ись.  Но
каждая пряжка сопротивлялась моим  онемевшим  перетруженным  пальцам.  Я
стащил с ее спины седло и чуть не уронил его. С  уздечкой  мне  пришлось
возиться бесконечно долго, и яркий металл пряжек мелькал  у  меня  перед
глазами. Наконец я зажмурился и дал своим пальцам возможность поработать
самим. Когда я открыл глаза, у моего локтя был Хендс. Я  кивнул  ему,  и
уздечка выпала из моих безжизненных пальцев. Он  посмотрел  на  нее,  но
ничего не сказал. Вместо этого он налил Суути свежей  воды,  насыпал  ей
овса и притащил охапку сладкого сена, в котором  было  много  зелени.  Я
взял щетки Суути, но Хендс забрал их из моих непослушных рук.
   - Я сделаю это, - сказал он тихо.
   - Позаботься сперва о своей лошади, - возразил я.
   - Я уже сделал это, Фитц. Гляди. Ты не сможешь как следует  вычистить
ее. Дай-ка мне заняться ей. Ты еле стоишь. Пойди отдохни, - он  добавил,
почти весело:
   - В следующий раз ты сможешь вычистить для меня Стаутхарта.
   - Баррич  сдерет  с  меня  шкуру,  если  я  дам  кому-нибудь  другому
ухаживать за моей лошадью.
   - Нет, не сдерет. Он не дал бы ухаживать за животным  тому,  кто  еле
стоит на ногах, - заметил Баррич, появившийся у стойла. -  Оставь  Суути
Хендсу, мальчик. Он знает свою  работу.  Хендс,  пригляди  за  конюшней.
Когда закончишь с Суути, посмотри эту пеструю кобылу в южном крыле. Я не
знаю, кто ее хозяин и откуда она взялась, но она, кажется, больна.  Если
это так, пусть мальчики уведут ее от  других  лошадей,  и  вымой  стойло
уксусом. Я вернусь, как только провожу Фитца Чивэла  в  его  комнату.  Я
захвачу еду и мы поужинаем у меня. Да, и скажи  мальчику,  чтобы  разжег
огонь. Там, наверху, наверное, холодно, как в пещере.
   Хендс кивнул, уже занятый моей лошадью. К  носу  Суути  прилип  овес.
Баррич взял меня под руку.
   - Пошли, - сказал он так же, как сказал бы любой лошади. Я обнаружил,
что прислоняюсь к нему, пока мы шли вдоль длинного ряда стойл.  У  двери
он взял фонарь. После тепла конюшни ночь казалась холоднее и темнее, чем
раньше. Пока мы шли по замерзшей дорожке к кухне, снова пошел снег.  Мое
сознание  кружилось  и  уплывало  вместе  со  снежинками.  Я  почти   не
чувствовал ног.
   - Теперь все переменилось навеки,  -  сказал  я  в  ночь.  Мои  слова
затерялись в пушинках снега.
   - Что именно? - насторожился Баррич. Судя по его тону, он боялся, что
у меня снова начинается лихорадка.
   - Все. То, как ты обращаешься со мной, когда об этом не думаешь.  Как
Хендс обращается со мной. Два года назад мы были друзьями.  Просто  двое
мальчишек, работающих в конюшне. Он никогда не  предлагал  вычистить  за
меня мою лошадь. Но сегодня он  обращался  со  мной  как  с  бесполезной
развалиной.., как будто это даже не может  обидеть  меня.  Как  будто  я
только и жду, что он будет делать за меня такие вещи.  Человек  у  ворот
даже не узнал меня. Даже ты, Баррич. Шесть месяцев или год  назад,  если
бы я заболел, ты бы потащил меня к себе и вылечил, как  любую  из  своих
собак. А если бы я стал жаловаться, ты бы этого не потерпел. А теперь ты
проводишь меня до дверей кухни и...
   - Перестань скулить, - оборвал меня Баррич, - перестань жаловаться  и
жалеть себя. Если бы Хендс выглядел, как ты, ты бы сделал для него то же
самое. - Почти против воли он добавил:
   - Все меняется, потому что время идет. Хендс не перестал  быть  твоим
другом. Но ты не тот мальчик, который уехал из Баккипа во  время  жатвы.
Тот Фитц был посыльным Верити и  конюшим  у  меня,  но  не  более  того.
Королевский бастард, да, но это тогда не имело  значения  ни  для  кого,
кроме меня. Но наверху, в Джампи, в Горном Королевстве, ты показал,  что
представляешь собой нечто большее. Не имеет никакого  значения,  что  ты
бледен или что ты еле можешь ходить, проведя день  в  седле.  Ты  ведешь
себя как подобает сыну Чивэла. Вот что выдает твоя осанка, и вот на  что
прореагировали стражники у ворот. И Хендс, -  он  вздохнул  и  замолчал,
открывая плечом тяжелую дверь, -  и  я.  Эда  да  поможет  нам  всем,  -
пробормотал он.
   Но потом, как бы для того, чтобы опровергнуть собственные  слова,  он
втолкнул меня в солдатскую столовую и бесцеремонно  бросил  на  одну  из
длинных скамеек  у  изрезанного  деревянного  стола.  В  столовой  пахло
невероятно аппетитно. Это было место,  куда  мог  прийти  любой  солдат,
какой бы мокрый, заснеженный или грязный он ни был,  и  получить  еду  и
тепло. У поварихи всегда был котел тушеного мяса, медленно  кипящий  над
огнем, хлеб и сыр ждали на столе, так же как  и  большой  кусок  желтого
летнего масла из глубокого ледника. Я оторвался от второй миски  рагу  и
увидел, что Баррич с веселым интересом следит за мной.
   - Лучше? - спросил он.
   Я на секунду перестал жевать, чтобы обдумать это.
   - Да. - Мне было тепло, я был сыт, и, хотя я устал, это была  хорошая
усталость. Такая, которую может излечить простой сон. Я  поднял  руку  и
посмотрел на нее. Я все еще чувствовал дрожь, но она была незаметной для
глаза. - Гораздо лучше. - Я встал и обнаружил, что ноги держат меня.
   - Теперь ты готов к докладу у короля.
   Я, не веря, уставился на него:
   - Сейчас? Сегодня? Король Шрюд давно в  постели.  Меня  не  пропустит
стража.
   - Может и так, и тогда будь  благодарен  за  это.  Но  ты  должен  по
крайней мере дать о себе знать. Королю решать,  когда  он  тебя  примет.
Если тебя прогонят, можешь ложиться в постель. Но я готов поспорить, что
если король Шрюд не станет с тобой говорить,  то  принц  Верити  захочет
услышать твой доклад. И, вероятно, прямо сейчас.
   - Ты идешь назад в конюшню?
   - Конечно, - он улыбнулся с волчьим самодовольством, - я ведь обычный
начальник конюшен, Фитц. Мне нечего докладывать. И я обещал Хендсу,  что
принесу ему поесть.
   Я молча смотрел, как он нагружает поднос. Он  нарезал  хлеб  длинными
кусками, наполнил две миски горячим мясом,  накрыл  их  хлебом,  положил
сверху ломоть сыра и большой кусок желтого масла.
   - Что ты думаешь о Хендсе?
   - Он хороший парень, - неохотно сказал Баррич.
   - Он не просто хороший парень. Ты выбрал его, чтобы сопровождать  нас
из  Горного  Королевства,  а  всех  остальных  отослал  назад  с   общим
караваном.
   - Мне нужен был надежный человек. Ты был тогда.., очень болен. Да и я
чувствовал себя не намного лучше, говоря по правде. -  Он  поднял  руку,
чтобы коснуться белой пряди в черных волосах  -  напоминание  об  ударе,
который чуть не убил его.
   - А почему ты выбрал его?
   - Да я тут ни при чем. Он сам пришел ко мне. Как-то  он  узнал,  куда
они нас поместили, и уговорил Джонки пропустить его. Я все еще был  весь
перевязан, перед глазами туман. Я  скорее  почувствовал,  что  он  стоит
рядом. Я спросил, что ему нужно, и  он  сказал,  что  я  должен  сделать
кого-то распорядителем, потому что, когда я болен, а Коба  нет,  дела  в
конюшне идут неважно.
   - И это произвело на тебя впечатление.
   - Он говорил дело. Никаких ненужных вопросов обо мне, или о тебе, или
о том, что случилось. Он нашел дело, которым мог заняться, и  пришел  за
этим. Я люблю это в мужчинах. Знать, что ты можешь, и  делать  это.  Так
что я поручил ему конюшню.  Он  управлялся  хорошо.  Я  оставил  его,  а
остальных отослал домой, потому что знал,  что  мне  может  понадобиться
помощь. И кроме того, я хотел разобраться в нем.  Хочет  он  выслужиться
или по-настоящему понимает, что должен делать для  животного?  Нужна  ли
ему власть над лошадьми или их хорошее состояние?
   - Что ты думаешь о нем сейчас?
   - Я уже немолод. Думаю, баккипским конюшням не помешает новый хороший
начальник, когда я уже не смогу управиться с норовистым жеребцом. Не  то
чтобы я собирался скоро отойти в сторону - его еще многому надо научить.
Но мы с ним оба достаточно молоды - он, чтобы учиться, я,  чтобы  учить.
Вот и хорошо.
   Я кивнул. "Когда-то, - подумал я, - он готовил это  место  для  меня.
Теперь мы оба знаем, что это было напрасно".
   Он повернулся, чтобы идти.
   - Баррич, - сказал я тихо. Он остановился. - Никто не может  заменить
тебя. Спасибо тебе. За все, что ты сделал за последние месяцы. Я  обязан
тебе жизнью. Ты не только спас меня от смерти. Ты дал мне  жизнь  и  то,
чем я стал. С тех пор, как мне было шесть. Чивэл был моим отцом, я знаю.
Но я никогда не видел его. Ты был мне отцом каждый день, много лет. Я не
всегда принимал...
   Баррич фыркнул:
   - Ты это скажешь, когда один из нас  будет  помирать.  Иди,  доложись
королю и в постель.
   - Да, сир, - услышал я собственный ответ, и знал,  что  он  улыбается
так же, как и я. Он открыл дверь плечом и понес обед Хендса  в  конюшни.
Там он был дома.
   А здесь был мой дом. Пришло время подумать об этом. Я  задержался  на
минутку, чтобы отжать влажную одежду и  провести  рукой  по  волосам.  Я
убрал со стола наши тарелки и кинул на руку мокрую куртку. Пока я шел из
кухни по коридору в большой зал, я все больше удивлялся тому, что видел.
Гобелены действительно стали ярче? Всегда ли покрывавшие пол травы пахли
так сладко? А резные двери всегда  так  приветливо  блестели?  Я  быстро
решил, что это просто радость от того, что я наконец дома.  Но  когда  я
остановился  у  основания  большой  лестницы,  чтобы  взять  свечку,  то
заметил, что стол не был заляпан воском и его украшала вышитая скатерть.
   Кетриккен!
   Теперь в Баккипе была королева. Я обнаружил, что глупо улыбаюсь. Так.
Жизнь в этой огромной крепости не остановилась  в  мое  отсутствие.  Это
Верити расшевелил себя и своих людей перед  ее  приездом  или  Кетриккен
сама распорядилась этой большой уборкой? Интересно бы узнать.
   Поднимаясь по  огромной  лестнице,  я  заметил  и  другие  изменения.
Древние пятна сажи под факелами исчезли. Даже в углах ступеней  не  было
пыли. Не было паутины. В канделябрах ярко  горели  свечи.  И  на  каждой
площадке на специальной подставке стояли блестящие клинки,  готовые  для
обороны. Значит, вот что такое присутствие королевы. Но даже когда  была
жива королева Шрюда, Баккип не сверкал такой чистотой и не был так  ярко
освещен.
   На страже у дверей короля Шрюда стоял  ветеран,  которого  я  знал  с
шести лет. Молчаливый  человек  внимательно  всмотрелся  в  меня,  потом
узнал. Он позволил себе слегка улыбнуться и спросил:
   - Хочешь сообщить что-нибудь важное, Фитц?
   - Только то, что я вернулся, - ответил я, и он рассудительно  кивнул.
Он привык к тому, что я прихожу и ухожу,  обычно  в  самое  неподходящее
время, но он был не такой человек, чтобы делать какие-то  предположения,
выводить заключения или даже разговаривать с кем-либо об этом.  Так  что
он тихо вошел в комнату короля, чтобы передать кому-то, что Фитц  здесь.
Потом он вернулся с сообщением, что король позовет меня, когда ему будет
удобно, и что он рад, что со мной все в порядке. Я тихо  отошел  от  его
двери, поняв из этих слов больше, чем если бы их  произнес  какой-нибудь
другой человек. Шрюд никогда не опускался до вежливой бессмыслицы.
   Дальше по тому же коридору были  комнаты  Верити.  Здесь  меня  снова
узнали, но когда я попросил стражника дать Верити знать, что я  вернулся
и хотел бы доложиться, он ответил только, что принца Верити  нет  в  его
покоях.
   - Значит, он в своей башне? - спросил я, удивляясь, что  он  ходит  в
башню в это время года. Зимние шторма хранили наши берега от  пиратов  в
эти несколько холодных  месяцев.  Медленная  улыбка  появилась  на  лице
стражника. Когда он заметил мой озадаченный взгляд, она  превратилась  в
ухмылку.
   - Принца сейчас нет в его покоях, - повторил он и потом добавил:
   - Я прослежу, чтобы он получил ваше сообщение, как  только  проснется
утром.
   Еще мгновение я стоял, глупо, как  столб.  Потом  повернулся  и  тихо
ушел. Я чувствовал что-то вроде удивления. Это  тоже  было  знаком,  что
теперь в Баккипе есть королева.
   Я поднялся еще на два этажа и пошел  по  коридору,  ведущему  к  моей
собственной комнате. В ней пахло запустением, и в очаге не было огня.  В
комнате было холодно и  пыльно.  Здесь  не  чувствовалось  прикосновения
женской руки. Комната казалась  пустой  и  бесцветной,  как  погреб.  Но
все-таки тут было теплее, чем в палатке на снегу, а перина была мягкой и
глубокой, какой я ее помнил. Я сбросил  свою  грязную  дорожную  одежду,
упал в постель и заснул.

3
ВОЗОБНОВЛЕНИЕ СВЯЗЕЙ

   Древнейшее упоминание об Элдерлингах в библиотеке Баккипа  содержится
в растрепанном свитке. Судя по тому,  как  обесцвечен  пергамент,  можно
предположить, что он сделан из кожи пятнистого животного, не  известного
никому из наших охотников. Чернила, очевидно,  изготовлены  из  "чернил"
кальмара и колокольчикового  корня.  Они  выдержали  испытание  временем
гораздо  лучше,  чем  цветные   чернила,   которыми   обычно   выполняют
иллюстрации. Те, в свою очередь, не только поблекли и потекли, но  и  во
многих местах привлекли внимание каких-то клещей,  которые  обглодали  и
сделали  жестким  некогда  мягкий  пергамент,  так  что  свиток  местами
сделался слишком хрупкими для того, чтобы его можно было развернуть.
   К сожалению, время не пощадило в основном внутреннюю часть свитка,  в
которой содержались некоторые сообщения об исследовании короля Вайздома,
нигде больше не записанные. Из этих фрагментов по крупицам  складывались
сведения о том, что острая необходимость заставила  его  отправиться  на
поиски страны Элдерлингов. Беды его были знакомы нам. Пиратские  корабли
безжалостно грабили побережье. В  этих  обрывках  содержатся  намеки  на
поиски в Горном Королевстве. Мы не знаем, почему он заподозрил, что этот
путь приведет его  к  владениям  мифических  Элдерлингов.  К  несчастью,
последние этапы его путешествия и встреча с  Элдерлингами,  по-видимому,
были богато иллюстрированы, потому что  здесь  пергамент  превратился  в
кружевную паутину искалеченных слов. Мы ничего не знаем об  этой  первой
встрече. И у нас нет  даже  намека  на  то,  как  ему  удалось  склонить
Элдерлингов  на  свою  сторону.  Многие   песни,   богатые   метафорами,
рассказывают, что Элдерлинги спустились, как  "бури",  "волны  прилива",
как "золото отмщения" и "гнев,  воплощенный  в  камне",  чтобы  прогнать
пиратов от наших берегов.  Легенды  также  говорят,  что  они  поклялись
Вайздому снова встать на защиту Шести  Герцогств,  если  когда-нибудь  в
этом возникнет нужда. Все это можно предположить. И многие  предполагали
- разнообразие легенд вполне подтверждает этот факт. Но  летопись  писца
короля Вайздома утеряна навеки из-за плесени и червей.

   В моей комнате было только одно высокое окно. Оно выходило  на  море.
Зимой деревянные ставни преграждали путь штормовым  ветрам,  а  гобелен,
висевший сверху, придавал комнате уютный  и  нарядный  вид.  Так  что  я
проснулся в темноте и некоторое время лежал тихо,  пытаясь  понять,  где
нахожусь. Постепенно до  меня  начали  доноситься  слабые  звуки  замка.
Утренние звуки. Звуки очень раннего утра. Дома, понял я, в Баккипе.
   И в следующее мгновение я сел в постели.
   - Молли, - вслух сказал я темноте. Тело мое все еще  было  разбито  и
болело. С трудом я вылез из постели в холод  комнаты.  Подошел  к  моему
давно потухшему очагу и разжег огонь. Вскоре мне нужно  будет  пополнить
запас дров. Танцующие языки пламени распространяли по комнате изменчивый
желтый свет. Я взял одежду из сундука в ногах моей  кровати  только  для
того, чтобы обнаружить, что она странно плохо сидит на мне.  Моя  долгая
болезнь лишила тело мускулов, но руки и  ноги  каким-то  образом  сильно
выросли. Ничего не подходило. Я поднял вчерашнюю  рубашку,  но  ночь  на
чистом белье освежила мои чувства, и я больше  не  мог  выносить  запаха
дорожной одежды. Я  снова  порылся  в  своем  сундуке.  Я  нашел  мягкую
коричневую рубашку, рукава которой когда-то были мне  длинны,  а  теперь
пришлись впору. Я  надел  ее  вместе  с  зелеными  стегаными  штанами  и
высокими ботинками. Я не сомневался в том, что, как только я навещу леди
Пейшенс или  миссис  Хести,  они  немедленно  исправят  ситуацию.  Но  я
надеялся, что это произойдет не раньше завтрака и  путешествия  в  город
Баккип. Там было несколько мест, где я мог что-то услышать о Молли.
   Я обнаружил, что замок уже проснулся. Я поел на кухне, как делал  это
ребенком. Как всегда, хлеб там был самым свежим, а каша  самой  сладкой.
Повариха вскрикнула, увидев меня, и целую минуту говорила о том,  как  я
вырос, а следующую сокрушалась по поводу того, как плохо  я  выгляжу.  Я
подозревал, что до конца  дня  буду  совершенно  больным  от  этих  двух
замечаний. Когда движение на кухне  стало  более  оживленным,  я  бежал,
унося с собой кусок хлеба, хорошо намазанного маслом и покрытого  куском
розового окорока. Я направился  обратно  в  свою  комнату,  чтобы  взять
зимний плащ.
   Везде, где я проходил, я обнаруживал все больше и больше свидетельств
присутствия Кетриккен. Нечто вроде гобелена, сотканного из  разноцветных
трав и изображающего сцену в горах, теперь украшало стену  Малого  зала.
Цветов в это время года  не  было,  но  в  нескольких  местах  я  увидел
глиняные миски, полные камешков, а в них стояли сухие, но красивые ветки
чертополоха. Перемены были незначительными, но совершенно очевидными.
   Я оказался в одной из самых старых частей Баккипа и начал  взбираться
по пыльным  ступеням  на  сторожевую  башню  Верити.  С  нее  открывался
отличный вид на морское побережье, и у ее высоких окон Верити  вел  свое
летнее наблюдение за пиратскими кораблями. Отсюда  он  работал  Скиллом,
удерживая пиратов на  расстоянии  или,  по  крайней  мере,  хоть  как-то
предупреждая нас об их появлении. Иногда это бывало слабой защитой.  Ему
следовало бы  иметь  группу  обученных  Скиллу  помощников.  Но  сам  я,
несмотря на свою королевскую кровь, никогда не  мог  контролировать  мои
способности к Скиллу. Гален, наш  мастер  Скилла,  умер,  успев  обучить
всего лишь несколько человек. Заменить его было некем,  а  те,  кого  он
обучил, не имели настоящей связи с Верити. Так что принц  в  одиночестве
работал Скиллом против наших врагов; это состарило его раньше времени. Я
боялся, что он слишком растратит  себя  на  это  и  умрет  от  слабости,
поражавшей тех, кто чересчур часто пользуется Скиллом.
   К тому времени, когда я поднялся по лестничной спирали  наверх,  меня
продуло и ноги мои болели. Я толкнул дверь, и она легко  повернулась  на
смазанных петлях. По  старой  привычке,  входя  в  комнату,  я  старался
ступать тихо. На самом деле я не ожидал  увидеть  здесь  ни  Верити,  ни
кого-нибудь еще. Зимой нашими сторожами были морские штормы,  охранявшие
берега от  пиратов.  Я  закрыл  глаза  от  внезапного  утреннего  света,
лившегося из не закрытых ставнями окон башни.  Верити  выделялся  темным
силуэтом на фоне серого штормового неба. Он не обернулся.
   - Закрой дверь, - сказал он тихо, - от сквозняка с  лестницы  в  этой
комнате дует, как в трубе.
   Я так и сделал, после чего встал перед ним, дрожа  от  холода.  Ветер
принес с собой запах моря, и я вдыхал его, словно это была сама жизнь.
   - Я не ожидал увидеть вас здесь, - сказал я. Он не  отрывал  глаз  от
воды.
   - Не ожидал? Тогда почему же ты пришел? - В его голосе  было  веселое
удивление. Это встряхнуло меня.
   - Не знаю. Я шел к себе в комнату... - голос мой  затих.  Я  старался
вспомнить, как здесь оказался.
   - Тебя привел сюда Скилл, - сказал он просто. Я стоял молча и думал.
   - Я ничего не чувствовал.
   - Я и не хотел, чтобы ты чувствовал. Я давно уже говорил тебе:  Скилл
может быть тихим шепотом на ухо. Это совсем не обязательно  должен  быть
крик или команда.
   Он медленно повернулся ко мне лицом, и, когда мои  глаза  привыкли  к
свету, сердце мое подпрыгнуло от радости при виде перемены в нем.  Когда
я покидал Баккип во время сбора урожая, он, исхудавший от бремени  своих
обязанностей и постоянного напряжения, был высохшей  тенью.