прононсом, соскучившийся Энрике уподобился гейзеру. Через секунду Скунс был уже
в  курсе,  что Энрике учился в  Сорбонне,  а  по возвращении в  родную Колумбию
собирался преподавать детям историю. Ну и, соответственно, использовал каникулы
по  назначению,  своими глазами осматривая "особо исторические" места.  Он  уже
побывал в Греции и в Италии,  где., надобно думать, повсюду ходил с Плутархом и
Тацитом в  руках.  Теперь у  него  "стояла в  плане" Святая Земля,  Скунс сразу
понял,  что подготовка у  парня была весьма,  основательная.  Он приш„л в тихий
ужас, сообразив, что, Энрике вряд ли заткн„тся прежде посадки, но тут их весьма
бестактно прервали.  Оказывается,  захваты  самол„тов ещ„  не  вышли  из  моды.
"Пищалка" в  аэропорту бдительно застукала у  Скунса  в  кармане  металлическую
авторучку, а на контроле багажа порывались развинтить трубчатый станок рюкзака:
вдруг он туда запихнул что-нибудь нехорошее.  Так-то. Однако пятеро террористов
пронесли на борт целую кучу оружия. И никто ничего.
     Поначалу Скунс только вздохнул и решил быть примерным заложником.  Сам,  в
конце концов,  виноват.  Теперь, когда Энрике перестал отвлекать его болтовн„й,
он  довольно  быстро  зас„к  в  салоне  двоих  сотрудников службы  безопасности
пол„тов.  Те попались точно так же, как он, и тоже были вынуждены сидеть тихо и
не рыпаться: террористы расположились в салоне достаточно грамотно.
     А вот дальше начались сущие чудеса.
     Они  называли друг друга арабскими именами,  вернее,  прозвищами:  Шабака,
Иамут,  Таглиб,  Мурра,  Кабир*  и  были  исполнены великого боевого  духа,  но
"академиев" в Ливии или Ираке, на свою беду, не кончали. Скунсовы предчувствия,
может быть,  и оказались довольно расплывчатыми из-за того,  что злоумышленники
попались  вполне   деревенские.   То   бишь   непрофессиональные,   а   значит,
непредсказуемые и сумасшедшие. И оттого вдвойне смертоносные. Когда земля вышла
на  связь и  попробовала начать переговоры,  они даже не  выдвинули требований.
Намерение у  "великолепной пят„рки" было  самое  простое.  Унизить  центральное
правительство Алжира,  сделавшее недавно  в  отношении Израиля какой-то  мирный
жест и тем покрывшее себя вечным позором.  Плюс насолить Франции, под чьим игом
Алжир ещ„ недавно стонал.
     *Прозвища означают:  "Сеть",  "Он умр„т",  "Ты одержишь верх",  "Горькая",
"Большой" (араб.).
     С  этой целью они  собирались элементарно казнить всех заложников.  Прич„м
сию минуту.  В  самом что ни  есть прямом эфире.  Во имя Аллаха,  милостивого и
милосердного...
     И вот тут Энрике начал проявлять героизм.
     "Вы  не  можете стрелять в  самол„те!  -  горячо обратился он  к  девице с
автоматом,  стоявшей ближе  других.  -  Мы  на  высоте десять тысяч метров,  вы
понимаете, сеньорита, что это значит? Произойд„т разгерметизация и..."
     Мурра истерически захохотала.  Вдобавок ко всему борцы за свободу были под
кайфом:  то  ли  в  подражание хашишинам  древних  врем„н,  то  ли  просто  для
храбрости.
     "Собака-израильтянин!  -  сказала она,  делая смуглого и  кудрявого Энрике
поч„тным евреем. - Аллах дал нам пули, которые вышибут твои жалкие мозги, но не
повредят самол„ту!"
     Вот  тут  Скунс  напрягся,  предвидя дальнейшее и  готовясь к  немедленным
действиям.  Одновременно напружинилисъ в  креслах и  оба секъюрити,  но  Энрике
твердо  вознамерился погибнуть  героем.  О  боеприпасах  "Ballistic  precision"
будущий школьный учитель, естественно, даже отдал„нно не слышал.
     "Таких пуль нет,  сеньорита!  -  заявил он бескомпромиссно.  - Вы погубите
весь самол„т и сами погибнете. Что вы делаете, подумайте!"
     "Что  мы  делаем?  -  развеселилась Мурра и  поставила ,  переключатель на
стрельбу одиночными. Зрачки у не„ были во весь глаз, ноздри бешено раздувались.
- Мы убиваем собак и начинаем с тех, которые гавкают громче других..."
     Энрике  Гомеса,  ещ„  пытавшегося что-то  сказать,  выволокли в  проход  и
поставили на колени,  и Скунс понял,  что у него есть отч„тливый шанс.  Похоже,
народные мстители не  имели  возможности испытать новые  боеприпасы в  реальных
условиях и  сами были в  них  не  очень.  уверены.  В  салоне на  данный момент
присутствовали (считая саму  Мурру)  трое  из  пятерых,  и  все  трое  на  миг,
уставились в одну точку, туда, куда должна была попасть пуля...
     В  этот миг Скунс и  начал действовать.  Энрике больше не  загораживал ему
проход,  и он вылетел туда,  размазавшись в воздухе,  и ладонью рубанул Шабаку,
державшего студента за волосы.  Чуть впереди вылетела та самая ручка и  пробила
Мурре шею навылет. Мозг, к сожалению, успел испустить импульс, и палец нажал на
крючок.  Когда раздался выстрел,  потом крик Энрике и аханье пассажиров,  Скунс
уже  перепорхнул отключ„нного Шабаку  и  выдрал  автомат у  Кабира.  Выдрав ему
заодно из сустава правую руку.
     Первое,  о  ч„м  он  подумал,  было:  а  пуля-то  у  "сеньориты" оказалась
правильная.  С  дозированной пробиваемостью...  Лайнер продолжал пол„т как ни в
ч„м не бывало, и это было главное.
     Второй пункт везения составили пассажиры.  У  них  хватило ума не  кричать
"ура" и вообще не привлекать внимание Таглиба с Йамутом.
     А вот бедному Энрике не повезло. Пуля с нейлоновой оболочкой и алюминиевым
конусом недаром носила  название л„гкой  экспансивной.  Она  попала  студенту в
бедро и разворотила его так, что страшно было смотреть. "Мама, мама, мама!.." -
повторял он как завед„нный и корчился,  заливая пол кровью.  Одна из пассажирок
(потом выяснилось -  именитый хирург) уже стягивала ногу Энрике жгутом, отобрав
для  этой  цели поясной ремень у  одного из  мужчин.  Мурра вообще-то  целилась
пареньку в голову, но Скунс сбил ей прицел.
     Секьюрити остались держать оборону. Один из них был стопроцентный француз,
второй  -  сам  наполовину алжирец.  Этот  второй  время  от  времени палил  из
трфейного  автомата  в  дальнюю  переборку  и  невнятно  ругался  по-арабски  и
по-французски,  а  пассажиры  ахали,  стонали,  кричали  от  ужаса  и  со  всем
реализмом, подст„гнутым опасностью, молили о милосердии.
     Скунс,  умудрившийся совсем  не  запачкаться  кровью,  весело  посвистывая
миновал занавеску и  выплыл в  передний салон.  Там  у  пилотской двери дежурил
Йамут,  при виде неожиданного явления натурально остолбеневший.  Скунс двигался
по проходу,  жизнерадостно улыбаясь и  с  любопытством оглядываясь по сторонам.
Пассажиры,  сидевшие со скрещ„нными на затылках руками, косились на него справа
и слева, но он явно не замечал перекошенных от ужаса лиц. Задел чей-то локоть и
вежливо извинился перед месье. Проходя мимо реб„нка, потрепал его по головке...

     "На колени,  зубб-элъ-хамир!..*  -  смутно доносилось из  второго салона.-
Никуммак!..**"
     *Ослиный член (арабская брань).
     **Имел я твою мать! (арабская брань).

     И - очередной выстрел.
     Пока Йамут пытался сообразить, откуда взялся этот ненормальный седой и что
вообще происходит,  Скунс оказался в  тр„х  шагах и  дружески улыбнулся ему:  "
Салям -йа-ахи!" *
     * Здравствуй, брат! (араб.)
     Вот  тут  усатый смуглолицый красавец что-то  понял и  вскинул перед собой
автомат,  собираясь стрелять...  но тем только облегчил Скунсу задачу.  На„мный
убийца вырубил его  таким же  при„мом,  что  и  Кабира,  то  есть надолго и  не
производя ненужного шума.  Перешагнул тело и постучал в кабину пилотов. А когда
замок щ„лкнул - рывком распахнул дверь.
     ...И получил очередь в грудь. Все пять пуль.
     Почему Таглиб сразу начал стрелять,  Скунс позже так и не выяснил.  Может,
вс„-таки  что-то  услышал,  или  не  дождался условного стука  и  сделал верные
выводы,  а может,  наркотик подействовал на него сильнее, чем на других, стерев
разницу между  противниками и  своими...  Скунса отшвырнуло назад  и  ударило о
переборку,  он  услышал треск собственных р„бер,  задохнулся от  боли  и  успел
испугаться,  что новые пули минуют его и достанутся пассажирам...  Он устоял на
ногах,  оттолкнулся от  переборки и  снова  прыгнул  впер„д,  но  тут  стрельба
прекратилась.  Французы-л„тчики оказались ребята не промах (на что он,  кстати,
отчасти рассчитывал) стопроцентно использовали свой шанс,  скрутив отвл„кшегося
террориста.
     Л„тчики и  их жертва взирали на подошедшего Скунса с видом почти одинаково
суеверным.  Свитер, внешне ничем не отличавшийся от обычного, был смят на груди
и  пропитан кое-где кровью,  но одетый в  него человек стоял себе жив„хонек,  и
ужасающих дыр вроде той,  что красовалась в  ноге бедного Энрике,  не было и  в
помине.
     Вот тут Таглиб закатил глаза и погрузился в беспамятство,  а Скунс положил
автомат, сунул руку под свитер и, морщась, принялся ощупывать р„бра.
     Лайнер сел в аэропорту Бен-Гурион без особого опоздания, и студента Гомеса
сразу повезли в  госпиталь,  а  пленных террористов и Скунса -  совсем в другую
сторону,  и  как  он  распутывался с  израильскими спецслужбами,  которые  его,
естественно,  сразу арестовали,  это отдельная песня. Достаточно сказать, что в
поч„тные евреи оказался зачислен уже не Энрике,  а  его недавний сосед,  прич„м
получил от этого звания не пулю, а массу всяких полезностей. Но это было позже,
а когда только-только завершились допросы и начальство наживало мигрень, решая,
что же с ним делать,  -  ему позволили "пока" поселиться в гостинице. В хорошем
номере. С охранниками. Чтобы не убежал.
     С  этими охранниками Скунс почти подружился.  Он  им  нравился:  в„л  себя
смирно и  вежливо и  дрых без  задних ног по  полсуток,  а  когда бодрствовал -
килограммами лопал  фрукты и  нежился в  шезлонге,  подставляя ласковому солнцу
богато разукрашенный торс. Однажды к нему приш„л посетитель, которого почему-то
пустили.
     "Добрый  день,  сеньор,  -  приветливо  сказал  Скунс  невысокому пожилому
латиноамериканцу.  -  Вы,  не иначе, родственник Энрике? Ну как он там? Славный
мальчик. Знаете, если бы не он..."
     Сеньор   опустился  в   соседний  шезлонг   и   некоторое  время   молчал.
Присматривался.
     "Настоящая фамилия моего внука - Веларде-и-Гомес, - медленно проговорил он
затем. - Энрике вам, наверное, не сказал. Он предпочитает... м-м-м... как можно
менее афишировать наше родство".
     Настал чер„д Скунса присматриваться и молчать.
     "Дон Педро Веларде делъ Map? - ответил он столь же медленно и осторожно. И
чуть приподнялся в шезлонге: - Мо„ вечное почтение, кабальеро..."
     "Я рад,  что мы понимаем друг друга, - кивнул глава известной колумбийской
"семьи".  -  Я не спрашиваю вашего имени, вы его ведь вс„ равно мне не скажете.
Но я должен поблагодарить вас... уже за то, что мой внук обрадовался мне, когда
я его навестил..."
     Скунс понял это так, что дон Педро по крайней мере отчасти догадывается, с
кем имеет дело, но события не форсирует. Они состязались во взаимной вежливости
ещ„ с полчаса,  обсуждая в основном здоровье Энрике, которому израильские врачи
спасли-таки ногу. Потом дон Педро уш„л.
     ...Тот  раз  по  отношению  к  Скунсу  всеми  было  явлено  нечеловеческое
благородство.  То  есть  компетентные товарищи мигом смекнули:  здесь дал  себя
застукать класснейший специалист,  гуляющий сам по  себе.  Смекнули -  и  после
глубоких раздумий... отпустили его гулять дальше. Выдав на прощание израильский
паспорт.
     Тогда  Скунс  и  дон  Педро  встретились  снова.   В  более  располагающей
обстановке -  и  к  полному взаимному,  удовольствию.  И  позже встречались ещ„
несколько раз.  Весь  последний год  дон  Педро  усиленно "окучивал" Скунса  на
предмет избавления от  бремени бытия  некоего дона  Луиса Альберто Арсиньеги де
лос  Монтероса  по   прозвищу  "Тегу"*.   Медельинского  наркодеятеля,   сильно
портившего кровь "честным" мафиози из Барранкилъи.  Если бы дон Педро знал, где
именно  и  почему  застрял  его  querido  amigo**,   он  бы  наверняка  проявил
кастильскую учтивость и временно отступил в тень. Но дон Педро не знал...
     *Тегуэксин - южноамериканский варан, очень сообразительная ч подвижная, но
при этом крайне злобная и агрессивная рептилия.
     **Дорогой друг (испан.).
     Размышления Снегир„ва были  прерваны  движением в  зеркале  заднего  вида.
Из-за  угла появилась т„тя Фира,  возвращавшаяся к  машине.  Она была не  одна.
Эсфирь Самуиловна вела  под  руку плачущую девушку в  пальто и  пуховом платке,
сбившемся с головы.
     - Ал„ша,  вы уж извините меня,  что я так без спроса,  но мне кажется,  мы
должны подвезти Каролиночку...
     Должны, значит, должны. Алексей наклонил переднее сиденье:
     - Забирайтесь.
     Девушка невнятно поблагодарила и  забралась.  Он  близко  увидел маленькие
нежные руки, покрасневшие от мороза. Т„тя Фира устроилась рядом и сообщила ему:

     - Вы же понимаете, Ал„ша, Каролиночка тоже к нашему Тарасику приходила.
     - Даже так?.. - Снегир„в оглянулся. - Не знал, честно говоря, что у Тараса
девушка есть. Да ещ„ такая красивая...
     Постепенно выяснилось следующее.  Каролина совершенно случайно смотрела по
телевизору новости и  уже  хотела переключить программу,  ибо  страсти-мордасти
криминальной хроники е„  не очень интересовали...  когда на экране безо всякого
предупреждения возникла знакомая физиономия.  Потряс„нная Каролина сразу узнала
сурового богатыря,  вступившегося недавно за е„ честь и достоинство.  К полному
ужасу  и  недоумению девушки,  благородного спасителя заклеймили как  активного
члена  шайки злодеев,  покушавшихся на  здоровье граждан и,  что  хуже,  на  их
автомобили.  Даже  предлагали тем,  кто  опознает в  н„м  своего обидчика,  без
стеснения обращаться туда-то и туда-то...  Каролина на другой же день помчалась
восстанавливать справедливость. И теперь вот плакала.
     Раньше она жила аж в  Кронштадте -  с  мамой и папой,  инженерами Морского
завода.  Завод,  как и вся оборонная промышленность, барахтался в тине и пускал
пузыри,  но  дружная семья Свиридовых как-то  держалась.  Этой  осенью Каролина
пошла на  первый курс института,  и  папа вставал чуть не  в  пять утра,  чтобы
занять ей очередь на автобус до метро "Ч„рная речка".  Они жили в  старой части
города,  в четыр„хэтажном доме,  выстроенном после войны.  Жили... пока однажды
вечером в подвале этого дома не рванул скопившийся газ.  Каролина была в гостях
у подруги,  справлявшей восемнадцатилетие,  и поэтому осталась жива. Теперь она
обитала в  Питере у т„тки,  которая ей не особенно радовалась.  Несмотря на то,
что Каролина устроилась официанткой и почти вс„ отдавала ей за жиль„...
     Снегир„в терпеть не  мог  мелодрам.  Он  уже  взял  было  курс на  Вес„лый
пос„лок, но, дослушав примерно до середины, развернулся и покатил в направлении
Кирочной.  Хотя альтруистка т„тя Фира и  отнесла Тарасу большую часть пирожков,
сколько-то ещ„ оставалось на ужин.

     Растение, которое поливают.

     В Японии живут японцы, и император у них тоже японец.
     Страна  восходящего солнца  со  всех  сторон  окружена морем.  А  ещ„  там
сплошные землетрясения,  так что особой веры в непоколебимость почвы под ногами
у местных жителей нет.
     Наверное,  сразу  по  двум  этим  причинам японский ресторан размещался на
бывшем  прогулочном  корабле,   пришвартованном  у   набережной  Невы,   против
знаменитого парка.  На  корабле,  даже  при  полном  спокойствии воды,  человек
некоторым шестым чувством ощущает,  что  под  ногами у  него  -  не  твердь,  а
ненад„жная хлябь. Что, понятно, прида„т остальным пяти чувствам особую остроту.

     Назывался ресторанчик опять же японским словом -  "Цунами".  Гнедин прив„з
туда Дашу этак запросто,  в  частном порядке,  подгадав,  когда у  них  совпали
свободные  вечера.  Кроме  водителя,  Владимира Игнатьевича сопровождала только
личная  секретарша.  При  пейджере,  сотовом  телефоне и  небольшом кейсе,  под
крышкой  которого,  как  сразу  решила  про  себя  Даша,  хранились,  наверное,
неотложные документы.  В остальном секретарша выглядела курица курицей.  Сонной
притом.  Если бы все секретарши чиновников и бизнесменов были такими,  подумала
Даша,  ж„нам  важных  персон  было  бы  незачем  опасаться  "служебных романов"
мужей...
     Шоф„р остался снаружи -  караулить т„мно-зел„ную хозяйскую "Вольво",  -  а
Гнедин,  Даша и  "курица" проследовали по  узкому трапу над беспокойно шепчущей
полосой непроглядной невской воды. С залива немилосердно дуло, и вода, кажется,
стояла выше ординара.
     - Вам не холодно, Дашенька? - спросил Гнедин заботливо. Даша действительно
отправилась из дому без шапки, справедливо рассчитывая, что по пути от подъезда
до  автомобиля и  от автомобиля до ресторана зам„рз-чуть попросту не успеет.  И
она  не  считала  себя  такой  уж  мимозой,  способной  завянуть  от  малейшего
сквознячка.  Однако забота оказалась приятной.  Наверное,  оттого, что это была
мужская  забота.  И  происходила она  от  человека,  в  отношении которого Даша
последнее время вела сама с собой большую работу.
     - Наводнения не надуло бы, - сказал Владимир
     Игнатьевич,  принимая у  Даши пальто и передавая его гардеробщику.  -  Вот
поднимется однажды метров на пять,  небось сразу поймут,  надо было достраивать
дамбу или не надо...
     Секретарша сняла пальто сама и последовала за ними в зал. То, что "курицу"
Володя явно воспринимал не как женщину, а как предмет мебели или служанку, Дашу
сперва слегка укололо. Она подумала о водителе, оставшемся смотреть на "Цунами"
из автомобиля.  И сказала себе,  что совсем ничего не смыслит в этике отношений
между важным начальником и обслуживающим его персоналом.
     Япония начиналась уже на лестнице, ведущей в зал.
     Циновки,  бамбук,  каллиграфические иероглифы  на  вертикально разв„рнутых
свитках.  И,  конечно,  виды священной горы Фудзи,  подсмотренные из-под гребня
опрокидывающейся волны.  Вот только мебель в зале стояла вполне европейская. Да
и с эстрады приглуш„нно громыхали далеко не восточные ритмы.
     Посетителей было  немного.  Дашу  и  Гнедина проводили к  удобному столику
возле завешенного тяж„лыми шторами окна,  затеплили свечи и немедленно принесли
меню.  "Курица" с  неразлучным кейсом устроилась за  соседним столиком.  И  под
рукой, и уединению босса ничуть не помеха.
     - Заказывайте, Дашенька,- предложил Гнедин.
     Она никогда не увлекалась дальневосточной культурой и  "суши" от "сашеми",
а  также от прочего перечисленного,  увы,  не отличала.  Володя сделал заказ на
двоих,  прич„м было заметно,  что ориентируется он  в  японской кухне абсолютно
привычно.
     - Вам палочки или вилки? - спросил официант.
     - Палочки!  -  храбро ответила Даша и  решила не  краснеть,  если вдруг не
получится. Окунаться в неведомое, подумала она, так с головой!
     Секретарша ограничилась стаканом  томатного  сока.  Даше  почему-то  вдруг
вспомнилось,  как очень давно,  когда она ещ„ училась в школе и на вс„м серь„зе
пыталась сообразить,  продолжается ли ещ„ у  не„ детство или уже пришла юность,
так вот,  в  те баснословные времена они с  папой однажды отправились погулять.
Дашина семья была  из  тех,  в  которых принято завтракать,  обедать и  ужинать
исключительно  дома,   не  посещая  так  называемые  предприятия  общественного
питания.   Да  и  представлены  эти  самые  предприятия  были  тогда  небогато.
Существовали рестораны,  куда  по  вечерам  стояли  очереди  людей  с  доходами
неясного происхождения.  И  ещ„ всякие шашлычные и  пельменные,  в которых,  по
мнению Новиковых, с равной вероятностью можно было помереть от бандитского ножа
и от некачественных продуктов.
     Однако реб„нку, стремившемуся в юность, хотелось романтики. В частности, и
той,  что присутствовала за  столиками кафе.  "Давай зайд„м,  кофе с  песочными
колечками выпьем?"  -  предложила Даша  отцу,  когда по  курсу возникла домовая
кухня. Л„гкий перекус вне дома, да притом не в обществе тр„х поколений семьи, а
наедине с папой,  казался ей приключением,  вылазк