этот сезон, но народу на улицах становится заметно меньше.
   Вадим открыл заднюю дверцу и вытащил девушку. Она так и не  пришла  в
себя, открыла глаза, посмотрела на него мутным взором и  снова  впала  в
забытье. Он закрыл автомобиль и, взяв девушку на руки, понес наверх.

Пеппи Длинный чулок

   Ну наконец-то дома...
   Не снимая ботинок, с которых на пол текли грязевые потоки, Вадим внес
девушку в гостиную и положил на диван.
   "А что делать, если она помрет... - растерянно подумал  он.  -  Кубка
тогда не видать как своих ушей".
   Он стащил с нее грязный плащ, под  которым  оказались  дешевые  синие
джинсики и тоненький шерстяной свитерок. Теперь  стало  видно,  что  она
совсем подросток.
   Грудь была едва заметна, а ребра через свитер можно было пересчитать.
Девушка дышала гораздо ровнее, и казалось, что она просто спит.
   Теперь Вадим заметил, что она хорошенькая, только очень бледная.  Ему
стало ее жаль, но это чувство тут же прошло, уступив место досаде.  "Вот
дура - под  колеса  бросается,  а  мне  расхлебывай...  Чего  же  теперь
делать-то?"
   Вадим пошел  в  комнату  родителей  и  открыл  аптечку.  Внезапно  он
вспомнил  про  спортивного  врача  Павла  Адриановича,  к   которому   в
незапамятные  времена  приклеилась  кличка   Челентаныч.   Он,   бывало,
выгораживал ребят перед тренером и высшим клубным  начальством.  Вадиму,
который не пил и не попадал в драки, не приходилось сталкиваться с ним с
этой стороны, но кое-что от других он слышал.
   Не долго думая, Вадим подошел к телефону и набрал знакомый номер.
   - Павел Адрианыч, вы?
   - Ты, что ли, Воронов?
   - Ну да, тут я... девчонку какую-то сбил. Нет, нет, жива...  В  шоке,
что ли... Домой привез...
   - "Скорую" не хочешь вызвать?
   - Не хочу.
   - Понятно. Влип ты. Черный Ворон. Ладно, повреждений нет, переломов?
   - Да вроде нет.
   - Может быть, просто шок. Нашатырь есть?
   - Поищу...
   - Поищи. Дай ей нюхнуть, виски разотри. Думаю, придет в себя.  Ну,  я
выезжаю,  буду  минут  через  двадцать,  Вадим  снова  пошел  в  комнату
родителей. Высыпал на пол многочисленные бутылочки и коробочки  и  скоро
нашел то, что искал. Нашатырный спирт. Оторвал  кусок  ваты  и  пошел  в
гостиную.
   Девчонка слегка изменила позу. "Хоть бы оклемалась", - с раздражением
подумал Вадим. Он взял  нашатырь,  налил  его  на  вату  и  сначала  для
верности нюхнул сам - не выдохся  ли  -  и  тут  же  отпрянул.  Нет,  не
выдохся.
   Он сунул вату девчонке под нос. Та сделала вдох и открыла глаза.
   Посмотрела на Вадима, затем на потолок над собой и снова  на  Вадима.
Она пыталась что-то прошептать, но слов разобрать не удалось.
   - Ну ты и дура, - сказал Вадим вполголоса,  -  Лезла  бы  под  другую
машину, если жизнь надоела.
   В прихожей  раздался  звонок.  "Адрианыч",  -  понял  Вадим  и  пошел
открывать.
   - Ну, как там твоя жертва? - с порога спросил врач. - Пришла в себя?
   - Нет еще, не совсем, но вроде ей лучше.
   - Сейчас посмотрим.
   Врач прошел в гостиную, где на диване лежала девчонка. Он пощупал  ей
пульс, оттянул веки. Затем ощупал тело, задрал свитер.
   - Помоги ее раздеть, - сухо сказал он. Вместе с Вадимом они  сняли  с
девчонки   свитер   и   джинсы,   оголив   худенькое,   но   длинное   и
пропорциональное тело.
   На левом бедре наливался огромный синяк.
   -  Гематома,   -   констатировал   врач.   -   Болевой   шок,   общее
неудовлетворительное   состояние   организма,    питание    ослабленное,
переутомление. В общем, ничего страшного.
   Он открыл чемоданчик, который привез с собой, и вынул оттуда шприц  и
ампулу.
   - Сейчас она придет в лучший вид, - сказал он. - Ты ее еще и отодрать
успеешь.
   - Ну уж. - Такое Вадиму даже в голову не приходило.
   - А что - хорошенькая, - говорил врач, делая инъекцию. - Правда, не в
моем вкусе, я больше люблю баб в теле.
   - Ну что? Все нормально? - спросил Вадим.
   - Нормально. А ты вообще-то с ней поласковее, как  бы  в  милицию  не
пошла.
   Сам знаешь, что будет.
   - Да я думаю, обойдется.
   Вадим действительно был уверен, что теперь все будет  нормально.  Как
говорится, отделался  легким  испугом.  Павел  Адрианович  тем  временем
внимательно осматривал квартиру.
   - А неплохо ты тут устроился, Ворон. Очень даже неплохо...
   - Да это же все от родителей, от дедушек и бабушек. Наша семья  живет
в этой квартире с девятьсот пятого года.
   - Белая кость, значит. Не знал... Везучий ты, Ворон... Ох, везучий...
Вот и сейчас хочешь выйти сухим из воды.  А  если  бы  она  окочурилась?
Хорошо, Павел Адрианович есть, палочка-выручалочка. Хотя ведь и сейчас -
все равно наезд.
   Разговор Вадиму начинал нравиться все меньше и меньше.
   - Адрианыч, ну... - только и сказал он.
   - Адрианыч ничего, - ответил врач.  -  Все  понимает.  Если  что,  не
забывай, мало ли...
   - Ладно, ладно, - ответил Вадим, который теперь уже не мог дождаться,
когда же врач наконец уйдет. Но вот дверь  за  Адрианычем  закрылась,  и
Вадим поспешил обратно в гостиную.
   Девчонка лежала с открытыми глазами и  удивленно  ощупывала  мохнатый
верблюжий плед, который Вадим впопыхах на нее набросил.
   - Где я? - прошептала она.
   - У меня дома, - ответил Вадим.
   - А где моя одежда?
   - Вон там, на стуле.
   - А как я сюда попала?
   - Тебя сбила машина.
   - А ты меня спас?
   Вадим пожал плечами. Его устраивал такой  поворот  дела.  Неизвестный
мерзавец сбил,  а  он,  благородный  герой,  спас.  Красиво  получается.
Правда, немного слишком красиво, но это даже кстати.  Теперь  в  милицию
она, по крайней мере, не пойдет. Так что пусть Челентаныч успокоится.
   Девчонка хотела приподняться, но тут же рухнула обратно на подушку:
   - Что-то мне не очень... И больно...
   - Еще бы! - отозвался Вадим. - Да ты  лежи.  Тебе  надо  как  следует
оклематься. Я сейчас.
   Кажется, все обошлось, думал Вадим по дороге на кухню. Теперь он  уже
жалел, что вызвал Адрианыча. Тогда бы о произошедшем не  знала  ни  одна
живая душа. Хотя, может быть, если бы не укол... Ну да  ладно,  Адрианыч
свой человек.
   Вадим вынул из холодильника пакет апельсинового сока, налил в стакан,
добавил туда немного водки.
   - Коктейль "Апельсиновый цветок", - торжественно сказал он,  входя  в
гостиную.
   Девчонка уже сидела на диване, обхватив тощими руками такие же  тощие
коленки.
   - У тебя есть расческа? - спросила она. - У меня волосы как швабра.
   - Они  не  от  природы  такие?  -  поинтересовался  Вадим,  привыкший
говорить с женщинами полушутливо - обычно это им нравилось.
   - Нет, - совершенно серьезно ответила девчонка. "Да, с чувством юмора
у нас не очень", - подумал Вадим, подавляя вздох. Он вернулся в прихожую
и принес ей расческу.
   - Бери, чешись.
   - А ты здесь живешь, да? - спросила она, оглядывая комнату. -  У  вас
тут прямо как в Эрмитаже... Такая мебель... Часы...  -  Она  кивнула  на
большие красного дерева часы, стоявшие в углу. - А это кто?
   - Это не кто, а что. Картина, - ответил Вадим. - Ты лучше выпей.
   - Я хотела спросить, чья картина?
   - Картина неизвестного художника, - голосом экскурсовода сказал Вадим
и добавил:
   - Мама уверена, что это неизвестная работа Поленова. А  по  мне,  так
хоть полено, хоть валежник - один хрен. Вот рама -  это  да.  Конкретная
такая рама, как сказал бы один мой знакомый.
   - А может быть, и Поленов... - покачала головой девчонка. - Период  в
принципе тот.
   - Да я вижу, ты специалист...
   Вадим рассмеялся. Неприятный осадок от разговора с врачом улетучился,
и ситуация, которая еще недавно казалась трагичной и безвыходной, теперь
предстала в забавном свете. Привез домой  незнакомую  девчонку.  И  ведь
действительно хорошенькую! Прав Челентаныч, все замечает старый козел!
   - Ну как "Апельсиновый цветок"? - поинтересовался Вадим.
   - Вкусно. - Девчонка улыбнулась. - Это здорово, что ты меня спас.  То
есть здорово, что спас и что именно ты спас.
   - Чего же ты под колеса бросаешься?
   - Знаешь, это сказать смешно - поссорилась  с  подругой.  -  Девчонка
рассмеялась  и  стала  еще  больше  похожа  на  подростка.  Такая   чуть
повзрослевшая Пеппи Длинныйчулок. - Чуть не с первого  класса  дружим  и
все время ссоримся.
   Смешно, правда? А вчера пристала она ко мне с этой книгой Эрика Берна
"Игры, в которые играют люди". Вот скажи ей, какая у тебя была в детстве
любимая сказка, и все  тут.  Вернее,  каким  сказочным  героем  ты  себя
представлял. Она очень любит копаться в себе и  в  других.  Знаешь,  это
иногда начинает действовать на нервы. И я сначала  позвонила  бабушке  и
сказала, что у Лиды останусь, а потом, видишь...
   Она меня достала. Вот я и решила, что домой пойду, а метро-то вот-вот
закроется...
   - А она сама кем себя представляла? Бабой Ягой?
   - А вот про себя она не говорила! - махнула рукой девчонка. -  Но  я,
знаешь, долго злиться не могу.
   - А чего же ты с ней дружишь? - удивился Вадим. Девчонка задумалась.
   - С ней не скучно. Другие вообще только о  тряпках  да  о  мужиках...
Видишь, как все получилось... Но все  равно  удачно.  По  крайней  мере,
бабушка не беспокоится. Она ведь думает, что я у Лиды. Хорошо, правда?
   С этим Вадим не мог не согласиться. Вот если бы еще не Челентаныч, но
нет, не стоит о нем думать. Как-нибудь образуется...
   - Тебя зовут-то как? - вдруг спросил Вадим.
   - Кристина. А тебя?
   - Вадим Воронов, - ответил Вадим и с некоторой досадой  подумал,  что
девчонка, конечно, не интересуется теннисом и его звучная фамилия ей все
равно ничего не скажет.
   - Воронов... - Кристина закусила губу, как будто что-то припоминая. -
Слушай, а художник Вадим Воронов?..
   - Это дед, но он так  мало  выставлялся,  и  вообще...  -  Вадим  был
искренне удивлен: он впервые встречал простого человека, не эрмитажника,
не искусствоведа и не торговца  живописью,  который  вообще  слышал  про
такого художника.
   - Как здорово! - От восхищения Кристина даже ахнула. Ее  тонкое  лицо
порозовело, расчесанные волосы высохли и рассыпались по плечам, и  Вадим
увидел, что она не просто хорошенькая, она настоящая  красавица  которая
могла бы составить конкуренцию любой голливудской звезде. - Я видела его
выставку в Доме ученых, знаешь, на набережной. Такая  свободная  манера.
Понимаешь? Он свободный человек и творец. Хотела бы я так писать...
   - Так ты,  значит,  художник,  -  ухмыльнулся  Вадим.  В  отличие  от
большинства людей для Вадима слово "художник"  было  лишено  сверкающего
ореола. Художников у них всегда был полон дом -  он  с  детства  на  них
насмотрелся.
   - Надеюсь стать, - с гордостью ответила Кристина.
   - Ладно, художник, поздно уже. Я  тебе  постелю  здесь,  если  ты  не
возражаешь.

***

   - Сереженька, а у меня твой  любимый  борщ!  -  Людмила  выскочила  в
прихожую, лишь заслышав, как поворачивается ключ в скважине.
   Плещеев улыбнулся:  до  чего  все-таки  у  него  замечательная  жена.
Никаких упреков, никаких надутых губ, никакого  "наконец-то  явился!"  и
даже "как я волнуюсь!". Идеальная подруга жизни для того, кто  служит  в
правоохранительных  органах.   Особенно   в   такой   организации,   как
"Эгида-плюс".
   - Вот спасибо! - Плещеев поцеловал жену. - Сейчас отведаем! Только  я
сделаю один совсем короткий звонок, хорошо? А ты пока ставь тарелки.
   Плещеев снял трубку и набрал уже знакомый номер:
   - Снова Плещеев. Пароль "Синдбад".  Нужно  выяснить  имя  еще  одного
автовладельца. "Москвич", номерной знак  р5027лг.  Что?  Павленко  Павел
Адрианович,  спортивный  врач?  Работает  в  теннисном  клубе?   Спасибо
большое, этого пока достаточно.
   - Все на столе! - выглянула из кухни Людмила.
   - Да-да, уже иду! - сказал Плещеев,  пробормотав  про  себя:  "Ну-ну,
Воронов".

Гармония Мира Не Знает Границ

   Кристина проснулась, открыла  глаза  и  на  миг  растерялась.  Где-то
высоко над  головой  белел,  точнее,  все  еще  серел  в  предрассветном
полумраке лепной потолок,  с  которого  торжественно  свисала  старинная
хрустальная люстра.
   Она снова зажмурилась,  а  потом  медленно  раскрыла  глаза  и  стала
осматриваться. Прямо перед собой на стене она увидела картину. Это  было
какое-то чудо, хотя, казалось, она ее уже  видела.  Иногда  бывает,  что
вдруг останавливаешься в музее перед полотном, мимо которого ходил много
раз, не обращая особого внимания, и вдруг замираешь, пораженный.
   Ясный, хотя и немного прохладный летний день,  И  женщина  в  светлом
платке и синем жакете бережно и немного неловко, по-городскому, держащая
перед собой петуха с алым гребешком и ярким хвостом. И  оперение  хвоста
сочетается с цветным платком, с зеленой травой и  голубым  небом.  И  во
всех них - в мире,  в  женщине  и  в  петухе  -  какая-то  поразительная
гармония.
   "Гармония мира не знает границ", -  почему-то  вспомнила  Кристина  и
снова опустила голову на подушку.
   Она вдруг почувствовала, как ужасно болит бедро. И только теперь  все
вспомнила. Вчера, когда она выскочила от Лидии,  ее  сбила  машина.  Это
Кристина помнила очень смутно. Потом она, наверно, потеряла  сознание  и
очнулась здесь, у Вадима Воронова. И сейчас, вспомнив об этом, она снова
поразилась. Это было похоже на сказку. Только не тот Вадим Воронов,  чьи
работы она  видела  в  Доме  ученых,  а  его  внук.  Но  внук,  ей  тоже
понравился. Такой красивый. И он ее спас!
   Кристина откинула плед. Действительно, на бедре  красовался  огромный
сине-черный синяк. Еще болела голова. Наверно, ударилась об асфальт.
   Девчонка спрыгнула с дивана и чуть не застонала от  боли,  затем  уже
гораздо медленнее и аккуратнее поставила ноги  на  паркет.  Он  оказался
совсем не холодный, вовсе не такой, как линолеум у нее дома.
   В гостиной вдоль одной из стен стояли  высокие  шкафы,  за.  стеклами
которых она  увидела  настоящее  богатство  -  тут  были  художественные
альбомы по всем художникам и эпохам, какие только можно вообразить.  Вот
четыре  толстенных   фолианта,   кажется   по-французски,   "Итальянское
искусство Ренессанса".
   "Везет же некоторым. Протянул руку, снял книгу с  полки.  И  все  это
дома, а не где-то в Публичке", - думала Кристина, но без  всякой  злобы.
Он еще совсем маленьким  мог  взять  и  посмотреть  импрессионистов  или
Врубеля, да хоть Сальвадора Дали. А Кристина  о  существовании  Иеронима
Босха  узнала,  когда  ей  было  уже  шестнадцать  и   она   училась   в
художественной школе. Дома у  них  в  детстве  не  то  что  альбомов  по
искусству, просто книг было - две полочки. А тут!
   "А говорят, все люди равны, - с грустью думала она. - Не  получается.
У одного с детства -  огромная  библиотека,  а  у  другого  только  "Как
научиться шить?" и "Триста блюд из хамсы и тюльки". А у третьих  и  того
нет. И родились они не в Петербурге".
   Она вспомнила Лиду - с нее же все началось. Лида опять принялась, как
она говорит, объективно разбирать по косточкам Кристинин характер  -  за
неимением других объектов. Сначала уличала ее в каких-то "измах" - не  в
простом эгоизме, а в чем-то таком более изощренном. Потом  переключилась
на Эрика Берна - она очень увлекалась им в последнее время. Лидия вообще
была склонна к увлечениям и переходила в  этом  всякие  границы.  Вот  и
теперь она не могла говорить ни о чем  другом,  кроме  "Игр,  в  которые
играют люди", и все на  свете  объясняла  через  жизненные  сюжеты.  Она
взахлеб пересказывала эти теории Кристине, а потом потребовала, чтобы та
рассказала ей, героем какой сказки она считала себя в детстве.  Кристина
не знала, и Лида стала обвинять ее в желании  скрыть  свою  сущность.  А
потом заявила, что Кристина двуличная. Это было уже слишком.
   Кристина отчетливо вспомнила глаза  Лиды  -  сердитые,  колючие.  Она
терпеть не могла, когда другие. не разделяли ее увлечений.
   - Зачем же ты со мной общаешься, если я такая двуличная?  -  спросила
Кристина.
   - Сама не знаю, - ответила Лида.
   Все бы обошлось, если бы она не добавила:
   - Для меня самой это полная загадка.
   И тут Кристина вспылила. Это с ней  иногда  случалось.  Она,  правда,
быстро отходила, но в гневе могла натворить много чего.  Вчера,  правда,
она всего только бросилась в прихожую и, на ходу надевая плащ, понеслась
бегом вниз по лестнице, затем бегом через улицу... Остальное известно.
   Но и сейчас, когда она вспомнила о  Лиде,  ей  снова  стало  до  слез
обидно. И чего она так? И  что  это  за  сказки  дурацкие!..  Она  снова
взглянула на книжные шкафы и вдруг вспомнила. Гадкий утенок! Ну конечно!
Вот кем она представляла себя в детстве. Когда в детском саду читали эту
сказку вслух, ей было почему-то ужасно  неловко  смотреть  на  остальных
детей - ведь она-то хорошо знала, что воспитательница сейчас читает  про
НЕЕ.
   Вадим тихо приоткрыл дверь  гостиной  и  увидел  вчерашнюю  девчонку,
которая в одних трусиках стояла перед зеркалом. Без одежды она  казалась
не худой, а гибкой и стройной. У нее была гладкая матовая кожа,  плоский
живот, аккуратные, словно точеные, бедра  и  небольшие  округлые  груди.
Вадим замер. Она была потрясающе, поразительно красивой и очень близкой.
Она  еще  не  замечала  его  и,   смотря   на   собственное   отражение,
разговаривала с ним.
   - Гадкий утенок, - тихо произнесла Кристина.
   "Интересно, какая она в постели?" - подумал Вадим  и  вспомнил  слова
спортивного врача. Внезапно ему показалось, что в квартире ужасно жарко.
   Он сделал резкий шаг вперед.
   - Кристина, - сказал Вадим, и его голос прозвучал хрипло. - Ты просто
чудо.
   Он бросился  к  ней  и  постарался  ее  обнять,  но  девчонка  успела
отпрыгнуть в сторону  и,  скрестив  руки,  закрыла  голую  грудь.  Вадим
обхватил ее руки и стал покрывать быстрыми горячими поцелуями  ее  лицо,
плечи, шею.
   - Не надо, ты чего, не  надо,  пусти!  Больно!  -  в  ужасе  говорила
Кристина. - Пусти!
   - Ну хорошая моя, ты  же  такая  восхитительная,  ты  такая...  -  Он
продолжал машинально что-то  говорить,  а  сам  пытался  оторвать  руки,
закрывавшие грудь.
   - Да пусти же! - крикнула Кристина. На миг ей  удалось  вырваться  из
его объятий, и она опрометью бросилась в коридор, оттуда  в  прихожую  и
подбежала к входной двери.
   - Ты куда, дура?! Там же холодно! заорал Вадим, на ходу приводя  себя
в порядок.
   Но Кристина не слушала его. Ее тонкие пальцы коснулись  замка,  и  он
открылся. Кристина ступила узкими босыми ногами на  холодный  и  грязный
цемент лестничной площадки и бросилась вниз. Вадим  настиг  ее  лишь  на
площадке между этажами и  силой  втащил  обратно  в  квартиру.  Кристина
мертвой хваткой вцепилась в дверную ручку.
   - Идиотка, дура, - говорил Вадим, пытаясь разжать ей пальцы.
   Становилось холодно - из разбитого  окна  на  лестницу  дул  холодный
ветер.
   Мимо проскрежетал лифт. На миг Вадим замер - а  если  сюда?  Но  лифт
поднялся на следующий этаж. У Вадима отлегло  от  сердца,  но  весь  пыл
вдруг прошел.
   - Ладно, успокойся. Поиграли - и хватит, -  проворчал  он  и,  бросив
Кристину у незакрытой двери, отправился к себе в комнату - одеваться.
   Кристина еще некоторое время постояла  у  двери,  затем,  оставив  ее
приоткрытой, бросилась в гостиную и быстро оделась -  вплоть  до  сапог.
Только плаща нигде не было. Можно было, конечно, его бросить, и еще пять
минут назад она, конечно, так бы и сделала, но сейчас,  когда  опасность
как будто миновала, она подумала, что другой подходящей одежды на  осень
у нее нет и ходить ей будет решительно не в чем.
   В этот миг в гостиной опять  появился  Вадим.  Он  был  одет,  причем
тщательно - брюки, рубашка, пиджак. Только галстука не хватало.
   - Где мой плащ? - с вызовом спросила Кристина.
   - А ты решила, что я его украл? Здесь он, не беспокойся, - с холодной
иронией ответил Вадим. Он скрылся, а затем вернулся с синим  Кристининым
плащом.
   - Я его высушил. И вычистил.
   Действительно, плащ был приведен в порядок.  Кристин