слышал у Кетриккен.  -  Но
королева? В  моей  стране,  как  ты  прекрасно  знаешь,  мы  не  говорим
"королева". Если бы я осталась там и правила  после  моего  отца,  я  бы
называлась "жертвенная". Более того, я и была  бы  "жертвенной"  во  имя
всего того, что хорошо для моей страны и моего народа.
   - Если бы вы были там сейчас, в разгар зимы,  что  бы  вы  делали?  -
спросил я только для того, чтобы направить разговор в другое русло.  Это
было ошибкой. Она замолчала и уставилась в окно.
   - В горах, - начала она тихо, - никогда нет времени для безделья.  Я,
конечно, была самой младшей, и большая часть  обязанностей  "жертвенных"
падала на моего отца и старшего брата. Но, как  говорит  Джонки,  работы
всегда хватает, чтобы быть занятой, и остается  еще  немного  в  запасе.
Здесь,  в  Баккипе,  все  делают  слуги,  незаметно,  и  видишь   только
результаты: убранную комнату, еду на столе. Может быть, это потому,  что
здесь живет так много народа.
   Она немного помолчала, и глаза ее смотрели вдаль.
   - В Джампи зимой и во дворце, и в городе тихо. Снег тяжелый и густой,
и страшный холод охватывает землю. Проселочные дороги  завалены  снегом.
Колеса заменяются полозьями. Гости города уже давно дома.  Во  дворце  в
Джампи только наша семья и те, кто  хочет  остаться  и  помочь  нам.  Не
прислуживать, нет, не совсем так. Ты был в Джампи. Ты  знаешь,  там  нет
никого, кто все время сидит сложа руки. В Джампи  я  бы  вставала  рано,
чтобы принести воды для  каши  и  помешивать  в  котле,  чтобы  каша  не
подгорела. Киира, Сенник, Джофрон и я оживили бы  кухню  разговорами.  А
все младшие бегали бы вокруг, приносили бы дрова, расставляли тарелки  и
болтали о тысяче разных вещей. - Она  запнулась,  и  я  почувствовал  ее
одиночество.
   Через некоторое время она продолжила:
   - Если есть работа, которую надо сделать, - тяжелая или легкая, -  мы
делаем ее вместе. Я помогала сгибать и связывать ветки для сарая даже  в
разгар зимы. Я помогала счищать снег и  ставить  новые  арки  для  крыши
людям, у которых дом сгорел. Думаешь, "жертвенная" не может охотиться за
старым кривоногим медведем, который повадился воровать коз,  или  тянуть
веревку, чтобы помочь починить мост, разбитый паводком? - Она посмотрела
на меня, и в глазах ее я прочел подлинную боль.
   - Здесь, в Баккипе, мы бережем наших королев, - просто сказал я ей. -
Другое плечо может поддерживать веревку, у нас  есть  дюжины  охотников,
которые будут состязаться за честь убить зверя, повадившегося в овчарню.
У нас только одна королева. Есть вещи, которые может делать только она.
   Позади нас в комнате ее леди почти забыли о ней. Одна позвала пажа, и
он вернулся с конфетами и дымящимся чаем. Они болтали, согревая  руки  о
свои чашки. Я быстро посмотрел  на  них,  чтобы  запомнить,  какие  леди
решили быть со своей королевой. Кетриккен, как я начал понимать, была не
лучшей патронессой для своих дам.  Маленькая  Розмэри  сидела  на  полу,
зажав в своих ручонках конфету. Глаза  ее  были  сонными.  Мне  внезапно
захотелось, чтобы мне снова было восемь лет и я смог бы присоединиться к
ней.
   - Я знаю, о чем ты говоришь, - прямо ответила Кетриккен. -  Я  здесь,
чтобы выносить наследника для Верити. Я не против и рассматриваю это  не
как обязанность, а как удовольствие. Я только хотела бы быть уверенной в
том, что мой лорд разделяет мои чувства. Его никогда нет, он вечно занят
делами в городе. Я знаю,  где  он  сегодня.  Там,  внизу,  смотрит,  как
строятся его корабли. Неужели я не могла бы быть с ним? Кроме того, если
только я могу выносить его  наследника,  только  он  может  зачать  его.
Почему я должна быть заперта здесь, в то время как он погружен в  работу
по защите наших людей? Это работа, которую мне  бы  следовало  разделять
как "жертвенной" Шести Герцогств.
   Даже я, за время своего  пребывания  в  Джампи  привыкший  к  горской
манере  выражаться,  был  шокирован  ее  прямотой.  Это  заставило  меня
ответить сверхсмело. Я встал, наклонился над Кетриккен и закрыл  ставни.
Я воспользовался этим моментом близости, чтобы свирепо прошептать:
   - Если вы думаете, что  это  единственная  обязанность  королевы,  вы
жестоко ошибаетесь, моя леди. Я буду говорить так же прямо, как  вы.  Вы
пренебрегаете вашими обязанностями перед вашими леди, которые  находятся
здесь сегодня только для того, чтобы угождать вам и беседовать  с  вами.
Подумайте. Разве они не могли бы заниматься тем же  самым  вышиванием  в
собственных удобных комнатах или в обществе миссис Хести? Вы вздыхаете о
том, что считаете более важной работой, но перед вами дело, с которым не
может справиться сам король. Вы здесь, чтобы сделать  его.  Восстановить
двор  в  Баккипе.  Сделать  замок  приятным  и  привлекательным  местом.
Понукайте лордов и леди, чтобы они соперничали  из-за  внимания  короля,
заставьте их поддерживать его начинания. Прошло уже много времени с  тех
пор, как в  этом  замке  была  настоящая  королева.  Вместо  того  чтобы
смотреть  вниз,  на  корабли,  которые  легко  могут   строить   другие,
возьмитесь за работу, которая вам дана, и постарайтесь приспособиться  к
ней.
   Я повесил гобелен, закрывавший ставни и  сдерживавший  холод  морских
штормов. Потом отступил назад и встретил взгляд своей королевы. К  моему
огорчению, она выглядела  пристыженной,  как  молочница.  В  ее  светлых
глазах стояли слезы, щеки так  раскраснелись,  словно  я  ударил  ее.  Я
посмотрел на дам, которые все еще пили чай и болтали. Розмэри  незаметно
воспользовалась случаем, чтобы разломить пирожное и посмотреть, что  там
внутри. Никто, по-видимому, не заметил ничего неладного. Но я уже  знал,
насколько сведущи придворные дамы в науке лицемерия, и боялся разговоров
о том, что после каких-то слов бастарда, обращенных к будущей  королеве,
в глазах ее появились слезы. Я проклинал  свою  неуклюжесть  и  напомнил
себе, что, какой бы высокопоставленной особой ни была Кетриккен, она  не
намного старше меня и одна в чужой стране. Мне не следовало  говорить  с
ней подобным образом, а надлежало изложить проблему  Чейду  и  позволить
ему устроить так, чтобы кто-то объяснил это ей. Потом до меня дошло, что
он уже выбрал кое-кого, кто должен объяснять  ей  такие  вещи.  Я  снова
встретился с  ней  глазами  и  рискнул  нервно  улыбнуться.  Она  быстро
проследила за моим взглядом в сторону дам и сразу овладела собой. Сердце
мое забилось сильнее от гордости за нее.
   - Что ты можешь мне сказать? - спросила она тихо.
   - Я могу сказать, что не должен был так дерзко разговаривать со своей
королевой, и прошу прощения, - сказал я покорно. -  Но  кроме  того,  вы
могли  бы  выказать  этим  двум  преданным  леди  какой-то  особый  знак
королевской благосклонности.
   Она понимающе кивнула:
   - И в чем может выразиться такая благосклонность?
   - Может  быть,  частная  встреча  со  своей  королевой  в  ее  личных
комнатах, чтобы послушать особенного менестреля или кукольника. Не имеет
значения, какое развлечение вы приготовите для них; главное,  чтобы  те,
кто не был столь же предан вам, были исключены.
   - Это звучит вполне в духе Регала.
   - Наверное. Он очень сведущ в обращении с лакеями и клевретами. Но он
бы сделал это со злобой, чтобы наказать тех, кто пренебрег им.
   - А я?
   - А вы, моя будущая королева,  вы  делаете  это  в  качестве  награды
достойным, не собираясь никого наказывать, а  только  чтобы  насладиться
обществом тех, кто разделяет ваши чувства.
   - Понимаю. А менестрель?
   - Меллоу? Он обладает галантной манерой петь, вполне  подходящей  для
каждой леди, присутствующей в комнате.
   - Ты узнаешь, свободен ли он сегодня вечером?
   - Моя леди, - я был вынужден улыбнуться, - вы  будущая  королева.  Вы
оказываете ему честь, желая его присутствия. Он никогда не будет слишком
занят, чтобы услужить вам.
   Она снова вздохнула, но этот вздох не был таким тяжелым. Она  кивнула
мне в знак того, что я могу идти, поднялась,  улыбнулась  своим  леди  и
попросила их извинить ее рассеянность этим  утром,  а  потом  пригласила
посетить ее этим вечером в ее комнатах. Я смотрел, как они  обмениваются
взглядами и улыбаются, и понял, что мы поступили  правильно.  Я  отметил
про себя их имена - леди Хоуп и леди Модести.
   Так я стал  советником  Кетриккен.  Не  могу  сказать,  что  мне  это
особенно нравилось - быть наставником и советчиком,  объясняющим,  какие
шаги ей следует предпринять. По правде говоря, это было очень  хлопотно.
Я чувствовал, что унижаю ее своими упреками, развращаю,  обучая  паучьим
путям власти в придворной паутине.  Она  была  права.  Это  были  фокусы
Регала. Даже если она делала все это  из  лучших  побуждений  и  не  так
жестоко, как Регал, я думал скорее о  нас  двоих.  Я  хотел,  чтобы  она
забрала власть в свои руки и этой властью связала воедино трон и Верити.
   Каждый день, ближе к вечеру, меня ждали у леди Пейшенс. Она  и  Лейси
относились к  этим  визитам  очень  серьезно.  Пейшенс  считала,  что  я
полностью в ее распоряжении, как будто я по-прежнему был ее пажом, и  ей
ничего не стоило предложить мне скопировать какой-нибудь древний  свиток
на  ее  драгоценной  тростниковой  бумаге  или  потребовать,   чтобы   я
продемонстрировал ей мои успехи в игре на  морских  рожках.  Она  всегда
бранила меня за то, что я недостаточно усердно занимаюсь этим,  и  могла
потратить целый час, чтобы попытаться  пристыдить  меня  и  одновременно
научить чему-нибудь. Я  старался  вести  себя  тактично  и  вежливо,  но
чувствовал, что попал в сети заговора,  имевшего  целью  не  давать  мне
встречаться с Молли. Я понимал мудрость решения Пейшенс, но мудрость  не
спасает от одиночества. Несмотря на все их усилия держать меня вдали  от
Молли, я видел ее повсюду. О, нет, не  ее  лично.  Но  сладостный  запах
толстой свечи, ароматизированной восковницей,  плащ,  перекинутый  через
стул, и даже мед в медовых пряниках напоминали мне о Молли. Будете ли вы
считать меня глупцом, если я скажу, что садился поближе к свече и вдыхал
ее запах или прислонялся к ее влажному от снега плащу? Иногда я, подобно
Кетриккен, чувствовал, что утопаю в том, чего от меня требуют, и  что  в
моей жизни не осталось ничего, принадлежащего только мне.
   Каждую неделю я докладывал Чейду об  успехах  Кетриккен  в  дворцовых
интригах. Это Чейд предупредил меня,  что  леди,  влюбленные  в  Регала,
внезапно начали искать расположения Кетриккен. И поэтому я говорил ей, с
кем следует вести себя вежливо,  но  не  более  того,  и  кому  искренно
улыбаться. Иногда я думал про себя, что лучше было бы тихо  убивать  для
своего короля, чем быть вовлеченным во все эти  хитросплетения.  Но  тут
меня вызвал к себе король Шрюд.
   Послание от него пришло очень рано утром, и мне  пришлось  поспешить,
чтобы одеться и идти к своему королю. Он впервые пригласил меня к  себе,
с тех пор как я вернулся в  Баккип.  Меня  тревожило,  что  на  меня  не
обращают  внимания.  Может,  он  был  недоволен  мной  из-за  того,  что
произошло в Джампи? Конечно же, он прямо сказал бы мне об этом.  Но  все
же... Неизвестность грызла меня. Я очень торопился прийти к нему и в  то
же время хотел внешне выглядеть более  привлекательным.  Кончилось  тем,
что я не преуспел ни в том, ни в  другом.  Мои  волосы,  остриженные  во
время лихорадки  в  горах,  снова  отросли,  такие  же  взлохмаченные  и
непокорные, как у Верити. Что еще хуже,  у  меня  начала  расти  борода.
Дважды Баррич говорил, что лучше бы я решил:  носить  бороду  или  более
тщательно следить за своим бритьем. Поскольку борода росла клочками, как
зимняя шкура пони, в это утро я порезал свое лицо несколько раз,  прежде
чем решил, что немного щетины все же лучше, чем вся эта кровь.  Я  убрал
волосы с лица и пожалел, что не могу завязать их сзади в хвост воина.  Я
воткнул в свою рубашку булавку, которую Шрюд  когда-то  дал  мне,  чтобы
отметить как своего человека. Потом я поспешил к своему королю. Когда  я
бежал по коридору к королевской двери, из своих  покоев  внезапно  вышел
Регал. Я остановился, чтобы не врезаться в него, и почувствовал  себя  в
ловушке. Я видел его несколько раз с тех пор, как вернулся в Баккип.  Но
он всегда бывал по другую сторону коридора или бросал на меня мимолетный
взгляд, когда я  выполнял  какую-нибудь  работу.  Теперь  мы  стояли  на
расстоянии вытянутой руки друг от друга и молча смотрели  друг  другу  в
глаза. Нас почти можно было бы принять за братьев, понял я, потрясенный.
Его волосы сильнее вились, черты лица были более тонкими, а осанка более
аристократической. Его одежда по  сравнению  с  моей  цвета  невзрачного
крапивника казалась оперением павлина. У  меня  не  было  серебра  ни  у
горла, ни на руках. Тем не менее печать Видящих была ясно видна  на  нас
обоих. У нас были одинаковые подбородки короля Шрюда, разрез его глаз  и
изгиб его нижней губы. Ни один из нас не  мог  бы  похвастаться  широкой
мускулистой фигурой Верити, но я был все-таки более крепко  сложен,  чем
он. Между нами было меньше десяти лет разницы.  Он  был  беззащитен,  и,
посмотрев ему в глаза, я подумал, что хотел бы выпустить  его  кишки  на
чисто вымытый каменный пол. Принц  улыбнулся,  быстро  продемонстрировав
белые зубы.
   - Бастард, - любезно приветствовал он меня. Улыбка  его  стала  более
язвительной, - или, вернее, мастер Фитц. Подходящее имя ты себе  выбрал.
- Четкое произношение не позволяло ни на секунду усомниться в смысле его
оскорбления.
   - Принц Регал, - ответил я и постарался, чтобы мой голос  звучал  так
же издевательски. Я  ждал  с  ледяным  спокойствием,  которого  даже  не
предполагал в себе. Он должен был ударить меня первым.
   Некоторое время мы стояли так, скрестив взгляды. Потом  он  посмотрел
вниз, чтобы смахнуть с рукава воображаемую пылинку, и прошел мимо  меня.
Я не отступил, чтобы пропустить его. Он не толкнул меня, как  сделал  бы
раньше. Я вздохнул и пошел дальше.
   Я не знал стражника у двери, но он  только  махнул  рукой,  пропуская
меня в комнату короля. Я невольно подумал, что мне следует снова изучить
имена  и  лица.  Теперь,  когда  двор  был  полон  людьми,   приехавшими
посмотреть на новую королеву, я обнаружил, что  меня  узнают  незнакомые
мне люди.
   - Это, видать, бастард, судя по  виду,  -  сказал  на  днях  торговец
беконом своему помощнику, когда я столкнулся с ними у дверей кухни.  Это
заставило меня поежиться. Все менялось слишком быстро.
   Комната  короля  Шрюда  потрясла  меня.  Я  ожидал,  что  окна  будут
распахнуты навстречу свежему ветру, а Шрюд, давно вставший и  одевшийся,
будет сидеть за столом  в  полной  готовности,  подобно  проницательному
капитану, принимающему рапорт от своих подчиненных. Но он вовсе не сидел
в своей комнате. Я рискнул подойти к входу в его спальню и  заглянуть  в
открытую дверь.
   Внутри было полутемно. Слуга гремел чашками и тарелками у  маленького
столика, придвинутого к огромной занавешенной кровати. Он  посмотрел  на
меня, потом отвел глаза, думая, по-видимому, что  я  посыльный  мальчик.
Воздух был неподвижным и затхлым, как  будто  комнатой  не  пользовались
или, по крайней мере, ее  долго  не  проветривали.  Я  выждал  некоторое
время, чтобы слуга дал знать королю Шрюду, что я пришел. Увидев, что  он
не обращает на меня внимания, я осторожно приблизился к краю кровати.
   - Мой король? - осмелился я первым обратиться к нему. - Я  пришел  по
вашему приказанию.
   Шрюд сидел  в  тени  своей  занавешенной  кровати,  облокотившись  на
подушки. Он открыл глаза, когда я заговорил.
   - Кто?.. А, Фитц. Тогда садись. Волзед, принеси ему стул. И  чашку  и
тарелку. - Когда слуга  пошел  выполнять  его  приказание,  король  Шрюд
сообщил мне:
   - Мне очень не хватает Чефферса. Он так много лет был со мной! И  мне
никогда не приходилось говорить ему, чего я хочу.
   - Я помню его, мой лорд. Где же он?
   - Кашель погубил его. Он подцепил это осенью и не  смог  поправиться.
Кашель истощал его до тех пор, пока, наконец,  он  уже  не  мог  сделать
вздоха без ужасного хрипа.
   Я помнил этого слугу. Он не был молодым, но не  настолько  уж  был  и
старым. Я удивился, услышав о его смерти. Я стоял неподвижно, не  говоря
ни слова, пока Волзед не принес стул,  тарелку  и  чашку  для  меня.  Он
недовольно нахмурился, когда я сел, но я не обратил на это внимания. Ему
достаточно скоро придется узнать, что король Шрюд сам устанавливает свои
правила.
   - А вы, мой король? Как вы себя  чувствуете?  Я  не  могу  вспомнить,
чтобы вы когда-нибудь оставались в постели утром.
   Король Шрюд издал нетерпеливый звук:
   - Это крайне надоедает. На самом деле, я не болен.  Просто  слабость,
что-то вроде головокружения, которое нападает на меня, если  я  двигаюсь
слишком быстро. Каждое утро я думаю, что оно прошло, но,  когда  пытаюсь
встать, сами камни Баккипа качаются подо  мной.  Так  что  я  остаюсь  в
постели, немного ем и пью, а потом медленно  встаю.  К  середине  дня  я
становлюсь самим собой. Мне кажется, что это имеет какое-то отношение  к
зимнему холоду, хотя лекарь утверждает, что  все  дело  в  старой  ране,
полученной, когда я был ненамного старше, чем ты  сейчас.  Видишь,  шрам
остался до сих пор, хотя я думал, что все давно прошло.  -  Король  Шрюд
наклонился ко мне в своей занавешенной кровати, поднимая дрожащей  рукой
прядь седеющих волос на виске. Я увидел след старого шрама и  кивнул.  -
Но  довольно.  Я  позвал  тебя  не  для  разговоров  о  моем   здоровье.
Подозреваю, что ты догадываешься, почему ты здесь?
   - Вы хотите полного отчета о происшествиях в Джампи? - предположил я.
Я огляделся и увидел, что Волзед болтается поблизости. Чефферс ушел  бы,
чтобы позволить Шрюду и мне свободно разговаривать. Я подумал, насколько
прямо я могу говорить в присутствии этого нового человека.
   Но Шрюд только отмахнулся.
   - Это уже сделано, мальчик, - сказал он веско, -  мы  советовались  с
Верити. Теперь не будем об этом. Я не думаю, что  ты  можешь  рассказать
мне много такого, чего я не знаю. Верити и я долго обсуждали  это.  Я..,
сожалею.., о некоторых вещах. Но вот мы опять здесь, и,  значит,  всегда
можно начать заново. А?
   Слова застряли у меня в горле, едва не задушив меня. Регал,  хотел  я
сказать ему, ваш сын, который пытался  убить  меня,  вашего  незаконного
внука. С ним вы тоже долго разговаривали? И это было до или после  того,
как вы отдали меня в его власть? Но так ясно, как  будто  это  Чейд  или
Верити сказали мне, я внезапно понял, что не имею права задавать вопросы
своему королю. Я не могу даже спросить, не отдал ли он мою жизнь  своему
младшему сыну. Я сжал зубы и придержал язык.
   Шрюд встретил мой взгляд. Глаза его сверкнули в сторону Волзеда:
   - Волзед! Пойди на время в кухню. Или в любое другое место.  Подальше
отсюда.
   Волзед выглядел  недовольным,  но  повернулся,  фыркнул  и  удалился,
оставив дверь открытой. По знаку Шрюда я встал  и  закрыл  ее,  а  потом
вернулся на свое место.
   - Фитц Чивэл, - сказал он мрачно, - это не пойдет.
   - Сир, - на мгновение я встретил его взгляд, потом опустил глаза.
   Он снова медленно заговорил:
   - Иногда амбициозные молодые люди делают глупости. Когда им указывают
на их ошибки, они извиняются. - Я быстро поднял глаза, думая, не ожидает
ли он извинений от меня, но король продолжал:
   - Мне было предложено такое извинение. Я принял его. Теперь мы пойдем
дальше. В этом доверься мне, - сказал он. Голос его был мягким,  но  это
была не просьба. - Меньше сказано, быстрее исправлено.
   Я откинулся в кресле, глубоко вздохнул и медленно  выдохнул.  В  одно
мгновение я овладел собой. Я прямо смотрел на моего короля.
   - Могу я спросить, почему вы позвали меня, мой король?
   - Неприятность. Герцог Браунди из Бернса  считает,  что  я  могу  все
уладить. Он боится того, что может последовать, если я этого не  сделаю.
Он думает, что будет политически неверно.., если