стых. Вроде бы дамой. Вот кого надо было бы взять на углубленную обработку. Уж тут он бы расстарался!
     Клиентка открыла сразу. На лице ее были приятные тени усталости.
     - Спасибо, доктор, что вы пришли. Я вас так ждала! Даже мужу позвонила, - сказала она мягким обволакивающим голосом, пока он снимал дубленку.
     Даже в дешевой домашней одежде она была обольстительна своими линиями тела.
     - Ну, посмотрим, что с вашим мальчиком, - ответил он с бодрой энергией. - Ведите меня к нему.
     И Парамонов почувствовал, как входит в роль заботливого семейного врача.
     Однако тут же что-то застопорилось. Клиентка приостановилась в легком недоумении.
     - Руки у нас моют в конце коридора, - наконец выговорила она тихо, почти укоризненно.
     - Конечно, конечно!
     И он так же бодро отправился в конец коридора.
     С тех пор как врачам стали подсовывать в квартирах грязные захватанные полотенца, от которых можно заполучить любое кожное заболевание, они и руки мыть перестали. Некоторые пользовались собственными одноразовыми салфетками. Но клиентка об этом не знала. Опять же, ее полотенце было свежайшим, отчего он подумал о ней с нежностью.
     - Ну, так где наш больной?
     - Он сейчас спит, совсем недавно заснул, но я его разбужу.
     - Не надо, - остановил Парамонов. - Лучше это сделаю я.
     Зачем ему захотелось блеснуть перед нею своим умением - он и сам не мог ответить.
     Она стояла в дверях, готовая немедленно войти в ситуацию, а он, подвинув стул ближе к подростковому раздвижному диванчику, на котором спал в довольно чистой пижаме двенадцатилетний мальчишка, удачно перевел его фазу сна в гипнотическую и установил раппорт.
     Это была классика, которой обучали в вузе.
     Мальчишка подробно рассказал о своих страхах. Парамонов незаметно вопросами подвинул его к началу приступа. Ему хотелось продемонстрировать перед клиенткой небольшое чудо. Краем внимания он наблюдал, как мгновенно она напряглась, когда приступ начал быстро развиваться. Но Парамонов тут же его пресек, и мальчишка задышал ровно, спокойно. Оставалось сделать напутственное внушение, оставив крючочек для следующего контакта, и перевести сон в одну из обычных фаз.
     - Все в порядке, - сказал он довольно, поднимаясь со стула. - Несколько сеансов, и вы забудете о его приступах, как о смешном мимолетном страхе.
     - Доктор, вы просто кудесник!
     Он давно не видел таких счастливых клиенток. Можно было бы сказать, что она просто цвела счастьем, так преобразилось ее лицо за эти минуты. И он испытал желание немедленно, тут же поделиться с ней своей энергией, чтобы ощутить в ней еще большее счастье. И наслаждение.
     Он даже представил на мгновение, что этот мальчишка - его сын, а она - его жена, постоянная подруга. Мужа можно было бы лишить земной сущности и сделать так, что она даже не вспоминала бы о прежней жизни. Ингу - отправить вдогонку за теми, чьи квартиры он перевел в баксы.
     Зацепка, которую он оставил в сознании этой клиентки во время приема, сработала мгновенно, так что она сразу перешла в состояние внушенного действия. Мальчишка мирно спал в другой комнате, и Андрею Бенедиктовичу ничто не мешало немедленно приступить к передаче своей энергии.
     Но неожиданно сработала та самая растекшаяся головная боль, которая, когда он вошел в образ мужа, лишила его точности микрореакций. Хотя поначалу, стоило ему воспроизвести уже происходившую однажды ситуацию, все вроде бы пошло нормально.
     - Вы открываете дверь, перед вами стоит ваш муж, вернувшийся из Мурманска. Вы ведь любите своего мужа?
     - Очень! - отозвалась клиентка.
     Парамонов, как и тогда, в кабинете, приблизился к ней.
     - Обнимите своего мужа. Он так счастлив быть с вами.
     И она послушно обняла Парамонова, приникла к нему так, как приникала только к мужу, уткнулась носом куда-то ему в шею и промурлыкала:
     - Приехал наконец!
     - Вам хорошо вместе с мужем, вам очень хорошо вместе, и ничто не мешает вашей близости, - развивал ситуацию Парамонов. - Вы у себя дома. Сын ваш здоров и крепко спит в другой комнате. Дома больше никого нет, только вы и муж. Ничто не мешает вашей близости с мужем. Покажите, как вы это делаете!
     Вот тут-то он и ошибся. Надо было предоставить ей инициативу, а он заторопился, потому что не мог больше удерживать свою энергию, так эта клиентка манила его своим телом. Он принялся поспешно, даже, пожалуй, грубо ее раздевать, предвкушая как сейчас аурно сольются их поля по чакрам, и не уследил всего-навсего за каким-то одним мгновением. Что-то сделал не так, видимо слишком грубо.
     Этого самого мгновения ей хватило, чтобы полностью выйти из-под контроля.
     Только что так послушно и радостно подставлявшая губы его губам, она резко отстранилась и стала растерянно оглядываться - не так-то просто дается перескок из одной реальности в другую.
     - Кто вы? - грубо спросила она, но тут же, что-то вспомнив, смягчилась. - Извините доктор. Ничего не понимаю, что со мной! Видимо, голова закружилась. Сколько я вам должна? - И она сжала виски. - Ничего не понимаю! - Она вдруг обнаружила расстегнутую на себе блузку, съехавший на сторону лифчик и, смущенно запахнувшись, еще раз повторила: - Ничего не понимаю!
     Такого обвала с ним не случалось давно, со времен Перми.
     - Вам стало плохо, и я попытался привести вас в чувство, - сказал он, с трудом удерживая мелкую дрожь в теле и желание тут же схватить ее, бросить на постель и подмять под себя.
     Но этого ни в коем случае нельзя было допускать. На этом он уже вляпался в Перми, и им с Ингой тогда едва удалось унести ноги.
     ?Узнать бы точно, что она помнит из случившегося?, - подумал он и проговорил с мягкой улыбкой:
     - Сынок спокойно спит. Если у вас есть близко его фотография, дайте ее мне. Я проведу несколько сеансов коррекции его поля. Через несколько дней позвоните моему менеджеру, она запишет вас на прием. Я внесу вас в свой список. Денег никаких не надо. Я помогаю вам от чистого сердца.
     Лучше сделать именно так. Если она что и помнит смутно, то такой поворот будет гасить в ее памяти неприятные ощущения. Но уж на следующем приеме он свое возьмет.
     Клиентка извинилась и неуверенной походкой ушла в комнату к спящему сыну за фотографией. Она вернулась через несколько минут, держа сразу несколько снимков. На одном были изображены трое: в середине сын, а по краям она и муж - довольно угрюмый тип. Но Андрею Бенедиктовичу был дан другой снимок, с одним лишь сыном.
     - Ничего, что он тут младше на два года? - робко спросила клиентка.
     Себя за минуты поиска фотографий она уже успела привести в порядок.
     - Это даже лучше. Как раз тогда у него и начались приступы. Ведь так?
     Парамонов хотел было сказать, что ему нужен и первый снимок - со всей семьей, чтобы скорректировать карму семьи. Но решил не торопиться. Над ее мужем, от которого исходила враждебная энергетика, он поработать успеет, если почувствует в этом надобность.
     Андрей Бенедиктович шел по Невскому и продолжал вспоминать ощущение тела этой клиентки. Того единственного мгновения, когда он, не сумев расстегнуть лифчик, начал сдирать его, прикоснулся ладонью к ее груди и почувствовал ответный трепет. Этот трепет предназначался другому, но ощутил его он.
     Давно его так не тянуло к женщине.
     Солнце закрыли толстые тучи, и в голове полегчало. Он оглядывал других встречных женщин, упакованных в зимнюю одежду. При желании он мог властвовать над любой из них - старой и молодой, красавицей и уродливой. Любую он мог превратить в сосуд, счастливо воспринимающий его энергию. Но сегодня он желал лишь эту клиентку.
     Он шел и думал о том, как заставить ее принять его предназначение.
     Неделей позже или неделей раньше - в конце концов, значения не имеет. Она все равно станет бегать за ним следом, как послушная овечка, лишь бы получить очередную порцию его энергии и ощутить медитационное равновесие. А он будет каждый раз подзаряжаться от нее энергией космоса. А потом, когда устанет и пресытится, можно будет подвергнуть ее углубленной обработке, сначала переведя в параллельный мир мальчишку и угрюмого мурманского мужа.
     Он шел и думал о том, как приятно ощущать в себе предвкушение всех тех радостей, которые так ярко ему представлялись и которые обязательно очень скоро должны произойти.

***

     Восточный человек Ассаргадон, юный и красивый, как принц, изучал почерк Парамонова несколько дней. Когда Наташа впервые увидела Ассаргадона издалека, он показался ей и вовсе ровесником, так легко, изящно и быстро он ходил по земле. Она даже удивилась, что в ?Эгиде? говорили о нем с особенным уважением. И только когда в клинику поместили ее старшего брата, у которого после страшного перелома позвоночника все, что было ниже головы, потеряло способность двигаться, Наташа поняла, что уважали его эгидовцы не зря. В прежней больнице брат ее медленно умирал, и даже врачи, испытав различные методики и не получив положительного отклика, со временем потеряли к нему всяческий интерес, заранее зачислив его в летальный процент, который дается любому медицинскому учреждению.
     У Ассаргадона ее талантливый брат-компьютерщик впервые за многие месяцы улыбнулся, потом задвигал рукой, а недавно встал на костыли и прошел несколько метров до туалета, который был в его палате! Теперь по многу раз в день он, лежа на жесткой койке, тренировал мышцы, атрофировавшиеся за время неподвижной жизни.
     Никому другому Наташа не позволила бы себя ?зомбировать в положительном смысле?, как выразился Кефирыч. Но Ассаргадону она верила.
     И когда он усадил ее в специальное кресло, надел на голову шлем, в который были вмонтированы наушники и электроды, попросил расслабиться и подал в наушники негромкую приятную музыку, она закрыла глаза. А дальше не помнила ничего, что происходило. Часа через полтора Наташа, открыв глаза, увидела улыбающееся лицо Ассаргадона.
     Рядом находилась Пиновская.
     - Думаю, Наташа сразит вашего Парамонова наповал, - сказал он, провожая их до дверей клиники. Только не задерживайтесь после общения с ним, сразу ко мне, ни к чему оставлять надолго весь этот мусор.
     Наташа ПорОсенкова ехала от Ассаргадона с чувством, что в ней должно что-то перемениться. Но сколько она ни искала в себе этих перемен - их не было. Хотя и помнила, что ответил он на вопрос Пиновской насчет того, а что, если вдруг...
     - Никакого ?если? и ?вдруг? не будет. Теперь Наташа может состязаться с самим графом Калиостро, а также и Матой Хари одновременно. - И уже более серьезно напутствовал: - Все, что выскажет этот джентльмен, ты унесешь с собой, сама же его никуда не впустишь. Это важно. - А потом еще раз повторил: - Только после встречи сразу ко мне, чтобы освободиться.
     Наташа сидела на переднем сиденье вместе с Пиновской, и ей хотелось расспросить, что же такое он сделал и как ей теперь к себе самой относиться, как к зомбированной, что ли? Но строгая Пиновская думала о чем-то своем и лишь однажды, когда завернула слишком крутой вираж, проговорила:
     - Ничего страшного, Наташенька, он вам не заложил, не переживайте. Ассаргадон - не такой человек, да и мы бы не позволили никому сделать такое.
     Час приема приближался, и они остановились на старом месте за углом. До знакомого подъезда, где был кабинет доктора Парамонова, оставалось идти лишь несколько минут.
     На заднем сиденье дремал Кефирыч, который отдежурил ночную смену с группой захвата, но не позволил никому другому сопровождать юную деву в пасть экстрасенса.
     Первую остановку Пиновская сделала еще за городом. Достав дорогую косметику, она минут десять трудилась над Наташиным лицом, доведя его до соответствия предписанной роли. Кефирыч при этом подавал реплики, пока Пиновская вежливо не приказала ему заткнуться. Когда Наташа взглянула на себя в зеркало, она, конечно, пришла в ужас. Увидь ее с таким лицом мама, Наташе через минуту пришлось бы вызывать ?скорую?.
     - Это всего на полчаса, - успокаивала Пиновская.
     Наконец они остановились на прежнем месте, за углом от дома.
     - Надень это. - И Пиновская протянула большой пористый камень на цепочке. В центре камня был вмонтирован другой - прозрачный сердолик, который на самом деле являлся последней разработкой закрытой лаборатории спецтехники.
     Наташа надела кулон и мгновенно преобразилась.
     Кроме технической задачи, он, по мысли Ассаргадона, исполнял еще и иную роль - был сигналом, запускающим программу, вложенную в Наташу во время часового сидения в кресле. И программа включилась. Наташа мгновенно выпрямилась и направилась к подъезду Парамонова так, словно всю жизнь носила лицо, нарисованное ей Пиновской.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ОСВОБОЖДЕНИЕ

Визит старой дамы

     Мистеру Бэру, которого Николай Николаевич так и не решился оставить ни в одной из обшарпанных казенных квартир, было постелено на двуспальной кровати в соседней комнате. Он долго не мог улечься: двигал стулом, ходил, что-то переставляя. Несколько раз ему звонили, видимо с другого континента, скорей всего из аляскинского института. Николай не вслушивался в английскую речь и лишь однажды улыбнулся, когда Бэр прокричал кому-то: ?Ни в коем случае не доверяйте ему это дело. Он - круглый идиот!?
     ?У них же там самая середина рабочего дня?, - подумал Николай.
     И хотя здесь была самая середина ночи, он тоже решил немного поработать, а перед этим без особой надобности, скорее по привычке, набрал петербургский номер своего провайдера и, к собственному изумлению, немедленно получил электронное послание.

     ?Милостивый государь Николай Николаевич!
     При нашей с Вами очной беседе вы упомянули о нескольких проектах, поданных Вами на конкурсы в различные корпоративные ведомства с целью получения грантов.
     Если это для Вас не будет слишком затруднительным, нам бы хотелось, чтобы Вы уточнили:
     а. Названия ведомств.
     б. Названия проектов, а также краткое, более или менее популярное изложение их смысла и возможных соучастников.
     в. Ожидаемую сумму в у. е. по каждому гранту.
     Будем Вам весьма признательны за быстрый и четкий ответ.
     С пожеланием многого,
     Ваш Лев?.

     ?Можно поздравить. У меня появился собственный лев, - подумал Николай Николаевич. - Однако, ребята, это вы слишком высоко вздумали прыгнуть!?
     Даже он не знал никого из членов экспертных комиссий, выделяющих гранты. Не знал их и директор. Иногда складывалось ощущение, что этим вообще ведают не люди, а сам Господь. И смешно надеяться, что какой-то уголовной компании из мелкого провинциального города удастся то, что не под силу столичным академикам. Он даже хмыкнул, представив, как Рэму Вяхиреву или Черномырдину в ?Газпром? звонит смотрящий из Пскова и ходатайствует за мурманского Горюнова. За денежными потоками, по экологическим грантам, кто только не охотился. И хотя Николай Николаевич знал, что его проекты - настоящее дело, а не голый понт и туфта с одним желанием - урвать, если дадут, но надежд у него было немного.
     Может быть, поэтому, вместо того чтобы посмеяться, а потом немедленно заснуть, он уселся за ноутбук и стал сочинять ответ. Чем леший не шутит - и не стоит отмахиваться даже от микрошанса.
     Хотя все материалы у него были в компьютере и на дискете, все же на составление десятистраничного текста, смахивающего на аналитическую записку, ушло часа три. Самым сложным было заменять научные обороты, понятные лишь специалистам, на доступные профанам фразы. Но и с этим он справился.
     В середине ночи его электронное послание отправилось в Псков. И в который раз Николай Николаевич с восхищением подумал об этой всемирной компьютерной паутине, которая мгновенно в несколько лет связала весь мир. За три доллара в месяц, которые он платил в Петербурге, он мог соединиться с любым держателем почты, где бы тот ни жил. Лишь бы в адресе не было путаницы. И его слова, таблицы, графики летели к нужному корреспонденту со скоростью, близкой к скорости света.
     А если прикупить новую аккумуляторную батарею, которая стоила больше, чем его официальная месячная зарплата, да сотовый телефон, как у мистера Бэра, он бы мог слать свои письма из любой глухомани, не думая, есть ли там электричество и связь. Но эта мечта могла осуществиться только при одном условии: если кто-то в небесах обнаружит среди списка соискателей грантов фамилию Горюнов и поставит рядом с ней жирный плюс.

***

     Ветер, который с вечера казался рассвирепевшим, неожиданно спал. От него остались лишь серые валы воды, тяжело и мерно бьющие в пирс. Не самая большая радость погружаться в такую воду. И хотя Николая никто не гнал, он старался не пропускать ни одного дня, когда был в Беленцах.
     Они подошли к морю поближе, и Бэр посмотрел на его простенькое снаряжение с сомнением, особенно когда очередная волна, ударившись о стену пирса, взлетела вверх и перехлестнулась на другую сторону.
     - Думаю, нам обоим следует остаться дома. Или устроить лыжный день, - предложил он. - Кстати, вам не удалось найти для меня лыжи?
     - Лыжи есть, просто я хотел предложить их вам после погружения.
     - Погружение отменяется. Я не могу допустить, чтобы вы рисковали из-за меня.
     - Но я уже много раз плавал в такую погоду, и все кончалось хорошо.
     - Не желаю, чтобы кончилось плохо именно при мне.
     Их легкий спор разрешился сам собой.
     Николай Николаевич отправился к коменданту за лыжными ботинками для Бэра, а когда возвращался назад, увидел в относительной дали силуэт лыжника. Откуда мог взяться лыжник при отсутствии жилья на двадцать километров кругом, он не знал. Поэтому остановился, чтобы приглядеться внимательней.
     ?Уж не весть ли какую принес?? - подумал с тревогой Николай.
     Лыжник шел неторопливо, но вполне ходко и скоро въехал на их улицу.
     При ближайшем рассмотрении он оказался лыжницей. Ее вид, в черной широкой юбке поверх коричневых фланелевых, возможно мужниных, шаровар, был забавен. За спиной у нее был небольшой зеленый линялый рюкзачок.
     - Твой иностранец тут? - спросила баба Марфа, остановившись рядом. - Чаем угостите?
     Пока она расстегивала крепления, Николай старался не показывать озабоченности.
     - Чаем - это запросто. Чаю у нас много. Иду ставить. Второй этаж, квартира четыре, - сказал он как можно веселей и заторопился предупредить Бэра.
     - Мистер Бэр, к вам гости, вернее, гостья, - сказал он, бегом поднявшись по лестнице со ставшими ненужными лыжными ботинками в руке и постучав в дверь.
     - Ко мне? - с недоумением спросил Бэр. - Что вы стоите за дверью, входите.
     - Ваша знакомая.
     Бэр, сидевший за столом с книгой, мгновенно вскочил, выбежал на площадку и бегом спустился по лестнице.
     - О да! О да! Марта! - услышал Николай его громкий голос. - Ты моя девочка!
     По-видимому, это был весь набор русских слов, которые Бэр сумел вспомнить к месту.
     Николай не спеша стал спускаться к ним, чтобы предложить себя в качестве переводчика. Эта старуха и сейчас оставалась для Бэра девочкой.
     Они стояли обнявшись, ?домиком?, словно два старых дерева, которые уже могут держаться лишь опираясь друг на друга.
     - Я вам пишу, чего же болин, что я могу еще сказать, - ласково выговаривал малопонятные русские слова мистер Бэр.
     - Скажите ему, что я сразу его узнала, как только увидела, - попросила баба Марфа, оставаясь в объятиях Бэра и повернув голову к Николаю. - Да-да, я сразу тебя узнала, Фридрих!
     - Скажите ей, что это я сразу ее узнал! И я тоже храню ту самую фотографию! - попросил почти одновременно с нею мистер Бэр.
     Николай перевел с русского на английский и наоборот и пошел вслед за ними наверх, оставив лыжи бабы Марфы на площадке первого этажа.
     - Ну вот и встретились. Вот уж не ждала так не ждала! - приговаривала баба Марфа. - Вчера весь день места себе не находила. А ночью решила: соберусь и поеду, будь что будет! У тебя есть где переодеться?
     - У нас есть ванная. - И Николай показал дверь.
     Баба Марфа, прихватив рюкзачок, довол