тали
жить  в  прямом  смысле  на  конюшне.  Удивительное  дело,  но  это   их
устраивало.
   Еще  на  заре  перестройки,  как  только  официально  была  разрешена
индивидуально-трудовая деятельность, Дмитрий снял пустовавшее  помещение
сельпо, утеплил его и устроил там денники,  где  поместил  своих  первых
трех лошадей, купленных по дешевке в колхозе. Он ушел из  НИИ,  где  уже
потихоньку переставали выплачивать зарплату. Главное  -  Людмила,  такая
же, как и он, страстная лошадница, полностью поддержала затею мужа.
   Эти лошадки не отличались ни особой статью, ни  чистотой  кровей,  но
они были смирные и покладистые и вполне годились для того, чтобы на  них
катались новички. Сначала Дмитрий вместе  с  Людмилой  катали  детей  по
парку в Пушкине.
   Круг  стоил  рубль,  и,  даже  учитывая   немалые   деньги,   которые
приходилось уплачивать администрации музея и парка,  выручка  получалась
весьма солидная.
   Со временем Дмитрий обзавелся также милым шет-лендским пони и обычным
дагестанским осликом,  которые  послушно  позировали  перед  объективами
фотоаппаратов и катали детишек.
   Наконец,  после  нескольких  лет  такой   работы,   Дмитрию   удалось
осуществить свою мечту - он открыл конюшню, где за умеренную по нынешним
временем плату желающие могли под руководством инструктора покататься по
окрестным полям и дорогам. Это произошло год назад. Старое здание сельпо
давно снесли и  поставили  просторные  и  сухие,  хорошо  проветриваемые
денники.
   За год вокруг конюшни  Дмитрия,  которая  называлась  АОЗТ  "Конник",
собралась  группа  любителей  лошадей.  Многие  мальчишки,  а   особенно
девчонки оставались подолгу в денниках, ходили за лошадьми, кормили  их,
убирали навоз, а самые  опытные  чистили  им  копыта,  чинили  упряжь  и
занимались с новичками. И все это  даром  -  за  одну  лишь  возможность
бесплатно поездить верхом. Впрочем, Дмитрий  подозревал,  что  некоторые
приплачивали бы за возможность  поухаживать  за  лошадью.  Он  прекрасно
понимал этих ребятишек, потому что сам когда-то был  таким.  Вот  только
раньше  было  очень  мало  мест,  где  можно  было  пообщаться  с  этими
прекрасными животными.
   К тому времени, когда Кристина с  Сашей  добрались  до  конюшен,  уже
поднялась  и  Людмила.  Увидев  Лоскуткова,  въезжающего  в   ворота   с
замызганной  девчонкой,  которую  качало  из  стороны  в  сторону,   она
спросила:
   - Ты что, невесту умыкнул?
   - А что? Хорошая жена будет!
   - Может быть, - ответила Людмила. - Только почему она  у  тебя  такая
замарашка?
   - Она просто промокла немножко, а так девушка хоть куда, -  засмеялся
Саша и, спрыгнув на землю, помог спуститься Кристине.
   Она попыталась встать на больную  ногу,  но,  поморщившись  от  боли,
снова оперлась о Сашино плечо.
   Дмитрий и его жена помогли Кристине войти в дом.
   -  Люся,  принеси  сухую  одежду,  а  то,  видишь,  невеста  промокла
насквозь.
   Людмила удалилась и вернулась с целым ворохом одежды.
   - Где же ты ее подобрал? -  спросила  она  Сашу.  -  Она,  часом,  не
русалка?
   - Сейчас выясним, - деловым тоном заметил муж и  осторожно  стянул  с
Кристининой ноги мокрый ботинок. - Нет, не русалка, -  сказал  он,  снял
второй ботинок и присвистнул - щиколотка распухла и посинела.
   - Голеностоп растянула, - сказала  Люся.  -  Причем  довольно  давно.
Видишь, как щиколотка посинела.
   - Я два раза, - морщась от боли сказала Кристина. - Потом снова...
   Лоскутков наклонился, чтобы получше рассмотреть  сустав,  но  Людмила
ворчливо сказала:
   - Слушайте, мужики, дуйте-ка отсюда.  На  ней  же  фактически  мокрый
компресс.
   Дайте человеку переодеться!
   Мужики послушно испарились, а Люся помогла Кристине раздеться.
   - Как тебя зовут-то? - спросила она, стягивая мокрый плащ.
   - Кристина. А вы - Люся.
   - А я - Люся, - сказала Люся. - Блузка-то совсем испорчена.
   - Ой, да Бог с ней, - махнула рукой Кристина. - А  как  зовут  вашего
мужа?
   Ах, ну да, какая я невнимательная! Митя вы его назвали?
   - Да, Дмитрий.  Дмитрий  Николаевич  Овечкин.  А  я  в  девичестве  -
Козловская.
   Такие вот звериные фамилии. Впору ферму заводить, а не конюшню.
   - А того, который меня нашел?
   - А он Саша Лоскутков. Между прочим, в милиции  работает,  или  не  в
милиции, а... ну вроде того.
   Кристина переоделась в Люсину одежду, которая была ей велика, и стала
еще больше похожа на сбежавшего из приюта подростка,  раздобывшего  себе
одежду с чужого плеча.
   Вернулся Митя и принес плоскую бутылочку с коньяком.
   - Выпей пару глотков, чтобы быстрее согреться, - посоветовал он.
   Кристина послушно сделала два глотка. И сразу же у нее по телу  стало
разливаться тепло.
   - А телефон у вас есть? - спросила она. - Надо  бы  домой  позвонить.
Вдруг мама начнет волноваться.
   - Телефона у нас, к сожалению, нет, -  покачала  головой  Людмила.  -
Ближайший на почте - это примерно километр отсюда. Да ты не  беспокойся,
Митя или Саша съездят и предупредят твоих родных. А тебе: придется  пока
побыть у нас - как ты с такой ногой.. Или лучше давай  я  съезжу,  а  то
твои  подумают  еще  что-нибудь  не  то.  Звонит  незнакомый  мужчина...
Женщинам больше доверяют.

***

   Кристина подняла голову и посмотрела на этих людей.
   - Я... я вам так благодар... - Она не закончила, потому что  из  глаз
вдруг сами собой брызнули слезы.
   Кристина проспала до обеда, разбудил ее собачий лай. Она прислушалась
- за окном раздавались совершенно необычные, незнакомые звуки: слышалось
фырканье и ржание, топот копыт,  звон  ведер,  еще  какое-то  шарканье..
Переговаривались люди, судя по голосам - подростки. Это был шум  большой
конюшни АОЗТ "Конник".
   Кристина поднялась с дивана, на  котором  лежала,  заботливо  укрытая
плотным шерстяным  пледом,  и,  опираясь  на  здоровую  ногу,  с  трудом
доковыляла до окна.
   Унылое промозглое утро сменилось на редкость  солнечным  днем.  Прямо
перед собой Кристина увидела рослую лошадь темно-рыжей масти  с  черными
подпалинами.
   Ее шелковистая грива блестела на солнце, а нос казался бархатным. Она
была огромной, но в то же время оставалась невероятно грациозной.  Перед
лошадью стояла невысокая девчушка,  у  которой  из-под  вязаной  шапочки
сползала на спину толстая соломенного  цвета  коса,  и  усердно  чистила
кобылу скребком. Вот откуда были эти звуки, - догадалась Кристина.
   Лошадь переминалась с ноги на ногу, а девчонка приговаривала:
   - Ну, Звездочка, стой спокойно. Вот так, малышка, хорошо.
   "Малышка, - улыбнулась Кристина. - Это еще надо разобраться,  кто  из
них малышка".
   Закончив чистить лошадь, девочка погладила  ее  по  носу,  вынула  из
кармана  пакетик  и  выложила  на  ладонь  оранжевые  кубики   морковки.
Звездочка аккуратно мягкими губами взяла угощение с протянутой ладони  и
громко захрумкала.
   -  Хорошая  моя,  -  сказала  девчушка.  Звездочка  с  благодарностью
уткнулась ей в плечо. Кристина вдруг поняла,  что  вот-вот  расплачется.
Вот она - любовь.
   Девочка  и  лошадь.  Значит,  все-таки  есть  на   свете   чистые   и
бескорыстные чувства.
   И не все в мире безобразно, раз существуют такие большие,  сильные  и
добрые существа. Лошади. И Кристине вдруг захотелось  подойти  погладить
большой  бархатный  нос,  погладить  гриву,  угостить   лошадь   вкусной
морковкой.
   В этот момент во дворе появился всадник - совсем мальчишка. Он въехал
на сером в яблоках коне, резко осадил его и лихо спрыгнул на землю.
   - Привет! - Он весело подскочил к девчушке.
   - Отзанимался с новичками? - спросила та.
   - Ага, - кивнул он. - Там тетка старая одна  была.  Я  думал,  она  с
лошади свалится, костей не соберет. А она ничего.
   - Павлик! - раздался голос Люси. - Ну что же ты их бросил?
   - Да нет, - сказал мальчишка, - вон они тянутся.
   -  Ты  должен  быть  с  ними  все  время  до  последней   минуты,   -
заволновалась Люся, - Мало ли что может случиться. Там  же  некоторые  в
первый раз сели на лошадь.
   - Пусть учатся, - важно заметил Павлик.
   - Лошади могут подраться. Жалко не  этих  "чайников",  а  лошадей.  А
вдруг эти с них попадают?
   - Да они у меня уже прекрасно держатся в седле! - закричал Павлик.  -
Вон, посмотрите! Эй! - вдруг  крикнул  он.  -  Не  горбиться!  Пятки  не
опускать!
   Послышался нестройный стук копыт, и во двор шагом вошли еще несколько
лошадей, на которых  сидели  новички.  Кристина  с  интересом  стала  их
разглядывать.
   Публика была самая разношерстная, и среди всех  выделялась  та  самая
старая тетка, которой оказалось на вид  лет  пятьдесят,  -  она  была  в
красном вязаном берете и таком же шарфике.
   - Теперь слезаем с лошадей, - с видом знатока давал указания  Павлик.
- Сначала слушайте объяснения, а потом будете выполнять. Ноги вынимаются
из стремян, одной рукой держимся за луку седла,  переносим  левую  ногу,
спрыгиваем на землю. Показываю.
   Он легко запрыгнул в седло, застыл на миг,  а  затем  спустился  вниз
плавно, как при замедленной съемке.
   "Чайники" стали слезать вниз кто как мог. Как  ни  странно,  тетка  в
красном берете справилась с задачей не хуже многих.
   - Вот криволапые! - тихо сказал Павлик девчонке.  Это  незамысловатое
зрелище захватило Кристину.
   Она очень пожалела, что у нее растянуты связки и она не может  вместе
с другими новичками подниматься в седло.
   Когда  через  некоторое  время  к  ней  вошла  Люся,  Кристина  робко
спросила:
   - Простите, а мне... можно будет когда-нибудь потом... тоже поучиться
верховой езде?
   - Ну конечно! Какой разговор! - ответила Люся.
   Ванда приехала  вечером,  когда  уже  почти  стемнело.  Люсе  удалось
дозвониться до  нее  еще  утром,  но  той  надо  было  бежать  в  ларек:
отпрашиваться было поздно, и ехать все равно не на чем. Только  вечером,
вынув  все  записные  книжки  подряд,  Ванда  начала  обзванивать  своих
знакомых, в надежде вызвонить кого-нибудь с машиной, которая к  тому  же
окажется на ходу. Вот как получилось, что она внезапно позвонила  своему
бывшему  одногруппнику,  с  которым  не  виделась  практически  со   дня
окончания института. Одногруппник оказался при машине и  без  разговоров
взялся выручить Ванду.
   В  начале  одиннадцатого,  когда  жизнь  на  конюшне  уже   полностью
затихает,  ибо  животные  и  люди,  которые  за  ними  ухаживают,  ведут
деревенский, а не городской образ жизни, во дворе  раздалось  отчаянное.
тарахтение, которое может издавать только "ушастый" "Запорожец".
   Этот грубый и неотесанный пришелец из внешнего мира сразу же  нарушил
покой на островке, где  продолжала  царствовать  лошадиная  сила,  -  он
фыркал, изрыгая выхлопные газы,  трещал  и  дрожал,  как  будто  вот-вот
собирался то ли стартовать в космос,  то  ли  на  месте  развалиться  на
куски.  Это  был   далеко   не   самый   респектабельный   представитель
автомобильного племени: правое крыло заметно попортила ржавчина,  резина
по рисунку рефлектора приближалась к колену, из четырех колпаков остался
только один - на заднем левом колесе. Зато  крышу,  как  корона,  венчал
выкрашенный бронзовой краской верхний багажник.
   Из "Запорожца" выскочила Ванда, затем появился  бородатый  мужчина  в
очках, больше всего похожий на младшего научного  сотрудника  НИИ,  хотя
уже давно стал старшим научным. К  этому  времени  Кристина  уже  смогла
переодеться в собственную одежду, вычищенную и высушенную.
   - Большое вам спасибо! - говорила Ванда Дмитрию и Людмиле. - А что  с
ней, собственно, произошло?
   - А вот этого мы не знаем, - развела руками Люся.  -  Я  пыталась  ее
расспрашивать,  но  она  упорно  молчит,  -  Это,  конечно,  только  мое
предположение, но  ее  брали  в  заложники  или  что-то  в  таком  роде.
Возможно, похищали, - тихо сказал Дмитрий, чтобы не было слышно в  доме.
- Я видел ее руки. Она была связана. Я  сразу  обратил  внимание  на  ее
запястья - синяки, кожа содрана. Кроме того, она  повредила  связки,  но
это произошло не тогда, когда упала  на  дороге.  Наверно,  она  прыгала
откуда-то или перелезала через забор.
   - В ту ночь как раз стреляли, - напомнила мужу Люся.
   - Да, - кивнул головой Дмитрий,  -  ночью  я  слышал  две  автоматные
очереди.
   Причем стреляли в той стороне,  где  строится  поселок  для  богатых.
Знаете, такие двух-, трехэтажные особняки.  И  нашел  я  ее  на  дороге,
которая вела туда... Вот такие факты.
   - Бедная девочка, - покачал головой Вандин одногруппник.
   Когда на пороге дома показалась Кристина, Ванда чуть не  зарыдала,  и
Кристина  сама  была  совершенно  шокирована   столь   необычно   бурным
проявлением чувств. Говорят, материнский инстинкт после рождения ребенка
просыпается у женщины не  сразу,  иногда  даже  через  довольно  большой
промежуток времени. Ванде для этого понадобилось больше двадцати лет.

Пора, мой друг, пора!

   Вадиму казалось, что он понемногу впадает в  зимнюю  спячку.  Что  ж,
поздняя осень. А ведь когда-то он почти не  испытывал  угнетения  в  это
самое угнетающее в Питере время -  конец  осени  -  начало  зимы,  когда
кое-как рассветает в десять и начинает темнеть в четыре.
   А почему бы, собственно, и не спать? Что еще можно  делать,  и  зачем
вообще что-либо делать? Какая разница, каким  тебя  заберет  курносая  -
чемпионом мира или последним  пьянчужкой,  богачом,  который  всю  жизнь
горбатился на свои миллионы, а возможно, и  убивал  себе  подобных,  или
последним бедным инженеришкой, по воскресеньям мастерящим полки для книг
из старых ящиков.

   Пора, мой друг, пора!
   Покоя сердце просит.
   Летят за днями дни,
   И каждый час уносит
   Частичку бытия...

   Пару раз звонил Ник-Саныч, спрашивал, когда  тот  появится  в  клубе,
надо же приступать к тренировкам, пусть  сначала  не  в  полную  силу...
Вадим, не в силах спорить  с  тренером,  обещал  в  ближайшее  же  время
появиться и никуда не  шел.  А  потом  и  просто  перестал  подходить  к
телефону.  Нонна  Анатольевна  наотрез  отказалась,  как  она  сама  это
называла, врать.
   - Хорошо, говори, что я дома, но  подходить  не  буду.  Не  желаю,  -
спокойно ответил Вадим.
   Этот разговор переполнил чашу терпения  Нонны  Анатольевны.  Она  уже
давно  с  тревогой  наблюдала  за  состоянием  сына,  смотря,   как   он
погружается в самую настоящую депрессию. Однако этот  разговор  возмутил
ее.
   - Вадим, - сказала она, - я стараюсь все понимать. Я  знаю  все  твои
обстоятельства. Но одного я понять не могу - почему мы  с  отцом  должны
содержать двадцатичетырехлетнего парня?
   - А что я должен делать? Опять наниматься в какой-нибудь ЗДР?
   - Нет, я не об этом. Ты собираешься возвращаться в теннис?
   - Не собираюсь.
   - Приятно слышать, - сказала Нонна Анатольевна,  у  которой  от  этих
слов сжалось сердце. - И давно ты принял такое решение?
   - Когда  ты  спросила,  -  хмуро  ответил  Вадим.  -  А  что  ты  так
расстраиваешься? Ты же никогда не одобряла моих занятий спортом.
   - Но ты ведь ничего больше не умеешь делать. Ведь у тебя  ни  знаний,
ни специальности.
   - Мне ничего не нужно.
   - Вот как? А пить кофе с коньяком и курить дорогие сигареты?
   - Хорошо, больше я ни к чему не притронусь.
   - Дурак ты! - гневно сказала Нонна Анатольевна, повернулась  и  вышла
из комнаты. Это было самое страшное ругательство, какое Вадим когда-либо
слышал от матери.
   Вадим остался сидеть  в  кресле-качалке.  Внешне  он  был  совершенно
спокоен, как будто не слышал последних слов. Спокойно  взял  со  столика
пачку "Мальборо", зажег сигарету, затянулся. Хотя курить в комнатах было
категорически запрещено.
   Любой человек, ставший случайным  свидетелем  этой  сцены,  наверняка
назвал бы его самым бесстыдным эгоистом.
   На самом деле все обстояло совершенно не  так.  Вадим  был  близок  к
истерике и сейчас сдерживался лишь большим усилием воли и именно поэтому
казался не просто спокойным, а почти бесстрастным. Он  давно  думал  над
проблемой заработка на хлеб насущный, вернее, на кофе. Тянуть всю  жизнь
с родителей было низко. Но, увы, мать была права. Он ничего не  умел,  у
него не было никакой специальности.
   Нельзя же всерьез считать, что он геолог. Только теннис.
   По сути дела, теннис - специальность не хуже других.  Он  может  быть
тренером,  играть  в  спаррингах,  быть  комментатором,  смог  бы  даже,
наверное, писать о теннисе. Это немало. Но... Все это он мог до  Рима  и
до краха ЗДР.
   Теперь он не мог и этого. Что  ж  теперь  остается?  Гардеробщиком  в
ресторан? В охрану с больным плечом, пожалуй, не возьмут. Или  торговать
финским маргарином "Воймикс"? Разумеется, если родители будут умирать  с
голоду, он согласен и на это. Но если умирать будет только он один - еще
неизвестно, что он предпочтет.
   Может  быть,  снова  натянет  на  лицо  маску,  сделанную  из  старых
колготок, и пойдет добывать подгузники из товарняка.
   Пока никакого выхода не было.

Оперативные данные

   Сергей Петрович Чеботаревич объявился! Саша Лоскутков  казался  очень
взволнованным. Утром, перед тем как  ехать  в  "Эгиду",  он  заскочил  к
Калиновским проведать Кристину. Она уже пришла в себя  и  теперь  смогла
подробно изложить, что с ней произошло.
   - Только маме не говорите, - попросила она Сашу.  -  И  вообще  я  не
хочу, чтобы об этом узнали. Еще начнут в газетах писать... Вдруг он меня
снова найдет...
   - А он знает этот адрес? - с тревогой спросил Лоскутков.
   - Этот нет, - покачала головой Кристина.  -  Они  меня  на  проспекте
Стачек случайно увидели, когда проезжали мимо.
   - Но имена их ты знаешь?
   - Антон. И охранники его Игорь и Володя.
   - Фамилии?
   Кристина покачала головой.
   - Но на фотографии ты их опознаешь?
   - Конечно...
   Она перешла на полушепот, и Саша понял, что она все еще боится.
   - Мерзавцы! Подонки! Надо немедленно идти в милицию!
   - В милицию? - покачала головой  Кристина.  -  Они  мне  не  поверят.
Скажут: кому ты нужна, еще тебя похищать...
   Саша  Лоскутков  задумался.  Действительно,  ведь   так   и   скажут,
милицейские крысы. Большинству из них на человека  наплевать  с  высокой
вышки. Есть, конечно, среди них люди, никто  не  спорит,  но  им  их  же
сослуживцы не дают работать. На милицию  действительно  рассчитывать  не
приходилось. Но не оставлять же подонков на свободе! Чтобы они  еще  над
кем-нибудь надругались! Об этом не могло быть и речи, и Саша решил точно
-  немедленно  подключить  к  этому  делу  родное  учреждение.  Там   не
отмахнутся как от назойливой мухи.
   - Антон, говоришь.  -  Лоскутков  вспомнил,  как  Наташа  Поросенкова
устраивалась на работу. - А он, случаем, не Чеботаревич?
   - Не знаю.
   - А охранник у него - не та мерзкая  рожа  с  хвостиком?  Ну  знаешь,
впереди коротко стрижен, а сзади целая коса?
   - Он, - кивнула Кристина.
   - Вот это да! Они же в розыске!
   Поэтому, появившись в "Эгиде", Саша немедленно отправился  в  кабинет
Плещеева доложить о том, что в Россию вернулся Антон Чеботаревич  и  уже
начал действовать.
   - Да, кажется чужбина его не улучшила,  -  покачал  головой  Плещеев,
выслушав рассказ Саши Лоскуткова. -Надо вызвать Дубинина,  он  его  вел.
Попросите ко мне Дубинина, - передал он по селектору Аллочке.
   Старый криминалист появился стремительно, как  будто  стоял  у  самой
двери.
   - Осаф Александрович, вы возникаете прямо как джинн из бутылки.
   - Да я как раз в приемной чай пил с сушками.
   - С сушками - это хорошо. А у нас для вас интересная  новость.  Антон
Чеботаревич объявился.
   - Отстаете от жизни, не ожидал, - хмыкнул Дубинин.
   - То есть? - переспросил Плещеев.
   - Нам это давно известно. Ну не так чтобы очень давно, но уже, - Осаф
Александрович посмотрел на часы, - четыре  дня  и  два  часа.  Прилетел,
родимый, из Стамбула четверо суток назад рано утром. Мы его не то  чтобы
встречали, но в толпе в Пулково находились. Он вышел и прямиком в джип.
   - Так, - м