эсками, что означало ?гусеничный тягач средний?. Гэтээски, с кузовом, крытым толстым брезентом, создавали особый уют из тепла и запахов топливных газов.
     Пассажиры чувствовали себя там защищенными от полярных просторов и климатических передряг. Легкое потряхивание да покачивание вводило в полудрему еще быстрей, чем искусные гипнотизеры.
     Теперь же пассажиры, если так можно назвать человека, то запрыгивающего на груженые сани во время быстрого хода, то толкающего их при движении через преграды, были предоставлены всем ветрам и метелям.
     Зато снегоходы могли спрямить путь, что и предложил сделать водитель первого ?Бурана? Витя.
     - Чего нам озеро огибать, когда по льду за пять минут проскочим, - предложил он.
     Витя был лихой мужичок лет сорока. На мурманской базе он появился года полтора назад, а прежде работал механиком на полярках. Говорили, что на одной из станций - то ли на Югорском Шаре, то ли на Вайгаче - он доблестно загнал под лед вездеход с ценным оборудованием, сам, правда, чудом успев выскочить. После чего полярную станцию пришлось законсервировать: держать людей без транспортного средства нельзя, а другого по причине бедности не дождешься. Опять же без того самого ценного научного оборудования в работе на полярке не было никакого смысла. Зато, один из немногих, Витя отправлялся в поездки в настоящей непродуваемой малице - ненецкой шубе с капюшоном. Шуба эта, или, точнее, балахон с капюшоном, была пошита оленьим мехом наружу и надевалась через голову. Витя любил в ней покрасоваться перед молодыми научными дамами, изображая гордого покорителя Арктики.
     Николай Николаевич знал, что он большой понтила, однако и ему издалека лед на озере показался вполне качественным для езды - гладким, слегка присыпанным снегом. Называя озером, эту громаднейшую лужу, разлившуюся на десяток квадратных километров, конечно повышали уровнем. В самом глубоком месте вода там едва доходила Николаю Николаевичу до плеч. Правда, кое-где посередине этого озера били ключи и в теплые зимы это место полагалось аккуратно объезжать. А так, чем пилить лишнюю пятерку километров, конечно, было быстрей пересечь его по льду.
     Все же Николай немного посопротивлялся этому соблазну:
     - А не просядет под нами? Настоящих морозов так и не было.
     - Не бзди, чего ему проседать?! - И водитель Витя, смачно плюнув, с презрением взглянул на Николая Николаевича. - Неделю назад тут при плюсе пролетели насквозь, никто моргнуть не успел. А сейчас во - плевок на лету мерзнет и снег скрипит!
     Снег хотя и не скрипел, но минус два термометры показывали.
     - Он предлагает ехать по льду озера? - спросил Бэр. - Это очень интересно.
     - Не столько интересно, сколько опасно, - объяснил Николай Николаевич.
     Надо было все-таки отказаться, но уж очень не хотелось выглядеть трусом, тем более что второй водитель молчаливо соглашался с Витей.
     - Если водитель уверен, почему бы не поехать? В таких местах обычно доверяются чувству водителя.
     Был бы мистер Бэр человеком русским, знал бы, какое и на что у водилы Виталия было главное чувство. Запах спиртяги он распознавал так же быстро, как акула - кровь.
     Озеро было шириной метров шестьсот, пологий берег плавно переходил в болота. Лишь со стороны моря возвышалось несколько холмиков, и на одном за частично повалившейся оградой стояли строения метеостанции. С этого берега они были не видны, лишь крохотной точкой там светил огонек.
     Водитель Витя смело спустился вниз по отлогому берегу на лед, потопал подшитым валенком и крикнул:
     - Крепче камня! Поехали. - И поволок сани с восседающим на них задом наперед Николаем Николаевичем по заснеженному льду.
     Успокаивало то, что, как правильно отметил мистер Бэр, большой глубины в таком озере быть не могло. Говорили, что в жуткие морозы это место и вовсе промерзало насквозь, до дна. Правда, жутких морозов при Николае так ни разу и не было.
     До середины озера они дошли благополучно. Николай Николаевич по-прежнему сидел задом наперед, что было не очень удобно. При хорошем рывке можно было запросто слететь с нарт и ткнуться носом в лед. Но так уж он решил, чтобы всматриваться в следующий за ними экипаж и, в случае чего, немедленно помочь Бэру. Перед собой он держал замотанный в тонкое одеяло компьютерный системный блок, который удалось апгрейдить в Мурманске.
     Сам Бэр, удерживая другой системный блок, тоже обвязанный детским одеялом, продолжал сидеть на своих нартах прямо, как штык, но потом неожиданно поднял руку и что-то прокричал. Что он крикнул, Николай Николаевич не расслышал, тем более сам хотел как-нибудь просигналить второму водителю, чтобы тот не устраивал гонки и не приближался к ним вплотную. Через минуту он уже понял, о чем кричал Бэр. Лед вокруг стал заметно прогибаться, и по присыпанной снегом поверхности помчалась крохотная волна воды, ее стала обгонять волна покрупнее, а уже через несколько секунд нарты окружила мелкая зыбь.
     Николай, подхватив имущество, успел соскочить в сторону на сухое место, и облегченный ?Буран? помчал скорее. Бэр хотел сделать то же самое, но было уже поздно. Лед под вторым экипажем прогнулся еще сильнее, не выдержав груза, взломался, и одеревеневший на мгновение от ужаса Николай увидел, как ?Буран?, нарты с грузом и люди погружаются в глубину. В следующее мгновение он бросился к пролому, чтобы подать руку старику Бэру, который стоял в ледяной воде, удерживая на весу системный блок, и вытащить его на лед. Но тут же остановил себя, - вытащить их было не так просто. К счастью, вода, как и полагал Николай, доходила до колен или чуть выше. Однако это утешало не слишком: замокший двигатель ?Бурана? заглох. И его теперь было возможно поднять на лед только с помощью первого снегохода.
     - Мистер Бэр! Мистер Бэр! - закричал Николай в отчаянии. - Бросайте, к черту, компьютер, сейчас мы вас вытянем!
     Так как ни длинных досок, ни фанерин поблизости не было, то оставалось пользоваться лишь подручными средствами. И у него сразу появился план. Похоже, что остальные подумали о том же.
     - Думаю, вам ходить ко мне было бы излишним, - проговорил Бэр так, словно стоял в своей ванне или в тазу с подогретой водицей. - Лучше один сухой, чем оба мокрых.
     Извернувшись и прижав компьютер левой рукой, старик Бэр стал отцеплять правой рукой в ледяной воде трос, удерживающий его рюкзак на затопленных нартах. Ему это наконец удалось. Он даже сумел приподнять свой промокший рюкзак и бросить в сторону Николая.
     Николай, лежа на упруго прогибающемся льду, перехватил его рюкзак, с которого стекали струи воды, и оттащил ближе к берегу.
     А потом стал изо всех сил сигналить водиле Виталию, который резво домчал до берега и копался, отсоединяя первые нарты с грузом.
     Ситуация требовала особой осторожности: стоило Вите провалить под лед и свой ?Буран? тоже, а к вечеру ударить морозу - прощай их единственный транспорт, связывающий зимой Беленцы с городом.

***

     Сзади и спереди в серой мгле брезжили пологие берега заливчика. Где-то справа в туманной дали за холмами плескалось незамерзающее море. Мистер Бэр стоял в стылой воде ровно посередине между берегами и что-то доставал из нагрудного кармана куртки.
     Николай Николаевич подполз ближе и понял: у Бэра звонил сотовый телефон.
     - Йес, - проговорил всемирно известный ученый, достав игрушечных размеров телефонную трубочку.
     Он вгляделся в плавающие чуть выше колен льдинки и ответил кому-то излишне бодрым голосом, который никак не соответствовал их ситуации:
     - Спасибо, дорогая! У меня все прекрасно!.. Нет, белых медведей здесь нет и киллеров - тоже. Главное - чтобы тебя больше не обижал этот твой громила. Условия жизни? - переспросил Бэр и оглядел ближнее пространство. - Условия - прекрасные! И пожалуйста, не забывай поливать орхидеи!
     Лихой водила Витя, не догадываясь о беседе мистера Бэра с другим континентом, мчал к ним, громко газуя на своем снегоходе.
     Николай снова замахал ему, и тот, сообразив, заглушил двигатель на достаточном расстоянии. Но мистер Бэр уже закончил разговор и убирал телефонную трубочку назад в нагрудный карман.
     - Это внучка, она живет со мной, - объяснил он Николаю, - и всегда беспокоится, стоит мне уехать хотя бы на пару дней, особенно после операции на сердце.
     - Мистер Бэр, сейчас мы вас вытащим из воды! - только и смог проговорить в ответ Николай.
     Второй водитель в это время отсоединил нарты. Вместе с Бэром они перевернули их вверх полозьями, связали несколько капроновых буксирных веревок и бросили конец Николаю. Тот отполз метров двадцать и бегом понес конец к Витиному ?Бурану?.
     Нарты так и выставили на край льда - вверх полозьями. А между полозьев попытался лечь Бэр. После этого, со второй попытки, рывком его удалось вытащить. Витя отволок профессора на безопасное расстояние от воды, оставил его на льду и тут же вернулся ближе ко второму ?Бурану?.
     - Николаич! - крикнул он виновато. - Ты своего иностранца-то спасай! Чего нам всем тут колупаться. Мы одни справимся.
     Хоть в этом он был прав.
     Николай перебросил конец второму водителю, который стал цеплять за него свой снегоход, и быстро повернулся к Бэру:
     - Мистер Бэр, вам надо немедленно переодеться в сухое. Мы должны сделать это прямо здесь. Снимайте унты, брюки, вам нельзя быть в мокром.
     Сам он с готовностью стал снимать свои валенки с резиновой обклейкой, потому что здесь на льду из всей сухой одежды была лишь та, что на нем.
     ?Ладно, - подумал он, - замотаю ноги свитером, до берега доберусь?.
     Но Бэр посмотрел на это иначе.
     - Лучше, если я буду быстро бежать. Там живут люди, и, я надеюсь, они нам помогут. - Он указал Николаю в сторону холмика, где светил едва заметный огонек.
     Там, метрах в восьмистах от них, маячили в серой мгле силуэты домов метеостанции. И там в самом деле была жизнь. Даже вроде бы именно оттуда ветер приносил запах дыма.
     - А вы можете составить мне компанию, - пригласил Бэр.
     Лихой мужичок Витя, громко газуя позади них, вытаскивал-таки второй снегоход из воды.
     А в это время Николай с Бэром, резво двигая ногами, пересекали вторую часть озера.
     Бэр в своих размокших унтах бежал спокойно, как по спортивной дорожке, размеренно дыша носом. Только оставлял на снегу темные следы.
     ?Добежим до груза, сразу налью ему сто граммов, - думал Николай Николаевич. - Только бы он не простыл!?
     То, что старику восемьдесят лет, по-настоящему до Николая дошло именно в эти минуты.
     Витя, таща второй ?Буран? на буксире с восседавшим мокрым водителем, поравнялся с ними и, чуть приглушив двигатель, весело крикнул:
     - Давай твоего иностранца сюда, мигом домчим!
     Николай Николаевич не стал отвечать и только спросил:
     - Тулупа какого-нибудь у тебя нет?
     - Ты чего? Зачем на ветру ему переодеваться. Там же через триста метров жилье.
     Поганец даже не подумал, каково сейчас восьмидесятилетнему всемирно известному иностранцу. И какая выволочка ждет Николая, если о случившемся узнает директор.
     Мистер Бэр, не останавливаясь ни на мгновение, продолжал свой бег. Но, как ни странно, понял смысл их разговора:
     - Это мало поможет. Меня согреет только движение. Я должен бежать к теплому дому.
     Бэр всю дистанцию отработал молодцом. Несмотря на свои восемьдесят и операцию на сердце. Зато Николай Николаевич, который из солидарности так и продолжал бежать рядом, последнюю часть пути преодолевал с трудом. Хотя старался этого не показывать. Лихой водила Витя отвез своего напарника к метеостанции и, оставив там заглохший снегоход, собрал со льда нарты и багаж.
     Проезжая мимо, он всякий раз предлагал подхватить Бэра, но тот упорно продолжал бег.
     Так они и заявились на метеостанцию, точнее, в единственный домик, где тлела жизнь.

***

     Сколько-то лет назад здесь, по-видимому, работала прорва людей. По крайней мере, жилья для них было построено предостаточно. Сейчас эти два длинных кирпичных дома с облезлой штукатуркой стояли заколоченные. Окна их были наглухо забиты досками. А над небольшим деревянным строеньицем, которое примыкало к гаражу и мастерской для запуска зондов в стратосферу, поднимался дымок. Там топилась печь и, следовательно, можно было переодеть старика Бэра.
     Николай Николаевич лишь однажды заезжал сюда. Тогда тут хозяйствовала крепкая бабка, которая жила на станции чуть ли не со дня ее основания.
     Эта бабка появилась на крыльце сразу, едва они приблизились.
     - И какой же дуролом погнал вас через озеро?! - удивилась она. - Давайте скорее в тепло, вот несчастье-то человеческое!
     Оба дуролома были уже внутри. Водила Виталий разливал по слегка помятым алюминиевым кружкам спирт, явно желая присоединиться к процессу согревания важного иностранца и своего напарника. Второй кончал переодеваться в сухое. В небольшой комнате, вход в которую шел через сени, стоял жар. Такой жар обычно бывает, когда печь топится каменным углем.
     - Давай, сердечный, снимай скорей мокрое свое. - И бабка повернулась к мистеру Бэру. - Чего-нибудь тебе подыщу. А нет, так в тулуп закутаешься. Ладно, они молодые, из них дурь не вышибли, а ты-то куда на старости? Да хватани ты эту спиртягу скорей!
     - Он иностранец, бабушка, с Аляски, - прервал ее монологи Николай Николаевич.
     - А по мне, хоть с Антарктики, все равно человек! - отозвалась бабка.
     Она завела мистера Бэра во вторую часть комнаты, отгороженную занавеской, и он, предварительно хватив из кружки поднесенного ею разведенного спирта, принялся распаковывать свой уже слегка затвердевший снаружи рюкзак, чтобы переодеться в сухое. Его промокшие унты были поставлены на некотором расстоянии от печки, и от них сразу заструился пар. Теплые брюки тоже скоро были повешены на веревку над печью.
     Бэр вышел к ним в джинсах и в огромных серых валенках, которые ему дала бабка. После второй порции согревающего он заметно раскраснелся.
     - Что вы так наспех, словно бродяги какие. Вы уж сядьте как люди. Я огурчиков соленых подложу, капустку выложу, мороженую рыбу, - внушала бабка Вите, принимая его за главного. - И вашего нерусского тоже надо прогреть.
     Через несколько минут на столе лежала нарезанная толстыми ломтями та самая колбаса без мяса, которую выпускала жена городского чиновника. Рядом в эмалированной миске поместилась мороженая рыбина. Ее нарезали тонкими ломтями и она приятно таяла во рту.
     - Сколько лет ем строганину, - заметил водила Витя, - всегда мясо поутру отдает, а рыба - нет!
     Он не только не чувствовал за собой никакой вины, а, пожалуй, наоборот, играл чуть ли не героя. К тому же успел хватануть спирта раза в два больше, чем остальные. И Николай раздумывал о том, как бы его остановить, чтобы он вовсе не раскис.
     - Ты не боись. - Витя, видимо, заметил настороженный взгляд Николая. - ГАИ тут нет, менты тоже не суются. Тут один закон - тундра и море. Щас твоего профессора распарим и тронемся.
     Профессор, переодетый в валенки и застиранные джинсы, сразу принял сходство с нормальным российским пенсионером, каких можно встретить по всем городам и весям. Он с любопытством оглядывал стены жилища, в котором уже несколько лет после закрытия станции ютилась хозяйка, и доброжелательно улыбался. Потом его внимание привлекли фотографии, нацепленные на большой лист картона. Фотографии, по-видимому, отображали жизнь и приключения бабки, а также ее родных в разные эпохи столетия.
     - Как зовут хозяйку этого гостеприимного дома? - спросил Бэр и добавил по-русски: - Имя-отчество?
     Он протопал за занавеску и вернулся оттуда с блокнотиком и фотоаппаратом-?мыльницей?.
     - Простите, наш гость интересуется вашим именем и отчеством, - перевел Николай. - Да и мы - тоже. А то не знаем, кому спасибо сказать.
     - Сам-то ваш, этот гость, он из какой земли, вы сказали? Из Норвегии или подальше?
     - С Аляски.
     - Нет. - И хозяйка с сомнением покачала головой. - Я аляскинских ни разу не встречала. Немецкие заезжали, японские - тоже заезжали недавно, двое, а аляскинские - нет. Первый раз. В молодости - американских с английскими жителями тоже в городе встречала, а аляскинских - нет, не встречала.
     - Так имя и отчество-то ваше как?
     - Ну, пусть напишет Марфа Андреевна. Могу и сама латинскими буквами записать, это я не забыла. - И она посмотрела на профессора, который совал в руки свой аппарат-?мыльницу? Виталию. - Он что, еще и сняться со мной рядом желает? - удивилась бабка, разгадав жест Бэра.
     Николай взял из рук профессора фотоаппарат, поставил их с хозяйкой у печи рядом, навел ?мыльницу? и щелкнул вспышкой.
     - Живу тут почти полвека. Муж у меня был начальник всего этого дела. Теперь-то станцию закрыли, все ушли, старика я здесь на территории и похоронила, а живу и живу, охраняю пустое место. Как мальчик из рассказа ?Честное слово?. Все ушли, а он - стоит, пост стережет.
     Мистер Бэр в это время, повернувшись к ним длинной тощей спиной, продолжал с интересом изучать бабкины фотографии.
     Николай Николаевич тоже подошел к ним и стал рассматривать, как хозяйка на фотографиях постепенно молодеет. Рядом с ней часто стоял плечистый мужчина с большой головой и умными глазами. Иногда он был один: то во время запуска шара-зонда, то в компании мужчин, одетых в военную форму.
     - Это, по-видимому, ее муж, - сказал по-английски Николай.
     Бэр согласно кивнул.
     - Муж, муж, - подтвердила бабка, видимо уловившая смысл сказанного. - Троих детей с ним нажила. Двое - во Владивостоке, один - на Камчатке. Все пошли по геофизике. Когда их теперь увижу!
     Муж тоже молодел вместе с супругой. А на одной фотографии они стояли вместе с тремя мальчишками разных возрастов, поразительно похожими друг на друга и на своего отца - такими же головастыми, крепкими. Но в самом верхнем углу юная бабка, очень красивая, стояла с другим молодым человеком, прижавшись к нему плечом, полная счастья. Человек тот был явно не российского происхождения - в иностранной военно-морской форме, высокий, худой, с лицом, переполненным юношеской мечтательности.
     - Ну, всю подноготную мою изучили? - с шутливой грубоватостью спросила хозяйка. - Или чего дополнить? Садитесь-ка лучше к столу, еще поешьте.
     И она перевернула брюки Бэра, висевшие на веревке над печью.

***

     Всякий раз, когда Николай Николаевич подъезжал к Беленцам, он испытывал легкий трепет в душе от желания немедленно взяться за любимую работу. Он всегда помнил то счастливое состояние, с которым семнадцать лет назад нес по Невскому в дешевеньком пластмассовом дипломате академический сборник ?Проблемы биологии моря? с собственной статьей. Для него, четверокурсника, это было сравнимо с тем, как если бы безвестному молодому физкультурнику, впервые пришедшему в спортзал на тренировку, дня через два объявили бы о зачислении в олимпийскую сборную. В том сборнике фамилия студента Горюнова была в одном перечне с фамилиями известных докторов наук и академиков.
     Ему тогда казалось, что все радости жизни - пустяк по сравнению с вечерами, которые он просиживал у мерно гудящего электронного микроскопа в факультетской лаборатории.
     А потом случилось еще одно чудо. Сам московский академик Ведищев, которого называли основателем российской школы молекулярной биологии, заехавший по делам в Ленинград, посетил их и вошел в аудиторию в сопровождении заведующего кафедрой. Это был ссутулившийся от многолетнего сидения за рабочими столами старикан с длинными руками и громким голосом.
     - Есть здесь Горюнов? - спросил он от дверей.
     - Есть, есть, - подтвердил, показывая глазами на Николая, заведующий кафедрой.
     - Подойдите-ка, я на вас посмотрю.
     Николай, смущаясь, приблизился. И, пожалуй, не только смущаясь, а с жутким мгновенным испугом: вдруг кто-то еще в России сделал похожую работу раньше него и теперь доказывает свое авторство.
     Но Ведищев, схватив своей стариковской сухой ладонью его руку, проговорил:
     - Читал, читал. Оригинальная, по-настоящему ин