ихий стук в дверь заставил меня вскочить. Я быстро пересек  комнату,
улыбаясь самому себе. Я все еще улыбался, когда широко распахнул дверь.
   - Хорошо, ты уже встал! И почти одет. Судя  по  твоему  виду  прошлой
ночью,  я  боялся,  что  мне  придется  тебя  из  кровати   за   шиворот
вытаскивать!
   Это был Баррич,  умытый  и  причесанный.  Морщины  на  его  лбу  были
единственными видимыми следами разгула прошлой ночи. За прожитые  вместе
с ним годы я узнал, что каким бы свирепым ни было похмелье, он все равно
встанет и будет делать то, что должен. Я вздохнул.  "Не  выпрашивай  зря
четвертак, если знаешь, что ничего не получишь". Вместо этого я пошел  к
своему сундуку с одеждой и нашел чистую рубашку. Я натягивал ее,  следуя
за Барричем к башне Верити.
   Существует некий странный порог, физический и ментальный. Было  всего
несколько случаев в моей жизни, когда мне удавалось перешагнуть его,  но
каждый раз происходило что-то необычайное. Таким было  это  утро.  Когда
прошел час или около того, я стоял в башенной комнате Верити,  голый  по
пояс и вспотевший. Окна башни  были  открыты  зимнему  ветру,  но  я  не
чувствовал холода. Топор, который дал мне Баррич, был не  намного  легче
самого мира, а тяжесть присутствия Верити в моем сознании ощущалась так,
словно это выдавливало мой мозг. Я не мог больше держать топор поднятым,
чтобы защищаться. Баррич снова достал меня, и я только сделал  вид,  что
пытаюсь заслониться. Он играючи отбил мой удар и  легко  нанес  мне  два
ответных - не сильных, но и не мягких.
   - И ты помер, - сказал он мне и отступил. Он опустил топор на  пол  и
стоял, облокотившись на рукоять и тяжело  дыша.  Я  бросил  свой  топор.
Бесполезно.
   В моем сознании Верити был совершенно  неподвижен.  Я  бросил  взгляд
туда, где он сидел, глядя из окна  на  линию  горизонта.  Утренний  свет
резко освещал морщины на его лице и седину в волосах. Он сутулился.  Его
поза была зеркалом моих чувств. Я закрыл глаза, слишком  усталый,  чтобы
что-то делать. И  неожиданно  мы  слились.  Я  увидел  горизонты  нашего
будущего. Мы были страной, осажденной кровожадным врагом, который  хотел
только убивать и калечить. Это было единственной целью пиратов. У них не
было полей, которые нужно обрабатывать, детей, которых нужно защищать, и
стад, которые  надо  пасти,  -  ничего,  что  могло  бы  отвлечь  их  от
бесконечных грабежей. Но мы жаждали жить нашей обычной жизнью, в  то  же
самое время пытаясь защититься от них. А для  пиратов  красных  кораблей
обычной жизнью были грабежи. Этой  целенаправленности  было  достаточно,
чтобы уничтожить  нас.  Мы  не  были  воинами;  не  были  воинами  много
поколений. Мы не думали  как  воины.  Даже  наши  солдаты  были  обучены
сражаться против разумного  врага.  Как  мы  сможем  противостоять  этим
безумцам? Какое у нас есть оружие? Я огляделся. Я. Я, как Верити.
   Один человек. Один человек, превращающий себя в старика,  проходя  по
тонкой линии между защитой своего народа  и  пагубным  экстазом  Скилла.
Один человек,  пытающийся  поднять  нас  и  заставить  защищаться.  Один
человек с глазами, устремленными вдаль, в то время  как  мы  ссоримся  и
устраиваем заговоры. Это было бесполезно. Мы обречены.
   Прилив отчаяния нахлынул на меня. Я почти тонул. Оно  бурлило  вокруг
меня, но внезапно в самом центре я отыскал место, в котором  можно  было
стоять. Место, где сама бесполезность всего этого была  смешной.  Ужасно
смешной.  Четыре  маленьких  боевых  корабля,   еще   незаконченные,   с
необученными командами. Сторожевые башни и сигнальные огни, чтобы  звать
глупых защитников вперед, на бойню. Баррич с его топором и  я,  дрожащий
от холода. Верити, глядящий в  окно,  пока  Регал  опаивает  наркотиками
своего родного отца в надежде лишить его разума и унаследовать  все  это
безумие. Значит, все было совершенно бесполезно? Смех рвался из меня,  и
я не мог сдержать его. Я стоял, облокотившись на свой топор,  и  смеялся
так, словно мир был самой смешной вещью,  которую  я  когда-либо  видел.
Баррич и Верити с ужасом смотрели на меня. Очень слабая ответная  улыбка
искривила углы губ Верити. Свет в его глазах разделял мое безумие.
   - Мальчик? Ты в порядке? - спросил меня Баррич.
   - В порядке. В полном порядке, - ответил я им обоим, когда отсмеялся.
   Я заставил себя выпрямиться. Я тряхнул головой, и клянусь, что  почти
почувствовал, как мои мозги со щелчком встали на место.
   - Верити, - сказал я и притянул  его  сознание  к  своему.  Это  было
легко; это всегда было легко, но прежде я думал,  что  что-то  при  этом
будет потеряно. Мы не слились в одно существо, а вошли друг в друга, как
сложенные стопкой  тарелки  в  буфете.  Он  управлял  мной,  как  хорошо
упакованным тюком. Я набрал в грудь воздуха и поднял топор.
   - Еще раз, - сказал я Барричу.
   Когда он пошел на меня, я не позволил ему больше быть  Барричем.  Это
был человек с топором, пришедший убить Верити,  и  прежде  чем  я  успел
задержать удар, он уже лежал на полу.  Он  встал,  мотая  головой,  и  я
увидел, что он близок к ярости.  Снова  мы  сошлись,  и  я  снова  нанес
сокрушительный удар.
   -  Третий  раз,  -  сказал  он  мне,  и  улыбка  битвы  осветила  его
обветренное лицо. Мы снова сошлись в  головокружительной  схватке,  и  я
одолел его. Еще дважды мы бились, прежде чем  Баррич  внезапно  отступил
назад после одного из моих ударов. Он опустил свой топор на пол и стоял,
слегка наклонившись вперед, пока не отдышался.  Тогда  он  выпрямился  и
посмотрел на Верити.
   - Он понял, - сказал Баррич хрипло, - он ухватил самую  суть.  Не  то
чтобы он уже всех превзошел, муштра ему еще понадобится, но  вы  сделали
мудрый выбор для него. Топор - его оружие.
   Верити медленно кивнул:
   - А он - мое.

16
КОРАБЛИ ВЕРИТИ

   На третье лето войны с  пиратами  получили  боевое  крещение  военные
корабли Шести Герцогств.  Их  было  всего  четыре,  но  они  существенно
изменили тактику защиты  нашего  королевства.  Наши  стычки  с  красными
кораблями этой весной быстро  дали  нам  понять,  что  мы  почти  забыли
искусство боя. Пираты были правы: мы стали народом фермеров. Но мы  были
фермерами,  которые  приняли  решение  встать  и  сражаться.  Мы  быстро
обнаружили, что пираты - умелые и кровожадные  бойцы.  Ни  один  из  них
никогда не сдавался  и  не  был  взят  живым.  Возможно,  это  могло  бы
послужить ключом к разгадке природы "перековывания" и того, с чем мы  на
самом деле сражались. Но в то время это был слишком слабый намек, а  нам
было необходимо прежде всего уцелеть, и ни  о  чем  другом  задумываться
было некогда.
   Остаток  зимы  промелькнул  настолько  же  быстро,  насколько   долго
тянулись ее первые месяцы. Отдельные части моей жизни напоминали  теперь
бусины, а я  был  нитью,  пронизывавшей  их  все.  Полагаю,  если  бы  я
остановился и подумал, что мне приходится делать, чтобы держать  бусинки
разделенными, я бы счел это невозможным. Но я был тогда  молод,  гораздо
моложе, чем я полагал, и каким-то образом находил энергию  и  время  для
всего.
   Мой день начинался до рассвета занятиями с Верити.  По  меньшей  мере
два раза в неделю к нам присоединялся Баррич со своими топорами. Но чаще
всего мы были вдвоем с принцем. Он работал над моим Скиллом,  но  совсем
не так, как Гален. Он знал, как хочет меня  использовать,  и  тренировал
именно для этого. Я научился видеть его глазами и давать ему возможность
пользоваться моими. Я учился узнавать, когда он едва заметно привлекал к
себе мое внимание, и вести в уме постоянный комментарий всего того,  что
происходит вокруг. Для этого  я  покидал  башню,  сохраняя  в  себе  его
присутствие, как ястреба  на  руке,  и  занимался  своими  каждодневными
делами. Сначала я мог выдерживать связь Скилла всего несколько часов, но
по мере того как шло время, я стал целыми  днями  разделять  с  ним  мое
сознание. Однако это был не настоящий Скилл от меня к Верити,  а  связь,
внушенная прикосновением, которая должна была постоянно  обновляться.  И
все-таки я радовался, что способен хотя бы на это.
   Довольно много времени я  проводил  в  Саду  Королевы,  передвигая  и
поднимая скамейки, статуи и  горшки,  пока  наконец  Кетриккен  не  была
удовлетворена. В эти часы я всегда старался, чтобы Верити был со мной. Я
надеялся, что ему будет полезно увидеть свою королеву  такой,  какой  ее
видели другие, особенно когда  она  была  захвачена  устройством  своего
заснеженного сада. Сияющая, краснощекая  и  золотоволосая,  улыбчивая  и
оживленная - такой я показывал ее  ему.  Он  слышал,  как  она  свободно
говорила о том удовольствии, которое, как она надеялась, получит ее  муж
от этого сада. Предавал ли я доверие Кетриккен? Я твердо отбрасывал  все
сомнения. Также принц всегда был со мной, когда я наносил визиты Пейшенс
и Лейси.
   Я также старался быть с Верити вне замка и вообще  как  можно  больше
бывать на людях. С того  времени,  как  он  начал  свою  тяжелую  работу
Скиллом, он редко бывал среди простых людей,  хотя  когда-то  это  очень
нравилось ему. Я брал его в кухню и в караульную, в конюшни  и  вниз,  в
таверны Баккипа. Он, со своей стороны, показывал мне корабельные  верфи,
где я наблюдал, как корабельщики заканчивают свою работу. Позже я  часто
посещал док, где стояли корабли, и  разговаривал  с  командами,  которые
знакомились  со  своими  судами.  Я  постарался,  чтобы   он   узнал   о
недовольстве  людей,  считающих,  что  чужакам-островитянам  не  следует
разрешать работать на наших оборонительных судах. Всякому было ясно, что
эти люди имеют опыт в  обращении  с  гладкими  кораблями  пиратов  и  их
специальные знания делают наши корабли более надежными. Ясно было также,
что  многие  в  Шести  Герцогствах  негодуют  и  не   доверяют   горстке
эмигрантов, оказавшихся среди них. Я не был уверен в  том,  что  решение
Верити использовать их было разумным. Как бы то ни  было,  я  ничего  не
сказал о своих сомнениях,  а  только  показал  ему  недовольство  других
людей. Он также был со мной,  когда  я  приходил  к  Шрюду.  Я  научился
наносить визиты королю поздним утром или в середине дня. Волзед редко  с
легкостью пропускал меня, и всегда оказывалось, что в комнате был кто-то
другой: служанки, которых я не знал, или рабочий, якобы чинящий дверь. Я
с нетерпением ждал случая поговорить с королем наедине  по  поводу  моей
предполагаемой женитьбы. Шут был у короля всегда и держал свое слово  не
выказывать дружеского отношения ко мне в  присутствии  посторонних.  Его
злые насмешки, несмотря даже на то,  что  я  знал  их  цель,  все  равно
временами обижали и сердили меня.  Единственная  радость,  которая  меня
ожидала, это приятные перемены, появившиеся в спальне короля,  -  кто-то
насплетничал миссис Хести о состоянии его покоев.
   В разгар Зимнего праздника комнату наводнил огромный отряд служанок и
мальчиков на побегушках, так что сам праздник  пришел  прямо  к  королю.
Миссис Хести, уперев руки  в  бедра,  стояла  посередине  и  следила  за
уборкой, беспрерывно ругая Волзеда за то, что он  довел  все  до  такого
состояния. По-видимому, он уверял ее,  что  сам  следит  за  порядком  и
чистотой, пытаясь оградить короля от беспокойства.  Как-то  я  провел  в
монарших покоях очень веселый вечер, потому  что  вся  эта  деятельность
разбудила Шрюда, и вскоре он стал казаться  почти  прежним  королем.  Он
шикнул на миссис Хести, бранившую своих подопечных за небрежность, и сам
шутил с ними, в то время как слуги  выскребали  полы,  рассыпали  свежий
тростник и протирали мебель ароматическим маслом. Миссис Хести  навалила
на  короля  целую  гору  одеял  и  распорядилась  открыть  окна  и   все
проветрить. Она сердито фыркала  от  вида  пепла  и  курильниц.  Я  тихо
предложил, чтобы Волзед сам занялся чисткой всего  этого,  поскольку  он
лучше других знаком со свойствами трав. Он стал гораздо более  послушным
и покладистым человеком, когда вернулся с чистыми горшками.  Я  подумал,
знает ли он сам, какое действие его дым оказывает на Шрюда. Но если  эти
курения были не его выдумкой, тогда чьей? Мы с шутом не  раз  обменялись
многозначительными взглядами.
   Комната была не только выскоблена, но и украшена праздничными свечами
и гирляндами, вечнозелеными и голыми позолоченными  ветками,  увешанными
расцвеченными орехами. На щеках короля снова заиграл румянец.  Я  ощущал
тихое одобрение  Верити.  Когда  в  эту  ночь  король  спустился,  чтобы
присоединиться к нам в Большом зале, и потребовал  вызвать  его  любимых
музыкантов, я счел это личной победой.
   Конечно, некоторые мгновения целиком принадлежали мне - и  не  только
ночи с Молли. Как только мог часто, я  тайком  уходил  из  замка,  чтобы
пробежаться и поохотиться с моим волком. Поскольку  наши  сознания  были
связаны, я никогда полностью не отделялся от него, но простая  связь  не
дает  такого  удовлетворения,  как  совместная  охота.  Трудно  выразить
полноту ощущений двух созданий, слитых воедино во имя общей цели.  Такие
мгновения были поистине высшей точкой  нашей  связи.  Но  даже  когда  я
проводил целые дни не видя его, он оставался со  мной.  Его  присутствие
было  ароматом,  который  человек  сильно   чувствует,   когда   впервые
сталкивается с ним, но потом привыкает. Я знал  о  том,  что  он  где-то
рядом, по всяким мелочам.  Мое  обоняние  казалось  более  острым,  и  я
приписывал это способности волка ловить запахи ветра. Я становился более
чувствительным к присутствию людей  вокруг  меня,  словно  его  сознание
охраняло меня и возбуждало мелкие ощущения, на которые  иначе  я  бы  не
обратил  внимания.  Еда  казалась  острее,  духи  резче.  Я  пытался  не
распространять это на Молли. Я знал, что  он  со  мной,  но,  как  он  и
обещал, волк не делал  ничего,  что  могло  бы  дать  мне  знать  о  его
присутствии.
   Спустя месяц после окончания Зимнего праздника мне была предоставлена
новая работа. Верити сообщил, что хочет, чтобы я приступил к занятиям на
корабле. И в один прекрасный день я оказался на палубе "Руриска", и  мне
было определено место у весла. Капитан корабля открыто удивлялся, почему
это ему прислали ветку, когда он просил бревно. Я не мог обсуждать  этот
вопрос. Большинство остальных гребцов были мускулистые парни,  привычные
к морскому делу. Единственным шансом доказать, что я на  что-то  гожусь,
было обрушиться на свою работу со всей энергией, которую я мог  собрать.
По крайней мере я чувствовал удовлетворение, зная, что я не единственный
новичок здесь. Хотя люди на борту служили на других  судах,  все,  кроме
островитян, были новичками на военном корабле.
   Верити пришлось выискивать наших старейших кораблестроителей, которые
знали, как строить боевые  парусники.  "Руриск"  был  самым  большим  из
четырех кораблей, спущенных на воду во время  Зимнего  праздника.  Линии
этого корабля были гладкими и красивыми.  Низкая  осадка  позволяла  ему
скользить по спокойному морю, как жуку по поверхности пруда, или  резать
волны, как чайка. На двух других кораблях  обшивка  на  шпангоутах  была
прибита доска к доске, но "Руриск" и  его  младшая  сестра  "Констанция"
были обшиты внакрой. "Руриск" был построен  Мастфишем,  и  обшивка  была
очень хорошо подогнана, так что она могла противостоять  самым  свирепым
волнам. Щели законопатили просмоленной пенькой -  с  такой  любовью  был
построен этот корабль. Его сосновая мачта  поддерживала  льняной  парус,
укрепленный по бокам веревкой. Парус украшал олень Верити. Новые корабли
все еще пахли деревянной стружкой и просмоленной бечевой. Их палубы были
почти не поцарапаны, весла  чисты  по  всей  длине.  Скоро  у  "Руриска"
появится свой характер. Немного работы свайкой, чтобы легче было держать
весло, сплетенный  линь,  все  эти  мелкие  ссадины  хорошо  работающего
корабля. Но пока что корабль был таким же  зеленым,  как  мы.  Когда  мы
вывели его в море, он напомнил мне неопытного  всадника  на  только  что
объезженной лошади. Он шел боком, отскакивал  и  приседал  в  волнах,  а
потом, когда все мы уловили ритм, пошел вперед и начал прорезать  волны,
как покрытый жиром нож.
   Это Верити пожелал, чтобы я освоил новое для меня искусство гребца. Я
получил койку в кубрике, рядом с моими товарищами по команде. Я научился
быть скромным и незаметным, но энергично вскакивать по  первому  сигналу
побудки. Капитан был из Шести Герцогств, а его помощник -  островитянин.
И на самом деле это он учил нас обращаться с "Руриском" и демонстрировал
возможности корабля. На борту было еще  два  эмигранта  с  островов,  и,
когда мы не пытались овладеть искусством мореплавания и  не  обслуживали
корабль, эти трое собирались в  группу  и  тихо  переговаривались  между
собой. Я удивлялся, неужели они не видят, как это  раздражает  людей  из
Шести Герцогств. Моя койка была  недалеко  от  них,  и  часто,  когда  я
пытался заснуть, я чувствовал Верити, убеждавшего меня обратить внимание
на тихие слова незнакомого мне языка.  Так  я  и  делал,  зная,  что  он
разбирается в этих звуках лучше, чем я. Спустя некоторое время  я  начал
понимать, что язык этот не так уж сильно отличается от языка Герцогств и
что я сам могу  понять  кое-что.  Я  не  услышал  никаких  разговоров  о
предательстве  или  мятеже.  Только  тихие  грустные  слова  о   родных,
"перекованных" их же  соотечественниками,  и  горькие  клятвы  отомстить
своим же землякам. Они не так уж сильно отличались  от  находившихся  на
борту мужчин и женщин Шести Герцогств. Почти  у  каждого  члена  команды
находились родственники "перекованные". Я  виновато  размышлял,  сколько
этих потерянных душ отправил на тот свет. Это создало  некоторый  барьер
между мной и остальными членами команды.
   Несмотря на ярость зимних штормов, мы выходили в  море  почти  каждый
день. Мы проводили тренировочные бои друг с другом, отрабатывая  технику
захвата или тарана. И, кроме того,  мы  учились  прыгать  с  корабля  на
корабль так, чтобы не закончить свои дни в воде между ними. Наш  капитан
изо всех сил старался доказать нам наши преимущества. Враг, с которым мы
встретимся,  будет  далеко  от  своего  дома,  уставший  после   недель,
проведенных в море. Они будут жить на борту своих  кораблей,  измученные
суровыми условиями, в то время  как  мы  будем  отдохнувшими  и  сытыми.
Трудности их путешествия  будут  требовать  того,  чтобы  каждый  гребец
участвовал в сражении наравне с пиратами, в то время как мы можем  брать
дополнительных бойцов, которые будут использовать свои  луки  или  дадут
нам возможность брать на абордаж другое судно, не снимая никого с весел.
Часто я видел, что помощник капитана при этих словах  качал  головой.  А
наедине он рассказывал своим товарищам, что именно  трудности  пиратских
путешествий делали команду  свирепой  и  кровожадной.  Как  могли  сытые
фермеры надеяться  выстоять  против  испытанных  морем  пиратов  красных
кораблей?
   Раз в десять дней у меня бывал  выходной.  Это  время  я  проводил  в
замке. И редко мог  отдохнуть.  Я  ходил  с  докладом  к  королю  Шрюду,
детально описывая ему все,  что  делал  на  борту  "Руриска"  и  получая
удовольствие от интереса, который при этом  пробуждался  в  его  глазах.
Казалось, ему немного лучше, но все-таки это был не тот сильный  король,
которого я помнил с детства. Пейшенс и Лейси тоже ждали меня,  и,  кроме
того, я должен был навещать  Кетриккен.  Час  или  два  были  необходимы
Ночному Волку. Тайный поход в комнаты Молли, потом торопливые  извинения
- и назад, в  собственную  комнату,  где  я  ждал  вызова  Чейда.  Потом
рассвет, и быстрый доклад Верити, во время  которого  он  прикосновением
возобновлял нашу связь. Часто для меня  было  облегчением  вернуться  на
корабль и проспать целую ночь напролет.
   Наконец, когда зима уже подходила к концу, мне удалось поговорить  со
Шрюдом наедине.
   Я пошел к нему в один из тех дней, когда был свободен  от  службы  на
корабл