л
глаза, а когда он заговорил,  голос  его  был  хриплым  от  сдерживаемых
эмоций.
   - Моя леди, королева, нам нанесен тяжкий удар. - Все голоса за столом
быстро стихли.  Все  головы  повернулись  к  нему.  Я  знал,  что  люди,
выбранные королевой, были к тому же внимательными слушателями. Когда  он
приступил к своему повествованию, за столом не  было  слышно  ни  звука,
кроме тихих сочувственных восклицаний или яростного бормотания по поводу
того, что натворили пираты. Один раз он сделал паузу в  своем  рассказе,
потом, по-видимому, решился и сообщил, что они послали просьбы о  помощи
и тщетно дожидались ответа. Королева выслушала его без возражений. Когда
его горестное повествование подошло  к  концу,  ему  явно  стало  легче,
просто от того, что он высказал все, что  накопилось  у  него  на  душе.
Несколько долгих мгновений все молчали.
   - Многое из того,  что  вы  рассказали,  я  слышу  в  первый  раз,  -
промолвила Кетриккен. - И все это очень плохо. Посмотрим, что  по  этому
поводу скажет наш король. Нам придется  подождать,  чтобы  услышать  его
слова. Но я могу сказать уже сейчас, что мое сердце полно скорби за  мой
народ. И ярости. Я обещаю вам, что сделаю все, что в моих силах.  И  мой
народ не останется без крова под ударами зимы.
   Герцог Браунди из Бернса  опустил  глаза  в  тарелку  и  крутил  край
скатерти. Он поднял голову, и взгляд его горел огнем  и  сожалением.  Он
заговорил, и голос его был тверд.
   - Слова. Это только слова, моя леди, королева. Народ Ферри  не  может
питаться словами и не может укрыться ими, когда наступит ночь.
   Кетриккен открыто встретила его взгляд. Казалось, что-то напряглось у
нее внутри.
   - Я хорошо знаю, насколько  справедливо  все,  что  вы  говорите.  Но
ничего, кроме слов, я не могу предложить  вам  в  данный  момент.  Когда
король сможет увидеть вас, мы посмотрим,  что  может  быть  сделано  для
Ферри.
   Браунди наклонился к ней.
   - У меня есть вопросы, моя королева. Наша  нужда  в  ответах  на  эти
вопросы почти так же велика, как нужда в деньгах  и  людях.  Почему  наш
призыв о помощи остался неуслышанным? Почему корабль, который должен был
прийти к нам, вместо этого отправился в порт?
   Голос Кетриккен едва заметно дрожал.
   - На эти вопросы  у  меня  нет  ответов,  сир.  И  мне  очень  стыдно
признавать это. Ни слова о вашем положении не дошло до моих  ушей,  пока
ваш юный посланник не прибыл в Баккип.
   Сомнения бушевали во мне, когда она говорила это. Следует ли королеве
открыто говорить такие вещи Браунди? Может быть, нет, если  исходить  из
соображений политической мудрости. Но Кетриккен, я знал, ставила  истину
выше политики. Браунди долго смотрел ей в глаза, и линии вокруг его  рта
стали глубже. Он спросил резко, но тихо:
   - А разве вы не будущая королева?
   Глаза Кетриккен были серыми,  как  сталь,  когда  она  встретила  его
взгляд.
   - Королева. Вы спрашиваете, не лгу ли я вам?
   Наступила очередь Браунди отвести взгляд.
   - Нет, нет, моя королева. Такая  мысль  не  могла  бы  прийти  мне  в
голову.
   Молчание продлилось долго. Я не  знаю,  был  ли  какой-нибудь  легкий
сигнал от Кетриккен, или Меллоу действовал инстинктивно, но  он  сильнее
ударил по струнам. Через мгновение  он  распевал  зимнюю  песню,  полную
ударных нот и пронзительных рефренов.
   Больше трех дней прошло, прежде чем Браунди  был  наконец  допущен  в
королевские покои. Кетриккен пыталась изобретать  какие-то  развлечения,
но трудно отвлечь человека, чьи  мысли  направлены  на  заботу  о  своем
герцогстве. Он был вежлив, но рассеян. Вера,  его  вторая  дочь,  быстро
подружилась с Шелле и, по-видимому, забывала о большей части своих бед в
ее обществе. Целерити все  время  сидела  рядом  с  отцом,  и  когда  ее
темно-синие глаза встречались с моими, они были похожи на открытые раны.
От этого взгляда меня охватывала  странная  смесь  эмоций.  Я  испытывал
облегчение от того, что она не ищет моего общества,  и  в  то  же  время
знал, что ее холодность  ко  мне  была  отражением  чувств  ее  отца  по
отношению ко всему Баккипу. Я радовался, что она избегает меня, и  в  то
же время это ранило меня, потому что  я  не  заслужил  ее  гнева.  Когда
приглашение наконец поступило  и  Браунди  поспешил  к  королю,  я  стал
надеяться, что это затруднительное положение  изменится.  Уверен,  не  я
один отметил, что королева Кетриккен не была приглашена на совет.  Меня,
конечно, тоже не пригласили.  Но  нечасто  королеву  ставят  на  тот  же
социальный уровень, что и незаконного  племянника.  Кетриккен  сохраняла
хладнокровие и продолжала показывать  Шелле  и  дочерям  Браунди  горную
технику вплетения бисера в вышивку. Я держался неподалеку от  стола,  но
сомневался, что они думают об этой работе больше, чем я.
   Ждать нам пришлось недолго.  Меньше  чем  через  час  герцог  Браунди
появился в Большом зале яростный и холодный,  как  штормовой  ветер.  Он
сказал Вере:
   - Пакуй наши вещи. - И потом обратился к Целерити:
   - Скажи страже, чтобы были готовы выйти в течение часа.  -  Затем  он
очень сдержанно поклонился королеве Кетриккен:
   - Моя королева, прошу разрешения отбыть,  поскольку  Дом  Видящих  не
собирается  предложить  никакой  помощи  и  Бернс  теперь   должен   сам
заботиться о себе.
   - Разумеется. Я вижу, что вам  нужно  спешить,  -  серьезно  ответила
Кетриккен, - но я все-таки предлагаю вам пожертвовать своим временем для
еще одной трапезы. Не хорошо пускаться в  такое  путешествие  на  пустой
желудок. Скажите, вы любите сады? - Ее вопрос был обращен  не  только  к
Браунди, но и к его  дочерям.  Они  посмотрели  на  своего  отца.  Через
мгновение он вежливо кивнул.
   Его дочери осторожно сказали Кетриккен, что любят сады, но  выглядели
явно озадаченными.  Сад?  Зимой?  Под  воющим  штормом?  Я  разделял  их
недоумение, но в этот момент Кетриккен обратилась ко мне:
   - Фитц Чивэл, выслушай мои пожелания. Розмэри, пойди с лордом  Фитцем
Чивэлом на кухню. Приготовь еду, какую он укажет, и  принеси  ее  в  Сад
Королевы, а потом проводи туда наших гостей.
   При этих словах я в отчаянии  широко  открыл  глаза.  Нет.  Не  туда.
Взобраться на башню и так стоило немалых трудов, не  говоря  уж  о  том,
чтобы выносить чашки с чаем на исхлестанную бурей площадку наверху. Я не
мог вообразить, о чем она думает. Улыбка, которой она  ответила  на  мой
тревожный взгляд, была, как всегда, открытой и спокойной. Взяв под  руку
герцога Браунди, она вывела его из Большого зала. Его  дочери  вместе  с
наперсницами королевы шли  сзади.  Я  повернулся  к  Розмэри  и  изменил
распоряжения королевы.
   - Пойди найди теплую одежду и догони их. Я сам позабочусь о еде.
   Девочка весело убежала, а я поспешил на кухню. Я коротко сообщил Саре
о нашей нужде, и она быстро  уложила  на  поднос  подогретые  булочки  и
добавила стакан теплого вина для меня.
   - Отнеси это сам, а я пришлю еще с мальчиком.
   Я улыбнулся про себя, когда взял поднос и поспешил к  Саду  Королевы.
Сама королева может называть меня лордом  Фитцем  Чивэлом,  но  повариха
Сара ни на минуту не задумается, прежде чем послать меня отнести  поднос
с едой. Как ни странно, в этом было что-то утешительное.
   Я взобрался по лестнице быстро, как мог, и остановился отдышаться  на
верхней площадке. Я закутался,  чтобы  укрыться  от  дождя  и  ветра,  и
распахнул дверь. На башне было холодно и отвратительно, как я и  ожидал.
Наперсницы королевы, Шелле  и  дочери  герцога  Браунди  столпились  под
жалким укрытием двух соединенных стен  и  куска  парусины,  который  был
растянут прошлым летом в качестве защиты от солнца. Под ним ветер был не
таким сильным, кроме того, навес спасал от  ледяного  дождя.  Там  стоял
маленький стол, на который  я  водрузил  поднос  с  теплой  едой.  Уютно
закутанная  Розмэри  стащила  булочку  с  края  подноса.  Леди   Модести
хлопотала,  раздавая  еду.  Королева  и  герцог  стояли  у  самого  края
парапета, глядя из-за зубчатой стены на  открытое  море.  Ветер  взбивал
белую пену и так швырял чаек, что они не могли  взлететь.  Я  подошел  к
Кетриккен и  Браунди.  Они  тихо  разговаривали,  но  рев  ветра  сделал
безнадежной  мою  попытку  подслушать  их  беседу.  Я  пожалел,  что  не
догадался взять плащ для себя. Я почти мгновенно промок  насквозь,  зубы
мои стучали, но я пытался улыбаться, когда передавал им вино.
   - Вы знакомы с лордом Фитцем Чивэлом? - спросила Кетриккен у Браунди,
принимая вино.
   - Конечно. Я имел удовольствие видеть его у себя за столом, - заверил
ее герцог. Капли дождя повисли на его кустистых бровях, ветер трепал его
плащ.
   - Значит, вы не будете возражать, если я попрошу его присоединиться к
нам? - Несмотря на дождь и ветер, королева разговаривала  спокойно,  как
будто мы грелись на весеннем солнце.
   Я подумал, понимает ли Кетриккен, что Браунди примет  ее  вопрос  как
завуалированный приказ.
   - Я приветствовал бы  его  советы,  если  вы  считаете,  что  у  него
достаточно мудрости, - неохотно согласился Браунди.
   - Я надеялась, что вы согласитесь. Фитц Чивэл,  возьми  себе  немного
вина и присоединяйся к нам, пожалуйста.
   - Как  пожелает  моя  королева.  -  Я  низко  поклонился  и  поспешил
исполнить приказ. Мой контакт с Верити становился все более  хрупким  по
мере того, как шло время и он уезжал все дальше, но сейчас я ощущал  его
жгучее нетерпеливое любопытство. Я поторопился к своей королеве.
   - Нельзя исправить то, что уже сделано, - говорила королева, когда  я
вернулся. - Я скорблю, что мы оказались неспособны защитить  наш  народ.
Однако, хотя я  не  могу  исправить  то,  что  уже  сделали  пираты,  я,
возможно, сумею защитить людей  от  наступающих  штормов.  Я  прошу  вас
отвезти им это - с руки и от сердца их королевы.
   Я заметил, что Кетриккен не упомянула о бездействии короля  Шрюда.  Я
наблюдал   за   ней.   Она   двигалась   одновременно   неторопливо    и
целеустремленно. Засучив свободный белый рукав, который  уже  промок  от
дождя, она обнажила белую руку и вьющуюся по этой руке золотую змейку  с
вплетенными в нее темными опалами. Я и прежде видел темное сияние горных
опалов, но никогда - такого размера. Тем  не  менее  она  протянула  мне
руку,  чтобы  я  расстегнул  замок,  и  без  промедления  сняла  с  себя
драгоценность. Из другого рукава она вынула маленький бархатный мешочек.
Я раскрыл его, и Кетриккен опустила туда браслеты. Она тепло  улыбнулась
герцогу Браунди и вложила мешочек ему в руку.
   - От вашего будущего короля Верити и от меня, - сказала она  тихо.  Я
почувствовал побуждение Верити в моем сознании броситься  к  ногам  этой
женщины и заявить, что она слишком царственна  для  его  простой  любви.
Браунди изумленно бормотал слова благодарности и клялся ей, что ни пенни
из этого состояния не  будет  истрачено  напрасно.  Прочные  дома  снова
поднимутся в Ферри, и народ будет  благословлять  королеву.  Я  внезапно
понял, почему она выбрала Сад Королевы, чтобы сделать этот подарок.  Это
был дар королевы, и он не зависел  от  слов  Шрюда  или  Регала.  Место,
выбранное  Кетриккен,  и  манера,  в  которой  она  преподнесла  Браунди
драгоценности, все разъяснили ему.  Она  не  просила  его  сохранить  их
разговор в тайне,  ей  этого  не  требовалось.  Я  думал  об  изумрудах,
спрятанных в моем сундуке с одеждой, но в моей душе Верити молчал. Я  не
сделал никакого движения, чтобы достать их. Я надеялся увидеть  однажды,
как Верити сам застегнет эти изумруды на шее своей королевы. Кроме того,
я не хотел принизить  значительность  ее  дара,  прибавив  еще  один  от
бастарда. Нет, решил я,  пусть  это  останется  в  его  памяти  как  дар
королевы.
   Браунди отвернулся от Кетриккен и задумчиво посмотрел на меня.
   - Моя  королева,  вы,  по-видимому,  очень  уважаете  этого  молодого
человека, если делаете его свидетелем ваших личных разговоров.
   - Именно так. Он никогда не предавал моего доверия.
   Браунди кивнул, как бы утвердившись в чем-то. Он позволил себе легкую
улыбку.
   - Моя младшая  дочь  Целерити  была  несколько  огорчена  официальным
письмом от лорда Фитца Чивэла. Особенно потому, что  ее  старшие  сестры
открыли его для нее и нашли там много такого, чем дразнили ее потом.  Но
когда она пришла ко мне со своими горестями, я утешил ее. Редкий человек
может так чистосердечно признать  то,  что  люди  считают  недостатками.
Только хвастун будет утверждать, что бесстрашно отправляется в бой. И  я
не стал бы доверять человеку, который убивает и потом не чувствует  себя
безжалостным. Что же до вашего физического  здоровья,  -  он  неожиданно
хлопнул меня по плечу, - я бы сказал, что целое лето  работы  топором  и
веслами принесло вам пользу - Его ястребиные глаза взглянули в мои. -  Я
не изменил моего мнения о вас, Фитц Чивэл. Как и Целерити. Я хочу, чтобы
вы не сомневались в этом. Я сказал то, что должен был сказать.
   - Благодарю вас, сир.
   Он повернулся. Его взгляд устремился сквозь  хлещущий  дождь  к  тому
месту, откуда Целерити смотрела на нас. Отец  слегка  кивнул  ей,  и  ее
улыбка засияла, как солнце, выглянувшее из-за туч. Вера сказала  что-то,
глядя на нее, и Целерити вспыхнула и толкнула сестру. Я похолодел, когда
Браунди сказал мне:
   - Можете попрощаться с моей дочерью, если желаете.
   Мало было вещей, которых я желал бы меньше. Но  я  не  мог  испортить
того,  что  с  таким  трудом  создала  Кетриккен.  Не  мог.  Так  что  я
поклонился, попросил разрешения уйти и заставил себя  перейти  в  другой
конец сада и предстать перед Целерити. Вера и Шелле немедленно отошли на
достаточное расстояние, чтобы наблюдать за нами.  Я  вежливо  поклонился
ей.
   - Леди Целерити, я  должен  еще  раз  поблагодарить  вас  за  свиток,
который вы мне послали, - неловко сказал я. Сердце мое колотилось, как и
ее, но, я уверен, по совершенно противоположной причине.
   Она улыбнулась:
   - Я была рада послать его и еще больше рада получить ответ. Мой  отец
объяснил его мне. Я надеюсь, вы не рассердитесь, что я  показала  письмо
ему. Я не понимала, почему вы так принижаете себя. Он сказал:  "Человек,
который восхваляет сам себя, знает, что никто другой его  не  похвалит".
Потом он сказал, что нет лучшего способа  узнать  море,  чем  поработать
гребцом на корабле, и что в его юные годы его оружием  тоже  всегда  был
топор. Он обещал моим сестрам и мне, что на будущее  лето  у  нас  будет
лодка, чтобы в хорошие дни мы могли выходить в море...  -  внезапно  она
осеклась. - Я глупости болтаю, правда?
   - Вовсе нет, моя леди, - тихо заверил я  ее.  Было  предпочтительнее,
чтобы говорила она.
   - Моя леди, - повторила она и вспыхнула так, словно я поцеловал ее. Я
отвел взгляд только для того, чтобы увидеть, как  Вера  смотрит  на  нас
широко открытыми глазами, а рот ее сложился в виде буквы "о". Она была в
восторге. Я подумал о том, что, по ее мнению, я сказал ее сестре, и тоже
залился краской. После этого Вера и Шелле захихикали.  Казалось,  прошла
вечность, прежде чем мы покинули исхлестанный бурей Сад  Королевы.  Наши
гости  разошлись  по  комнатам,  чтобы  переменить  промокшую  одежду  и
приготовиться к путешествию. Не желая пропустить их отъезд, я  вышел  из
замка и смотрел, как Браунди и его отряд садятся на лошадей. Там же была
и королева Кетриккен в своем уже ставшем знакомым пурпурном и  белом.  С
ней вышла ее почетная стража. Королева стояла у лошади Браунди и  желала
ему счастливого пути, и, прежде чем вскочить на коня,  он  опустился  на
одно колено и поцеловал ее руку.  Были  произнесены  несколько  коротких
слов, я не знаю каких, но королева улыбалась, а ветер играл ее волосами.
Браунди и его отряд двинулись прямо навстречу  буре.  В  осанке  Браунди
по-прежнему читался гнев, но его почтение к королеве  сказало  мне,  что
еще не все потеряно. Целерити и Вера обернулись, а  Целерити  осмелилась
поднять руку в прощальном жесте. Я ответил тем же. Я  стоял  и  смотрел,
как они скачут, и мне было холодно не только от дождя.  В  этот  день  я
поддержал Верити и Кетриккен, но какой ценой? Что я сделал  с  Целерити?
Может быть, Молли была во всем права?
   Позже в этот вечер я пошел выразить почтение  своему  королю.  Он  не
звал меня. Я не собирался обсуждать с ним Целерити. Я  пошел,  не  зная,
хочет ли этого Верити во мне, или это мое собственное сердце умоляет  не
покидать его. Волзед неохотно  впустил  меня,  строго  предупредив,  что
король все еще не совсем здоров и я не должен утомлять его.
   Король Шрюд сидел перед камином. В воздухе клубился  дым.  Шут,  лицо
которого все еще покрывали синяки, расположился у ног  короля.  На  свое
счастье, он разместился так, что не вдыхал самый едкий дым. Мне  повезло
меньше, потому что я сел на табуретке, которую  Волзед  заботливо  подал
мне. Через несколько минут король повернулся ко мне. Некоторое время  он
смотрел на меня туманным взглядом, голова его покачивалась.
   - А, Фитц! - приветствовал он меня наконец. - Как твои уроки? Доволен
ли мастер Федврен твоими успехами?
   Я бросил взгляд на шута, но он не оглянулся на меня  и  угрюмо  тыкал
кочергой в камин.
   - Да, - сказал я тихо, - он говорит, что доволен моим письмом.
   - Это хорошо. Хороший почерк - это то, чем человек может гордиться. А
что с нашей сделкой? Сдержал ли я свое слово?
   Это была старая песня.  Я  снова  подумал  об  условиях,  которые  он
предложил мне. Он будет кормить меня, одевать и учить, а взамен  получит
мою полную преданность. Я улыбнулся  старым  словам,  но  горло  у  меня
сжалось при мысли о том, как изменился произносивший их человек  и  чего
все это стоило мне.
   - Да, мой король, сдержали, - тихо ответил я.
   - Хорошо. Тогда смотри, чтобы ты тоже держал свое слово. - Он  тяжело
откинулся в кресле.
   - Сдержу, ваше величество, - сказал я, и глаза шута,  снова  ставшего
свидетелем этого обещания, встретились с моими.  Несколько  мгновений  в
комнате было тихо, не  считая  потрескивания  огня.  Потом  король  сел,
словно испуганный каким-то звуком. Он смущенно огляделся.
   - Верити? Где Верити?
   - Он отправился в путешествие, мой король. Чтобы отыскать Элдерлингов
и отогнать красные корабли от наших берегов.
   - Ах да. Конечно. Конечно, так. Я просто подумал... - Он откинулся  в
кресле. Дрожь пробежала по моей спине. Я почувствовал,  как  он  пытался
нащупать Верити Скиллом. Его сознание тянулось к моему, как старые руки,
ищущие поддержки. Я думал, что он не может больше пользоваться  Скиллом,
что он сжег свой талант много лет назад. Верити как-то говорил мне,  что
Шрюд теперь редко пользуется Скиллом. Я не обратил тогда внимания на эти
слова, приписав их преданности Верити своему отцу. Но  призрачный  Скилл
цеплялся за  мои  мысли,  как  непослушные  пальцы  за  струны  арфы.  Я
почувствовал, как Ночной Волк  ощетинился  от  этого  нового  вторжения.
Тихо! - скомандовал я ему.
   У меня внезапно перехватило дыхание при одной мысли. Может  быть,  ее
подал мне Верити? Я отбросил предосторожности, напомнив себе, что обещал
этому человеку так давно. Преданность во всем.
   - Мой король? - спросил я, придвигая табуретку к его креслу.  Я  взял
его иссохшую руку в свою.
   Я словно окунулся в стремительную реку.
   Ах, Верити, мой мальчик, вот ты где! Через мгновение я увидел Верити,
каким его до сих пор видел король Шрюд. Круглолицый мальчик  восьми  или
девяти лет, скорее дружелюбный, чем умный, и не такой высокий,  как  его
старший брат Чивэл. Но здоровый и располагающий к себе  принц,  отличный
второй сын, не слишком амбициозный, не слишком  любопытный.  Потом,  как
будто ступив на берег реки, я рухнул в  стремительный  грохочущий  поток
Скилла. Я потерял ориентацию, внезапно увидев мир  глазами  Шрюда.  Края
того, что он видел, были мутными  от  тумана.  На  мгновение  я  заметил
Верити, устало бредущего по снегу. Что это? Фитц? А потом меня унесло, и
я попал в сердце боли корол