пока сильная физическая боль  не
вынуждала меня снова прийти в себя и страдать.  Обычно  перед  тем,  как
потерять сознание, я чувствовал еще одну вещь:  восторг  Регала.  Он  не
хотел связывать меня и причинять мне боль.  Он  хотел  смотреть,  как  я
сражаюсь, видеть, что я пытаюсь отбиться  и  не  могу.  Кроме  того,  он
наблюдал за своими стражниками, отмечая, кто из  них  отводил  глаза  от
этого развлечения. Он использовал меня, чтобы проверить их.  Я  заставил
себя не обращать внимания на то, что он получает  удовольствие  от  моей
боли. Все, что на самом деле имело значение, это держать поднятыми  свои
стены защиты и не допускать Уилла  в  свое  сознание.  Это  была  битва,
которую я должен был выиграть.
   Когда я в четвертый раз пришел в  себя,  я  лежал  на  полу  в  своей
камере. Меня разбудил ужасный  хрип.  Это  был  звук  моего  дыхания.  Я
оставался там, где они бросили меня. Через некоторое время я поднял руку
и стянул со скамьи плащ Браунди. Он упал и прикрыл  мои  ноги.  Я  лежал
неподвижно еще некоторое время. Стражники Регала послушались его. Ничего
больше не было сломано. Все болело. Все, что они мне дали, это  боль.  Я
не мог от этого умереть. В горле у меня пересохло. Мне стоило  громадных
усилий поднять горшок с водой. От моих первых попыток защитить себя руки
распухли и болели. Я тщетно пытался удержать горшок, чтобы его  край  не
бил меня по губам. Наконец я умудрился выпить. Вода придала мне сил, и я
острее стал чувствовать боль. Хлеб  тоже  лежал  передо  мной.  Я  сунул
кусочек в оставшуюся воду, а потом сосал  размокший  хлеб.  У  него  был
привкус крови. Первые удары Болта по голове  расшатали  зубы  и  разбили
губы. Мой нос мне казался только точкой пульсирующей  боли.  Я  не  смог
заставить себя прикоснуться к нему пальцами. Никакого  удовольствия  еда
не приносила - только освобождение от голода, глодавшего меня  вместе  с
болью. Через некоторое время я сел. Я  натянул  на  себя  плащ  и  начал
обдумывать  то,  что  знал.  Регал  будет  избивать  меня,  пока  я   не
продемонстрирую ему Уит в атаке, которую смогут засвидетельствовать  его
стражники, или пока мои стены не опустятся и Уилл не  сможет  залезть  в
мое сознание и заставить меня признаться. Я  думал,  каким  способом  он
хотел бы добиться своего. В том, что он победит, я  уже  не  сомневался.
Мой  единственный  путь  из  этой  камеры  лежал  через  смерть.  Выбор.
Заставить их избить меня до смерти, прежде чем я воспользуюсь Уитом  или
рухнет мой барьер перед Уиллом, либо принять яд, который  я  сделал  для
Волзеда. От него я умру, это точно. В  моем  ослабленном  состоянии  это
будет, вероятно, быстрее, чем я планировал для него. Тем не менее  такая
смерть будет болезненной. Отвратительно болезненной. Я с трудом отвернул
мой окровавленный рукав. Маленький  карман  был  зашит  ниткой,  которая
должна была освободиться при легком натяжении, но кровь склеила  его.  Я
осторожно  потянул.  Я  не  должен  рассыпать  порошок.   Мне   придется
подождать, пока принесут еще воды, чтобы  выпить  его.  Иначе  я  просто
начну давиться, и меня вырвет горькой пудрой. Я  все  еще  трудился  над
карманом, когда услышал голоса в коридоре. Казалось нечестным,  что  они
пришли ко мне так скоро. Я прислушался. Это был не Регал. Но любой,  кто
спустится сюда, будет что-то делать со мной. Глубокий  голос,  бессвязно
болтающий что-то. Стражники отвечали быстро и враждебно. Еще один голос,
уговаривающий и убеждающий. Снова  бессвязный,  все  громче  и  с  явным
вызовом. Потом крик:
   - Ты умрешь, Фитц! Тебя повесят над водой, твое тело сожгут! -  голос
Баррича. Странная смесь ярости, угрозы и боли.
   - Уберите его отсюда, - одна из стражниц  теперь  говорила  громко  и
ясно. Она явно приехала из Внутренних Герцогств.
   - Сейчас, сейчас, - я узнал  этот  голос.  Это  Блейд.  -  Он  просто
малость перепил, вот и все. Вечная его  беда.  А  этот  парень  был  его
помощником в конюшнях, много лет. Все говорят, что он должен  был  знать
об этом. Знал, видать, и ничего не сделал.
   - Да, - сердито подтвердил Баррич, - теперь я  без  работы,  ублюдок!
Нет для меня больше герба оленя. Что ж, клянусь задницей Эля, мне на это
наплевать. Лошадей нет.  Лучшие  проклятые  лошади,  которых  я  обучил,
увезены внутрь страны, отданы дуракам. Собак нет, ястребов нет! Все, что
осталось, это клячи да мулы! Нет ни одной лошади, которую  я  согласился
бы взять! - Голос приближался. В нем было бешенство. Я подполз к двери и
вцепился в прутья. Сторожевой пост был слишком далеко, но их  тени  были
видны на стене. Баррич пытался  пройти  по  коридору,  в  то  время  как
стражники и Блейд тащили его назад.
   - Подождите! Минутку подождите! -  пьяно  протестовал  Баррич.  -  Ну
поглядите! Я только хочу поговорить с ним.
   Группа людей ввалилась в  коридор  и  снова  остановилась.  Стражники
стояли между Барричем и моей дверью. Блейд вцепился в  руку  Баррича.  У
него еще не прошли синяки от драки, одна рука болталась на перевязи. Ему
было не по силам остановить Баррича.
   - Хочу получить свое, прежде чем Регал получит свое! Вот и все. Вот и
все, - голос Баррича был низким и невнятным от  вина,  -  ну  только  на
минутку! Что это изменит, в конце концов.  Он  все  равно  что  медведь.
Гляньте, я вам отплачу, поглядите-ка сюда!
   Стражники обменялись взглядами.
   - А, Блейд, у тебя осталась еще монетка?
   Баррич рылся в кошельке, потом фыркнул с отвращением и перевернул его
над раскрытой ладонью. Монеты дождем посыпались из кошелька.
   - Вот, вот. -  Раздался  звон  монет,  катящихся  по  каменному  полу
коридора, и он широко развел руки в щедром жесте.
   - Эй, он не то хотел. Баррич, нельзя подкупать стражников. Тебя  тоже
бросят в подвал. - Блейд быстро наклонился, извиняясь и поспешно собирая
рассыпанные монеты. Стражники наклонились вместе с ним, и я  видел,  как
одна из рук пропутешествовала от пола к карману. Внезапно  в  моем  окне
появилось лицо Баррича. Мгновение мы  смотрели  друг  другу  в  глаза  у
зарешеченного окна. Горе и ярость были на его лице. Его глаза покраснели
от выпитого, от него несло перегаром. Ткань его рубашки расползлась там,
откуда был вырван герб с оленем. Он яростно смотрел на меня,  потом  его
глаза в ужасе расширились. В это мгновение  мне  показалась,  что  нечто
вроде понимания и прощания пролетело между нами. Потом он отошел назад и
плюнул мне в лицо.
   - Вот тебе! - прорычал он. - Это за мою жизнь,  которую  ты  отнял  у
меня! За все дни и часы, которые я истратил на тебя.  Лучше  бы  ты  был
убит и умер среди зверей! Они собираются повесить  тебя,  парень!  Регал
строит над водой виселицы, как велит древняя мудрость! Они повесят тебя,
разрежут и сожгут до  костей!  Ничего  не  останется  для  похорон!  Они
боятся, что собаки снова выкопают тебя!  Тебе  это  понравится,  парень?
Грязная кость, которую какая-нибудь  собака  потом  выроет!  Лучше  тебе
просто лечь и умереть прямо на месте!
   Я отшатнулся от него, когда он плюнул. Теперь я, покачиваясь,  отошел
от двери, а он вцепился в решетку и смотрел  на  меня.  Глаза  его  были
широко раскрыты. В них горело безумие.
   - Говорят, ты силен в Уите? Почему бы тебе не превратиться в крысу  и
не выбраться отсюда, а? - Он прижал лоб к прутьям и уставился  на  меня.
Затем сказал:
   - Это лучше, чем висеть, щенок! Превратись в  зверя  и  беги,  поджав
хвост! Если можешь. Я слышал, ты можешь! Говорят, ты можешь превратиться
в волка. Что ж, если не можешь, тебя  повесят.  Повесят  за  шею,  и  ты
будешь задыхаться и брыкаться, -  голос  его  затих.  Его  темные  глаза
впились в мои. Они были влажными от вина. - Лучше лечь и  умереть  прямо
здесь, чем висеть, - внезапно ярость охватила его.  -  Может,  я  помогу
тебе лечь и умереть, - пригрозил он, скрипя зубами. - Лучше тебе умереть
по-моему, чем по-Регалову. - Он  начал  хватать  прутья,  трясти  дверь,
пытаясь сорвать замок.
   Стражники немедленно бросились на него. Они тащили его и ругали. А он
не обращал на них внимания. Старый Блейд подпрыгивал за ними, повторяя:
   - Оставь это. Пойдем, Баррич! Ты сказал, что хотел, а теперь  пойдем,
пока не вышло беды.
   Стражники не могли одолеть его, но он внезапно сдался и опустил руки.
Это застало стражников врасплох, и оба они откатились назад. Я  вцепился
в зарешеченное окно.
   - Баррич! - очень трудно было заставить губы шевелиться. - Я не хотел
причинить тебе боль! Прости меня. - Я  вздохнул,  пытаясь  найти  слова,
чтобы ушла хотя бы часть страдания из его глаз. - Никто не должен винить
тебя! Ты сделал со мной все, что мог!
   Он покачал головой, на лице его отразилась боль.
   - Ляг и умри, мальчик, просто ляг и умри! -  он  повернулся  и  пошел
прочь. Блейд пятился, без  конца  извиняясь  перед  двумя  возбужденными
стражниками, которые следовали за ним по коридору. Я  смотрел,  как  они
уходят, как Баррич бредет шатаясь, в  то  время  как  Блейд  успокаивает
стражников.
   Я стер плевок с распухшего  лица  и  медленно  вернулся  на  каменную
скамью. Я долго сидел, вспоминая. С самого начала он предостерегал  меня
от Уита. Первую собаку Ноузи, к которой  я  привязался,  он  безжалостно
забрал у меня. Я дрался с ним за эту собаку.  Толкнул  его  всей  силой,
которая у меня была, а он просто отбросил  Ноузи  на  меня.  Я  даже  не
пытался толкать никого так сильно много лет  после  этого.  А  когда  он
смягчился и решил не обращать внимания на мою связь с волком, это  плохо
кончилось для него. Уит. Все это время он предостерегал меня, и все  это
время я был слишком уверен в том, что знаю, что делаю.
   Ты знал.
   Ночной Волк! Я смог различить его в  моем  сознании.  Сделать  что-то
большее у меня не было сил.
   Пойдем со мной. Пойдем, и мы будем охотиться. Пойдем, и я уведу  тебя
далеко от всего этого.
   Возможно, через некоторое время. Я был не в состоянии общаться с ним.
   Я долго сидел неподвижно. Душевная мука от  стычки  с  Барричем  была
почти такой же сильной, как боль от избиения. Я пытался  вспомнить  хотя
бы одного человека, которого я не предал и не разочаровал.  Я  посмотрел
вниз, на плащ Браунди. Мне было холодно, и хотелось завернуться в  него,
но не было сил его поднять. Камушек на полу  рядом  с  ним  привлек  мое
внимание. Он озадачил меня. Я смотрел  на  этот  пол  достаточно  долго,
чтобы знать, что на нем не было никаких камушков.
   Любопытство - беспокоящая сила. Наконец я наклонился и поднял плащ  и
камушек вместе с ним. Потребовалось некоторое время, чтобы закутаться  в
плащ. Потом я изучил мой камушек. Но это был  не  камушек.  Предмет  был
темным и мокрым. Комочек чего-то? Листья. Пилюля из скомканных  листьев.
Пилюля, ударившая мой подбородок, когда Баррич плюнул в меня?
   Я осторожно поднес ее к свету, проникавшему сквозь зарешеченное окно.
Что-то белое обвязывало внешний лист. Я снял это.  То  был  белый  конец
иглы дикобраза,  черный  зазубренный  конец  которой  скреплял  листовую
обертку. Развернув ее, я обнаружил липкий коричневый комок. Я поднес его
к носу и осторожно обнюхал. Смесь трав, но одной больше всего.  Я  узнал
этот  тошнотворный   запах.   Каррим.   Горная   трава.   Могущественное
обезболивающее и успокаивающее.  То,  что  употребляется  иногда,  чтобы
милосердно лишить человека жизни. Кетриккен  воспользовалась  им,  когда
пыталась убить меня в горах.
   Пойдем со мной.
   Не сейчас.
   Это был прощальный дар Баррича? Милосердный конец?  Я  задумался  над
тем, что он сказал. Лучше просто лечь и умереть. И это говорит  человек,
учивший меня, что битва не кончена, пока ты не выиграл ее?  Противоречие
было слишком острым.
   Сердце Стаи говорит, что ты должен пойти со  мной.  Сейчас.  Сегодня.
Ляг, говорит он. Будь костью для собак, чтобы потом они  могли  выкопать
тебя. Я чувствовал усилие,  которое  требовалось  Ночному  Волку,  чтобы
передать это сообщение.
   Я молчал, раздумывая.
   Он вынул иглу из моей губы, брат. Я думаю,  мы  можем  доверять  ему.
Пойдем со мной. Теперь. Сегодня.
   Три вещи лежали в моей руке. Лист. Игла.  Пилюля.  Я  снова  завернул
пилюлю в лист и скрепил его иглой.
   Я не понимаю, чего он от меня хочет, пожаловался я.
   Ляг и лежи неподвижно. Останови себя и иди со мной,  у  меня  внутри.
Последовала долгая пауза, во время которой Ночной Волк что-то обдумывал.
Ешь то, что он дал тебе, только если придется. Только если ты не  можешь
прийти ко мне сам.
   Я не понимаю, что он решил сделать. Но, как и ты, я полагаю,  что  мы
можем доверять ему.
   Превозмогая  страшную  усталость,  я  заставил  себя  сесть  и  начал
выщипывать шов у себя в рукаве. Когда потайной карман наконец раскрылся,
я вытащил крошечный бумажный пакетик с порошком и  сунул  на  его  место
обернутую в лист пилюлю. Я закрепил карман  иглой.  Потом  посмотрел  на
бумажный пакет в моей ладони. Что-то забрезжило  в  моей  голове,  но  я
отказался сосредоточиваться на этом. Я держал яд в руке. Потом закутался
в  плащ  Браунди  и  медленно  лег  на  скамейку.  Я  знал,  что  должен
бодрствовать на случай, если придет Уилл. Я  потерял  всякую  надежду  и
слишком устал.
   Я с тобой, Ночной Волк.
   Мы бежали по хрустящему белому снегу в ночной мир волка.

32
КАЗНЬ

   Начальник конюшен Баррич  был  известен  как  человек,  исключительно
хорошо умеющий обращаться с  лошадьми,  отличный  псарь  и  сокольничий.
Искусство, с которым он обходился с животными,  стало  легендарным  даже
при его жизни. Он начал свою службу обычным солдатом.  Говорят,  что  он
вышел из народа, осевшего в Шоксе. Некоторые утверждают, что его бабушка
была из рабынь и выкупила себе свободу у  своего  хозяина  из  Бингтауна
благодаря какой-то необычайной услуге. Когда Баррич  был  солдатом,  его
свирепость в битвах привлекла к нему внимание  молодого  принца  Чивэла.
Рассказывают,  что  впервые  он  предстал  перед   своим   принцем   для
дисциплинарного взыскания в связи с дракой в таверне. Некоторое время он
служил Чивэлу  как  партнер  по  оружию,  но  принц  обнаружил  его  дар
обращения с животными и поручил ему солдатских  лошадей.  Вскоре  Баррич
начал ухаживать  за  собаками  и  ястребами  Чивэла  и  постепенно  стал
надзирать  за  всеми  конюшнями  Баккипа.  Его  знания  и  опыт   лекаря
пригодились и для пользования овец и свиней,  а  также  домашней  птицы.
Никто не превзошел его в понимании животных.
   На охоте Баррич повредил ногу и  оставался  хромым  до  конца  жизни.
По-видимому, хромота смягчила его свирепый нрав, которым он  славился  в
молодые годы. Как бы то ни было, справедливо  также,  что  он  оставался
человеком, которому немногие по своей воле отваживались  встать  поперек
дороги, до конца его дней. Его травяные настои  прекратили  мор  овец  в
герцогстве Бернс, последовавший за годами кровавой чумы. Он  спас  стада
от полного  уничтожения  и,  кроме  того,  не  допустил  распространения
эпидемии на животных герцогства Бакк.
   Чистая ночь под  сияющими  звездами.  Целое  здоровое  тело,  легкими
прыжками несущееся по снежному склону. За нами снег  каскадами  падал  с
кустов. Мы убивали, и мы ели. Голод был удовлетворен. Ночь была  смелой,
открытой и холодной. Никакая клетка не сдерживала нас,  никакой  человек
не бил нас. Вместе мы вкушали полноту нашей свободы. Мы  шли  туда,  где
течение реки было таким быстрым, что она почти никогда не  замерзала,  и
лакали ледяную воду. Ночной Волк отряхнулся и глубоко вздохнул.
   Наступает утро.
   Я знаю. Я не хочу об этом думать. Утро, когда кончатся сны и наступит
реальность.
   Ты должен пойти со мной.
   Ночной Волк, я уже с тобой.
   Нет, ты должен совсем уйти. Ты должен отпустить.
   Это он говорил мне по  меньшей  мере  уже  двадцать  раз.  Я  не  мог
ошибиться  в   его   мыслях.   Его   настойчивость   была   ясной,   его
целеустремленность изумляла меня. Это было не похоже на Ночного Волка  -
так твердо держаться за идею, которая не имела никакого отношения к еде.
Это решили они с Барричем. Я должен пойти с ним.
   Я не мог понять, чего он от меня хочет. Снова и снова я объяснял ему,
что попал в западню, в клетку, так  же  как  он  некогда  был  заперт  в
зверинце. Мое сознание могло пойти с ним, по крайней мере  на  некоторое
время, но я не могу пойти с ним так, как он настаивает. Но каждый раз он
говорил, что понимает это, но я не понимаю его. И мы снова  возвращались
к началу.
   Я почувствовал, что он пытается быть терпеливым.
   Ты должен пойти со мной, сейчас. Насовсем. Прежде чем они придут тебя
будить.
   Я не могу. Мое тело заперто в клетке.
   Оставь его! - сказал он свирепо. - Отпусти!
   Что?
   Оставь его, отпусти его, иди со мной.
   Что ты хочешь сказать? Мне умереть? Съесть яд?
   Только если придется. Но сделай это сейчас, быстро, пока они снова не
стали бить тебя. Оставь его. Пойдем со мной. Оставь его.  Ты  делал  это
прежде. Помнишь?
   Усилие, которое от меня потребовалось, заставило меня острее  ощутить
нашу связь. Где-то я окоченел от холода и мучился от боли. Где-то каждый
вздох раздирал болью мои легкие. Я ушел от этого в сильное здоровое тело
волка.
   Это правильно, это  правильно.  Просто  оставь  его.  Сейчас.  Просто
отпусти.
   Внезапно я понял, чего он  добивается.  Я  не  знал  точно,  как  это
сделать, и не был уверен, что смогу. Действительно, однажды  я  отбросил
свое тело и оставил его на попечение волка только для того, чтобы  через
много часов проснуться рядом с Молли. Но я не до конца понимал, как  это
тогда  получилось.  И  это  было  совсем  по-другому.  Я  оставил  волка
сторожить меня, а сам ушел в небытие. На этот  раз  он  хотел,  чтобы  я
освободил свое сознание от собственного тела.  Чтобы  я  по  своей  воле
разорвал связь между ними. Даже если бы я понял, как это сделать,  я  не
знал, так ли уж хочу этого.
   "Просто ляг и умри", - сказал мне Баррич.
   Да, это правильно. Умри, если не можешь иначе, но иди со мной.
   Внезапно я решился. Доверие. Довериться  Барричу,  довериться  волку.
Что я терял?
   Я набрал в грудь побольше воздуха и сжался в своем  теле,  как  будто
перед прыжком в холодную воду.
   Нет. Нет, просто отпусти.
   Я отпускаю. Я отпускаю. Я пытался нащупать связь между  мной  и  моим
телом. Я замедлил дыхание и приказал своему сердцу биться  медленнее.  Я
отказался от боли, холода и  неподвижности.  Я  нырнул  глубоко  в  себя
самого, прочь от всего этого.
   Нет! Нет! - в отчаянии взвыл Ночной Волк. Ко мне, иди ко мне! Отпусти
это. Иди ко мне!
   Но раздался шорох шагов и гул голосов. Дрожь охватила меня, и  против
воли я поплотнее закутался в плащ Браунди. Один мой глаз был  приоткрыт.
Я увидел то же мрачное подземелье,  то  же  зарешеченное  окно.  Во  мне
гнездилась глубокая холодная боль, что-то более  коварное,  чем  простой
голод. Они не сломали костей, но что-то внутри меня  было  разорвано.  Я
знал это.
   Ты снова в клетке! - закричал Ночной Волк. Оставь  это.  Оставь  свое
тело и иди ко мне!
   Слишком поздно, прошептал я. Убегай, убегай. Не дели этого со мной.
   Разве мы не стая? - донесся до меня скорбный волчий вой. Они  были  у
моей двери. Она уже открывалась. Страх охватил меня,  и  я  затрясся.  Я
чуть не поднес ко рту свою пилюлю и не сжевал ее немедленно.  Но  вместо
этого я сжал в кулаке крошечный бумажный пакетик, решив забыть о нем.
   Тот же человек с факелом, те же два стражника. И та же команда:
   - Ты, встать!
   Я отбросил в сторону плащ Браунди. Один из  стражников  еще  сохранил
достаточно человечности, чтобы побледнеть от того, что он увидел. Другие
двое были крепкими. И когда я не смог пошевелиться достаточно быстро для
них, один стражник схватил меня за руку  и  рывком  поднял  на  ноги.  Я
невольно вскрикнул от боли. И эта реакция заставила  меня  задрожать  от
страха. Если я не смог сдержать крика, как мне  выстоять  под  давлением
Уилла?
   Они вытащили меня из погреба и повели в