и
предлагает нам попытаться сделать  то  же  самое.  Я  извинился.  Весьма
смиренно и красноречиво, и Вераго пробормотала свое "простите".  Трапеза
продолжалась, и менестрели пели, и в течение следующих нескольких дней я
снимал копии со свитка для Верити и рассматривал  реликвию  Элдерлингов,
которая, на мой взгляд,  была  не  более  чем  обыкновенной  стекляшкой.
Целерити казалась восхищенной мной настолько,  что  это  становилось  не
совсем удобно для меня.  Другой  стороной  этой  монетки  была  холодная
враждебность в лицах  тех,  кто  поддерживал  Вераго.  Это  была  долгая
неделя.
   Мне так и не пришлось ответить на вызов. Потому что до  конца  недели
рот и язык Вераго покрылись пузырями и язвами  -  легендарное  наказание
тем, кто лжет товарищам по оружию и изменяет произнесенной  клятве.  Она
была едва способна пить, не говоря уже о еде, и так  обезображена  своим
недугом, что все ее последователи избегали ее общества, боясь заразы. Ее
боль была такой сильной, что она не смогла выйти, чтобы сражаться, и  не
оказалось никого, кто желал бы заменить ее в этой битве.
   Я ждал на скалах соперника, который так и не пришел.  Целерити  ждала
вместе со мной, как и добрых два десятка представителей  младшей  знати,
которых герцог  Браунди  убедил  присутствовать.  Мы  болтали  и  выпили
слишком много бренди, чтобы не замерзнуть. Когда наступил вечер,  пришел
посыльный из замка и сообщил, что Вераго покинула замок Риппл, но не для
того, чтобы ответить на мой  вызов.  Она  уехала  вглубь  страны.  Одна.
Целерити всплеснула руками и потом ошеломила  меня,  бросившись  мне  на
шею. Мы вернулись замерзшие, но веселые,  чтобы  насладиться  еще  одной
трапезой в замке Риппл до моего отбытия в Баккип. Браунди  посадил  меня
по правую руку от себя, а Целерити рядом со мной.
   - Знаешь, - заметил он мне под конец вечера, - твое сходство с  отцом
с каждым годом становится все более заметным.
   Весь бренди в Вернее не мог бы победить тот холод, который вызвали во
мне эти слова.

6
"ПЕРЕКОВАННЫЕ"

   Два сына было у королевы Констанции и короля Шрюда - Чивэл и  Верити.
Всего два года разделяли их, и они росли  такими  близкими  друг  другу,
какими только могли быть два брата. Чивэл был старшим и  первым  получил
титул  наследного  принца  в  свой  шестнадцатый  день  рождения.   Отец
немедленно послал его улаживать пограничный спор в Халцедоновые области.
С этого времени Чивэл редко бывал в Баккипе  больше  нескольких  месяцев
подряд.  Даже  после  того,  как  он  женился,  ему  редко   разрешалось
отдохнуть. Не то чтобы  в  это  время  было  так  уж  много  пограничных
конфликтов, а просто Шрюд, по-видимому,  намеревался  установить  четкие
границы со своими соседями. Многие из этих споров  были  улажены  мечом,
хотя, по мере того как шло время, Чивэл становился  все  более  искусным
дипломатом.
   Некоторые утверждали, что опасное поручение, возложенное  на  Чивэла,
было делом рук его мачехи, которая постаралась, чтобы наследного  принца
послали на верную смерть. Другие говорили, что это сам Шрюд  предпочитал
держать старшего сына подальше от своей новой королевы. Принц Верити,  в
силу своей незрелости вынужденный оставаться дома, каждый месяц  подавал
официальное прошение своему  отцу,  желая  последовать  за  братом.  Все
усилия Шрюда заинтересовать его собственными обязанностями были  тщетны.
Принц Верити выполнял все, что ему говорили, но ни у  кого  не  осталось
сомнений в том, что он желал бы быть  рядом  со  своим  старшим  братом.
Наконец,  на  двадцатый  день  рождения  Верити,  после  шести   месяцев
постоянных просьб, Шрюд неохотно уступил ему.
   С тех пор и до того дня, как четыре  года  спустя  Чивэл  отрекся  от
престола, а Верити принял титул будущего  короля,  два  принца  работали
вместе над установлением границ и торговых связей с землями, граничащими
с Шестью Герцогствами. Чивэл был одарен талантом общаться  с  людьми,  а
Верити, в свою очередь, разбирался  в  деталях  соглашений  и  составлял
драгоценные карты, поддерживая авторитет своего брата как солдат  и  как
принц.
   Принц Регал, младший из сыновей Шрюда и его единственный  ребенок  от
королевы Дизайер, провел свою юность при дворе. Мать воспитывала его как
будущего короля.

   Я возвращался  домой,  в  Баккип,  с  чувством  облегчения.  Я  часто
выполнял подобные задания для своего короля,  но  никогда  не  испытывал
удовлетворения от своей работы убийцы. Я был рад, что  Вераго  оскорбила
меня, потому что мне стало легче выполнить мою задачу. И  тем  не  менее
она была очень красивой женщиной  и  очень  искусным  воином.  Это  была
потеря, и гордости за свою работу я не ощущал - я только исполнил приказ
моего короля. Так думал я, пока Суути преодолевала последний  подъем  по
дороге к дому.
   Я посмотрел вверх и едва поверил тому, что увидел. Кетриккен и  Регал
верхом. Они ехали бок о бок. Вместе. Оба как будто сошли с иллюстрации к
одной из лучших рукописей Федврена. Регал был в алом с золотом  камзоле,
блестящих черных сапогах и перчатках. Его дорожный плащ висел  на  одном
плече и развевался на утреннем ветру,  который  разрумянил  его  щеки  и
взъерошил волосы, разбросав тщательно уложенные локоны. Его темные глаза
сияли. "Он выглядит почти мужчиной, - подумал я,  -