язей между нашими народами.
   - Вы знали моего отца? - глупо спросил я. Он улыбнулся мне:
   -  Конечно.  Мы  с  ним  вместе  вели   переговоры   о   возможностях
использования Прохода Синего Камня в Мунсее, когда он  впервые  узнал  о
вас. Когда наша дипломатическая миссия была закончена,  мы  сели,  чтобы
вместе поесть, и разговаривали как мужчина с  мужчиной  о  том,  что  он
теперь должен делать. Признаюсь, до сих пор не понимаю, почему он  счел,
что  не  должен  становиться  королем.  Обычаи  одного   народа   сильно
отличаются от обычаев другого. Однако с этой свадьбой  мы  должны  стать
ближе к тому, чтобы сделать из наших людей один народ. Вы  думаете,  это
бы обрадовало его?
   Руриск разговаривал только со мной, и то, что он пользовался  чьюрда,
было эффективным средством исключить Августа из нашей беседы.  Кетриккен
казалась очарованной. Лицо Августа за плечом Руриска окаменело. Потом  с
мрачной улыбкой чистейшей ненависти ко  мне  он  повернул  в  сторону  и
присоединился  к  группе,  окружавшей  Регала,  который  разговаривал  с
королем Эйодом. По какой-то причине ко  мне  теперь  было  обращено  все
внимание Руриска и Кетриккен.
   - Я не знал моего отца, но думаю, что он был бы доволен, увидев...  -
начал я, но в этот момент принцесса  Кетриккен  ослепительно  улыбнулась
мне:
   - Конечно, как я могла оказаться такой глупой? Вы тот, кого они зовут
Фитцем. Разве не вы обычно путешествуете с  леди  Тайм,  отравительницей
короля Шрюда? И разве вы не ее помощник? Регал говорил о вас.
   - Как мило с его стороны, -  бессмысленно  промямлил  я.  Понятия  не
имею, что еще мне было сказано и что я отвечал. Я мог только благодарить
судьбу за то, что не рухнул на месте. И про себя в первый раз  я  понял,
что-то, что испытываю к Регалу, гораздо больше, чем  просто  отвращение.
Руриск нахмурился, по-братски упрекая  Кетриккен,  и  потом  повернулся,
чтобы  поговорить  со  слугой,  срочно  требующим   от   него   каких-то
инструкций. Вокруг меня люди дружелюбно  переговаривались  среди  летних
красок и запахов, но я чувствовал  себя  так,  словно  все  внутри  меня
превратилось в лед. Я пришел в себя, когда  Кетриккен  дернула  меня  за
рукав.
   - Они там, - сообщила она мне, - или вы сейчас слишком устали,  чтобы
наслаждаться ими? Если вы сейчас хотите отдохнуть, это никого не обидит.
Я поняла так, что многие из вас слишком  устали  даже  для  того,  чтобы
дойти до города.
   -  Но  многие  не  устали  и  могли  бы   действительно   насладиться
возможностью не спеша пройтись по Джам-пи. Я слышал о Голубых фонтанах и
очень хочу увидеть их. -  Я  только  слегка  колебался,  говоря  это,  и
надеялся, что мои слова имеют хоть какое-нибудь отношение к тому, о  чем
она говорила. По крайней мере, это никак не касалось ядов.
   - Я прослежу, чтобы вас отвели к ним, может быть, сегодня вечером, но
сейчас пойдемте туда. - И без дальнейших формальностей она увела меня из
зала. Август посмотрел нам вслед, когда мы  уходили,  и  я  увидел,  как
Регал повернулся и сказал что-то,  наклонившись  к  Роуду.  Король  Эйод
вышел из толпы  и  милостиво  смотрел  на  всех  со  своего  помоста.  Я
удивился, почему Роуд не остался с лошадьми и другими  слугами,  но  тут
Кетриккен  отдернула  в  сторону  от  дверного  отверстия   раскрашенную
занавеску, и мы вышли из главной комнаты дворца.
   Мы оказались снаружи и пошли по каменной дорожке под аркой  деревьев.
Это были ивы, и их живые ветви были соединены и  перевиты  над  головой,
чтобы сформировать зеленый покров, защищающий от полуденного солнца.
   - И они защищают дорожку от дождя. По  крайней  мере  большинство  из
них, - добавила Кетриккен, заметив мой интерес. -  Эта  дорога  ведет  к
Тенистым садам.
   Они мои любимые. Но, может, сперва вы хотели бы посмотреть травы?
   - Я с удовольствием посмотрю любые сады, моя леди, - ответил я, и это
по крайней мере было правдой. Здесь,  вдалеке  от  толпы,  у  меня  было
больше возможностей разобраться со своими мыслями и обдумать, что делать
в моем скользком положении. Я с опозданием понял, что  принц  Руриск  не
выказывал никаких признаков ранения или болезни,  о  которых  докладывал
Регал. Мне нужно было выйти из этой ситуации и посмотреть на нее другими
глазами. Тут происходило нечто  большее,  гораздо  большее,  чем  я  мог
предположить. Но  я  с  усилием  оторвался  от  собственной  проблемы  и
сосредоточился  на  том,  что  говорила   мне   принцесса.   Она   четко
выговаривала слова, и я обнаружил, что беседовать с ней  гораздо  легче,
чем пытаться вникнуть в общий гул Большого зала. Она, по-видимому, очень
много знала о садах и дала мне понять,  что  это  не  хобби,  а  знание,
которое было ей необходимо как принцессе. Пока мы шли  и  разговаривали,
мне постоянно приходилось напоминать себе, что она принцесса и  обручена
с Верити. Я никогда прежде  не  встречал  женщины,  похожей  на  нее.  У
принцессы было тихое достоинство, совершенно непохожее  на  высокомерное
осознание своего положения, которое  я  часто  встречал  у  людей  более
высокого  рождения,  чем  я.  А  она,  не  задумываясь,  улыбалась   или
нагибалась, чтобы порыться  в  земле  вокруг  растения  и  показать  мне
какой-нибудь особенный корень, о котором она рассказывала. Она стирала с
корня землю, потом отрезала кусочек из середины клубня ножом, висевшим у
ее пояса, чтобы дать мне попробовать его на  вкус.  Она  показывала  мне
некоторые острые травы, которыми можно приправлять мясо,  и  настаивала,
чтобы я попробовал каждый  из  трех  вариантов,  потому  что,  хотя  эти
растения были очень схожи, ароматы их  резко  различались.  В  некотором
роде она напоминала Пейшенс, только без ее эксцентричности, а  с  другой
стороны, была похожа на Молли, но без той  грубоватости,  которую  Молли
вынуждена была приобрести, чтобы выжить. Как и Молли, она  разговаривала
со мной прямо и честно, как если бы  мы  были  ровней.  Я  подумал,  что
Верити эта женщина может понравиться гораздо больше, чем он ожидает.
   И все-таки другая часть меня беспокоилась о том, что Верити  подумает
о своей невесте. Его  вкусы  в  отношениях  с  женщинами  были  очевидны
каждому, кто достаточно общался с ним. А  те,  кому  он  улыбался,  были
обычно маленькими, круглыми, темноволосыми, часто кудрявыми,  с  детским
смехом и крошечными мягкими руками. Что  он  подумает  об  этой  высокой
светлой женщине, которая одевается просто, как служанка,  и  утверждает,
что очень любит ухаживать за своими садами? По мере течения нашей беседы
я выяснил, что она говорит об особенностях соколиной охоты и выращивании
лошадей так же свободно, как любой егерь. А когда я спросил ее, что  она
делает для  удовольствия,  последовал  рассказ  о  маленькой  кузнице  и
инструментах для обработки  металла,  и  она  приподняла  волосы,  чтобы
показать серьги,  которые  сделала  себе.  Тонко  выкованные  серебряные
лепестки цветка обхватывали  крошечный  драгоценный  камень,  как  каплю
росы. Я  говорил  когда-то  Молли,  что  Верити  заслуживает  знающей  и
деятельной жены, но теперь думал, не станет ли она  его  обманывать?  Он
будет уважать ее, это я знал, но что значит уважение между королем и его
королевой?
   Но я решил, что не стоит ломать над этим голову, а лучше сдержать мое
слово Верити. Я спросил ее, много ли  Регал  рассказывал  о  ее  будущем
муже, и она внезапно затихла. Я чувствовал, что мой  вопрос  смутил  ее.
Все же она ответила, что знает, что он будущий король  и  должен  решать
множество  проблем,  стоящих  перед  ним  и  его   государством.   Регал
предупредил ее, что Верити гораздо старше  ее,  он  простой  откровенный
человек, который может не  очень-то  интересоваться  ею.  Регал  обе-щал
всегда находиться при ней,  помогая  ей  адаптироваться,  и  делать  все
возможное,  чтобы  ей  не  было  одиноко  при   дворе.   Так   что   она
подготовлена...
   - Сколько вам лет? - порывисто спросил я.
   - Восемнадцать. - Она улыбнулась, увидев изумление на  моем  лице.  -
Из-за того, что я высокая,  ваши  люди  обычно  думают,  что  я  гораздо
старше, - доверительно сказала она.
   - Что ж, тогда вы моложе Верити. Но не так  сильно,  как  это  иногда
бывает между мужем и женой. Ему будет тридцать три этой весной.
   - Я думала, он гораздо старше, - удивилась она. - Регал объяснял, что
у них только отец общий.
   - Это правда, что Чивэл и Верити - оба сыновья первой королевы Шрюда.
Но между ними не такая  уж  большая  разница.  А  Верити,  когда  он  не
обременен государственными проблемами, не такой угрюмый и  суровый,  как
вы могли бы подумать. Он человек, умеющий посмеяться.
   Она посмотрела на меня искоса, как  бы  проверяя,  не  пытаюсь  ли  я
изобразить Верити лучше, чем он того заслуживает.
   - Это правда, принцесса. Я видел,  что  он  смеется  как  ребенок  на
кукольных  представлениях  во  время  праздника  Весны.  И   когда   все
собираются у яблочного пресса, чтобы делать  вино  из  паданцев,  он  не
остается в стороне. Но самым большим удовольствием для него всегда  была
охота. У  него  есть  волкодав  Леон,  которого  он  любит  больше,  чем
некоторые мужчины своих сыновей.
   - Но, - решила вмешаться Кетриккен, - это ведь раньше он  был  таким?
Потому что Регал говорит о нем как о человеке, выглядящем  старше  своих
лет, согнувшемся под бременем заботы о своем народе.
   - Согнут, как дерево под  снегом,  которое  выпрямляется  с  приходом
весны. Последнее, о чем он попросил меня перед отъездом, принцесса,  это
хорошо говорить вам о нем.
   Она быстро опустила глаза, как бы пытаясь скрыть от меня, что  у  нее
внезапно отлегло от сердца.
   - Я вижу другого человека, когда о нем говорите вы. - Она помолчала и
потом плотно сжала губы, запрещая себе  задать  вопрос,  который  я  все
равно услышал.
   - Я всегда видел в нем доброго человека. Настолько доброго, насколько
может  быть  добрым  человек,  облеченный  такой  ответственностью.   Он
исполняет свой долг очень серьезно и не станет увиливать от нужд  своего
народа. Вот что послужило причиной того, что он не смог приехать сюда, к
вам. Он ведет бой с пиратами красных кораблей  и  не  может  делать  это
отсюда. Он отказывается от своих интересов как мужчина, чтобы  выполнить
долг принца. Не из-за душевного холода или отсутствия жизни в нем самом.
   Она снова странно посмотрела на меня, сдерживая улыбку, как будто то,
что я говорил ей, было сладчайшей лестью, словами, которым принцесса  не
могла верить.
   - Он выше меня, но не намного. Волосы у него очень темные, так же как
и борода, когда он ее отращивает. Глаза его тоже  темные,  но  когда  он
чем-то возбужден, они сияют.  Это  правда,  что  сейчас  в  его  волосах
появилась седина, которой вы не нашли бы год назад.  Также  правда,  что
его работа лишает его солнца и ветра, так что швы его рубашек больше  не
лопаются на плечах. Но мой дядя настоящий мужчина, и я верю, что,  когда
красные корабли будут отогнаны от наших берегов, он снова будет  скакать
верхом, кричать и охотиться со своей собакой.
   - Вы даете мне надежду, - пробормотала она и потом  выпрямилась,  как
будто проявила какую-то слабость. Серьезно глядя на меня, она спросила:
   - Почему Регал не говорит так о своем брате?  Я  думала,  что  еду  к
старику   с   дрожащими   руками,   настолько    обремененному    своими
обязанностями, что жена будет для него только еще одной из них.
   - Может быть, он... - начал я и не смог придумать  никакого  изящного
способа сказать, что Регал часто искажает истину, если это помогает  ему
в достижении цели. Клянусь жизнью, я не мог себе представить, какой цели
он собирался достичь, представляя Верити таким ужасным.
   - Может быть, он.., был.., не совсем честен, говоря и о других вещах?
- внезапно предположила Кетриккен.  Видимо,  что-то  тревожило  ее.  Она
набрала в грудь воздуха и внезапно стала более откровенной. - Был  вечер
у меня в комнате, когда мы обедали, и Регал, возможно, немного  чересчур
выпил. Он рассказывал о вас всякие истории, говорил, что вы некогда были
мрачным испорченным ребенком. Слишком амбициозным для своего  положения,
но с тех пор как  король  сделал  вас  своим  отравителем,  вы,  видимо,
удовлетворены своей участью. Он сказал, что такая работа  подходит  вам,
поскольку даже  мальчиком  вы  любили  подслушивать  и  подсматривать  и
выполняли другие тайные поручения. Так вот, я  говорю  это  вам  не  для
того, чтобы сказать гадость, а только для того, чтобы вы  знали,  что  я
сначала думала о вас. А на следующий день Регал  умолял  меня  поверить,
что это были винные пары, а не факты, которыми он делился  со  мной.  Но
одна вещь, которую он сказал в ту ночь, была для меня слишком  страшной,
чтобы совсем забыть о ней. Он сказал, что если король  пошлет  сюда  вас
или леди Тайм, так это для того, чтобы отравить моего брата, и  тогда  я
стала бы единственной наследницей Горного Королевства.
   - Вы говорите слишком быстро, - мягко упрекнул я ее, надеясь, что моя
улыбка не выглядит такой  дрожащей  и  слабой,  каким  я  себя  внезапно
почувствовал. - Я не понял того, что вы сказали. -  Я  отчаянно  силился
придумать, что ответить. Даже будучи совершенным лжецом, я находил такое
прямое столкновение неловким.
   - Простите. Но вы говорите на нашем языке так хорошо, почти как будто
выросли здесь. Почти как будто вы вспоминаете его, а не учитесь  заново.
Я постараюсь говорить медленнее. Несколько недель, нет, это было  больше
месяца тому назад,  Регал  пришел  ко  мне.  Он  спросил,  может  ли  он
пообедать со мной, чтобы мы могли узнать друг друга получше и...
   - Кетриккен! - это Руриск звал нас с дорожки, приближаясь  к  нам.  -
Регал просит, чтобы  ты  пришла  и  встретила  лордов  и  леди,  которые
проделали такой долгий путь, чтобы увидеть твою свадьбу.
   Вслед за ним спешила Джонки,  и  когда  вторая  волна  головокружения
настигла  меня,  мне  показалось,   что   она   выглядит   подозрительно
осведомленной, и я задумался, что предпринял бы Чейд, если бы кто-нибудь
послал отравителя ко двору короля Шрюда, чтобы устранить Верити. Слишком
очевидно.
   - Возможно, - внезапно предложила Джонки, - Фитц Чивэл захочет, чтобы
ему  сейчас  показали  Голубые   фонтаны.   Литресс   сказала,   что   с
удовольствием отвела бы его.
   - Может быть,  немного  позже,  -  выдавил  я  из  себя.  Я  внезапно
почувствовал себя уставшим. - Думаю, мне лучше поискать мою комнату.
   Никто из них не выглядел удивленным.
   - Могу я вам прислать немного вина? - вежливо спросила Джонки. - Или,
может быть, супа? Ваши спутники скоро будут  приглашены  к  трапезе,  но
если вы устали, не составит никакого труда принести вам еду.
   Годы учения не пропали зря. Я продолжал  стоять  прямо,  несмотря  на
внезапную резкую боль в желудке.
   - Это было бы очень любезно с вашей стороны, -  умудрился  выговорить
я. Быстрый поклон, который  я  заставил  себя  сделать,  был  изощренной
пыткой. - Уверен, что скоро присоединюсь к вам. И я извинился,  и  я  не
побежал, и не свернулся в комок, и не заскулил, как мне хотелось  бы.  Я
пошел, явно наслаждаясь растениями, назад, через сад, к дверям  Большого
зала. А троица наблюдала за мной и тихо переговаривалась между  собой  о
том, что все мы знали. У  меня  оставался  всего  один  шанс,  маленькая
надежда, что это  поможет.  Вернувшись  в  комнату,  я  вытащил  морские
водоросли, которые дал мне шут. Сколько времени, думал я, прошло  с  тех
пор, как я съел эти медовые пряники? Потому что я считал, что  именно  в
них было дело. Положившись на судьбу, я решил довериться кувшину воды  в
моей комнате. Что-то во мне говорило, что  это  глупо,  но  новые  волны
головокружения накатывали на меня, и я был не  в  силах  думать  дальше.
Дрожащими руками я  накрошил  слабительное  в  воду.  Сушеная  водоросль
впитала  воду  и  стала  зеленым  липким  комком,  который  я  умудрился
затолкать в себя. Я  знал,  что  это  опустошит  мой  желудок  и  кишки.
Единственный вопрос заключался в том, будет ли  это  достаточно  быстро,
или яд чьюрда уже слишком сильно распространился во мне.
   Я провел ужасный вечер, о котором мне  не  хотелось  бы  рассказывать
слишком подробно. Никто не пришел в мою  комнату  с  супом  и  вином.  В
моменты просветления я решил, что они не придут, пока не  убедятся,  что
яд подействовал. Утром, решил я. Они пошлют слугу, чтобы разбудить меня,
и он обнаружит, что я мертв. У меня было время до утра.
   Уже после полуночи я смог встать. Я вышел из своей комнаты. Мои  ноги
дрожали, но я сумел дотащиться до сада. Я нашел там резервуар с водой  и
пил до тех пор, пока не решил, что готов лопнуть. Я  пошел  дальше,  идя
медленно и осторожно, потому что у  меня  все  болело,  как  будто  меня
избили, и каждый шаг отдавался болью у меня в голове.  Но  постепенно  я
проковылял к месту, где фруктовые деревья  грациозно  выстроились  вдоль
стены. Как я и надеялся, ветки их были тяжелы от плодов. Я наполнил свой
камзол с большим запасом. Это я спрячу в своей  комнате,  чтобы  у  меня
была пища, которую  я  могу  безопасно  принимать.  Завтра,  в  какой-то
момент, я смогу спуститься вниз под предлогом того, что  хочу  проведать
Суути. В моих седельных сумках оставалось еще немного  сушеного  мяса  и
сухарей.  Я  надеялся,  что  этого  будет  достаточно  на  время   моего
пребывания в Джампи. И, возвращаясь в свою комнату, я размышлял  о  том,
что еще они предпримут, когда обнаружат, что яд  не  сработал.  О  траве
чъюрда каррим говорится так: "Лист, чтобы  спать,  два,  чтобы  смягчить
боль, три для быстрой смерти".
   К рассвету я  наконец  задремал  и  был  разбужен  принцем  Руриском,
отодвинувшим  служившую  дверью  занавеску.  Он  ворвался   в   комнату,
размахивая плещущимся графином. Свободное одеяние, развевавшееся  вокруг
него, выглядело как ночная рубашка. Я скатился  с  кровати  и  умудрился
встать так, чтобы кровать оказалась между нами. Я  был  загнан  в  угол,
болен и безоружен, не считая ножа у пояса.
   - Вы еще живы! - изумленно воскликнул он и протянул мне свою флягу. -
Скорее выпейте это.
   - Я бы лучше не стал, - сказал я ему, пятясь по мере его приближения.
Видя мою настороженность, он остановился.
   - Вы приняли яд, - сказал он осторожно, - это чудо Чранзули,  что  вы
еще живы. Тут слабительное, которое вымоет его из вашего  тела.  Примите
его, и, может быть, вы останетесь в живых.
   - В моем теле не осталось ничего, что надо было бы вымывать,  -  тупо
ответил я и схватился за стол, потому что меня начало трясти, - я  знал,
что меня отравили, когда уходил от вас прошлым вечером.
   - И вы ничего мне не сказали? - недоверчиво спросил он. Он повернулся
назад к двери, в которую робко заглядывала Кетриккен. Волосы ее  были  в
спутанных косичках, а глаза покраснели от слез. - Опасности больше  нет,
хотя в этом и нет твоей заслуги, - сказал ее брат  сердито,  -  пойди  и
сделай ему соленый бульон из вчерашнего мяса. И принеси сладкого пирога.
Достаточно для нас обоих. И чаю. Иди, глупая девчонка.
   Кетриккен убежала, как напуганный ребенок. Руриск указал на постель:
   - Пожалуйста, доверьтесь мне и сядьте, пока от вашей  дрожи  стол  не
опрокинулся. Я буду говорить с вами  откровенно.  У  нас  с  вами,  Фитц
Чивэл, нет времени для недоверия. Мы о многом должны поговорить, вы и я.
   Я сел не столько от возросшего доверия, сколько от страха, что  иначе
упаду. Безо всяких формальностей Руриск тоже сел в ногах кровати.
   - Моя сестра, - сказал он мрачно, - очень порывистый человек.  Бедный
Верити, боюсь, найдет в ней скорее ребенка, чем женщину. И во многом это
моя вина. Это я так испортил ее. Но хотя это объясняет ее  привязанность
ко мне, это все же  не  извиняет  отравления  гостя.  Особенно  в  канун
свадьбы с его дядей.
   - Полагаю, что мои чувства по этому поводу были бы примерно такими же
и в любой  другой  момент,  -  сказал  я,  и  Руриск