улся
прочь от двери.
   Я был очень удивлен, обнаружив, что уже поздно, почти вечер. Я  бегом
обежал адреса остальных моих поручений, умоляя продать последний предмет
из моего списка -  кожу  ласки  -  сквозь  уже  закрытое  ставнями  окно
торговца. Ворча, что любит есть свой ужин горячим, он впустил меня, но я
так горячо благодарил его,  что  торговец,  видимо,  счел  меня  немного
глуховатым. Я бежал по самой крутой части дороги назад  в  замок,  когда
услышал за спиной стук копыт. Лошади шли от оптовой части города,  и  их
гнали. Это было странно. Никто в городе не держал  лошадей,  потому  что
дороги бычи слишком крутыми и каменистыми, чтобы от  них  была  какая-то
польза. Кроме того, дома  теснились  на  такой  маленькой  площади,  что
верховая   езда   была   скорее   предметом   пустого   тщеславия,   чем
необходимостью. Так что это должны были быть лошади из конюшен замка.  Я
отошел на обочину и ждал, собираясь посмотреть, кто это рискует  вызвать
ярость Баррича, так гоняя лошадей по скользкому  неровному  булыжнику  и
при очень слабом освещении.
   К моему удивлению, это были Регал и Верити на вороной  паре,  которая
была гордостью Баррича. Верити держал жезл с  плюмажем,  который  обычно
носили посланники, доставляющие в Баккип новости крайней  важности.  При
виде меня, тихо стоящего около дороги,  они  оба  натянули  поводья  так
резко, что лошадь Регала метнулась в сторону и чуть не упала на колени.
   - Баррича удар хватит, если вы  разобьете  колени  этого  жеребца,  -
крикнул я в страхе и побежал к нему.
   Регал издал  невнятный  вопль,  и  через  секунду  Верити  неуверенно
засмеялся над ним.
   - Ты думал, что это привидение, так же как и я.  Уфф,  парень,  ну  и
напугал ты нас! Стоять так тихо! Да еще так похож на него. А, Регал?
   - Верити, ты дурак. Придержи язык. - Регал  свирепо  рванул  поводья,
так что чуть не порвал лошади губы, потом оправил на себе камзол. -  Что
ты делаешь на дороге так поздно, ублюдок? С чего это ты решил Удрать  из
замка в город в такой час?
   Я привык к презрению Регала, однако это резкое замечание было  чем-то
новым. Обычно он просто избегал меня, отстраняясь, как будто  столкнулся
со свежим навозом. Удивление заставило меня быстро ответить:
   - Я возвращаюсь. Я иду в  замок,  а  не  в  город,  сир.  Я  выполнял
поручение для Федврена. - В доказательство я поднял свою корзинку.
   - Да уж конечно, - он усмехнулся,  -  очень  правдоподобная  история.
Немного чересчур для простого совпадения, ублюдок, - он снова швырнул  в
меня это слово.
   Видимо, я выглядел одновременно уязвленным и  смущенным,  потому  что
Верити фыркнул в своей грубоватой манере и сказал:
   - Не обращай на него внимания, мальчик. Ты и правда задал нам страху.
Речной корабль только что вошел в город с вымпелом срочного сообщения на
мачте. Когда мы с Регалом поехали, чтобы взять его, - прости Господи!  -
оказалось, что это от Пейшенс, сообщение, что Чивэл мертв.  А  потом  мы
поднимаемся по дороге и что мы видим? Точную его копию -  ну,  когда  он
был мальчиком, конечно, - стоящую перед нами. И, само собой  разумеется,
мы были в таком настроении, и...
   - Ты полный идиот, Верити, - выплюнул Регал, - ты трубишь об этом  на
весь город даже до того, как сообщили королю. И не  вкладывай  в  голову
ублюдка мыслей о том, что он похож на Чивэла. Судя по всему, у него их и
без тебя хватает, и за это мы  должны  благодарить  нашего  драгоценного
папеньку. Поехали. Надо доставить послание.
   Регал снова вздернул голову своего жеребца и вонзил шпоры в его бока.
Я смотрел, как он удаляется, и мгновение, клянусь, думал только  о  том,
что сразу, как приду в  замок,  должен  пойти  в  стойло  и  посмотреть,
насколько поранены губы несчастного животного.  Но  почему-то  я  поднял
голову, посмотрел на Верити и сказал:
   - Мой отец умер.
   Верити неподвижно сидел на лошади. Выше и плотнее, чем Регал, он  тем
не менее лучше ездил верхом. Думаю, это потому,  что  он  был  настоящим
солдатом. Некоторое время он смотрел на меня молча, потом сказал:
   Да. Мой брат умер. - Он подарил мне это, мой, - мгновение  настоящего
родства.  Думаю,  что  это  навсегда  изменило  мое  отношение  к  этому
человеку. - Залезай мне за спину, мальчик, и я отвезу тебя  в  замок,  -
предложил он.
   - Нет, спасибо. Баррич снял бы с меня шкуру за езду на лошади  вдвоем
по такой дороге.
   - Это верно, мальчик, - добродушно согласился Верити. Потом сказал:
   - Мне жаль, что ты так узнал. Я не думал...  Просто  я  еще  не  могу
поверить, что это на самом деле так. - Я заметил проблеск  его  истинной
скорби, и потом  он  наклонился  к  лошади,  шепнул  ей  что-то,  и  она
рванулась вперед. Через мгновение я снова остался на дороге один.
   Начался моросящий дождь, и совсем стемнело, а я все еще стоял там.  Я
смотрел вверх, на замок - черный силуэт с несколькими светящимися окнами
на фоне звезд.  И  на  мгновение  мне  захотелось  поставить  на  дорогу
корзинку, бежать  в  темноту  и  никогда  не  возвращаться.  "Интересно,
кто-нибудь, когда-нибудь будет искать меня?"  -  подумал  я.  Но  вместо
этого я переложил корзину в другую руку  и  начал  медленно  подниматься
назад, в гору.

ЗАДАНИЕ

   Умерла королева Дизайер, и возникли  слухи  об  отравлении.  Я  решил
письменно изложить здесь то,  что  знаю  как  истину.  Королева  Дизайер
действительно умерла от отравления, но его она готовила сама  в  течение
долгого времени, и это не имело никакого отношения к ее королю.  Он  сам
пытался отучить ее от наркотиков. Советовались с врачами  и  травниками,
но как только удавалось убедить  ее  отказаться  от  одного,  тотчас  же
находилось что-то другое.
   К концу последнего лета своей жизни она стала еще более безрассудной,
употребляя разные наркотики  одновременно  и  не  делая  больше  никаких
попыток скрыть свои привычки. Ее поведение  было  величайшим  испытанием
для Шрюда, так как, когда королева была пьяной от вина  или  обезумевшей
от травки, она выкрикивала дикие обвинения и подстрекала людей к  бунту,
нимало не заботясь  о  том,  кто  мог  при  этом  присутствовать  и  что
происходило вокруг. Казалось, ее невоздержанность могла бы лишить пустых
иллюзий ее последователей, но, напротив, они утверждали,  что  Шрюд  или
довел ее до самоуничтожения, или отравил. Но я могу сказать с  полнейшей
осведомленностью, что ее смерть не была деянием короля.

   Баррич остриг мои волосы в  знак  траура.  Он  оставил  их  длиной  в
толщину пальца. В знак скорби собственную голову  он  обрил  наголо,  не
пожалев даже бороды и бровей. Бледная кожа резко  контрастировала  с  го
покрасневшими щеками и носом. От этого он выглядел очень  странно,  даже
более странно, чем лесные люди, которые приходили в город и  чьи  волосы
были склеены смолой, а зубы выкрашены красным и черным. Дети смотрели на
этих дикарей и перешептывались за их спинами, когда те  проходили  мимо,
но испуганно шарахались от Баррича. Думаю, что дело было в его глазах. Я
видел отверстия в черепах, в которых было больше  жизни,  чем  в  глазах
Баррича в те дни.
   Регал послал человека попенять Барричу  на  то,  что  он  обрил  свою
голову и остриг мои волосы. Так  полагалось  скорбеть  по  коронованному
королю, а не по человеку, который отрекся от престола. Баррич пристально
смотрел на этого посланца, пока тот не ушел.  Верити  постриг  волосы  и
бороду на ширину ладони, и это  было  трауром  по  брату.  Некоторые  из
стражников замка отрезали  куски  от  заплетенных  косичек,  как  делают
солдаты в память о погибшем товарище, но то, что Баррич сделал с собой и
со мной, было чрезмерным. Люди косились на нас.  Мне  хотелось  спросить
его, почему я должен носить траур по отцу, которого никогда не видел, по
отцу, который ни разу не приехал посмотреть на меня, но один  взгляд  на
его застывшие глаза и сжатые губы.., и  я  не  посмел.  Никто  не  донес
Регалу, что Баррич срезал по траурной пряди с гривы каждой лошади, никто
не рассказал о едком дыме, поднявшемся над этими жертвенными волосами. У
меня было смутное ощущение, что это он посылает части наших духов вместе
с Духом Чивэла. Это был какой-то обычай, который он перенял еще от своей
бабушки.
   Баррич как будто умер. Холодная необходимость оживляла его тело, и он
исполнял  всю   свою   работу   безукоризненно,   но   без   тепла   или
удовлетворения.  Подручные,  которые  прежде   соперничали   из-за   его
случайного кивка или легкой похвалы, теперь избегали его взгляда, как бы
стыдясь за него. Только Виксен не покидала  его.  Старая  сука  украдкой
следовала за ним, куда бы он ни пошел, не получая в награду  ни  взгляда
ни прикосновения. Она всегда была с  ним.  Однажды  я  приласкал  ее  из
сочувствия и даже осмелился  прощупать  ее  сознание,  но  нашел  только
немоту, к которой страшно было  прикоснуться.  Она  скорбела  вместе  со
своим хозяином.
   Зимние штормы свирепо бились о скалы. В эти дни  холод  был  особенно
безжизненным, отрицавшим всякую возможность лета.  Чивэла  похоронили  в
Ивовом Лесу. В замке был мягкий траурный пост, но он быстро  закончился.
Это было в большей степени соблюдение приличий, чем настоящий траур. Те,
кто искренне его оплакивал, по-видимому, обвинялись в  дурновкусии.  Его
общественная жизнь должна была  закончиться  с  его  отречением;  и  как
бестактно с его стороны было продолжать приковывать к  себе  внимание  и
после смерти.
   Спустя целую неделю после  смерти  моего  отца  я  проснулся,  ощутив
знакомый сквозняк с тайной лестницы и увидев приглашающий желтый свет. Я
встал и пошел вверх по лестнице в свое убежище.  Хорошо  будет  уйти  от
всего этого, чтобы снова вместе  с  Чейдом  смешивать  травы  и  вдыхать
аромат странных курений. Я не  хотел  больше  оставаться  в  подвешенном
состоянии, в котором пребывал после смерти Чивэла.
   Но рабочая часть комнаты была темной, очаг не горел.  Чейд  сидел  на
другой половине, перед огнем. Он кивнул мне  на  место  рядом  со  своим
креслом. Я сел и посмотрел на него, но он глядел в, огонь. Потом  поднял
покрытую  шрамами  руку  и  положил  ее  на  мои  встопорщенные  волосы.
Некоторое время мы просто сидели так, молча глядя в огонь.
   - Что ж, вот так, мой мальчик, -  промолвил  он  наконец  и  не  стал
продолжать, как будто сказано было  уже  достаточно.  Он  взъерошил  мои
короткие волосы.
   - Баррич меня постриг, - сказал я внезапно.
   - Вижу.
   - Я ненавижу их. Они колются, и я не могу спать. Капюшон не держится,
и я выгляжу глупо.
   - Ты выглядишь как мальчик, оплакивающий своего отца.
   Некоторое время я молчал. Я думал о своих волосах как о немного более
длинном  варианте  стрижки  Баррича.  Но  Чейд  был  прав.  Волосы  были
подстрижены как у мальчика,  оплакивающего  своего  отца,  а  не  как  у
подданного, скорбящего по своему королю. Это рассердило меня еще больше.
   - Но почему я должен оплакивать его? - У Чейда  можно  было  спросить
то, о чем я не осмеливался заговорить с Барричем. - Я даже не знал его.
   - Он был твоим отцом.
   - Он зачал меня с неизвестной женщиной.  Узнав  обо  мне,  он  уехал.
Отец! Он никогда не думал обо мне.  -  Я  чувствовал  себя  бунтовщиком,
произнося это  вслух.  Все  это  приводило  меня  в  ярость  -  безумное
страдание Баррича, а теперь еще и тихая скорбь Чейда.
   - Этого ты не знаешь.  Ты  слышал  только  сплетни.  Ты  недостаточно
взрослый, чтобы понимать некоторые вещи. Ты никогда не видел, как  дикая
птица отвлекает хищников от своих птенцов, притворяясь раненой.
   - Не верю в это, - сказал я, но, говоря, внезапно  почувствовал  себя
менее уверенным. - Он никогда ничего не сделал, чтобы  дать  мне  знать,
что беспокоится обо мне.
   Чейд обернулся, чтобы посмотреть на меня, и глаза его были  запавшими
и покрасневшими.
   - Если бы ты знал, что он беспокоится, знали бы и остальные. Когда ты
станешь мужчиной, может быть, поймешь, чего это  ему  стоило.  Не  знать
тебя, чтобы ты оставался в безопасности. Чтобы заставить его  врагов  Не
обращать на тебя внимания.
   - Что ж, теперь я не узнаю  его  до  конца  моих  дней,  -  сказал  я
сердито.
   Чейд вздохнул:
   - И конец твоих дней наступит гораздо позже, чем наступил бы, если бы
он признал тебя наследником. - Он помолчал, потом осторожно спросил:
   - Что бы ты хотел узнать о нем, мой мальчик?
   - Все. Но откуда ты знаешь? - Чем спокойнее был Чейд, тем увереннее я
себя чувствовал.
   - Я знал его всю его жизнь. Я.., работал с ним.  Много  раз.  Рука  и
перчатка, как говорится.
   - Ты был рукой или перчаткой?
   Каким бы грубым я ни был, Чейд отказывался сердиться.
   - Рукой, - сказал он, немного  подумав,  -  рукой,  которая  движется
невидимо, прикрытая бархатной перчаткой дипломатии.
   - Что ты имеешь в виду? - спросил я. Против собственной  воли  я  был
заинтригован.
   - Можно кое-что сделать. - Чейд откашлялся. - Что-то может случиться,
и это облегчит работу дипломату или заставит противную сторону с большей
охотой вести переговоры. Что-то может произойти...
   Мой мир перевернулся. Реальность  нахлынула  на  меня  внезапно,  как
видение. Я вдруг понял, чем был Чейд и чем должен был стать я.
   - Ты  хочешь  сказать,  что  один  человек  может  умереть  и  с  его
преемником будет из-за этого легче  вести  переговоры.  Он  будет  более
уступчив из страха или из...
   - Благодарности. Да.
   Холодный ужас сковал меня, когда все  кусочки  внезапно  сложились  в
общую картину. Все уроки и заботливые наставления - вот к чему они вели.
Я начал подниматься с места, но рука Чейда внезапно сжала мое плечо.
   - Или человек может прожить  на  пять  или  десять  лет  дольше,  чем
кто-либо мог подумать, и принести на переговоры мудрость  и  терпимость,
приходящие с возастом. Или ребенок может быть вылечен  от  коклюша,  его
мать внезапно с благодарностью понимает, что наше  предложение  идет  на
пользу обеим сторонам. Рука не всегда приносит смерть, мой  мальчик.  Не
всегда.
   - Достаточно часто.
   - Я никогда не скрывал это от тебя. - В голосе Чейда  я  услышал  две
нотки, которые никогда не слышал раньше: желание оправдаться. И боль. Но
молодость безжалостна, и я сказал:
   - Я не думаю, что хочу чему-нибудь у тебя учиться. Наверное, я  пойду
к Шрюду и скажу ему, пусть найдет себе кого-нибудь  другого,  чтобы  тот
убивал для него людей.
   - Воля твоя. Но сейчас я  тебе  этого  не  советую.  Его  спокойствие
застало меня врасплох.
   - Почему?
   - Потому что это сведет на  нет  все,  что  Чивэл  пытался  для  тебя
сделать. Это привлечет к тебе внимание. А сейчас оно тебе  совсем  ни  к
чему. - Он говорил медленно, слова его были весомыми.
   - Почему? - Я понял, что говорю шепотом.
   - Потому что кое-кто захочет окончательно поставить точку на  истории
Чивэла. А это лучше  всего  можно  сделать,  устранив  тебя.  Они  будут
следить за тем, как ты реагируешь на смерть своего отца. Не возникают ли
у тебя ненужные идеи, не строишь ли ты планов? Не станешь ли  ты  теперь
такой же проблемой, какой был для них он?
   - Что?
   - Мой мальчик, - сказал он и притянул меня к себе. В первый раз  Чейд
говорил со мной таким тоном. - Сейчас тебе надо быть тихим и осторожным.
Я понимаю, почему Баррич остриг твои волосы, но,  по  правде  говоря,  я
хотел бы, чтобы он этого не делал. Я хотел бы, чтобы никто не  вспомнил,
что Чивэл был твоим отцом. Ты еще такой цыпленок...  Но  выслушай  меня.
Сейчас не меняй ничего, что ты делаешь. Подожди шесть месяцев  или  год.
Потом решай. Но сейчас...
   - Как умер мой отец?
   Чейд, испытующе посмотрел на меня - Разве ты не слышал, что он упал с
лошади?
   - Да. Но я слышал, что Баррич ругал  человека,  который  сказал  это,
утверждая, что Чивэл не мог упасть, а лошадь не могла его сбросить.
   - Барричу лучше бы придержать язык.
   - Так как же умер мой отец?
   - Не знаю. Но, как и Баррич, я не верю в то, что он упал с лошади.  -
Чейд замолчал.
   Я опустился на пол, сел у его голых  костлявых  ног  и  уставился  на
огонь.
   - Они собираются убить и меня? Он долго молчал.
   - Не знаю. Нет, если я смогу помешать этому. Думаю, сперва они должны
будут убедить короля Шрюда, что это необходимо. А если они это  сделают,
я буду знать.
   - Значит, вы думаете, что это идет из замка.
   - Да. - Чейд долго ждал, но я молчал, не  желая  спрашивать.  Тем  не
менее он ответил:
   - Я ничего не знал об этом, пока это не произошло. Во всяком  случае,
я не имел к этому никакого отношения. Они даже  не  обращались  ко  мне.
Вероятно, они понимали, что я не просто откажусь. Я бы проследил,  чтобы
это никогда не произошло.
   - О, - я немного успокоился. Но он уже  слишком  хорошо  обучил  меня
дворцовому образу мыслей. - Тогда они, наверное, не пришли  бы  к  тебе,
если бы решили покончить  со  мной.  Они  бы  боялись,  что  ты  и  меня
предостережешь.
   Он взял меня рукой за подбородок и повернул мое лицо  так,  что  наши
глаза встретились.
   - Смерть твоего отца должна быть  самым  серьезным  предостережением,
которое тебе  потребуется  -  сейчас,  или  когда  бы  то  ни  было.  Ты
незаконнорожденный,  мальчик.  Мы   всегда   делаем   их   уязвимыми   и
представляем для них опасность. Нас всегда готовы убрать, за исключением
тех  случаев,  когда  мы  совершенно  необходимы  для   их   собственной
безопасности. Я кое-чему научил тебя за последние несколько лет. Но этот
урок ты должен запомнить лучше всех прочих и никогда не забывать о  нем.
Если когда-нибудь окажется, что ты им не нужен, они убьют тебя.
   Я посмотрел на него, широко раскрыв глаза.
   - Я им и сейчас не нужен.
   - Не нужен? Я старею. Ты молод и послушен,  у  тебя  лицо  и  манеры,
выдающие королевскую кровь. До тех пор,  пока  ты  не  выкажешь  никаких
ненужных амбиций, с тобой ничего  не  случится.  -  Он  помолчал,  потом
осторожно подчеркнул:
   -  Ты  мальчик  короля.  Исключительно  его.  Ты,  возможно,   и   не
представлял себе, до какой степени это так. Никто не знает, что я делаю,
и, вероятно, все забыли, кто я такой. Или кем я был. Если  кто-нибудь  и
знает о нас, то только от короля.
   Я сидел и пытался собрать все это воедино.
   - Тогда.., ты  сказал,  что  это  идет  из  замка.  И  если  тебя  не
использовали, значит, это не от короля... Королева! -  я  сказал  это  с
внезапной уверенностью.
   Глаза Чейда оставались непроницаемыми.
   - Это опасное предположение. И еще более опасное,  если  ты  думаешь,
что каким-то образом можешь на него опереться.
   - Почему? Чейд вздохнул:
   - Когда у тебя появляется идея и  ты  решаешь,  что  это  правда,  то
иногда  становишься  слепым  к  другим  возможностям.  Обдумай  их  все,
мальчик. Возможно, это был несчастный случай. Может быть, Чивэл был убит
кем-то, кого он оскорбил  в  Ивовом  Лесу.  Может  быть,  это  не  имеет
никакого отношения к тому, что он принц.
   Или, может быть, у короля есть еще один убийца, о котором я ничего не
знаю, и это была рука короля.
   - Вы ничему этому не верите.
   - Нет. Не верю. Потому что у меня нет никаких доказательств в  пользу
всех этих предположений. Так же как  у  меня  нет  ничего,  позволяющего
утверждать, что смерть твоего отца была делом рук королевы.
   Это все, что я помню о том разговоре. Но я уверен, что Чейд намеренно
предлагал мне обдумать, кто мог действовать  против  моего  отца,  чтобы
исподволь внушить мне настороженность к королеве. Я все время  размышлял
об этом, и не только в те дни, которые последовали за этим разговором. Я
исполнял свои обязанности, мои волосы медленно  отрастали,  и  к  началу
лета все, казалось, вернулось к  норме.  Раз  в  несколько  недель  меня
посылали в город с поручениями. Я вскоре  заметил,  что,  независимо  от
того, кто посылал меня, один или два пункта в списке исходили от  Чейда,
и догадался, кто стоит за редкими глотками  свободы.  Мне  не  удавалось
проводить время с Молли каждый раз во время