ести удар.
   - Не трогай меня! - предупредила она. - Не смей прикасаться ко мне!
   Она ушла.
   Через некоторое время я осознал, что стою  в  темноте  под  лестницей
Баррича. Я дрожал то ли от холода,  то  ли  от  чего-то  еще.  Мои  губы
раздвинулись в улыбке. Нет, скорее в оскале. Я всегда боялся, что  из-за
своей лжи потеряю Молли. Правда в одно мгновение разорвала то, что  ложь
держала в сохранности целый год. "Мне следовало знать это", - подумал я.
Очень медленно я поднялся по ступенькам и постучал в дверь.
   - Кто там? - раздался голос Баррича.
   - Я, - он отпер дверь, и я вошел в комнату. - Что тут делала Молли? -
спросил я, не заботясь о том,  как  это  может  прозвучать,  не  обращая
внимания на то, что у стола Баррича сидел шут. - Ей была нужна помощь?
   Баррич откашлялся.
   - Она приходила за травами, - сказал он неловко. - Я  не  мог  помочь
ей. У меня не было того,  что  она  хотела.  Потом  пришел  шут,  и  она
осталась, чтобы помочь мне перевязать ему руку.
   - У Пейшенс и Лейси есть травы. Целая куча, - заметил я.
   - Это я ей и сказал, - он отвернулся и начал прибирать на столе, - но
она не хотела идти к ним. - В его голосе было что-то подталкивающее меня
к следующему вопросу.
   - Она уходит, - сказал я еле слышно. - Она уходит. -  Я  опустился  в
кресло перед очагом Баррича и зажал руки коленями.  Потом  заметил,  что
раскачиваюсь взад и вперед, и попытался остановиться.
   - Тебе удалось? - тихо спросил шут. Я  перестал  раскачиваться.  Могу
поклясться, что несколько мгновений я не знал, о чем он говорит.
   - Да, - сказал я тихо. - Думаю,  что  да.  -  Но  также  мне  удалось
потерять Молли. Удалось убить ее преданность и любовь, ее уверенность  в
этой любви, удалось быть таким  логичным,  практичным  и  верным  своему
королю, что я просто  потерял  всякую  возможность  когда-нибудь  пожить
собственной жизнью. Я посмотрел  на  Баррича.  -  Ты  любил  Пейшенс,  -
спросил я внезапно, - когда решил уйти?
   Шут вздрогнул, а потом вытаращил глаза. Значит, были какие-то  тайны,
о которых не знал даже он. Лицо Баррича потемнело. Я  никогда  не  видел
его таким. Он скрестил руки на груди, как будто для того, чтобы сдержать
себя. "Он может убить меня, - подумал я. - Или, может  быть,  он  просто
пытается справиться с какой-то болью".
   - Пожалуйста, - добавил я, - я должен знать.
   Он яростно сверкнул глазами, потом осторожно заговорил:
   - Я не меняюсь. Если я любил ее - значит, любил. Так. Это никогда  не
уйдет.
   - И тем не менее ты решил...
   - Кто-то должен был решить. Пейшенс не понимала, что это  невозможно.
Кто-то должен был закончить эту пытку для нас обоих.
   Как Молли решила за нас. Я пытался думать о том, что делать дальше. В
голову ничего не приходило. Я смотрел на шута.
   - Ты в порядке? - спросил я его.
   - Мне лучше, чем тебе, - ответил он искренне.
   - Я имел в виду твое плечо. Я думал...
   - Кость вывихнута, но не разбита. В отличие от твоего сердца.
   Легкий укол остроумия. Я  не  знал,  что  он  может  шутить  с  таким
сочувствием. Эта доброта подтолкнула меня к краю пропасти.
   - Я не знаю, что делать, - сказал я  обреченно.  -  Как  мне  с  этим
жить?
   Бутылка бренди тихо звякнула, когда Баррич поставил ее в центр  стола
и расставил вокруг стаканы.
   - Мы выпьем, - сказал он. - Выпьем за  то,  чтобы  Молли  нашла  свое
счастье. Мы пожелаем ей этого от всей души.
   Мы выпили по одной, и Баррич снова наполнил чашки.
   Шут поболтал бренди.
   - Разумно ли это сейчас? - спросил он.
   - Именно сейчас я  не  хочу  ничего  разумного,  -  ответил  я.  -  Я
предпочитаю быть дураком.
   - Ты не знаешь, о чем говоришь, - сказал он  мне,  но  тем  не  менее
поднял свой бокал вместе с моим за дураков всех сортов. И в  третий  раз
за нашего короля.
   Мы сделали искреннюю попытку, но судьба не отпустила  нам  достаточно
времени. В дверь Баррича настойчиво постучали, и в комнату вошла Лейси с
корзинкой в руке. Она быстро закрыла за собой дверь.
   - Избавьтесь от этого как-нибудь, -  она  вывалила  на  стол  убитого
цыпленка.
   - Обед! - с энтузиазмом провозгласил шут. Лейси  не  составило  труда
понять, в каком состоянии мы находимся. Еще меньше времени потребовалось
ей, чтобы прийти в ярость.
   - В то время как мы ставим  на  карту  наши  жизни  и  репутации,  вы
напиваетесь! - Она повернулась к Барричу:
   - За двадцать лет ты так и не понял, что это ничего не решает!
   Баррич и глазом не моргнул.
   - Вопросы бывают и  неразрешимыми,  -  заметил  он  философски.  -  А
выпивка все сглаживает. - Он легко поднялся на ноги и встал  перед  ней,
твердый как камень.  Годы  пьянства,  по-видимому,  научили  его  хорошо
владеть собой в такие мгновения. - Что ты хотела?
   Лейси прикусила губу, но решила не спорить.
   - Мне нужно, чтобы вы это уничтожили. И мне нужна мазь от синяков.
   - Разве в этом замке никто больше не пользуется  услугами  лекаря?  -
спросил шут, не обращаясь ни к кому в частности.
   Лейси не обратила на него внимания.
   - Вот под каким предлогом я сюда пришла, так что мне бы лучше взять у
тебя мазь, на случай, если кто-нибудь захочет проверить. А на самом деле
я собиралась найти Фитца и спросить, знает ли он, что гвардейцы топорами
рубят дверь короля.
   Я мрачно кивнул. Но шут с криком вскочил на ноги.
   - Что? - Он повернулся ко мне:
   - Ты, кажется, сказал, что все в порядке? Ну и что это значит?
   - Это лучшее, что я мог  предпринять,  и  за  очень  короткое  время,
обрати внимание, - заметил я. - Это или сработает, или  нет.  На  данный
момент мы сделали все, что могли. Кроме того, подумай сам. Это  хорошая,
крепкая дубовая дверь. А когда ее снесут, они, полагаю,  обнаружат,  что
внутренняя дверь в королевскую спальню точно так же заперта и закрыта на
засов.
   - Как это тебе удалось? - тихо спросил Баррич.
   - Не мне, - отрывисто ответил я и посмотрел  на  шута.  -  На  данный
момент я сказал достаточно. Ты должен доверять мне.  -  Я  повернулся  к
Лейси:
   - Как королева и Пейшенс? Как прошло наше представление?
   - Неплохо. Королева очень сильно ушиблась, и, честно говоря, я не так
уж уверена, что ребенку ничто не угрожает. Выкидыш не  всегда  случается
немедленно. Но будем надеяться  на  лучшее.  Волзед  был  решителен,  но
бестолков.  Для  человека,  который  утверждает,  что  он   лекарь,   он
удивительно мало знает об истинных свойствах растений. Что до  принца...
- Лейси фыркнула, но не стала продолжать.
   - Разве никто, кроме меня, не  считает,  что  незачем  распространять
слухи о выкидыше? - легкомысленно спросил шут.
   - У меня не было времени придумать что-нибудь еще. Через день или два
королева опровергнет эти слухи и скажет, что  с  ребенком,  по-видимому,
все в порядке.
   - Так, пока мы в безопасности, - заметил Баррич. - Но что дальше? Так
и будем смотреть, как короля и королеву Кетриккен увозят в Тредфорд?
   - Доверие. Я прошу об одном дне доверия,  -  сказал  я  осторожно.  Я
надеялся, что этого будет достаточно. - А теперь нам  надо  разойтись  и
жить нормально, насколько это возможно.
   - Конюх без лошадей и шут без короля, - заметил шут. - Мы с  Барричем
можем продолжать пить. Думаю, это как раз и есть  нормальная  жизнь  при
таких обстоятельствах. Что до тебя, Фитц, то я  представления  не  имею,
как тебя называть в эти дни, не говоря уж о том, какова твоя  нормальная
жизнь. Поэтому...
   - Никто не будет сидеть и  пить,  -  угрожающе  произнесла  Лейси.  -
Отодвиньте бутылку и будьте настороже. И разойдитесь, как говорил  Фитц.
В этой комнате  было  сказано  и  сделано  достаточно,  чтобы  всех  нас
повесили за измену. Конечно, кроме тебя, Фитц  Чивэл.  Для  тебя  у  них
найдется яд. Тех, в ком течет королевская кровь, не вешают.
   От этих слов все мы похолодели.  Баррич  поднял  пробку  и  закупорил
бутылку. Лейси ушла первой, унося в корзинке горшочек с  мазью,  которую
ей дал Баррич. Шут последовал  за  ней.  Когда  я  оставил  Баррича,  он
заканчивал  ощипывать  цыпленка,  выдергивая  последние  перышки.   Этот
человек не тратил времени зря.

***

   Мне пришло в голову немного прогуляться. Я следил, нет ли тени у меня
за спиной. Кетриккен, наверное, отдыхает, и я не думал, что смогу сейчас
выносить болтовню Пейшенс и ее проницательность. Если шут  был  в  своей
комнате, значит, ему не требовалось ничье  общество.  Если  его  там  не
было, я представления не имел,  где  его  искать.  Баккип  был  наводнен
жителями Внутренних Герцогств, как  больная  собака  блохами.  Я  прошел
через кухню, стащив пару имбирных пряников. Потом я бесцельно бродил  по
дворам замка, стараясь делать вид, что у меня нет  никакой  определенной
цели, но на самом деле направляясь к хижине, в которой некогда  прятался
Ночной Волк. Теперь эта хижина была пуста и так же холодна внутри, как и
снаружи. Прошло уже довольно много времени с тех пор,  как  Ночной  Волк
покинул ее. Он предпочитал поросшие лесом  холмы  за  Баккипом.  Но  мне
недолго пришлось ждать, прежде чем его тень появилась в дверях.
   Может быть, самая большая радость связи Уита заключается в  том,  что
никогда и ничего не приходится объяснять. Мне не нужно было  перечислять
Ночному Волку события прошедшего дня, не нужно было  подыскивать  слова,
чтобы описать, каково это было - смотреть, как уходит от меня  Молли.  И
он тоже не задавал вопросов и не произносил  обязательных  сочувственных
слов. Человеческие переживания для него имели мало смысла. Он реагировал
на силу того, что я чувствовал, а не на  причины  моих  переживаний.  Он
просто подошел ко мне и сел рядом со мной на грязный пол. Я  мог  обнять
его, зарыться лицом в его мягкую шкуру и сидеть молча.
   Такие стаи создают люди, заметил он мне через некоторое время. Как вы
можете охотиться вместе, если не в состоянии бежать в одном направлении?
   На эго я не ответил. Я не знал ответа. А он и не ждал его.
   Он наклонился  и  почесал  переднюю  лапу.  Потом  сел,  потянулся  и
спросил:
   А что ты теперь будешь делать с самкой?
   Не у всех волков есть самки.
   У вожаков всегда есть. А как иначе будет увеличиваться стая?
   У моего вожака есть самка,  и  она  ждет  щенят.  Может  быть,  волки
поступают правильно, и людям  следует  брать  с  них  пример.  Возможно,
только вожакам следует заводить самок. Сердце Стаи  давным-давно  решил,
что у него не может быть одновременно и самки и вожака, которым  он  мог
бы принадлежать всем сердцем.
   Как бы то ни было, он больше волк, чем хочет признать.  Он  помолчал.
Пряник?
   Я дал ему пряник и смотрел, как он жадно глотает.
   Мне не хватало твоих снов по ночам.
   Это не мои сны. Это моя жизнь. И я рад  приветствовать  тебя  в  ней,
если только Сердце Стаи не рассердится на нас.  Лучше  жить  вместе.  Он
немного помедлил. Ты бы предпочел разделить жизнь с самкой?
   Это моя слабость. Я слишком многого хочу.
   Он посмотрел на меня.
   Ты слишком многое любишь. Моя жизнь гораздо проще.
   Он любил только меня.
   Это верно. Единственная трудность, которая у меня есть, - та, что  ты
никогда в это не поверишь.
   Я тяжело вздохнул. Ночной Волк внезапно чихнул, потом отряхнулся.
   Мне не нравится эта мышиная пыль. Но прежде чем я уйду, почеши своими
ловкими руками у меня за ушами. Мне трудно сделать это как  следует,  не
оставив царапин.
   И я почесал ему за ушами, и под подбородком, и затылок, после чего он
завалился на бок, как щенок.
   - Псина, - сказал я ему с чувством.
   За это оскорбление ты заплатишь!
   Он вскочил на ноги, сильно укусил меня за плечо, скользнул в дверь  и
исчез. Я засучил рукав и увидел глубокие белые вмятины, которые едва  не
кровоточили. Волчий юмор.
   Короткий зимний день угас. Я вернулся в замок и заставил себя  пройти
через  кухню,  чтобы  дать  поварихе  возможность  пересказать  мне  все
сплетни. Я набивал желудок  сливовым  пудингом  и  бараниной,  пока  она
тараторила о возможном выкидыше  у  королевы  и  о  том,  как  стражники
пробивались в покои короля, после того  как  часовой  внезапно  умер  от
апоплексического удара.
   - Принц Регал все время беспокоился и торопил их,  поскольку  боялся,
что с королем что-то случилось. А когда они вошли, король,  несмотря  на
весь этот шум, спал как младенец, сир. И так крепко  спал,  что  они  не
смогли разбудить его, чтобы сказать, зачем разрубили дверь.
   - Удивительно, - согласился я, и она продолжала рассказывать обо всем
происходящем в замке. Я узнал, что в эти дни все говорили  о  том,  кого
берут, а кого не берут в Тредфорд. Повариха  должна  была  ехать  -  она
пекла такие вкусные крыжовенные  пирожные  и  слоеные  булочки.  Она  не
знала, кто будет готовить здесь, но полагала, что кто-то из  гвардейцев.
Регал сказал, что она может взять все кастрюли, которые пожелает, и  она
благодарна ему за это, но ей будет не хватать баккипского очага,  потому
что она никогда не встречала ничего лучшего. Тут отличная тяга, а крючки
для мяса сделаны на нужной высоте. Я слушал ее  и  ждал,  когда  же  она
перейдет к менее значительным,  по  ее  мнению,  событиям  своей  жизни.
Стража королевы, как я узнал, останется в  Баккипе,  так  же  как  и  те
немногие, кто  по-прежнему  носил  цвета  личной  стражи  короля  Шрюда.
Поскольку  солдаты  потеряли  право  находиться  в  его  комнатах,   они
превратились в унылый и разочарованный отряд. Но Регал настаивал,  чтобы
эти  группы  солдат  остались   и   сохранили   видимость   королевского
присутствия в Баккипе. Розмэри должна была уехать, как и ее мать, но это
никого не удивляло, поскольку все знали, кому они прислуживают.  Федврен
не ехал. Так же, как и Меллоу.  Вот  чьего  голоса  Кетриккен  будет  не
хватать, но в конце концов она, наверное,  привыкнет  к  птичьему  пению
чужеземцев.
   Она и не подумала спросить, еду ли я.
   Поднимаясь в свою комнату, я пытался представить себе,  каким  станет
Баккип. Высокий Стол опустеет. Нам будут подавать простую лагерную пищу,
которую лучше всего умеют готовить  солдатские  повара,  -  пока  хватит
запасов. Я предполагал, что мы будем есть дичь и  морские  водоросли  до
наступления лета. Я беспокоился больше за Пейшенс и Лейси, чем за  себя.
Грубые помещения и грубая еда  не  смущали  меня,  но  они  к  этому  не
привыкли. По крайней мере,  тут  останется  Меллоу,  чтобы  радовать  их
своими  песнопениями.  Конечно,  если  только  в  таком   отдалении   от
королевского двора им не овладеет меланхолия. И Федврен. Наверное, будут
дети,  которых  нужно  учить,  и  они  с  Пейшенс,  возможно,   займутся
приготовлением бумаги. Я старался храбро принять настоящее, чтобы  таким
образом найти для нас какое-то будущее.
   - Где ты был, бастард? - из дверей  навстречу  мне  внезапно  шагнула
Сирен. Она ожидала, что я  вздрогну.  Но  мой  Уит  предупредил  меня  о
чьем-то присутствии. Я не вздрогнул.
   - Выходил.
   - Ты пахнешь собакой.
   - Ну, у меня есть маленькое оправдание. Я и был с собаками.  С  теми,
которые еще остались в конюшнях.
   Ей потребовалось всего мгновение, чтобы обнаружить  в  моем  вежливом
ответе замаскированное оскорбление.
   - Ты пахнешь собакой, потому что сам больше  чем  наполовину  собака,
звериный колдун!
   Я чуть было не сказал что-нибудь нелестное по поводу  ее  матери,  но
внезапно на меня нахлынули воспоминания детства.
   - Помнишь, как твоя мать заставляла тебя носить темный фартук,  когда
мы учились писать, потому что ты все время разливала чернила?
   Она  угрюмо  смотрела  на  меня,  обдумывая  этот  вопрос  и  пытаясь
обнаружить какой-нибудь подвох.
   - Что с того? - спросила она  наконец,  не  в  силах  пропустить  мое
замечание мимо ушей.
   - Ничего. Просто я это  помню.  Было  время,  когда  я  помогал  тебе
правильно писать хвостики букв.
   - Это не имеет ничего общего с сегодняшним днем, - огрызнулась она.
   - Нет. Это моя дверь. Ты собираешься зайти ко мне?
   Она плюнула - плевок не задел меня, но  угодил  прямо  в  мои  двери.
Почему-то я решил, что она не сделала бы  этого,  если  бы  не  покидала
Баккип вместе с Регалом. Замок не был больше ее домом,  и  она  считала,
что вправе пачкать его, прежде чем уедет отсюда. Это  о  многом  сказало
мне. Она не собиралась сюда возвращаться.
   В своей комнате я  тщательно  проверил  замки  и  задвинул  дверь  на
тяжелый засов. Потом я убедился, что окно хорошо закрыто ставнями. После
этого я заглянул под кровать и сел  наконец  в  кресло  у  очага,  чтобы
подремать, пока меня не позовет Чейд.
   Меня разбудил стук в дверь.
   - Кто там? - крикнул я.
   - Розмэри. Королева хочет видеть вас.
   К тому времени, когда я отпер замки и засовы,  девочка  уже  убежала.
Она была всего лишь ребенком, но меня  все-таки  рассердило,  что  такое
сообщение выкрикивают через дверь. Я быстро  привел  себя  в  порядок  и
поспешил  в  покои  королевы.  Проходя  мимо  покоев  короля,  я  увидел
печальные  обломки,  которые  некогда  были  дверью  в  спальню   Шрюда.
Здоровенный гвардеец стоял на страже - парень из  Внутренних  Герцогств,
которого я не знал.
   Королева Кетриккен лежала на диване у очага. Несколько дам беседовали
в разных углах комнаты, но около королевы никого не было. Глаза ее  были
закрыты. Она выглядела такой усталой, что  я  подумал,  не  ошиблась  ли
Розмэри. Но леди Хоупфул сделала мне знак подойти к королеве и  принесла
низкую скамеечку, на которую я мог сесть. Она предложила мне чашку  чая,
и я с благодарностью согласился. Как только леди Хоупфул ушла  за  чаем,
Кетриккен открыла глаза.
   - Что теперь? -  спросила  она  так  тихо,  что  мне  пришлось  низко
наклониться к ней, чтобы расслышать ее вопрос.  Я  искоса  посмотрел  на
нее.
   - Шрюд спит. Но  он  не  может  спать  вечно.  То,  чем  его  опоили,
перестанет действовать, а когда это  произойдет,  мы  снова  окажемся  в
опасном  положении.  Последует  церемония  назначения  будущего  короля.
Возможно, принц будет занят этим. Ему придется проследить  за  тем,  как
шьют новые костюмы, примерить их и позаботиться обо всех мелких деталях,
которые он так любит. Это может  на  некоторое  время  удержать  его  от
посещений короля.
   - А потом?
   Леди Хоупфул вернулась с моим чаем. Я взял чашку,  пробормотав  слова
благодарности, а леди Хоупфул  пододвинула  кресло  и  села  около  нас.
Королева Кетриккен слабо улыбнулась и спросила, нельзя ли принести и  ей
чашечку. Я был почти пристыжен тем, как поспешно вскочила леди  Хоупфул,
услышав просьбу своей королевы.
   - Я не знаю, - шепнул я, отвечая на предыдущий вопрос Кетриккен.
   - Я знаю. Король будет в безопасности в Горном Королевстве. Его будут
почитать и защищать, и, может быть, Джонки будет знать...  О,  благодарю
вас, Хоупфул. - Кетриккен взяла  чашку  и  пригубила  ее.  Леди  Хоупфул
уселась в кресло.
   Я улыбнулся и заговорил, тщательно выбирая слова, веря, что Кетриккен
поймет меня.
   - Но ведь это так далеко от нас, моя королева. А погода в  это  время
года очень суровая. К тому времени, когда гонец доберется туда и разыщет
лекарство вашей матери, будет уже почти лето. Есть  и  другие  места,  в
которых могут найтись хорошие средства для вас, Бернс или  Риппон  могут
предложить их, если мы попросим. Вы знаете, что достойные герцоги  ни  в
чем не смогут отказать вам.
   - Я  знаю,  -  Кетриккен  устало  улыбнулась.  -  Но  у  них  столько
собственных проблем сейчас, что мне не хотелось бы обременять их  своими
просьбами. Кроме того, корень, который мы называем "живи долго",  растет
только в горах. Я думаю, что храбрый гонец может туда пробраться. -  Она
снова прихлебнула чаю.
   - Но кого нам послать с таким поручением? Ах, вот это самое  трудное,
- заметил я. Она,  конечно,  понимает,  что  нельзя  отправить  больного
старика зимой в горы. Он  не  сможет  ехать  один.  -  Необходимо  найти
человека достаточно надежного и обладающего сильной волей.
   - Тогда это должна бы