торжественно
посмотрел на нее.
   - Моя будущая королева, - вздохнул он, - я  должен  это  сделать.  Я.
Сколько раз в других случаях я был плохим королем для Шести Герцогств. А
вы? Когда вы впервые приехали сюда, чтобы стать королевой,  я  с  трудом
выносил ваши разговоры о  "жертвенности".  Я  думал,  что  это  идеализм
девочки. Но это не  так.  Мы  не  говорим  об  этом  здесь,  но  так  мы
чувствуем. Это то, чему я научился от своих  родителей.  Всегда  ставить
Шесть Герцогств на первое место. Я пытался жить так. Но теперь вижу, что
в бой всегда посылал других вместо себя. Я работал Скиллом, это  правда,
и вы имеете некоторое представление о  том,  чего  это  мне  стоило.  Но
отдавать свои жизни за Шесть Герцогств я посылал моряков и солдат.  Даже
мой собственный племянник вынужден делать за  меня  грязную  и  кровавую
работу. Но несмотря на жертвы  всех,  кого  я  послал  на  смерть,  наше
побережье все еще не  безопасно.  Теперь  у  нас  есть  последний  шанс,
трудное дело. Неужели же я отправлю мою королеву делать это за меня?
   - Может быть, - голос Кетриккен стал хриплым, -  может  быть,  у  нас
получится поехать вместе?
   Верити задумался. Он действительно обдумывал ее слова, и я видел, что
Кетриккен понимает, как серьезно он отнесся к  ее  просьбе.  Она  начала
улыбаться, но улыбка погасла, когда он медленно покачал головой.
   - Я не смею, - сказал он тихо,  -  кто-то  должен  оставаться  здесь.
Кто-то, кому я доверяю. Король Шрюд.., мой отец  нездоров.  Я  боюсь  за
него. За его здоровье. Когда меня не будет, кто-нибудь  должен  остаться
вместо меня.
   Она отвела глаза.
   - Я бы лучше поехала с вами, - сказала  она  сердито.  Я  отвернулся,
когда он протянул руку и, коснувшись пальцами ее  подбородка,  посмотрел
ей в глаза.
   - Я знаю, - сказал он тихо, - это жертва. Но  я  должен  просить  вас
остаться здесь, несмотря на то что вы  хотите  поехать.  Снова  остаться
одной. Ради Шести Герцогств.
   Что-то угасло в ней. Она склонила голову, подчиняясь его воле,  плечи
ее опустились. Когда Верити притянул ее к себе, я молча  встал.  Я  взял
Розмэри, и мы оставили их одних.
   Этим вечером я был в  своей  комнате  и  запоздало  изучал  свитки  и
таблицы, когда в дверь постучал паж. "Вас просят прибыть  в  королевские
покои после обеда", - вот все, что он сказал. Страх охватил меня.  Я  не
хотел снова противостоять королю. Если он  звал  меня,  чтобы  приказать
начинать ухаживать за Целерити, я не знал, что буду делать или говорить.
Я боялся потерять над собой контроль. Я  решительно  развернул  один  из
свитков и попытался заняться им. Это было  безнадежно.  Я  видел  только
Молли.
   В те короткие ночи, которые мы проводили вместе  после  того  дня  на
пляже, она отказывалась обсуждать со мной Целерити. В некотором роде это
было облегчением. Но она также перестала  говорить  о  том,  чего  будет
требовать от меня, когда я стану ее настоящим мужем, и о детях,  которые
когда-нибудь у нас родятся. Она просто перестала надеяться на то, что мы
когда-нибудь обвенчаемся. Когда я думал об этом, то едва не  доходил  до
безумия. Она не упрекала меня, потому что знала, что это не  мой  выбор.
Она даже не  спрашивала,  что  с  нами  будет.  Как  Ночной  Волк,  она,
казалось, жила теперь только настоящим.  Нашу  физическую  близость  она
воспринимала как нечто совершенное и не задавалась  вопросом,  будет  ли
следующая. Она  не  показывала  мне  своего  отчаяния,  только  яростную
решимость не потерять того, что у нас есть сейчас, ради  того,  чего  мы
можем лишиться завтра. Я не заслуживал такой преданности.
   Когда я дремал подле нее, в  ее  постели,  в  безопасности  и  тепле,
вдыхая аромат ее тела, пахнувшего травами, ее сила защищала нас. Она  не
владела Скиллом, у нее не было Уита. Ее магия была более сильной, и  она
творила эту магию исключительно своей  волей.  Когда  поздно  ночью  она
запирала за мной дверь, она создавала  в  своей  комнате  мир  и  время,
принадлежащие только нам. Если  бы  она  слепо  отдавала  свою  жизнь  и
счастье в мои руки, это было бы невыносимо, но она поступала даже  хуже.
Она знала, что ей придется заплатить страшную цену за  свою  преданность
мне, и тем не менее отказывалась покинуть меня. А я не был в достаточной
степени мужчиной, чтобы отвернуться от нее и  умолять  искать  для  себя
более счастливой жизни. В мои самые одинокие  часы,  когда  я  ездил  по
дорогам вокруг Баккипа с седельными сумками, полными отравленного хлеба,
я знал, что я трус и, хуже того, вор. Однажды я сказал  Верити,  что  не
могу пользоваться силой другого человека, чтобы подпитывать собственную,
и что никогда не сделаю этого. Однако именно это каждый день происходило
у нас с Молли. Свиток выпал из  моих  ослабевших  пальцев.  Моя  комната
внезапно стала душной. Я отодвинул в сторону таблицы и  свитки,  которые
пытался изучать. В предобеденный час я отправился в комнату Пейшенс.
   Прошло некоторое время с тех пор, как  я  был  у  нее.  Ее  гостиная,
казалось,  никогда  не  менялась,  не  считая  постоянного   беспорядка,
отражающего ее нынешние  пристрастия.  Этот  день  не  был  исключением.
Собранные  осенью  травы,  наваленные  для  сушки,   наполняли   комнату
своеобразным запахом. Мне казалось, что я иду по  перевернутому  лугу  и
нагибаюсь, чтобы не запутаться в свисающей листве.
   - Вы повесили их немного низковато,  -  пожаловался  я,  когда  вошла
Пейшенс.
   - Нет. Это ты немного высоковат. Теперь выпрямись и дай мне взглянуть
на тебя.
   Я подчинился, несмотря на то что при этом на голове у меня  оказалась
охапка кошачьей мяты.
   - Хорошо. По крайней мере,  целое  лето  убийств  на  свежем  воздухе
поправило твое здоровье. Ты выглядишь гораздо лучше, чем тот болезненный
мальчик, который приходил ко мне прошлой  зимой.  Я  говорила,  что  это
должно подействовать. Раз уж ты стал таким высоким,  можешь  помочь  мне
развесить все это.
   Делать нечего - я стал натягивать веревки  везде,  где  только  можно
было их привязать. Потом  начал  подвешивать  к  ним  охапки  трав.  Она
заставила меня влезть на стул и подвязать пучки бальзама.
   - Почему ты больше не скулишь о том, как скучаешь без Молли?
   - А разве это мне поможет? - тихо спросил я через мгновение. Я  делал
все, что мог, чтобы выглядеть покорным.
   - Нет. - Она некоторое время  помолчала  как  бы  в  раздумье,  потом
вручила мне еще один букет трав. -  Это,  -  сообщила  она,  пока  я  их
привязывал, - побеги тысячелистника. Очень горькие.  Некоторые  говорят,
что они предохраняют женщину от беременности. Это  не  так.  По  крайней
мере, это ненадежное средство. Но если женщина  употребляет  их  слишком
долго, она может заболеть. - Пейшенс опять помолчала. - Может быть, если
женщина  больна,  она  действительно  не  может  зачать,  но  я  бы   не
посоветовала настой тысячелистника никому - никому, кого я люблю.
   Я обрел дар речи и набрал в грудь воздуха.
   - Почему тогда вы их сушите?
   - Настойкой из них можно полоскать больное  горло.  Так  сказала  мне
Молли Свечница, когда я увидела, как она собирает их в Женском Саду.
   - Понял. - Я прикрепил побеги к шнуру. Они медленно покачивались, как
тело на виселице. Даже запах их был горьким.  Не  я  ли  удивлялся,  как
Верити может не замечать того, что  лежит  прямо  у  него  перед  носом?
Почему я никогда не задумывался об этом? Каково должно было  быть  ей  -
бояться того, к чему может  только  стремиться  законно  вышедшая  замуж
женщина. Того, к чему безуспешно стремилась Пейшенс?
   - .. Морские водоросли, Фитц Чивэл?
   Я вздрогнул:
   - Простите?
   - Я спросила, не соберешь ли ты для меня морской травы, когда у  тебя
будет свободный день? Такой черной, сморщенной? Она лучше всего пахнет в
это время года.
   - Попробую, - ответил я рассеянно. Сколько лет будет мучиться  Молли?
Сколько горечи ей придется проглотить?
   - Куда ты смотришь? - спросила Пейшенс.
   - Никуда. А что?
   - Просто я дважды просила тебя слезть, чтобы мы могли подвинуть стул.
У нас, знаешь ли, есть еще и эти связки для развешивания.
   -  Простите.  Я  мало  спал  прошлой  ночью.  От  этого  я  не   могу
сосредоточиться.
   - Да уж. Тебе лучше спать побольше, - пробормотала  она  с  некоторым
нажимом. - А теперь спускайся и подвинь стул, чтобы мы  могли  развесить
эту мяту.
   За обедом я ел мало. На другом конце стола сидел  один  Регал,  и  он
выглядел очень мрачным. Кружок его приближенных собрался  за  столом  на
некотором расстоянии от него. Я не  понимал,  почему  он  решил  обедать
отдельно. Конечно, его положение позволяло  ему  это,  но  раньше  я  не
замечал у Регала склонности к  уединению.  Он  позвал  самого  льстивого
менестреля из тех, что недавно  привез  в  Баккип.  Большинство  из  них
приехали из Фарроу, и все они предпочитали длинные монотонные  эпические
песнопения.  Этот  пел  утомительное  сказание  о  каком-то  приключении
дедушки Регала с материнской стороны. Я почти  не  слушал;  по-видимому,
речь шла о том, как загнали насмерть лошадь, чтобы застрелить  огромного
оленя, успешно скрывавшегося от целого поколения  охотников.  Бесконечно
восхвалялась лошадь с  великим  сердцем,  которая  пошла  на  смерть  по
приказу своего хозяина. Там ничего не  говорилось  о  глупости  хозяина,
погубившего такое животное,  чтобы  получить  немного  жесткого  мяса  и
вешалку из рогов.
   - Ты неважно выглядишь, - заметил Баррич, остановившись около меня. Я
встал из-за стола и пошел с ним по залу.
   - Мне приходится думать о слишком многих вещах.  Иногда  я  чувствую,
что если бы у меня было время, я бы  разрешил  одну  проблему,  а  потом
занялся другими.
   - Каждый человек в это верит. Но на самом деле это не  так.  Избавься
от тех,  от  которых  можно  избавиться,  а  через  некоторое  время  ты
привыкнешь к тем, с которыми ничего сделать нельзя.
   - Например?
   Он пожал плечами и жестом показал вниз.
   - Например, хромая нога. Или то, что ты бастард. Мы все  привыкаем  к
вещам, о которых когда-то говорили, что не сможем с ними ужиться. А  что
на этот раз грызет твою печень?
   - Ничего такого, о чем я мог бы  рассказать  тебе,  по  крайней  мере
здесь.
   - О, опять то же самое. Ха. - Он покачал  головой.  -  Я  не  завидую
тебе, Фитц. Иногда все,  что  нужно  человеку,  это  поворчать  о  своих
проблемах у кого-нибудь на плече. Они отказали  тебе  даже  в  этом.  Но
мужайся. Я верю, что ты управишься с  ними,  даже  если  сам  в  это  не
веришь.
   Он хлопнул меня по плечу и вышел  наружу,  впустив  облако  холодного
воздуха. Верити был прав. Зимние штормы приближаются, если я хоть что-то
понял в сегодняшнем ветре.
   Я уже почти поднялся  наверх,  когда  сообразил,  что  Баррич  теперь
разговаривает со мной как с равным. Он наконец поверил, что  я  взрослый
мужчина. Что ж, может быть, я бы управлялся лучше, если бы сам  верил  в
это.
   Я расправил плечи и поднялся в свою комнату.
   Я одевался более тщательно, чем обычно. При этом я думал о  том,  как
Верити поспешно сменил рубашку для Кетриккен.  Как  мог  он  быть  таким
слепцом по отношению к ней? А я к Молли? Что еще она  делала  ради  нас,
чего я так никогда и не понял? Мое страдание вернулось и стало  сильнее,
чем когда-либо. Сегодня. Сегодня, когда Шрюд отпустит меня.  Я  не  могу
позволить ей продолжать это самопожертвование. Но на данный момент я мог
только выкинуть все это из головы. Я завязал  волосы  в  хвост  воина  -
чувствовал, что теперь полностью заслужил эту прическу,  -  и  расправил
свой синий камзол. Он немного жал в плечах,  как  и  вся  моя  одежда  в
последнее время. Я вышел из комнаты.
   В коридоре у покоев  короля  Шрюда  я  встретил  Верити  под  руку  с
Кетриккен. Никогда прежде я не видел их  такими.  Внезапно  передо  мной
предстали будущий король и его  королева.  Верити  был  одет  в  длинную
официальную  мантию  цвета  темной  лесной  зелени.  Вышитая  кайма   из
стилизованных оленей украшала рукава и  подол.  На  голове  у  него  был
серебряный обруч с синим камнем - знак будущего короля. Я давно не видел
на нем этой одежды. Кетриккен была одета в уже знакомое мне пурпурное  и
белое. Ее  пурпурная  мантия  была  очень  простой,  рукава  короткие  и
широкие. Из-под них были видны другие, более узкие, белые. На  ней  были
подаренные Верити драгоценности,  ее  тщательно  уложенные  волосы  были
искусно украшены сеткой из соединенных аметистами серебряных цепочек.  Я
резко  остановился,  увидев  их.  Лица  их  были  серьезными.  Они  явно
собирались повидать короля Шрюда. Я официально представился и  осторожно
дал Верити знать, что король Шрюд звал меня.
   - Нет, - мягко возразил он, - это я позвал тебя, чтобы ты  вместе  со
мной и Кетриккен предстал перед королем Шрюдом. Я хотел,  чтобы  ты  был
свидетелем этому.
   Я испытал огромное облегчение. Значит, это не касалось Целерити.
   - Свидетелем чему, мой принц? - с трудом спросил я.
   Он посмотрел на меня как на слабоумного.
   - Я буду просить разрешения короля отправиться на поиски Элдерлингов,
чтобы найти у них помощь, в которой мы так отчаянно нуждаемся.
   - О! - Мне следовало  заметить  тихого  пажа,  одетого  в  черное,  с
огромной охапкой свитков и таблиц. Лицо мальчика было белым и застывшим.
Я готов был поспорить, что он никогда раньше не делал для Верити  ничего
более  официального,  чем  чистка  ботинок.  Розмэри,  одетая  в   цвета
Кетриккен, напоминала мне вычищенный бело-розовый турнепс.  Я  улыбнулся
ей, но она серьезно встретила мой взгляд.
   Без предисловий Верити один раз стукнул в дверь короля Шрюда.
   - Минутку, - раздался  голос.  Голос  Волзеда.  Он  приоткрыл  дверь,
выглянул, потом понял, что пытается не впустить  Верити.  Мгновение  или
два он явно колебался, потом широко распахнул дверь. - Сир, - сказал  он
дрожащим голосом, - я не ждал вас. То есть я не  был  информирован,  что
король собирался...
   - Ты нам не нужен.  Можешь  идти.  -  Обычно  Верити  даже  пажей  не
отпускал так холодно.
   - Но... Я могу понадобиться королю... - Его взгляд  дико  метался  по
сторонам. Он чего-то боялся.
   Глаза Верити сузились.
   - Если так случится, я прослежу,  чтобы  тебя  позвали.  В  сущности,
можешь ждать. Только снаружи. Будь там на случай, если я позову тебя.
   После мгновенной паузы Волзед вышел за дверь и остановился около нее.
Мы вошли в покои короля. Верити сам закрыл за нами дверь.
   - Я не люблю этого человека, - заметил он достаточно громко для того,
чтобы его можно было услышать сквозь дверь. - Он назойливо  раболепен  и
сально подобострастен. Отвратительная смесь.
   Короля в гостиной не было. Когда Верити  пересек  комнату,  в  дверях
спальни  Шрюда  внезапно  появился  шут.  Он  вытаращил  на  нас  глаза,
ухмыльнулся во внезапном приступе веселья, а потом церемонно  поклонился
всем нам.
   - Сир! Просыпайтесь! Как я и предсказывал, прибыли менестрели!
   - Шут! - добродушно прорычал Верити. Он прошел мимо, отмахнувшись  от
дурашливых попыток шута поцеловать его мантию. Кетриккен  подняла  руку,
чтобы скрыть улыбку, и последовала за мужем. Я едва не упал, потому  что
шут поставил мне подножку, резко вытянув вперед ногу. Я избежал ловушки,
но вошел в спальню неуклюже,  чуть  не  столкнувшись  с  Кетриккен.  Шут
ухмыльнулся, едва сдерживаясь,  чтобы  не  расхохотаться,  и  прыгнул  к
постели Шрюда.  Он  поднял  руку  старика  и  погладил  ее  с  искренней
нежностью.
   - Ваше величество? Ваше величество? К вам гости.
   Шрюд зашевелился в постели и внезапно глубоко вздохнул.
   - Что такое? Кто здесь? Верити? Раздвинь занавески, шут. Я едва вижу,
кто здесь. Королева Кетриккен? Что все это значит? Фитц! В чем  дело?  -
Голос его не был сильным, и в нем слышались брюзгливые нотки, но  король
выглядел лучше, чем я ожидал. Когда шут отдернул занавески над  кроватью
и подложил ему под спину подушки, я увидел перед собой человека, который
выглядел старше, чем Чейд. Сходство между  ними  становилось  все  более
заметным по мере того, как Шрюд старел. Лицо короля похудело,  обнаружив
ту же линию лба и скул, какая была у его незаконного  брата.  Глаза  его
были настороженными, но усталыми. Он  приподнялся,  чтобы  взглянуть  на
нас.
   - Ну, так в чем же дело? - спросил он, оглядывая нашу компанию.
   Верити отвесил глубокий официальный поклон, и  Кетриккен  последовала
его примеру, присев  в  реверансе.  Я  поступил  так,  как  требовалось:
опустился на одно колено и замер, низко склонив  голову.  И  все-таки  я
ухитрился поднять глаза, когда Верити заговорил.
   - Король Шрюд. Отец мой. Я пришел просить вашего разрешения.
   - На что? - раздраженно спросил король.
   Верити поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с отцом.
   - Я хочу покинуть Баккип с отрядом избранных людей, чтобы  попытаться
пойти тем же путем, который давным-давно избрал король Вайздом.  Я  хочу
этой же зимой отправиться в Дождливые  Чащобы  за  Горным  Королевством,
чтобы найти Элдерлингов и просить их сдержать обещание, которое они дали
нашему предку.
   На лице Шрюда появилось  недоверчивое  выражение.  Он  приподнялся  в
постели и спустил ноги на пол.
   - Шут, принеси вина. Фитц, встань и помоги ему.  Кетриккен,  дорогая,
вашу руку. Помогите мне пройти к креслу и сесть у огня. Верити,  принеси
маленький столик от окна. Пожалуйста.
   Раздав эту охапку поручений, Шрюд покончил с  официальностью  Верити.
Кетриккен привычно  помогала  королю,  и  я  почувствовал  ее  искреннюю
нежность к старику. Шут подскочил к  буфету  и  стал  доставать  бокалы,
велев мне выбрать бутылку вина из небольшого запаса, который Шрюд держал
в своей комнате. Бутылки были покрыты пылью,  как  будто  до  них  очень
давно никто не дотрагивался. Я подозрительно поинтересовался, откуда  же
брал вино для короля Волзед. Как я заметил,  теперь,  по  крайней  мере,
комната была хорошо убрана - гораздо лучше, чем это  было  перед  Зимним
праздником. Курильницы, которые  так  огорчали  меня,  теперь  холодными
стояли в углу. Сегодня, по-видимому, сознание короля было ясным.
   Шут помог королю облачиться в плотный шерстяной  халат  и,  встав  на
колени, надел на него ночные туфли. Шрюд устроился в своем кресле у огня
и поставил бокал с  вином  на  стол  рядом  с  собой.  Постарел.  Сильно
постарел. Но передо мной снова сидел король,  к  которому  я  так  часто
приходил с докладом в юности. Внезапно  мне  захотелось,  чтобы  я  один
разговаривал с ним сегодня. Этот старик с острым взглядом мог бы наконец
внять моим доводам по поводу женитьбы  на  Молли.  Меня  снова  охватило
раздражение: во всем виноват Волзед, это он привил  моему  королю  такие
привычки.
   Но это было не мое время. Несмотря  на  свободное  поведение  короля,
Верити и Кетриккен были натянуты, как тетивы луков.  Шут  и  я  принесли
кресла, чтобы они могли сесть по обе стороны от Шрюда. Я стоял за спиной
Верити и прислуживал.
   - Просто расскажи мне все, -  приказал  король,  -  и  Верити  так  и
сделал. Свитки Кетриккен  были  развернуты  один  за  другим,  и  Верити
зачитывал вслух необходимые места. Старая карта  была  изучена  вдоль  и
поперек. Сначала Шрюд ничего не делал, только задавал вопросы,  пока  не
уверился в том, что ему рассказали обо всем.  Шут  стоял  рядом  с  ним,
подмигивая мне и делая ужасные гримасы пажу  Верити,  пытаясь  заставить
окаменевшего мальчика хотя бы улыбнуться. Думаю, что он, скорее, испугал
паренька. Розмэри совершенно забыла,  где  она  находится,  и  отошла  в
сторону, чтобы поиграть с кисточками на занавесках кровати.
   Когда  Верити  кончил  говорить  и  Кетриккен  добавила   собственные
комментарии, король откинулся в кресле. Он  допил  остатки  вина,  потом
протянул стакан шуту, чтобы тот его наполнил. Сделал глоток, вздохнул  и
покачал головой.
   - Нет. Тут слишком много глупостей и детских сказок для  того,  чтобы
ты  мог  отправиться  туда  прямо  с