Кристине повезло в том,  что  первым
ее исчезновение обнаружил  именно  Валера.  Не  обнаружив  пленницы,  он
растерялся, и у него ушло не менее минуты на то, чтобы  сообразить,  что
девчонка-то слиняла. Еще минуту он обмозговывал сложившуюся  ситуацию  и
только потом побежал докладывать шефу.
   - Что?! - закричал Антон. - Как нету? Где?!
   Он мигом потерял всю свою  нарочитую  медлительность  и  вальяжность,
выскочил из-за стола и большими шагами понесся  вверх  по  лестнице.  Он
распахнул  дверь.  В  кабинете  действительно  никого  не  было,  только
продолжали сладострастно вопить блондинки на экране.
   - Да выключи ты эту хренотень! - бросил он Валере.
   Тот немедленно повиновался, - Может, она под диван залезла, а, шеф? -
предположил он.
   Антон хотел было наклониться, но затем  вспомнил  о  том,  кто  здесь
хозяин, и милостиво дал добро:
   - Давай, посмотри.
   Охранник наклонился осторожно, на тот случай если Кристине  придет  в
голову чем-нибудь ткнуть его  в  глаз.  Однако  его  опасения  оказались
напрасными: под диваном никого не было. Но заглядывал он  туда  не  зря.
Нашлось нечто интересное -  обрывки  разрезанного  скотча.  Валера,  еще
ничего не понимая, продемонстрировал их шефу.
   - Так, - прошипел тот. Глаза его сузились, а на  лице  застыла  столь
злобная маска, что в нем  трудно  было  узнать  рафинированного  эстета,
которого Антон обычно из себя разыгрывал. - Она где-то в доме, мимо  нас
пройти не могла. Сука!
   Второй раз не убежит. Поймаем - в три смычка отдерем. Быстро обыскать
дом.
   - Она ящик выдвигала, - сказал Игорек, осматривавший комнату.
   Антон подскочил к письменному столу.
   - Нож для бумаги, - процедил  он.  -  Ну,  сучье  вымя,  она  у  меня
попляшет!
   Они выскочили в коридор, и в следующую  секунду  в  спальне  вспыхнул
ослепительный свет, усиленный зеркальными стенами и потолком. Окно  было
распахнуто настежь, и  сквозь  него  в  комнату  врывался  пронзительный
осенний ветер. Никаких сомнений в том, как  именно  "сука"  убежала,  не
оставалось.
   Антон и оба охранника выбежали во двор и обогнули дом. На сырой земле
под окнами спальни четко виднелась впадина от упавшего  тела.  Следы  на
пожухлой  траве  были  видны  неотчетливо,  они  быстро  превращались  в
заполненные жидкой грязью и водой лужицы, но все же можно  было  понять,
что они ведут к открытой калитке.
   - Я же предупреждал, надо запирать,  -  злобно  покосился  на  Валеру
Антон. - Об этом мы с тобой еще переговорим.
   - Я как-то... - пробормотал Валера и потрусил на темную улицу.
   Хвостатый Игорек соображал лучше. Он подбежал к машине и завел мотор.
   - Ворота открывай, идиот! - рявкнул Антон. - Бестолочь проклятая!
   Валера бросился к воротам, открыл их, и в  ту  же  секунду  хвостатый
вырулил на дорогу и осветил ее дальним светом мощнейших фар. Все  вокруг
залил белый электрический свет,  так  что  явственно  стали  видны  даже
неровности почвы, не говоря уже об отдельно стоящих  кустиках  и  чахлых
деревцах, случайно оставшихся после застройки. Ни  одна  живая  душа  не
могла бы здесь укрыться, ни кошка, ни крыса, ни тем более девчонка.
   Игорь развернулся  и  осветил  другую  часть  дороги,  упиравшуюся  в
небольшую рощицу, за которой Вдалеке  даже  в  этот  ночной  час  шумело
большое шоссе. Фары осветили пустынную улицу с глухими заборами,  но  не
могли пробиться сквозь мокрый густой  подлесок.  Автомобиль  дернулся  и
поехал к лесу. Перед самым лесом  хвостатый  остановился,  выпрыгнул  из
джипа, выхватил из-под сиденья "узи" и дал автоматную очередь по  мокрой
растительности.
   - Эй, ты что,  спятил?!  -  крикнул  стоявший  в  воротах  Антон,  но
хвостатый его не слышал.
   Он дал еще одну очередь - пониже первой и только после этого вернулся
к машине, которую даже не стал глушить.
   Когда он подъехал обратно к дому, Антон сказал:
   - У тебя что, совсем крыша поехала? Ты что, хочешь, чтобы  менты  нас
тут накрыли? И тебя с твоими игрушками?
   - Зато эта падаль не уйдет, - холодно ответил Игорек. -  Рассветет  -
пойду поищу.
   - И не вздумай! Или как партизан - последнюю пулю себе оставь,  а  то
Эдуардыч узнает, что ты в его поместье нашумел, - сам понимаешь...
   Стоявший поодаль  Валера  мысленно  покрутил  пальцем  у  виска.  Ему
показалось, что Игорь окончательно  озверел.  Только  шеф  еще  мог  его
сдерживать. Вот и прическу себе соорудил  какую-то  нечеловеческую...  С
этого момента светлый образ крутого Игорька стал  несколько  меркнуть  в
его глазах.
   На улице было  темно,  холодно  и  промозгло.  Антон  умудрился  даже
промочить ноги,  -  никакая  итальянская  обувь  не  в  состоянии  долго
держаться питерской осенью. Хмель сошел окончательно. Все были уставшие,
замерзшие и злые. Матерясь и чертыхаясь, они  пошли  в  дом,  чтобы  там
согреться, приняв горячительные напитки.
   Им было невдомек, что под крыльцом скорчившись сидела та самая дрянь,
на голову которой  они  обрушивали  сейчас  все  возможные  проклятия  и
которой сулили самую мучительную смерть.
   Был жуткий холод. Но Кристина сначала этого даже не замечала. Пока ее
мучители рыскали вокруг дома, топали по крыльцу  вперед  и  назад,  пока
трещали где-то поблизости автоматные очереди, она сидела не шевелясь, не
делая ни малейшего движения, но при этом совсем не  чувствовала  холода.
Высокомерное презрение к Антону и  его  подручным  сменилось  запоздалым
почти животным страхом.
   Кристина понимала, что теперь, после  побега,  с  ней  уже  не  будут
разводить разговоры, а просто сразу приступят к делу,  а  потом,  скорее
всего, убьют.
   Однако наконец поиски прекратились, а джип мирно застыл во  дворе,  в
доме еще некоторое время продолжался шум и слышались  голоса,  но  скоро
замолкли и они. Свет  погас.  И  только  тогда  Кристина  в  первый  раз
осмелилась пошевелиться и обнаружила, что тело  стало  непослушным,  как
будто она за эти пару часов  превратилась  в  деревянную  куклу.  Однако
выбираться из-под крыльца она не  решалась.  Надо  ждать,  и  ждать  еще
придется очень долго.
   Пока Антон и его ребята топали над головой,  Кристина  ни  о  чем  не
думала, как  будто  в  критическую  минуту  способность  к  абстрактному
мышлению пропала и  она  превратилась  маленького  испуганного  зверька,
который инстинктивно, не рассуждая, ведет себя так, чтобы выжить. Теперь
же, когда непосредственная  опасность  миновала,  к  Кристине  вернулась
способность думать, взвешивать, смотреть на себя со  стороны.  И  она  в
полной мере воспользовалась этой способностью. К тому же  это  отвлекало
от ощущения проникающего до костей холода.
   Вся ее жизнь сейчас прошла перед ней,  как  будто  ее  показывали  по
миниатюрному  телевизору.  Кристина  вспоминала,  как  познакомилась   с
Вадимом, как буквально боготворила его, не  замечая  его  недостатков  и
находя достоинства там, где их не было. Она и раньше, понимала,  что  он
очень скрытный, но  приписывала  это.  тем  таинственным  делам  великой
важности, которыми он занят. А оказалось,  что  он  скрывал  собственную
мелкость, неприглядность. И все-таки  Кристина  его  любила.  Однако  не
по-прежнему, а совершенно иначе. Она, как  и  большинство  петербуржцев,
знала о внешних событиях жизни Вадима Воронова - про Рим, про  фонд,  но
она, в отличие от многих, понимала, какие муки должен был переживать при
этом сам Вадим. При его-то немыслимой гордости. "Но теперь  его  утешает
Валерия", - мрачно думала Кристина, хотя  плохо  представляла,  как  эта
холодная красавица вообще может кого-то утешать. Но  возможно,  в  кругу
семьи, дома она становится другой...
   В любом случае, все ее отношения  с  Вадимом  теперь  казались  одной
большой ошибкой. Она, Кристина, все делала не правильно, она была с  ним
глупышкой, нашедшей своего принца, а ему нужна была опора. Только  нашел
ли он ее в той, барышне из казино?
   Отношения с Вадимом были  ошибкой,  но  не  самой  главной.  Страшной
ошибкой была смерть бабушки. Кристина до сих пор не могла простить  себе
того, что делала. Конечно, можно было винить и мать  -  Ванда  последние
пару  лет  вообще  не  уделяла  им  внимания,  -  но  главную  вину   за
произошедшую трагедию Кристина чувствовала  за  собой.  Да,  у  Антонины
Станиславовны было слабое сердце, высокое давление, ей было  много  лет,
но все равно она вполне могла  бы  прожить  еще  три  года,  пять.  Даже
сейчас, сидя под крыльцом чужого  дома,  окоченевшая,  чудом  избежавшая
надругательства" Кристина в отчаянии вспомнила тот день. И у нее  снова,
как тогда, сжалось сердце.
   Кристина попыталась изменить положение, в  котором  застыла,  но  при
этом сзади что-то хрустнуло.  Этот  звук  показался  оглушительным,  как
будто рядом выстреляли. Кристина замерла и прислушалась - теперь в  доме
ей начали мерещиться шумы, скрипы,  тихие  шаги.  Казалось,  что  кто-то
крадется к входной двери  и  непременно  распахнет  ее  внезапно,  стоит
только беглянке встать и выбраться из своего неуютного убежища.
   Однако прошло пять минут, десять, шорохи не возобновились, и Кристина
отважилась на новую попытку пошевелиться. Она ощупала рукой землю позади
себя и обнаружила на земле сухую  веточку  -  она-то,  предательница,  и
хрустнула в  неподходящий  момент.  Отодвинув  ветку,  вконец  замерзшая
девчонка потихоньку выбралась из-под  крыльца  и,  все  еще  не  решаясь
подняться на ноги, осмотрелась.
   Было тихо. Только где-то вдалеке  гудели  машины  на  большом  шоссе.
Поселок спал, по крайней мере, так думала Кристина. На самом деле  почти
все коттеджи были еще не закончены и, соответственно, еще не  обзавелись
обитателями.  Поэтому  не  слышно  было  даже  собачьего  лая   -   этой
неотъемлемой принадлежности  любого  поселка,  неважно,  затерян  ли  он
где-нибудь в тайге или гордо вырос неподалеку  от  престижного  Царского
Села, он же город Пушкин.
   Наконец  Кристина  решилась  подняться  на  ноги.   Она   внимательно
всмотрелась в окна высившегося перед ней особняка. Везде была темнота  -
ни ночника, ни огонька от сигареты. Кристина  пошевелила  ногами  -  они
застыли совершенно, и сама она в легком  плащике,  надетом  на  выходное
платье, продрогла так, что  казалось,  холод  доходит  до  самого  мозга
костей. "Свалюсь ведь с ангиной или с чем похуже",  -  пришла  в  голову
простая будничная мысль, и Кристина даже удивилась  ей.  Значит,  смерть
отменяется - ведь болеть могут только живые.
   Она сделала шаг -  окоченевшие  ноги  были  как  ватные.  Теперь  вон
отсюда. Она быстро прошла по двору к воротам. Когда она  проходила  мимо
джипа, он, как недремлющий страж, закричал электронным голосом, стараясь
разбудить хозяев. Но  Кристина  уже  добежала  до  калитки  и  выскочила
наружу. На ее счастье, ограда была не закончена, и кодовый замок пока не
работал. Джип, увидев,  что  беглянка  ускользнула,  перешел  на  другую
мелодию, а потом затих, разочарованный.
   Кристина жалась к заборам,  темными  громадами  вздымавшимся  по  обе
стороны улицы, хотя это было  совершенно  излишним,  -  никаких  фонарей
здесь, разумеется, еще не было.
   Скоро  поселок  кончился.  К  этому  времени  ночная  темень   начала
понемногу редеть, и ей на  смену  шли  Молочно-белые  утренние  сумерки.
Почему-то от этого стало еще холоднее, ее бил такой сильный  озноб,  что
это, наверно, можно было бы заметить невооруженным глазом.  На  жухнущей
осенней траве сверкала изморозь. Это был первая ночь  с  заморозками  на
почве. "Только бы не упасть", - думала Кристина.
   Она шла по дороге, не имея ни малейшего  представления,  куда  та  ее
приведет. Вокруг было тихо и пустынно, и, если бы  не  леденящий  холод,
Кристина не могла бы  не  оценить  потрясающую  красоту  этого  пейзажа.
Рассвет, искрящаяся  инеем  желто-зеленая  трава,  полуголые  деревца  с
темными от сырости стволами - в  этом  была  своя  неописуемая  красота,
поскольку природа красива в любом своем наряде.
   Однако Кристина была слишком измотана, чтобы наслаждаться  красотами.
Она вспомнит об этом потом и перенесет ее на свои картины.  А  пока  она
шла по дороге, и ей казалось, что она  плывет  сквозь  влажный  холодный
воздух, как сквозь водяную толщу.
   Внезапно впереди  за  поворотом  Кристина  услышала  необычный  звук,
напоминающий цоканье лошадиных копыт. Она в панике стала соображать, что
бы это могло быть - машина, зверь, человек? Звук приблизился,  и  теперь
она поняла, что не ошиблась - за поворотом шла лошадь. Но если это  так,
значит, с ней должен быть и человек. Кристина запаниковала. Несмотря  на
свое отчаянное состояние, менее всего сейчас она хотела  бы  встретиться
лицом к лицу с человеком. Если бы навстречу вышел волк или медведь,  она
испугалась бы явно меньше. Она нуждалась в помощи, но от  людей  уже  не
ждала ничего, кроме зла. Так Робинзон Крузо,  многие  годы  мечтавший  о
встрече с людьми, увидев отпечаток человеческой ноги не испытал  ничего,
кроме панического ужаса. Ведь хомо сапиенс - самый  хитрый,  коварный  и
жестокий из всех представителей царства земного.
   Раздумывать было некогда. Кристина быстро огляделась  и  метнулась  в
мокрые кусты при дороге. В тот же миг ее  ноги  провалились  в  холодный
мокрый торф по самые щиколотки. Но это  было  все  равно,  в  ее  голове
билась одна единственная мысль: только бы не заметили. Она  побежала  по
мокрому болотистому подлеску, споткнулась о  корягу,  упала,  попыталась
снова встать - проклятая щиколотка, которую она  подвернула,  прыгая  из
окна второго этажа, уже привычно подвернулась вновь. Кристина  свалилась
ничком на мокрый мох и,  не  в  силах  подняться,  лежала,  ощущая,  как
постепенно намокает ее одежда и она погружается в тягучую ледяную ванну.
Болотные ванны

   Саша Лоскутков находился в самом бодром расположении  духа,  несмотря
на то что это воскресное утро было холодным и хмурым. Он даже не замечал
этого.
   Нормальный  человек  только  пальцем  у  виска  покрутит,  если   ему
предложат встать в воскресенье ни свет ни заря и отправиться в  какую-то
тьму-таракань, чтобы всего-навсего покататься на лошади. Это  придет  же
такое в голову! А вот Саше Лоскуткову пришло. Он  любил  эти  вылазки  в
лес, на природу, а вместе с лошадью - это же просто сказка.
   Хозяин конюшни Дмитрий Овечкин также привык вставать  рано  и  вместо
зарядки делать  несколько  кругов  верхом  по  дороге  или  по  полям  в
зависимости от погоды.
   Поэтому Саша не боялся его разбудить и приехал первой электричкой.
   - Последние дни очень мокро, - предупредил его Дмитрий.  -  Ты  лучше
поезжай по дороге.
   Где-то завыла собака.
   - Что тут ночью творилось! - вздохнул Дмитрий. -? Представляешь себе,
ночью меня разбудили автоматные очереди. Самые настоящие.  Я  уж  думал,
война началась.
   Проснулся и так проворочался до утра: не мог успокоиться.
   - Где стреляли-то? - поинтересовался Лоскутков.
   - Да вон с той стороны. Там новые русские себе поселок выстроили.  Не
коттеджи, а настоящие дворцы! Только таких соседей не хватало.
   - Так ты радоваться должен - рядом поселок толстосумов,  будут  новые
клиенты, с которых можно драть в три раза дороже, чем с ребят,  половина
из которых и так катается бесплатно.
   - Да, - скривился Дмитрий, - я как  представлю,  как  эти  увальни  с
похмелья, с трудом дыша, забираются на лошадь, хватаются за  гриву,  как
они кряхтят, как за повод дергают! Нет уж, не надо мне их  денег,  пусть
только носа сюда не суют.
   А то еще моду взяли ночные перестрелки устраивать!
   Ночью явно был заморозок, но теперь вдруг потеплело и клубился  сырой
туман; утро было не самое приятное для езды верхом. Однако Саша  оседлал
свою любимую караковую кобылу Медаль и поскакал  в  сторону  строящегося
поселка.
   Совершенно непонятно, какая сила понесла его в ту сторону,  возможно,
хотелось своими глазами убедиться в том, что в округе все  в  порядке  и
трупы повсюду не валяются.
   Дорога  шла  вокруг  небольшой  рощицы,   дальше   шел   заболоченный
кустарник.
   Завернув  за  поворот,  Саша  Лоскутков   вдруг   насторожился.   Ему
почудилось какое-то движение  в  мокрых  кустах  справа  от  дороги.  Он
натянул повод и прислушался.
   Послышалось чавканье сырой земли, как будто кто-то  сделал  несколько
шагов,  затем  раздался  новый  звук,  будто  что-то  упало,  и  наконец
наступила тишина. У Дмитрия мелькнула мысль, что в болотистом  перелеске
погибает случайно раненная вчера в перестрелке собака. Судя  по  звукам,
довольно крупная. Животину стало жалко, и Саша  спешился.  На  нем  были
невысокие кожаные сапоги, и осенняя сырость была ему нипочем.  Лоскутков
раздвинул руками мокрые кусты и едва  сдержал  возглас  удивления  -  на
земле лежала девушка, совсем подросток.
   В первый момент Саше показалось, что она без сознания.  Но  когда  он
наклонился к ней, чтобы поднять, хрупкое тело вдруг дернулось.  Девчонка
резким движением перевернулась, и Лоскутков увидел ее глаза,  в  которых
одновременно читались страх, отчаяние и ненависть.
   - Не трогай меня! - крикнула она. - Не прикасайся ко мне!
   - Да ты что? - Саша продолжал в изумлении рассматривать это  странное
существо.
   Она оказалась чуть старше, чем он думал. На ней был плащ,  совершенно
пропитавшийся водой, губы посинели настолько, что казались черными.  Она
не отвечала, а только затравленно смотрела на Дмитрия.
   С дороги донеслось фырканье Медали.  Кобыла  переступала  с  ноги  на
ногу, не понимая, куда вдруг запропастился человек.
   - Вы верхом? - вдруг спросила Кристина.
   - Да, - ответил Саша. Кристина закрыла глаза.
   Лоскутков испугался, решив, что она падает в обморок. Но дело было не
в этом. Кристина вдруг почувствовала, что этому человеку можно доверять.
Не раз, когда она возвращалась домой поздно и привычно опасалась каждого
встречного  мужчины,  у  нее  отлегало  от  сердца,  если  рядом  с  ним
оказывалась собака или если он нес букет цветов. Мужчина с лошадью также
казался не способен на низкий поступок.
   - Да что ты! Держись! Давай я помогу тебе подняться.
   Кристина открыла глаза.
   - Ты можешь идти? - спросил Саша.
   - Не знаю, - честно призналась Кристина, - я ногу подвернула.
   - Но другая-то в порядке?
   - Вроде да.
   - Это самое главное. Давай обопрись на меня.  Поехали  к  Дмитрию  на
конюшню, и там уже поглядим, что у тебя с ногой... Ну  и  мокра  же  ты,
детка! - сказал Саша, когда подхватил Кристину и поднял ее на ноги. - Ты
что тут, болотные ванны принимаешь?
   - Так получилось... - слабо улыбнулась Кристина. Действительно, с нее
ручьем текла вода, и, пока Лоскутков вытаскивал ее на дорогу, его джинсы
промокли насквозь. Хорошо, что куртка была кожаной.
   Медаль приветливо фыркнула, увидев, что человек вернулся.
   - Ну, забирайся, - сказал Саша. - Ты умеешь ездить верхом?
   - Никогда не приходилось,  -  прошептала  Кристина,  которую  теперь,
когда опасность окончательно миновала, начала бить дрожь. - А как на нее
забраться?
   - Давай я тебя подсажу.
   - А вы?
   - Я тоже сяду.
   - Боливар выдержит двоих? - попыталась улыбнуться Кристина.
   - Выдержит, - засмеялся Лоскутков. Кристина  с  трудом  поднялась  на
лошадь, которая терпеливо ждала, пока эта неприятная, неумелая и  мокрая
особа как следует усядется в седло. Если бы лошадь  владела  современным
сленгом, она наверняка бы подумала с отвращением: "Ненавижу  "чайников",
особенно  таких  мокрых".  Возможно,  она  так  и  подумала,   поскольку
несколько раз недовольно фыркнула.
   - Ну не надо, не сердись. - Саша погладил Медаль по черному  носу.  -
Будь хорошей девочкой.
   Он легко вспрыгнул на круп лошади, и они потрусили обратно к конюшням
АОЗТ "Конник", располагавшимся  примерно  километрах  в  двух  от  места
событий.

АОЗТ "Конник"

   АОЗТ  "Конник"  было  семейным  кооперативом.  Как  ни  странно,  его
устроителями были бывшие дремучие горожане,  которые  сознательно  с