Раньше она никогда не спрашивала.
   - О, - ответила она и открыла дверь. Я проскользнул внутрь и запер ее
за собой, а она прошла к очагу. Она склонилась к огню и подбавила  дров,
которые были совершенно не нужны. На меня она не смотрела. На  ней  было
ее синее платье служанки, волосы ее все еще были уложены.  Каждая  линия
ее тела предостерегала меня. Я снова попал в беду.
   - Мне жаль, что я не бывал здесь последнее время.
   - Как и мне, - коротко сказала Молли.
   Она была не очень-то расположена к приятной беседе.
   - Произошло много всякого, и я был очень занят.
   - Чем?
   Я вздохнул. Знал, к чему идет разговор.
   - Делами, о которых я не могу говорить.
   - Конечно, - несмотря на все спокойствие и холодность в ее голосе,  я
знал, что подо всем этим бурлит ярость. Одно неверное слово выпустит  ее
наружу. Так же, как и  молчание.  Так  что  можно  напрямик  задать  мой
вопрос.
   - Молли, причина, по которой я пришел сегодня...
   - О, я знала, что должна быть какая-то особенная  причина,  чтобы  ты
наконец появился. Единственное, что меня на самом деле удивляет,  это  я
сама. Почему я здесь? Почему каждый  день  после  работы  я  возвращаюсь
прямиком в свою комнату и жду, что ты вдруг придешь. Я могла бы заняться
чем-нибудь другим. В последнее время в этом замке хватает менестрелей  и
кукольников, принц Регал об этом позаботился. Я могла бы сидеть у одного
из очагов с другими слугами и наслаждаться  их  обществом,  вместо  того
чтобы торчать здесь в одиночестве. Или я могла  бы  делать  какую-нибудь
работу. Повариха разрешила мне пользоваться кухней, когда там  не  самое
горячее время. У меня есть  фитили,  травы  и  сало.  Мне  бы  следовало
использовать их, пока травы еще не выдохлись. Но нет, я здесь,  наверху,
на тот случай, что ты вспомнишь обо  мне  и  придешь  провести  со  мной
несколько минут.
   Я стоял, как скала, под сокрушительными волнами  ее  слов.  Больше  я
ничего не мог сделать. То, что она  говорила,  было  правдой.  Пока  она
переводила дыхание, я смотрел себе под ноги. Когда она снова заговорила,
ярость  в  ее  голосе  утихла  и  сменилась  чем-то  худшим  -  горем  и
растерянностью.
   -  Фитц,  это  так  трудно.  Каждый  раз,  когда  я  думаю,  что  уже
успокоилась, я заворачиваю за угол и обнаруживаю, что снова  надеюсь.  У
нас  никогда  ничего  не  будет,  правда?  Никогда  не  будет   времени,
принадлежащего только нам, никогда не будет места, в  котором  мы  будем
хозяевами. - Она опустила глаза, кусая нижнюю губу.  Когда  Молли  снова
заговорила, голос ее дрожал. - Я видела Целерити. Она красивая.  Я  даже
нашла повод, чтобы заговорить с ней. Я спросила,  не  нужно  ли  им  еще
свечей  для  их  комнат...  Она   ответила   застенчиво,   но   вежливо.
Поблагодарила меня за заботу - мало кто здесь  делает  это.  Она..,  она
славная. Леди. О, они никогда не дадут тебе разрешения жениться на  мне.
И сам ты не захочешь жениться на служанке.
   - Ты для меня не служанка, - ответил я тихо. - Я никогда так  о  тебе
не думал.
   - Тогда кто же я? Я не жена, - заметила она.
   - В моем сердце  -  жена,  -  сказал  я  горестно.  Это  было  жалким
утешением. Мне было стыдно, что она приняла  его,  подошла  и  уткнулась
лбом в мое плечо.  Несколько  мгновений  я  бережно  обнимал  ее,  потом
притянул ближе. Когда она прижалась ко мне, я тихо сказал ей в волосы:
   - Я хочу спросить тебя кое о чем.
   - О чем?
   - Ты.., ждешь ребенка?
   - Что? - она отстранилась, чтобы посмотреть мне в лицо.
   - Ты носишь моего ребенка?
   - Я.., нет. Нет, не ношу... Почему ты вдруг спросил?
   - Мне просто пришло в голову. Вот и все. Я хотел сказать...
   - Я знаю, что ты хотел сказать. Если бы мы были женаты, а я  не  была
бы уже беременна, соседи начали бы качать головами, глядя на нас.
   - Правда? - Раньше эта мысль никогда не приходила  мне  в  голову.  Я
знал, что некоторые уже спрашивают, не бесплодна ли Кетриккен, если  она
не смогла  зачать  после  года  супружества,  но  вопрос  о  ее  ребенке
действительно касался каждого. Я никогда не  думал  о  том,  что  соседи
всегда с ожиданием наблюдают за новобрачными.
   - Конечно. К этому времени кто-нибудь наверняка уже предложил бы  мне
рецепт чая, полученный давным-давно от старушки-матери, или  порошок  из
клыка кабана, чтобы вечером подсыпать в твой эль.
   - В самом деле? - Я крепче прижал ее к себе, глупо улыбаясь.
   - Угу, - улыбнулась она в ответ. Улыбка медленно угасла. -  На  самом
деле, - сказала Молли тихо, - есть другие травы,  которые  я  использую,
чтобы быть уверенной, что не забеременею.
   Я уже почти забыл, как Пейшенс бранила меня в тот день.
   - Некоторые такие травы, как я слышал, могут повредить женщине,  если
принимать их слишком долго.
   - Я знаю, что делаю, - сказала она ровно. - А кроме того, какой у нас
выход? - добавила она.
   - Никакого.
   - Фитц. Если бы сегодня я сказала "да", если бы я  была  беременна..,
что бы ты сделал?
   - Не знаю. Я не думал об этом.
   - Подумай об этом сейчас, - умоляюще сказала она.
   Я медленно заговорил:
   - Думаю, что я каким-то образом нашел бы для тебя место..,  где-то...
(Я бы пошел к Чейду, я  бы  пошел  к  Барричу,  я  бы  молил  о  помощи.
Внутренне я онемел при мысли об этом.) Безопасное место. Не  в  Баккипе.
Может быть, вверх по реке. Я бы приезжал к  тебе,  когда  мог.  Каким-то
образом я бы заботился о тебе.
   - Ты бросил бы меня, вот  что  ты  сказал.  Меня  и  нашего..,  моего
ребенка.
   - Нет! Я спрятал бы тебя в надежном  месте,  где  никто  не  стал  бы
позорить тебя или насмехаться над тобой за то, что у тебя есть  ребенок,
но нет мужа. И, когда я смог бы,  я  приезжал  бы  к  тебе  и  к  нашему
ребенку.
   - Ты никогда не допускал, что ты поедешь с нами? Что мы прямо  сейчас
можем уехать из Баккипа, ты и я, и подняться вверх по реке?
   - Я не могу оставить Баккип. Я уже объяснил это тебе всеми способами,
которые мог придумать.
   - Я знаю. Я пыталась понять, но не смогла.
   - Работа, которую я делаю для короля, такова, что...
   - Перестань ее делать. Пусть этим займется кто-нибудь другой. Поезжай
со мной, и мы будем жить нашей собственной жизнью.
   - Я не могу. Это не так просто. Мне не позволят уехать.
   Каким-то образом мы отошли друг от друга. Она сложила руки на груди.
   - Верити уехал. Почти никто не верит, что он  вернется.  Король  Шрюд
слабеет с каждым днем, и  Регал  готовится  стать  королем.  Если  Регал
испытывает к тебе хотя бы половину тех чувств,  о  которых  ты  говорил,
почему же ты хочешь остаться здесь? Почему он этого хочет? Фитц, неужели
ты не видишь, что все разлетается на части? Ближние острова  и  Ферри  -
только начало. Пираты на этом не остановятся.
   - Тем больше причин для  меня  оставаться  здесь.  Чтобы  работать  и
чтобы, если потребуется, сражаться за всех наших людей.
   - Один человек не может остановить это,  -  заметила  Молли.  -  Даже
такой упрямый, как ты. Почему бы тебе не отбросить твое упрямство  и  не
начать сражаться за нас? Почему мы  не  можем  убежать  вверх  по  реке,
внутрь страны, подальше от пиратов, к нашей собственной жизни? Почему мы
должны отказываться от всего ради безнадежного дела?
   Я не мог поверить, что слышу такое от нее. Если бы это сказал я,  это
было бы изменой. Но она говорила так, словно речь шла о простом  здравом
смысле, словно она, я и ребенок, которого пока что нет, были важнее, чем
король и Шесть Герцогств, вместе взятые. Так я и сказал.
   - Хорошо, - ответила она, глядя мне прямо в глаза, - это правда.  Для
меня. Быть с мужем - с тобой - и с ребенком  было  бы  для  меня  важнее
всего на свете.
   И что я мог ответ ить на это? Я пытался говорить  правду,  зная,  что
это ее не удовлетворит.
   - Ты была бы так же важна для меня. Ты и  сейчас  так  же  важна  для
меня. И это еще одна причина, по которой я остаюсь. Ты слишком важна для
меня, чтобы бежать и прятаться. Я должен защищать тебя.
   - Защищать? - голос ее поднялся до визга. - Ты поймешь  когда-нибудь,
что мы недостаточно сильны, чтобы защитить себя? Я знаю, я стояла  между
пиратами и детьми моих родственников и едва уцелела. И ты говоришь мне о
защите, зная, что я это сделала?
   Я молчал. Не только потому, что ее слова  ранили  меня.  Они  ранили,
глубоко. Но она возвратила мне воспоминания о девочке, которую я  держал
на коленях, глядя на кровь, струившуюся по ее холодеющей руке. Я не  мог
вынести мысли о том, что мне когда-нибудь придется пережить  это  снова,
но от этой мысли нельзя было спрятаться.
   - Нам некуда бежать, Молли. Мы останемся здесь и будем  сражаться  до
победы или будем убиты, когда битва будет проиграна.
   - В самом деле? - спросила она холодно. - А это  не  значит,  что  ты
просто ставишь свою преданность королю выше всего, что есть между нами?
   Я не мог встретить ее взгляда. Она фыркнула.
   - Ты в точности такой же, как Баррич. Ты даже не знаешь, как похож на
него!
   - Как Баррич? - у меня не было слов. Я был потрясен, что  она  вообще
это сказала, не говоря уж об обвинительных нотках в ее голосе.
   - Да, - отрезала она.
   - Потому что  я  верен  своему  королю?  -  Я  все  еще  цеплялся  за
соломинку.
   - Нет. Потому что ты ставишь своего короля выше своей женщины..,  или
своей любви. Или своей собственной жизни.
   - Я не знаю, о чем ты говоришь!
   - Вот! Видишь! Ты действительно не знаешь! А разговариваешь так,  как
будто  знаешь  все  тайны  мира  и  слышал  обо  всех  важных  событиях,
произошедших когда-нибудь. Так что ответь мне: почему Пейшенс  ненавидит
Баррича?
   Теперь я был  совершенно  растерян.  У  меня  не  было  ни  малейшего
представления, какое это могло иметь отношение к чему-то плохому во мне,
но  я  знал,  что  Молли  видит  здесь  какую-то  связь.   Я   осторожно
предположил:
   - Из-за меня. Она думает, что Баррич подавал Чивэлу дурной пример.  И
благодаря этому я был зачат.
   -  Вот.  Видишь.  Вот  какой  ты  глупый.  Ничего  подобного.   Лейси
рассказала мне как-то ночью.  Немного  чересчур  ягодного  вина  -  и  я
заговорила о тебе, а Лейси - о Пейшенс и Барриче. Раньше Пейшенс  любила
Баррича, ты, балбес. Но он отказался от нее. Он сказал, что любит ее, но
не может жениться на ней, даже если ее отец под  ее  давлением  даст  ей
разрешение на брак. Потому что он уже присягнул жизнью  и  мечом  своему
господину. И он не думает, что сможет служить обоим. О, он хотел бы быть
свободным, чтобы жениться на ней, и  хотел  бы,  чтобы  клятвы  не  были
принесены до их встречи. Но тем не менее он не может на ней жениться. Он
сказал ей что-то глупое насчет того, что как бы ни старалась лошадь, она
может носить только одно седло. И тогда  Пейшенс  заявила  ему:  "Ладно,
убирайся. Иди за своим господином, который для тебя важнее, чем я". И он
так и сделал, и ты сделал бы так же, если бы я велела тебе  выбирать.  -
На ее щеках горели яркие пятна. Она вскинула голову и повернулась ко мне
спиной. Итак, вот она - связь с моей виной. У меня  закружилась  голова,
когда кусочки фраз и обрывки рассказов внезапно встали на место. История
Баррича о первом знакомстве с Пейшенс. Она сидела на яблоне и попросила,
чтобы он вынул занозу из ее ноги. Вряд ли женщина будет просить об  этом
своего  жениха.  Но  непосредственная  молодая  девушка   вполне   может
обратиться с такой просьбой к молодому человеку, который ей нравится.  И
его реакция той ночью, когда я говорил с ним о Молли  и  Пейшенс,  а  он
повторил слова о седлах и упряжи.
   - Чивэл знал что-нибудь об этом? - спросил я.
   Она повернулась и взглянула на меня. Было очевидно, что она ждала  от
меня не этого вопроса. Она не могла устоять и не закончить свою историю.
   - Нет. Я думаю, нет.  Когда  Пейшенс  познакомилась  с  ним,  она  не
представляла себе, что он лорд Баррича. Баррич никогда  не  говорил  ей,
какому лорду он давал обет. Сначала у Пейшенс ничего не было с  Чивэлом.
В ее сердце был только Баррич. Но Чивэл был настойчив. И, судя по  тому,
что говорит Лейси, он любил ее до безумия. Он завоевал ее сердце. Только
после того, как она согласилась выйти за него  замуж,  она  узнала,  что
Чивэл был господином Баррича.  И  то  только  потому,  что  он  приказал
Барричу выдрессировать лошадь специально для нее.
   Я внезапно вспомнил Баррича в конюшне, разглядывающего кобылу Пейшенс
и говорящего, что он объезжал эту лошадь. Я подумал,  знал  ли  он,  что
готовит Шелк для женщины, которую он любил, в  качестве  подарка  от  ее
жениха.  Бьюсь  об  заклад,  так  оно  и  было.  Я  всегда  думал,   что
презрительное отношение Пейшенс  к  Барричу  было  вызвано  ревностью  к
Чивэлу.  Теперь  этот  треугольник  оказался  еще  более   странным   и,
безусловно, более мучительным. Я закрыл глаза и потряс головой, думая  о
несправедливости мира. "Ничто никогда не бывает  простым  и  хорошим,  -
сказал я сам себе. -  Всегда  где-нибудь  найдется  горькая  пилюля  или
кислое зернышко".
   Да. Ярость Молли, по-видимому, внезапно угасла. Она села на  кровать,
и когда я подошел и сел рядом с ней, она не оттолкнула меня. Я  взял  ее
руку и задержал в своей ладони. Тысячи мыслей смешались у меня в голове.
Как  Пейшенс  ненавидела  пьянство  Баррича.  Как  Баррич  вспоминал  ее
маленькую собачку и то, как она всегда носила ее с собой  в  корзиночке.
Усердие, с которым он всегда следил за своей  внешностью  и  поведением.
"Если ты не можешь видеть женщину, это  не  значит,  что  она  не  может
видеть тебя". О, Баррич! Лишнее время, которое он все еще отдавал чистке
лошади, на которой она теперь так редко ездила. По крайней мере, хотя бы
Пейшенс вышла замуж  за  любимого  человека  и  получила  несколько  лет
счастья, пусть и омраченного  политикой.  Но  все  равно  несколько  лет
счастья. Что будет у  меня  и  Молли?  Только  то,  что  сейчас  есть  у
Баррича?
   Она прижалась ко мне, и я долго обнимал ее. Вот и  все.  Почему-то  в
этом безмолвном объятии в ту ночь мы были так близки, как  не  были  уже
очень давно.

21
ТЕМНЫЕ ДНИ

   Король Горного Королевства Эйод занимал трон на протяжении  всех  лет
войны с красными кораблями. После смерти старшего сына короля -  Руриска
- его единственной наследницей оставалась  дочь  Кетриккен.  Она  должна
была стать королевой, или "жертвенной", как говорят в горах, после ухода
ее отца. Таким образом, ее брак с Верити  означал  не  только  появление
надежного союзника в тылу, но также обещал,  что  впоследствии  "седьмое
герцогство"  присоединится  к  королевству   Шести   Герцогств.   Горное
Королевство граничило только с двумя Внутренними Герцогствами, Тилтом  и
Фарроу, и это делало территориальную целостность Шести Герцогств  особой
заботой Кетриккен. Она  была  воспитана  "жертвенной".  Ее  долг  своему
народу был самым важным долгом в  ее  жизни.  Когда  она  стала  будущей
королевой Верити, народ Шести Герцогств стал ее собственным. Но то,  что
в  случае  смерти  ее  отца  горный  народ  снова  будет   называть   ее
"жертвенной", не могло не волновать ее. Как смогла бы она исполнять свой
долг, если бы Фарроу и Тилт стояли между ней и ее народом не в  качестве
части Шести Герцогств, а в качестве враждебного государства?

   На следующий день разыгрался  сильный  шторм.  Он  был  проклятием  и
благословением. По всему побережью в такой день можно  было  не  бояться
пиратов, но в одном замке оказались запертыми  две  разные  по  величине
группы возбужденных солдат. Повсюду в  замке  чувствовалось  присутствие
герцога Бернса и было совершенно незаметно присутствие Регала. Когда  бы
я ни забрел в Большой зал, герцог Браунди был там, неустанно  расхаживая
взад-вперед или холодно глядя в  один  из  горящих  очагов.  Его  дочери
ходили за ним по пятам, как сторожевые барсы. Целерити и Вера  были  еще
молоды и не могли скрыть нетерпения и гнева. Браунди просил  официальной
аудиенции у короля. Чем дольше его заставляли ждать,  тем  сильнее  было
нанесенное оскорбление. Это умаляло важность того, что привело его сюда.
То, что герцог все еще находился в Большом зале, было явным  знаком  его
сторонникам, что король до сих пор не счел нужным поговорить  с  ним.  Я
видел, что котел медленно начинает  закипать,  и  думал,  кто  же  будет
ошпарен сильнее всех, когда кипяток хлынет через край.
   Я в четвертый раз совершал осторожный осмотр комнаты, когда появилась
Кетриккен. Она была одета просто:  длинное  прямое  пурпурное  платье  и
мягкая белая накидка. Ее волосы были  распущены  и  свободно  лежали  на
плечах. Она вошла со  своим  обычным  пренебрежением  к  церемониям.  Ее
сопровождали только маленькая служанка  Розмэри,  леди  Модести  и  леди
Хоупфул. Даже сейчас, когда она немного сблизилась со своими  леди,  она
не забыла о том, что эти две дамы не оставили ее в  дни  одиночества,  и
часто оказывала им честь, приглашая сопровождать ее.  Я  не  думаю,  что
герцог Браунди узнал свою будущую королеву в этой просто одетой женщине,
которая подошла прямо к нему.
   Она улыбнулась и приветственно  подняла  руку.  Таким  образом  горцы
обычно приветствовали своих друзей.  Я  сомневаюсь,  что  она  понимала,
какую честь оказывает ему или как много сделал этот простой жест,  чтобы
смягчить для него горечь ожидания. Я уверен, что один видел усталость на
ее лице и круги у нее под  глазами.  Вера  и  Целерити  были  немедленно
очарованы таким вниманием к их отцу. Чистый голос Кетриккен разнесся  по
Большому залу. Он был слышен у каждого очага. Как она и хотела.
   - Я навещала нашего короля дважды этим утром. Сожалею, что  оба  раза
он был.., нездоров. Надеюсь, что это ожидание не показалось вам  слишком
долгим. Я знаю, что вы захотите говорить о вашей трагедии  и  обо  всем,
что следует сделать, чтобы помочь вашему народу,  с  самим  королем.  Но
сейчас, пока он отдыхает, я  подумала,  что  вы,  может  быть,  захотите
присоединиться ко мне, чтобы немного подкрепиться.
   - С удовольствием, моя леди, королева, -  ответил  Браунди.  Она  уже
многое сделала, чтобы пригладить его взъерошенные перья. Но  он  не  был
человеком, которого легко можно очаровать.
   - Я рада, - ответила Кетриккен. Она повернулась и  слегка  нагнулась,
чтобы шепнуть что-то Розмэри. Маленькая служанка кивнула, повернулась  и
убежала быстро, как  кролик.  Все  заметили  ее  уход.  Через  несколько
мгновений она вернулась, на  этот  раз  во  главе  процессии  слуг.  Они
принесли  и  поставили  перед  большим  очагом  стол.  Была   расстелена
белоснежная скатерть, а в центре  стола  установили  миску  с  одним  из
маленьких садиков Кетриккен. Появился отряд  кухонных  слуг,  каждый  из
которых ставил на стол кубок с вином или блюдо с поздними фруктами  либо
конфетами. Это было так великолепно  организовано,  что  казалось  почти
волшебством. В один миг столы были накрыты, гости рассажены, и Меллоу со
своей лютней, уже что-то напевая, вошел в Большой зал. Кетриккен кивнула
своим леди, предлагая присоединиться к ним,  а  потом  заметила  меня  и
пригласила тоже. Она позвала и других, сидевших у очагов, отбирая их  не
по происхождению или богатству,  а  просто  потому,  что,  как  я  знал,
считала их  интересными  людьми.  Флетч,  знавший  множество  охотничьих
историй, и Шелле, девушка одного возраста с дочерьми Браунди, тоже  были
среди приглашенных. Кетриккен села по правую руку от  Браунди.  Я  снова
подумал,  что  она  не  понимает,  какую  честь  оказывает   ему   таким
расположением.
   Когда собравшиеся немного насладились едой  и  беседой,  она  сделала
знак Меллоу, чтобы он бренчал немного потише, и просто сказала:
   - Мы слышали только голые факты ваших новостей. Не поделитесь ли вы с
нами тем, что выпало на долю Ферри?
   Браунди немного помедлил. Он пришел к королю со своей жалобой,  чтобы
тот выслушал ее и принял меры. Но как он мог отказать будущей  королеве,
которая так приветливо обошлась с  ним?  Браунди  на  мгновение  опусти