осторжествуют.  Но  наш  король,  пусть   боги
прославят и благословят его, сомневается во  мне.  А  поскольку  он  мой
король, я преклоняюсь перед его волей. Он требует, чтобы я  искал  среди
вас, детей низкой крови,  кого-то,  имеющего  талант,  желание,  чистоту
помыслов и крепость души,  достаточные,  чтобы  учиться  Скиллу.  Это  я
сделаю, ибо мой король приказал.  Легенды  гласят,  что  в  прежние  дни
многие были обучены Скиллу и трудились бок о  бок  со  своими  королями,
чтобы отвратить опасность от страны. Возможно,  это  действительно  было
так, возможно, древние легенды преувеличивают. В любом случае мой король
приказал мне попытаться создать запас владеющих Скиллом, и  я  попытаюсь
сделать это.
   Он полностью игнорировал пятерых девушек нашей группы. Ни разу взгляд
его не остановился на них. Это было так очевидно, что  я  задумался  над
тем, чем же они успели оскорбить его. Я немного  знал  Сирен,  поскольку
она была также способной ученицей Федврена.  Я  почти  ощущал  тепло  ее
недовольства. Рядом со мной один из мальчиков пошевелился.  В  мгновение
ока Гален оказался перед ним.
   - Нам скучно, да? Мы устали от стариковской болтовни?
   - Просто ногу свело, сир, - неумело оправдался мальчик.
   Гален ударил его тыльной  стороной  руки,  так  что  голова  мальчика
дернулась.
   - Молчи и стой  смирно.  Или  уходи.  Все  это  в  моей  власти.  Уже
очевидно, что тебе не  хватает  выдержки,  чтобы  овладеть  Скиллом.  Но
король счел тебя достойным того, чтобы находиться  здесь,  и  поэтому  я
попытаюсь учить тебя.
   Меня охватила внутренняя дрожь, потому  что  когда  Гален  говорил  с
мальчиком, он смотрел на меня,  как  будто  движение  мальчика  каким-то
образом было моей виной. Волна отвращения к Галену захлестнула  меня.  Я
принимал удары от Ходд  во  время  занятий  с  дубинками  и  с  мечом  и
чувствовал дискомфорт даже в обществе Чейда, когда он демонстрировал мне
технику удушения и нужные  точки  на  шее,  а  также  способы  заставить
человека молчать без того, чтобы сделать его недееспособным.  Я  получил
свою долю  шлепков,  подзатыльников  и  ударов  сапогами  от  Баррича  -
некоторые казались мне справедливыми, а  некоторыми  он  просто  отводил
душу, будучи очень занятым человеком.  Но  я  никогда  не  видел,  чтобы
мужчина ударил мальчика с таким явным удовольствием, как  Гален.  Я  изо
всех сил старался, чтобы мои эмоции не отразились на моем  лице,  и  при
этом смотрел прямо на него, зная, что если отведу глаза  в  сторону,  то
буду немедленно обвинен в невнимании.
   Удовлетворенный, Гален кивнул самому себе и резюмировал:
   - Чтобы овладеть Скиллом, я должен сперва научить вас владеть  собой.
Ключ к этому - физические лишения.  Завтра  вы  должны  прийти  сюда  до
восхода солнца. На вас не должно быть ни туфель, ни носков, ни плащей  -
и никакой шерстяной одежды. Головы должны быть  непокрыты.  Тело  должно
быть совершенно чистым. - Он убеждал нас подражать ему в его  привычках,
касающихся еды и  поведения.  Мы  должны  были  избегать  мяса,  сладких
фруктов, блюд со специями, молока и  "легкомысленной  пищи".  Одобрялись
каши, холодная вода, простой хлеб и тушеные  корнеплоды.  Нам  следовало
избегать пустых разговоров, особенно с людьми противоположного пола.  Он
долго предостерегал нас от  "чувственных"  удовольствий,  в  которые  он
включал любовь к еде, сну или теплу. И уведомил  нас,  что  распорядился
поставить отдельный стол в холле, где  мы  сможем  есть  соответствующую
пищу и не будем отвлекаться на  праздные  разговоры.  Или  вопросы.  Эта
последняя фраза прозвучала почти как угроза.
   Потом он провел нас через серии упражнений. Закрыть глаза и  закатить
зрачки  насколько  возможно.  Стараться  вообще  повернуть   их,   чтобы
заглянуть в свой собственный череп. Почувствовать давление, которое  это
вызывает. Представить себе, что вы могли  бы  увидеть,  если  бы  смогли
закатить глаза так далеко. Насколько соответствует  истине  то,  что  вы
увидели? Не открывая глаз,  встать  на  одну  ногу.  Пытаться  сохранить
полную неподвижность. Найти равновесие не только тела, но и духа. Убрать
из головы все недостойные мысли, чтобы получить  возможность  как  можно
дольше оставаться в этом состоянии.
   Пока  мы  стояли  с   закрытыми   глазами,   выполняя   разнообразные
упражнения, Гален прохаживался среди нас. Я мог следить за ним по  звуку
хлыста.
   "Концентрируйтесь!" - приказывал он нам, или: "Хотя бы  попробуй!"  Я
сам ощутил хлыст по меньшей мере четыре раза  за  этот  день.  Это  были
пустячные  удары,  не  больше  чем  хлопки,  но   прикосновение   хлыста
нервировало, хотя и не причиняло боли. Наконец он опустился в  последней
раз на мое плечо, завернулся кольцом вокруг  обнаженной  шеи,  а  кончик
ударил меня по подбородку. Я вздрогнул, но умудрился не открыть глаза  и
удержать ненадежное равновесие на ноющей ноге.  Когда  Гален  отошел  от
меня, я почувствовал, как капля теплой крови  медленно  течет  по  моему
подбородку.
   Он  держал  нас  весь  день,  отпустив  только  тогда,  когда  солнце
превратилось в половинку медной монетки на горизонте и  поднялся  ночной
ветер. Ни разу он не сделал перерыва, чтобы мы могли поесть, попить  или
для других надобностей. Гален с мрачной улыбкой смотрел, как мы шеренгой
проходим мимо него. Только оказавшись за дверью, мы  почувствовали  себя
свободными, чтобы рассыпаться и сбежать с лестницы.
   Я был голоден, руки мои покраснели и распухли от холода, во  рту  так
пересохло, что я не мог бы говорить, даже если  бы  захотел.  Остальные,
по-видимому, чувствовали примерно то же самое, хотя  некоторым  пришлось
еще хуже, чем мне. Я, по крайней мере, привык к долгим часам  работы  на
воздухе. Мерри, на год или  около  того  старше  меня,  обычно  помогала
миссис Хести с пряжей. Ее круглое лицо было  пунцовым  от  холода,  и  я
слышал, как она прошептала что-то Сирен, которая взяла ее за руку, когда
мы спускались по лестнице.
   - Было бы не так плохо, если бы  он  обращал  на  нас  хоть  какое-то
внимание,  -  прошептала  в  ответ  Сирен.  И  потом  у  меня  появилось
неприятное чувство, когда я увидел, как  они  обе  в  страхе  обернулись
назад, чтобы проверить, не слышал ли Гален их разговора.
   Обед этим вечером был самой безрадостной трапезой за все время  моего
пребывания в Баккипе. Мы получили холодную овсянку  из  вареного  зерна,
хлеб, воду и пюре из вареной репы. Гален, хотя и не ел, главенствовал за
столом. Разговоров не было. Не думаю,  что  мы  даже  смотрели  друг  на
друга. Я съел предназначенную мне порцию и вышел из-за стола почти таким
же голодным, каким пришел. Поднимаясь наверх, на полпути  я  вспомнил  о
Кузнечике. Я вернулся в кухню, чтобы взять косточки и  обрезки,  которые
припасла для меня повариха, и кувшин воды, чтобы дать  ему  попить.  Все
это было страшно тяжелым, когда я поднимался по лестнице. Мне показалось
странным, что день относительного бездействия на холодном воздухе утомил
меня почти так же, как день напряженной работы.
   Когда я оказался в своей  комнате,  радостное  тявканье  Кузнечика  и
нетерпеливое поглощение им мяса были целительным бальзамом.  Как  только
он кончил есть, мы забрались в постель. Он хотел кусаться и возиться, но
скоро отстал. Я позволил сну охватить меня.
   Я резко проснулся в темноте, испугавшись,  что  спал  слишком  долго.
Взгляд на небо сказал мне, что я могу раньше солнца прибежать на  крышу,
но времени было очень мало. Я не успел ни вымыться, ни поесть, ни убрать
за Кузнечиком, и хорошо, что Гален запретил туфли и носки, потому что  у
меня не было времени надеть их. Я слишком устал  даже  для  того,  чтобы
чувствовать себя дураком, когда несся по  замку  и  вверх  на  башню.  Я
видел, как остальные спешат передо мной в дрожащем свете факела, и когда
я поднялся на площадку, хлыст Галена опустился на мою спину.
   Удар показался мне неожиданно сильным. Я вскрикнул в равной  мере  от
удивления и от боли.
   - Будь мужчиной и владей собой, ублюдок, -  рявкнул  Гален,  и  хлыст
опустился  снова.  Все  остальные  заняли  свои  вчерашние  места.   Они
выглядели такими же усталыми, как я, и большинство из них были не меньше
меня потрясены обращением со мной Галена. До сегодняшнего дня  не  знаю,
почему я это сделал, но я молча пошел на свое место и встал  там,  глядя
на Галена.
   - Тот, кто придет  последним,  опоздал,  и  с  ним  будет  то  же,  -
предупредил  он  нас.  Это  показалось   мне   жестоким   правилом,   но
единственным способом избежать завтра его хлыста было прийти  достаточно
рано, чтобы увидеть, как он опустится на плечи одного из моих товарищей.
Наступил еще один день мучений и незаслуженных оскорблений. Так  я  вижу
это сейчас. Так, мне кажется, я и тогда воспринимал это в самой  глубине
своего сердца. Но  он  всегда  говорил,  что  мы  должны  доказать,  что
достойны Скилла, что он хочет сделать нас  выносливыми  и  сильными.  Он
заставлял нас чувствовать, что это почетно - стоять на ледяной  башне  с
онемевшими от холода ногами. Он  требовал,  чтобы  мы  соревновались  не
только друг с другом, но и с нашими жалкими образами, которые он рисовал
нам. "Докажите, что я ошибаюсь, - повторял он снова и  снова.  -  Умоляю
вас, докажите, что я ошибаюсь, чтобы я  смог  показать  королю  хотя  бы
одного ученика, стоящего моего внимания". И  мы  пытались.  Как  странно
теперь оглядываться на все это, удивляясь самому себе. Но на  протяжении
одного дня ему удалось изолировать нас и погрузить в другую  реальность,
где все правила вежливости и здравого смысла были упразднены.  Мы  молча
стояли на холоде в разнообразных неудобных позах, закрыв глаза, почти  в
одном нижнем белье. А он прогуливался среди нас,  раздавая  удары  своим
дурацким маленьким  хлыстом  и  оскорбления  ехидным  маленьким  языком.
Изредка он наносил  удары  рукой  или  толкал  нас,  что  гораздо  более
болезненно, когда человек продрог до костей.
   Тот, кто вздрогнул или пошатнулся, обвинялся в слабости. Весь день он
ругал нас за нашу непригодность и повторял,  что  не  оставляет  попыток
учить нас только ради короля. На девушек он не обращал внимания и,  хотя
часто говорил о принцах и  королях  прошлого,  которые  направляли  свой
Скилл  на  защиту  королевства,  ни  разу  не  упомянул  о  королевах  и
принцессах, которые делали то же самое. И ни разу он не дал нам  понять,
чему, собственно, собирается учить нас. Был только  холод,  изматывающие
упражнения и вечное ожидание удара. Почему мы стремились выдерживать все
это - я не знаю. Так быстро всех нас сделали соучастниками  собственного
уничижения.
   Наконец солнце снова опустилось к горизонту. Но  в  этот  день  Гален
припас для нас два заключительных  сюрприза.  Он  позволил  нам  встать,
открыть глаза и потянуться. Потом прочел заключительную лекцию,  на  сей
раз сказав, что плохо  придется  тем,  кто  будет  потворствовать  своим
желаниям, нарушая общую тренировку. Он медленно прохаживался между нами,
пока говорил, и я видел,  как  многие  закатывали  глаза  и  задерживали
дыхание, когда он проходил. Потом, впервые за этот день,  он  подошел  к
женскому углу сада.
   - Некоторые, - предостерегал он нас, - думают, что они  выше  правил.
Они думают, что достойны особого внимания и отношения. Подобные  иллюзии
будут выбиты из вас, прежде чем можно будет начать ваше  обучение.  Вряд
ли стоит тратить мое время на уроки таким лентяям и болванам. Позор, что
они вообще нашли сюда дорогу. Но они среди нас,  и  я  буду  чтить  волю
моего короля и попытаюсь учить их. Хотя я знаю только один способ, чтобы
пробудить такой ленивый разум.
   Он два раза быстро ударил Мерри своим хлыстом. Но  Сирен  он  толчком
заставил опуститься на одно колено и ударил четыре раза. К своему стыду,
я стоял вместе с остальными, пока Гален бил ее, и надеялся  только,  что
девушка не закричит  и  не  навлечет  на  себя  новое  наказание.  Сирен
поднялась, разок покачнулась и потом снова встала  прямо,  глядя  поверх
голов стоящих перед ней девочек. Я  издал  вздох  облегчения.  Но  затем
Гален вернулся, кружась, как акула вокруг рыбачьей лодки, говоря  теперь
о тех, кто считает  себя  слишком  важными  персонами  для  того,  чтобы
разделять дисциплину группы, о тех, кто позволяет  себе  сколько  угодно
мяса, в то время как остальные ограничиваются полезными зернами и чистой
едой. Я тревожно думал о том, кто же был так глуп, чтобы прийти на кухню
после уроков. Потом я ощутил жгучее прикосновение хлыста к своим плечам.
Если я думал, что прежде он бил в полную силу, то теперь  Гален  доказал
мне, что я был не прав.
   - Ты хотел обмануть меня. Ты думал, я никогда не узнаю, если повариха
припасет своему драгоценному любимчику тарелку лакомых кусочков, да?  Но
я знаю все, что происходит в Баккипе. Не заблуждайся на этот счет.
   До меня дошло, что он говорит о тех мясных обрезках, которые я  отнес
Кузнечику.
   - Эта еда была не для меня, - возразил я и чуть не откусил себе язык.
   Его глаза холодно сверкнули.
   - Ах, так ты еще  лжешь  для  того,  чтобы  избавить  себя  от  такой
маленькой боли? Ты никогда не овладеешь Скиллом. Ты  никогда  не  будешь
достоин его. Но король приказал, чтобы я попытался  научить  тебя,  и  я
попытаюсь. Вопреки тебе и твоему низкому происхождению.
   Оскорбленный, я принял его побои. Он ругал  меня  при  каждом  ударе,
говоря остальным, что старые правила о том, что не следует учить  Скиллу
бастардов, были придуманы именно для того, чтобы предотвратить такое.
   Потом я стоял, молчаливый и пристыженный, а он ходил по  рядам,  всем
нанося предупредительные удары  арапником,  объясняя,  что  делает  это,
потому что мы все должны расплачиваться за промахи отдельных  личностей.
Не имело значения, что в этом утверждении не было никакого смысла и  что
удары были легкими по сравнению с теми, которые Гален только  что  нанес
мне. Идея состояла в том, что все должны были расплатиться за мой  грех.
Я никогда не чувствовал себя таким опозоренным.
   Потом  он  отпустил  нас,  чтобы  мы  приняли  участие  в   следующей
безрадостной трапезе, почти такой же, как вчерашняя. На этот  раз  никто
не разговаривал ни на лестнице, ни за едой. И после этого я пошел  прямо
к себе в комнату.
   Мясо скоро, обещал я голодному щенку, поджидавшему меня. Несмотря  на
боль в спине и мышцах, я заставил  себя  вычистить  комнату,  убрать  за
Кузнечиком и принести нового камыша для подстилки. Кузнечик был  немного
рассержен на то, что его оставили одного на целый день, а я был огорчен,
поняв, что даже представить себе не могу, сколько может продолжаться это
злосчастное учение. Я ждал допоздна, пока все люди в замке не  оказались
в постелях, прежде чем спуститься вниз, чтобы достать еды для Кузнечика.
Я был в ужасе от одной мысли, что Гален может это обнаружить, но другого
выхода у меня не было. Я уже наполовину спустился по  большой  лестнице,
когда увидел мерцание свечки,  двигающейся  по  направлению  ко  мне.  Я
прижался к стене во внезапной уверенности, что это  Гален.  Но  это  был
шут, который шел мне навстречу, белый, как восковая  свеча,  которую  он
нес. В другой руке у него  был  судок  с  едой  и  кубок  с  водой.  Шут
беззвучно сделал мне знак вернуться в комнату.
   Войдя и закрыв дверь, он повернулся ко мне.
   - Я могу позаботиться о твоем щенке, - сказал он сухо, - но я не могу
заботиться о тебе.  Пользуйся  своей  головой,  мальчик.  Во  имя  всего
святого, чему ты можешь научиться у того, кто так унижает тебя?
   Я пожал плечами, потом вздрогнул.
   - Это просто для того, чтобы укрепить нас. Я не думаю, что это  будет
продолжаться долго, прежде чем он приступит к настоящим  занятиям,  и  я
могу выдержать это. Подожди, -  сказал  я,  когда  он  стал  скармливать
кусочки мяса Кузнечику, - откуда ты знаешь, что с нами делает Гален?
   - Ах, это требует долгого рассказа, - сказал он весело, - а я не могу
этого сделать. То есть рассказать. - Он вывалил Кузнечику  остатки  еды,
долил ему воды и встал.
   - Я буду кормить щенка, -  сказал  он  мне,  -  и  я  даже  попытаюсь
выводить его ненадолго каждый день. Но я не буду за ним  убирать,  -  он
остановился у двери, - тут я провожу черту. Тебе  бы  следовало  решить,
где ты проведешь черту. И быстро, очень быстро. Опасность больше, чем ты
думаешь.
   И он исчез, унося с собой свою  свечу  и  предостережение.  Я  лег  и
заснул под звуки щенячьего рычания Кузнечика, грызущего кость.

КАМНИ-СВИДЕТЕЛИ

   В  примитивном  понимании   Скилл   представляет   собой   построение
мысленного моста от человека  к  человеку.  Он  может  быть  использован
различными способами. Например, во время битвы командир  может  передать
простейшую  информацию  и  команду   непосредственно   подчиненным   ему
офицерам, если эти офицеры обучены  принимать  ее.  Человек,  обладающий
мощным Скиллом, может употребить  свое  умение,  чтобы  влиять  даже  на
необученное сознание или на сознание  своих  врагов,  внушая  им  страх,
смущение или сомнение.  Такой  дар  встречается  редко.  Но  чрезвычайно
одаренный  Скиллом  человек  может  напрямую  общаться  со  Элдерлингами
Старейшими, выше которых только боги. Некоторые  даже  пытались  сделать
это, и только немногие из них достигли  желаемого.  Ибо  сказано:  можно
просить Старейших, но их ответ может быть ответом не на ваш вопрос, а на
тот, который вам следовало задать. А ответ на  этот  вопрос  может  быть
таков, что человек не в силах услышать его и остаться в живых.
   Ибо если человек говорит со Старейшими, сладость пользования  Скиллом
наиболее сильна  и  наиболее  опасна.  И  это  то,  чего  всегда  должен
остерегаться  каждый,  практикующий  Скилл,  силен  он  или   нет.   Ибо
применяющий его чувствует такую остроту жизни и радость бытия, что может
забыть о том, что должен дышать. Это чувство подчиняет себе  людей  даже
при обычном употреблении Скилла и порождает пагубную  привычку  у  того,
кто  нетверд  в  достижении  своей   цели.   Интенсивность   блаженства,
наступающего во время общения со Старейшими, не может  сравниться  ни  с
чем. И чувства и разум могут быть навеки  вырваны  у  человека,  который
пользуется Скиллом, чтобы говорить со Старейшими. Такой человек умирает,
теряя рассудок, но справедливо и то, что он теряет рассудок от счастья.

   Шут был прав. Я  совершенно  не  представлял  себе,  какой  опасности
подвергаюсь, но упрямо шел навстречу ей. У меня не хватает сил  детально
описать следующие недели. Достаточно сказать, что с  каждым  днем  Гален
все больше подчинял нас себе,  становился  все  более  жестоким,  все  с
большей легкостью манипулировал нами. Несколько  учеников  очень  быстро
исчезли. Одной из них была Мерри. Она перестала приходить спустя  четыре
дня. После этого я видел ее только один раз; она уныло брела по замку  с
лицом пристыженным и несчастным. Позже я узнал, что  Сирен  и  остальные
девушки избегали ее  после  того,  как  она  бросила  занятия,  и  позже
говорили о ней,  как  будто  девочка  не  просто  предприняла  неудачную
попытку научиться чему-то, но совершила низкий, отвратительный поступок,
за который невозможно получить прощение. Не знаю, куда она  уехала,  мне
известно только, что Мерри навсегда покинула Баккип.
   Как океан вымывает камушки из песка и укладывает их по линии прилива,
так похвалы и оскорбления Галена разделяли его студентов.
   Вначале мы изо всех сил старались быть его лучшими  учениками.  И  не
потому, что любили или уважали его. Не знаю, что чувствовали другие,  но
в моем сердце не было ничего, кроме ненависти к нему. Эта ненависть была
так сильна, что придала мне решимости выстоять
   И не быть сломленным этим человеком. После  многих  дней  оскорблений
выжать из него единственное неохотное слово одобрения  было  все  равно,
что услышать настоящий шквал похвал от любого  другого  мастера.  Долгие
дни унижений, казалось  бы,