двадцать лет.  Жуков посмотрел на
Алексея, и тот подмигнул ему. Валерий Александрович виновато улыбнулся в ответ.

     Нина Степановна села на правое сиденье,  где,  опасаясь укачивания, обычно
ездила.  Пристегнулась  ремн„м  и  сказала,  что  совершенно  не  хочет  никуда
вылезать. Она была в курсе.
     Снегир„в передал  Валерию Александровичу крохотную,  размером с  чехольчик
для бритвенных лезвий, ч„рненькую коробочку:
     - Это  класть  в  нагрудный карман.  Чтобы...  никуда без  тебя  опять  не
уехал...
     Стаська ходила  кругом "Москвича",  присматриваясь,  трогая,  чуть  ли  не
пробуя на  зуб.  Потом остановилась у  кормы автомобиля и  о  ч„м-то напряж„нно
задумалась, гладя пальцем багажник.
     - Здесь вмятинка раньше была...  -  сказала она  подошедшему Снегир„ву.  -
"Рафик" маршрутный когда-то на перекр„стке...
     Алексея было весьма трудно смутить. Он пожал плечами:
     - А зря в ремонт-то таскали? Чинить так чинить...
     - Дядя Л„ша,  -  сказала Стаська очень серь„зно.  Она сосредоточенно т„рла
багажник  ладонью  и  не  смотрела на  Снегир„ва.-  А  вот  скажите...  бывает,
наверное...  что  и  человек тоже  откуда-нибудь верн„тся...  сам  на  себя  не
похожий... то ли он, то ли не он... да? Дядя Л„ша, бывает?..
     Она  начала  медленно  поворачиваться  к  нему,   поднимая  глаза,   и  до
непоправимого осталась секунда,  потому что ответ мог быть только "да",  а  это
значило,  что последует новый вопрос...  Снегир„ва спас Рекс.  Могучий кавказец
успел  исчерпывающе обнюхать "Москвич" и  азартно  выписывал круги  по  газону,
радуясь отсутствию намордника.  Алексей присматривал за ним вполглаза,  но и он
едва  успел  уследить,  когда открылась дверь крайнего подъезда и  оттуда вышел
мужчина с  большим ч„рным терьером на поводке.  Вид старинного недруга наполнил
Рекса восторгом долгожданного боя.  Он решил наконец показать терьеру,  кто был
п„с  номер один  в  этом дворе.  Издал короткий низкий рык  и  мохнатой кометой
рванул к нему через лужи...
     - Фу!..  -  заорал  страшным голосом Алексей.  Гнев  Божественного Хозяина
шарахнул  пса,   точно  стена,  неожиданно  возникшая  перед  носом.  Кавказец,
мчавшийся  вброд  через  небольшое  внутреннее  море,  разлившееся  на  детской
площадке,  "затормозил" так,  что  из-под лап взвился целый девятый вал брызг и
вымочил ему брюхо и вообще всю шерсть,  вернее, ту е„ часть, что ещ„ оставалась
сухой.  После  чего  Рекс  потерял к  заклятому врагу  всякий  видимый интерес.
Повернулся и потрусил назад к "Москвичу".
     - Дядя  Л„ша,  он  не  простудится?  -  спросила Стаська,  ощупывая сплошь
мокрого пса.  На Снегир„ва она старательно не смотрела,  и он, кажется, понимал
почему. Ей так хотелось, чтобы произошло чудо и кто-то воскрес, что она едва не
поверила. В сказку, которую сама же нарисовала...
     Теперь  вот  смущалась,   отводила  глаза.  Потом  пришла  к  выводу,  что
дальнейшее гуляние было Рексу вс„ же противопоказано,  и  вместе с  т„тей Ниной
повела кавказца домой -  мыть  грязные лапы,  вытирать большой тряпкой,  чесать
пышную шубу специально купленной щ„ткой...  Стаська тянула за поводок,  но Рекс
не сразу дал себя увести.  Божественный Хозяин внятно излучал нечто,  именуемое
прощанием,  и  Рекс тянулся к нему и скулил,  заглядывая в лицо...  Со стороны,
слава Богу,  это выглядело так,  словно п„с извинялся за недостойное поведение.
Он оборачивался, пока в парадном не хлопнула дверь.
     Снегир„в смотрел на эту дверь,  скрывшую от него Стаську,  и электрическое
пламя,   возникшее,  как  обычно,  без  предупреждения,  растекалось  в  груди,
скручивалось невыносимым жгутом, выпускало во все стороны убийственные щупальца
боли.  Лифт пош„л вверх,  его  было хорошо видно сквозь окна лестничной клетки.
Вот  спустился  противовес...  потом  вс„  остановилось...  и  ещ„  одна  дверь
отгородила его  от  того  последнего счастья,  которое ему  было на  этом свете
отпущено...  Стаська не  сказала ему "до свидания".  Предполагалось,  что они с
Валерием Александровичем запрут сейчас машину в  гараж  и  вернутся,  купив  по
дороге что-нибудь вкусненькое к  столу:  надо  же,  в  самом деле,  хоть как-то
отметить счастливое возвращение "Москвича"... И ведь он мог, вс„ ещ„ мог...
     Ничего  он   не  мог.   Потому  что  м„ртвые  не  воскресают.   Не  должны
воскресать...
     - Ну что? - сказал Жуков. - Поехали? Снегир„в очнулся и понял, что Валерий
Александрович обращался к нему уже не впервые.
     - Поехали,  -  ответил он и  сел справа.  Оттуда,  где они стояли,  хорошо
просматривалась арка в  соседнем доме,  выводившая на  Московский проспект.  Та
самая  арка.  Кирину могилу Алексей посетить уже  не  успеет.  Может  быть,  он
посмотрит в ту сторону из иллюминатора самол„та. Если ему повез„т...
     "Москвич"   осторожно   втянулся   внутрь   покосившегося   металлического
сооружения,  сорок  лет  назад  гордо  именовавшегося гаражом.  Жуков  заглушил
двигатель,   поставил  "грабли"  на  педали  и  некоторое  время  разбирался  с
сигнализацией.  Включал  е„,  выключал и  пытался  нарушить.  Маленькая сирена,
приделанная под  капотом в  укромном -  не  сразу  найд„шь -  местечке,  сперва
предупреждающе вякала,  потом начинала вопить как резаная. В замкнутом и гулком
объ„ме била она по ушам садистки,  достигая болевого порога.  Сигнализация была
не   какой-нибудь  занюханный  "Клиффорд"  и   подавно  не  "Престиж"  -   своя
собственная,  фирменная,  какую делал только Никита Новиков и  ставил на машины
только Кольчугин.
     - А  то  во-он  из  того  гаража  недавно  "девятку"  новенькую  увели,  -
пожаловался Валерий Александрович Снегир„ву.  С  некоторых пор  он  стал  очень
чувствителен ко всему, что касалось автомобильных угонов.
     Алексей, пожал плечами:
     - Значит,  нацелились.  Они  уж  если  конкретно нацелятся,  так  ничто не
спас„т. Специалисты такие имеются...
     Боль понемногу выпускала его из тисков,  становилась тупой,  ноющей. Почти
терпимой.
     Жуков  навесил на  гаражные ворота  огромный древний замок  и  решил  быть
оптимистом:
     - С  другой стороны,  высококлассных угонщиков вс„  же  не  пол-Питера,  и
поэтому вероятность... Слушай, Алексей. Я, честное слово, даже не знаю, как мне
тебя...
     - Ты меня уже за вс„ хорошее на всю жизнь впер„д, - сказал Снегир„в. Жуков
посмотрел  на  него,  и  Алексей  внезапно  показался ему  пьяным.  Было  такое
впечатление,  что он с большим трудом двигался и говорил. Валерий Александрович
чуть не спросил его о самочувствии,  но удержался,  понимая,  что тот вс„ равно
ему не расскажет. Или отбрехн„тся дежурным "нормально". Хотя глаза почему-то из
бел„сых сделались ч„рными, так расплылся зрачок.
     Снегир„в между тем д„ргал молнию, расст„гивая сумку, висевшую на плече.
     - Стаська, - сипло выговорил он, и Жуков позже сообразил, что получил-таки
на все свои вопросы ответ.- У не„ день рождения... в мае. А я... в командировку
должен лететь...
     - Так до мая слава Богу ещ„,  -  удивился доктор наук.  -  А куда, если не
секрет?
     Снегир„в,  не  слушая,  извл„к из  сумки коробочку с  нарисованным на  ней
симпатичным  маленьким  телефоном  и  надписью  "Nokia".   И  протянул  Валерию
Александровичу:
     - Отдашь...   Разрешение,   все   документы  внутри...   про   оплату   не
беспокойся... Ей скажешь, пускай кармашек сошь„т и под курточкой носит... чтобы
жулики не отобрали...
     Говорил он  действительно с  трудом,  потому что  воздух ж„г  горло  и  не
достигал простреленных л„гких.  И  глаза вправду были  двумя дырами.  В  ч„рную
космическую пустоту.
     Жуков  молча  взял  у   него  коробочку.   Она  была  невесомой.   Валерий
Александрович вдруг понял -  как они с Алексеем когда-то познакомились здесь, у
этого гаража,  так здесь же  и  попрощаются.  Здесь и  сейчас.  И  похоже,  что
навсегда.
     - Ещ„,  -  сказал Снегир„в. И протянул небольшой бумажный квадратик. Жуков
поправил  очки  и  увидел  длинный  ряд  цифр,  перемежаемый  кое-где  плюсами,
ч„рточками и скобками.-  Это аварийный телефон,-  продолжал Алексей. - На самый
крайний...  если вдруг вовсе безвыходное...  если что-то со Стаськой... по нему
меня в любой точке... планеты...
     Он вс„-таки задохнулся и замолчал.
     - Я  так понимаю,  -  тихо проговорил Жуков,  -  что номер этот совершенно
секретен и никакому разглашению не подлежит?..
     Снегир„в нехотя кивнул.  Вид у него в данный момент был такой, что краше в
гроб кладут.  Прич„м существенно краше.  Что-то изменилось в  его лице,  что-то
заострилось,   запало,   судорожное  напряжение  сдвинуло   мышцы,   и   Жукову
померещилось сходство с портретом,  висевшим на стене в Стаськиной комнате.  Он
не удержался и спросил:
     - Алексей, ты... верн„шься?..
     Снегир„в поднял на него пустые глаза. Теперь в них не было даже боли. Даже
боль выгорела дотла, до серой золы, и е„ ун„с ветер.
     - Если меня убьют,  - сказал он, - ты об этом... узнаешь. Тогда... Стаське
скажешь...  тебе и Нине... спасибо... Да... ещ„... картину, которую мне сегодня
показывала... пускай сохранит...
     Повернулся и быстро зашагал через подворотню на Варшавскую улицу.

     Саша  Лоскутков бр„л  по  длинному,  извилистому коридору  и  вс„  пытался
рассмотреть его очертания,  но  ничего из  этого не  получалось.  Пол,  стены и
потолок менялись как хотели:  то  придвигались вплотную,  то уносились далеко и
пропадали из глаз.  Коридор петлял,  извивался и уводил отч„тливо вниз,  и Сашу
это очень тревожило, хотя он не понимал почему.
     Большей частью здесь царила почти совершенная темнота, но иногда появлялся
свет,  и  тогда делалось ещ„ хуже.  Потому что свет происходил от  огня.  Огонь
врывался вихрями,  волнами,  смерчами горящего воздуха, и увернуться или удрать
от него никакой возможности не было.  Огонь налетал...  и  временами Саше опять
начинало казаться,  будто его несут на руках. Откуда, из какой памяти приходило
это ощущение,  он не знал. Каждый раз, когда появлялся огонь, Саша напрягался в
жутком предчувствии боли,  а потом начинало останавливаться сердце.  Он ощущал,
как  оно постепенно затихает внутри,  как ему оста„тся совсем немного до  того,
чтобы затихнуть совсем.  Тогда становилось очень трудно идти,  и это было самое
скверное.  Где-то  неведомо далеко из  коридора был выход,  и  Саша пытался его
разыскать.  Где и  как искать,  он  не знал,  он мог только идти впер„д.  Мог и
остановиться,   передохнуть  -   это  до  некоторой  степени  зависело  от  его
собственной воли,  -  но  остановка таила в  себе какую-то опасность,  какую-то
ч„рную бездну,  и  Саша  не  останавливался.  Он  продолжал идти  и  постепенно
удалялся от бездны,  и на время становилось чуть легче,  а потом вс„ начиналось
сначала.  Иногда огонь вырывался словно бы  прямо из  стен  и  "пропадал спустя
нескончаемый миг,  успев  полоснуть тысячами когтей.  Иногда же  он  с  рокотом
возникал впереди  и  неотвратимо н„сся  навстречу,  и...  пролетала вечность за
вечностью, но рано или поздно Сашу подхватывали чьи-то руки - и несли, когда он
уже не мог двигаться сам...
     А  ещ„ в  коридоре обитал Голос.  Саша почти вс„ время слышал его.  И даже
понимал,  что Голос обращается к нему,  говорит с ним, куда-то зов„т. Он не мог
разобрать ни единого слова,  но Голос казался смутно знакомым.  Иногда у Голоса
появлялся облик.  Стены  коридора порой  расходились особенно далеко,  и  тогда
сквозь улетающий дым проступало лицо. Почему-то зел„ное. На лице были глаза - и
ничего больше.  Только глаза.  Голос и глаза звали Сашу, и он ш„л к ним, потому
что там, куда они его звали, был выход из лабиринта.
     Но  он устал.  Он очень устал.  И  коридор вс„ чаще заволакивался огненным
дымом. И по-прежнему уводил отч„тливо вниз...
     Кто  не  бывал  в  ожоговом центре,  тому  и  незачем  туда  попадать.  Ни
посетителем,  ни.  Боже упаси, пациентом. Там тусклое освещение и на полу очень
чистый  коричневатый линолеум,  а  так  называемая песочная ванна  форму  имеет
овальную и  размерами вроде большого дивана,  и  со стороны кажется,  что в ней
кипит  и  клокочет жидкая бурая грязь.  На  самом деле  это  бурлит поддуваемый
воздухом порошок,  и  его  покрывает тонкая пл„нка.  А  сверху,  погруж„нный до
половины, тихо плавает в невесомости или слабо корчится человек. Вернее, жуткое
нечто,  когда-то  бывшее  здоровым и  полным  сил  человеком.  И  прикосновение
бурлящего порошка есть единственное,  что  может вынести его сожж„нное тело.  И
там,  где  нет  кожи,  голую плоть покрывают широкие полосы марли,  пропитанной
фурацилином.  И смотреть на вс„ это,  если только ты не профессиональный медик,
нет никаких сил.
     Катя Дегтяр„ва профессиональным медиком не была. Когда она примчалась сюда
на,  по  сути,  угнанном автомобиле,  Сергей Петрович Плещеев не только не стал
ругать е„ за отягч„нный разбоем побег из "Костюшки", но и пров„л внутрь, одолев
массу препятствий.  Санитар-охранник при входе был пройден с  помощью некоторой
денежной суммы,  извлеч„нной Сер„жей  из  кошелька.  Свирепая бабка-медсестра в
самом  отделении  оказалась  полностью неподкупной и  не  позволила не  то  что
проникнуть -  даже  заглянуть внутрь.  Тогда  Сер„жа  отправился к  заведующему
отделением,  о  ч„м-то с ним говорил,  наверняка показывал документы и,  весьма
вероятно,  опять доставал кошел„к.  Когда-нибудь Катя его спросит об этом. Пока
имело значение только то,  что заведующий сказал бабке несколько слов, и та без
звука выдала Кате ярко-зел„ное стерильное облачение и помогла в него влезть,  и
Катя вошла.
     В  затемн„нном коричнево-бежевом помещении густо  пахло  лекарствами.  Там
стояло штуки четыре одинаковых ванн, но бабка сразу сказала:
     - Вон  он,  твой,  -  и  кивнула направо.  Туда,  где возле одной из  ванн
громоздились передвижные тележки с приборами.  Там всхлипывал и вздыхал аппарат
искусственного дыхания,  и  от него тянулась трубка,  подававшая воздух.  Рядом
тихо попискивал кардиограф -  проводки с  электродами,  прилепленными на груди,
отслеживали биение сердца,  на  маленьком экране пульсировали линии  ритма,  то
убыстрявшего,  то почти прекращавшего бег. И возвышались стойки с капельницами.
Сразу две.
     И ещ„ там был Саша.
     Кожа у него осталась примерно на половине живота и груди, кое-где на лице,
шее и  б„драх -  в  общем,  там,  где в  бензиновом море его прижимал к  себе и
прикрывал собой Фаульгабер.  Вс„  остальное прятала марля,  мокрая и  ж„лтая от
фурацилина.  Там,  куда вошла пуля,  теперь была нашл„пка из пластыря, и наружу
тянулась  подвязанная  бинтиком  трубка,  воткнутая  в  прозрачный  пластиковый
мешочек.
     Мимо   белыми  и   зел„ными  тенями  скользили  какие-то   призраки.   Они
переговаривались между собой,  и,  если бы  Катя на  них обратила внимание,  то
поняла бы из взглядов и слов:  такие ожоги,  да плюс огнестрельное... не жилец.
Она внимания не обратила.
     Бабка-медсестра даже  принесла стульчик.  Катя  села  и  стала  смотреть в
бывшее лицо с бесформенным ртом, из которого торчала трубка для воздуха.
     - Саша,  я тебя люблю,  -  сказала она. Что за дурацкая гордость мешала ей
произнести  это  раньше,  когда  он  мог  услышать  е„?  -  Держись,  Саша.  Ты
поправишься. Я тебя люблю...
     Он,  конечно,  ей  не  ответил.  Глаза были чуть приоткрыты,  но не видели
ничего, кроме коридора, вс„ так же уводившего вниз. Катя продолжала говорить.
     Круг замыкается
     Долго торчать на Варшавской улице Снегир„ву не пришлось, но и за несколько
минут  он  почему-то  страшно  озяб.  Мимо  проезжали автомобили,  кто-то  даже
остановился и  спросил,  не  надо  ли  куда  подвезти,  однако он  лишь помотал
головой.   Потом   со   стороны  центра  появилась  грязно-серая  "Нива".   Его
собственная.   И   сквозь  лобовое  стекло  видна  была  рыжая  голова  Кирюшки
Кольчугина, сидевшего за рул„м.
     "Нива" затормозила,  Алексей влез внутрь и  сунул руки под  струю горячего
воздуха,  вылетавшего  сквозь  пластмассовую реш„тку.  "Дядя  Л„ша,  смотрите!"
Машина взлетала на  очередную ореховскую горушку,  и  было видно,  как  крупные
капли   дождя   ударялись  и   разбрызгивались  об   асфальт.   Алексей  крепко
зажмурился...
     - Давно  жд„шь?  -  спросил  Кирилл  виновато.  -  Я  вроде  точно...  как
договаривались...
     - Ничего...-  у  Снегир„ва зуб  на  зуб не  попадал,  но  постепенно дрожь
проходила. - Вс„ узнать забываю... Никита твой как?
     - Лечится, бедолага. - Кирилл искоса посмотрел на Алексея. - Только ничего
не рассказывает.  Руку ему,  как я понял...  серь„зная операция предстоит...  и
ещ„, что девушку встретил. Ту самую. Вот. А где был и что - никакими клещами...
Сам, дескать, догадывайся...
     - Ага,  -  сказал Снегир„в.  -  На Багамах,  наверное, на банановой кожуре
поскользнулся.
     У  него  во  внутреннем кармане лежал  билет  до  страны,  находившейся от
Багамских островов не  особенно далеко.  Провалилась бы  она в  тартарары,  эта
страна.  На  заднем  сиденье "Нивы"  лежал  ярко-красный рюкзак,  собранный ещ„
накануне.  Череда международных аэропортов, последовательная смена документов и
внешности...  и  в  конце -  неминуемая смерть дона Луиса Альберто по  прозвищу
"Тегу", редкостного мерзавца и живоглота. Потому что Скунс всегда выполнял свои
обещания. А потом?..
     А провалилось бы и оно тоже куда-нибудь, это "потом"...
     - Как "Москвичик"? Понравился? - поинтересовался Кирилл.
     - Дык!..  -  Снегир„в почувствовал,  что улыбается. - Любимый член семьи с
того света вернулся...
     - Вот  ради  этого  стоит жить,  честно,  -  обрадовался Кольчугин.  Потом
спросил: - Ты пока ездишь, мне "Ниву" куда?
     Алексей пожал плечами:
     - Куда... поставь в уголок. Катайся, чтобы не скучала... Если надумаю что,
я тебе сообщу...
     И подумал, что, кажется, играет сам с собой в прятки, намеренно не обрубая
концы и оставляя лазейки.  Потому что человек не железный.  Человеку хочется на
что-то надеяться. Даже если надежды нет никакой.
     До аэропорта добрались без приключений.  Регистрация рейса, которым улетал
Снегир„в,  ещ„ не началась,  и  он оставил Кирилла стеречь свой рюкзак,  а  сам
вышел наружу.
     В  международном Пулкове-2  залы отправления и прибытия разнесены довольно
далеко в стороны и отделены друг от друга центральным зданием посередине. Перед
ним   расположена   круглая   площадь;   там   разворачиваются   автомобили   и
останавливается автобус,  приходящий из города.  Снегир„в медленно побр„л через
автостоянку,  обходя площадь,  туда,  где замыкался круг и начиналось шоссе. Он
бр„л  вроде бы  без  особенной цели,  но  видел,  как  из  дверей зала прибытия
деловито и быстро вышли двое мужчин.  Один был под два метра,  широкоплечий,  с
красиво посаженной головой и седыми висками.  Он бережно н„с большую,  добротно
запакованную коробку. Снегир„в очень хорошо знал этого человека. У второго была
широкая,  круглая,  бородатая,  типично шведская рожа. Алексей его видел первый
раз в жизни и, надо думать, последний.
     Они  погрузили  коробку  в  великолепный  серо-стальной  "БМВ",   хлопнули
дверцами и покатили. Швед навряд ли заметил аборигена в лыжной вязаной шапочке,
стоявшего на обочине.  Он даже не посмотрел в его сторону. А вот Бешеный Огурец
заметил. И посмотрел. Их глаза встретились, и Скунс улыбнулся. Это продолжалось
секунду.  Мощный автомобиль мелькнул и исчез, сверкнув под оранжевыми фонарями.
Его  скорость  была  весьма  далека  от  положенных  шестидесяти  и  приводила,
наверное,  в трепет законопослушного шведа.  Снегир„в подумал о том, что Антона
Меньшова и  серебряный "БМВ" знали все питерские гаишники.  Никто не  остановит
его,  не помешает со скоростью снайперской пули доставить лекарство...  которое
ещ„ может успеть...
     Это,  впрочем,  от  Скунса уже не  зависело.  Он вс„,  что мог,  здесь уже
довершил. Все дела сделал...