Он посмотрел на часы.  Повернулся лицом в сторону Кириной могилы,  включил
лазерный плейер и сунул в уши наушники.
     Позабыт на мели, отлуч„н от родного простора,
     Он не помнит былого, он имя утратил сво„.
     Где-то катит валы, где-то плещет холодное море,
     Но ничто не проникнет в дремотное небыти„.
     Океанской волною бездонной печали не взвиться.
     Не прокрасться по палубам серой туманной тоске.
     Не кричат у форштевня знакомые с бурями птицы:
     Только жирные голуби роются в т„плом песке.
     И лишь изредка, если вс„ небо в мерцающем свете,
     Если ч„рными крыльями машет ночная гроза,
     Налетает суровый, порывистый северный ветер
     И неистово свищет по мачтам, ища паруса.
     И кричит кораблю он: "Такое ли с нами бывало!
     Неужели тебе не припомнить страшнее беды?
     За кормой, за кормой оставались летучие шквалы,
     Уступали дорогу угрюмые вечные льды!.."
     Но не слышит корабль, зарастающий медленной пылью.
     Не тонуть ему в море - он гнить на мели обреч„н,
     И беснуется ветер, и плачет в могучем бессилье,
     Словно м„ртвого друга, хватая его за плечо.
     "Оживи! Я штормил, я жестоким бывал, своевольным.
     Но ещ„ мы с тобой совершили не все чудеса!
     Оживи! Для чего мне теперь океанские волны,
     Если некого мчать, если некому дуть в паруса ?!."
     Но не слышит корабль. И уходит гроза на рассвете.
     И, слабея, стихающий вихрь вс„ же шепчет ему:
     "Оживи!.. Я оттуда, я с моря, я северный ветер...
     Я сниму тебя с мели... сниму... непременно сниму..."*
     * Стихи М. В. Сем„новой.
     Уже пора было на регистрацию,  и Кирилл,  наверное,  начинал беспокоиться.
Снегир„в опустил голову и пош„л к стеклянным дверям.  Мимо голых тополей,  мимо
припаркованной "Нивы"...
     Газетку  всучивал  прохожим  молодой  человек,  принадлежавший к  какой-то
ужасно левой организации.  К  какой именно,  Верина подруга Татьяна не  поняла.
Мирским,  и  в  особенности политикой,  она  старалась интересоваться поменьше.
Однако  соблазн  диавольский оказался сил„н  -  прежде,  чем  выкинуть газетку,
Татьяна вс„-таки в  не„ заглянула.  А  заглянув,  ужаснулась и решила на всякий
случай показать Вериной маме, Надежде Борисовне Бойко.
     Надежде Борисовне,  правду сказать,  было  последнее время  не  до  газет.
Внучек Шушуня,  мало того,  что никак не мог выпутаться из простуды,  так ещ„ и
в„л себя,  словно кто его сглазил.  Плохо ел,  плохо спал по ночам. И часами не
отходил от окошка - ждал, когда дядя Саша снова приедет...
     Большая,  во  весь  разворот,  статья  называлась  "Показательный бой".  И
название было в  кавычках.  "Протест юных -  это  витамин развития общества,  -
писал  журналист.   -   Общество,   которое  не  желает  прислушаться  к  своим
подрастающим детям,  следует  назвать  по  крайней  мере  больным.  Оно  просто
напрашивается на  трагедии вроде той,  что  на  днях произошла в  нашем городе.
Юность -  время максимализма и нетерпения, время отчаянных и поспешных решений.
Время,  когда живут сердцем,  а не рассудком.  Бывает и так,  что невозможность
сносить "свинцовые мерзости жизни" принимает противозаконные формы.  Нет  слов,
никто не одобряет захват автобуса с  заложниками.  Но те из нас,  кто следил за
событиями,  помнит  -  для  маленьких граждан сопредельной страны в  итоге  вс„
кончилось небольшой поездкой не  по  маршруту.  Их  попросту отпустили:  пятеро
наших  молодых  соотечественников воевали  не  с  ними.  А  вот  что  оказалось
действительно страшно,  так  это  деяния  могучих взрослых мужчин,  вооруженных
современным смертоносным оружием и  специально обученных.  На виду всего города
они  заживо сжигают четверых мальчишек и  девочку...  Так  ли  они поступают со
своими  детьми,  когда  те  совершают  поступки,  не  сообразующиеся с  логикой
взрослых?  Смогут ли они смотреть в глаза матерям погибших?  Приснятся ли им те
ч„рные головешки, которые пожарные выносили из погашенного автобуса?..
     Не забудем и  про омоновского офицера,  проводившего с угонщиками автобуса
так  называемые переговоры.  Оказавшись внутри,  именно  он  мог  бы  по-мужски
поговорить с пацанами,  дать им пример благородного,  уравновешенного поведения
взрослого.  Вместо этого он приносит с  собой пистолет и открывает стрельбу!  А
потом,  как водится,  поджигает автобус,  заметая следы. В настоящий момент его
укрывают от ответственности: с места происшествия он уехал на "скорой помощи" в
госпиталь. Пятерым, оставшимся в автобусе, "скорая" уже не понадобилась...
     Никто  не  видел  листка с  неумело составленными требованиями к  властям,
переданного через водителя -  который,  таким образом, тоже был ими отпущен. Мы
пока даже не  знаем им„н пятерых ребят,  л„гших за  нас на  огненную амбразуру.
Зато  стала  известна фамилия  офицера,  спрятавшегося за  больничными стенами:
майор Лоскутков..."
     Надежда Борисовна уронила сначала газету, а потом и очки.
     - Господи!..- сказала она.
     - Давайте, я позвоню? - предложила Татьяна.
     - Куда?..
     - В общежитие. Где этот ваш... Лоскутков. Надо же выяснить!
     Номер Надежда Борисовна помнила наизусть.
     - Общежитие?  -  с первой попытки дозвонилась Татьяна.-  Будьте так добры,
Лоскуткова...
     - Александра Ивановича, - ш„потом подсказала Надежда Борисовна.
     - ...Александра Ивановича.
     - Здесь такой больше не проживает,  -  ответили ей спокойно и ровно. Потом
трубку повесили.  Следующие часа полтора Надежда Борисовна в  отчаянии металась
по всей квартире,  пытаясь разыскать записную книжку и в ней - Сашин мобильный.
Или,  ещ„ лучше, телефон Фаульгабера. Уж Сем„н-то Никифорович должен был знать,
что  случилось в  действительности.  Надежда  Борисовна проверила все  карманы,
заглянула в  свою и  Верину сумки,  в кухонный стол и под шкаф,  заставила даже
Шушуню перетрясти свой ящик с игрушками.  Вс„ тщетно.  Записной книжки нигде не
было,  да и быть не могло.  Ещ„ накануне е„ порвал в мелкие клочки Николай.  Он
решил, что жена там записывала телефоны любовников...
     ...Ал„ша уехал в командировку.  Произошло это до ужаса буднично. Вчера ещ„
никуда вроде не собирался.  А  сегодня -  вскинул на плечи ярко-красный рюкзак,
похлопал ладонями по карманам - кошел„к, паспорт, что ещ„ там?.. - и адью.
     Как и не было его вовсе.
     О том,  когда верн„тся,  он по обыкновению никакого понятия не имел.  Т„те
Фире очень хотелось думать,  что он очень скоро появится,  и  вначале она так и
думала.
     Потом ей стало казаться, что у него были очень уж грустные глаза, когда он
уходил,  и  она сказала себе,  что с такими глазами "на недельку,  до второго",
пожалуй,  не  уезжают.  Ал„ша попросил е„  придержать за ним комнатку и  других
жильцов пока не пускать.  Что он имел в  виду -  "пока"?..  Т„тя Фира выдвинула
ящик буфета,  в котором держала деньги, полученные от него за постой. Он всегда
платил  ей  впер„д  и  теперь  поступил так  же.  А  она,  разволновавшись,  не
удосужилась сосчитать доллары - просто сунула в обычное место, и вс„.
     Спохватилась,   вытащила,  подвела  бухгалтерию  и...  оказывается,  Ал„ша
заплатил за год впер„д...
     Всплеснув  руками,   т„тя  Фира  побежала  в  "его"  комнату  и  в  полной
растерянности села на продавленный диван. Не знавши и не догадаешься, что здесь
только  что   жили...   В   комнате  царил  образцовый  порядок.   Он   казался
противоестественным и был сродни пустоте.  Той совсем особенной пустоте,  какая
бывает, когда из дому только что вынесли покойника.
     - Бамир биз ду шейн*,  -  вслух проговорила старая женщина, и из глаз сами
собой закапали слезы. - Ну и как же я теперь без тебя буду?..
     * Душа моя, хороший мой (идиш).
     Котик Васька,  резво вбежавший следом за  хозяйкой,  вспрыгнул на  диван и
деловито принялся умываться.  "А вот так и будешь,  -  говорил весь его вид.  -
Очень даже и просто". Для него в самом деле не существовало проблем. Люди могли
приходить и  уходить,  появляться и  исчезать  навсегда -  жизнь  от  этого  не
прекращалась...
     Невес„лые размышления Эсфири Самуиловны были  прерваны тяжеловесной возн„й
в коридоре.  Потом стены содрогнулись от того,  что у кого-то другого считалось
бы серь„зной попыткой взлома, а Тарас Корабл„в называл простым стуком в дверь:
     - Т„тя Фира! Вы дома?
     Жизнь  действительно  продолжалась...  Эсфирь  Самуиловна  вытерла  глаза,
неохотно встала с дивана и пошла открывать.
     В  коридоре она  увидела Тараса и  Каролину.  И  вид  у  обоих был,  как у
напроказивших ребятишек,  ждущих,  сильно ли попад„т. Между ними стояла большая
картонная коробка, и Тарас уже прикидывал, пройд„т ли она в узковатую дверь.
     - Может, - хмурился он, - здесь и распаковать?..
     - Это что такое?.. - изумилась Эсфирь Самуиловна.
     - Телевизор,  -  объяснила немного смущ„нная Каролина.  -  Дядя Л„ша велел
купить и  вам  принести.  Он  сказал...-  Девушка помедлила и  сосредоточилась,
стараясь конкретно воспроизвести дяди-Л„шино  поручение.  -  Он  сказал:  "Т„тя
Фира,   по   этому  телевизору  не   передадут  новости,   которые  вас   могут
расстроить..." Ой, т„тя Фира, да что с вами?..
     В самом деле, могла ли ожидать Каролина, что старая женщина, осознав смысл
подарка,  переменится в  лице и  убежит в комнату плакать?..  Могла ли Каролина
догадываться,  что вручила т„те Фире самую натуральную похоронку?..  Ибо Эсфирь
Самуиловна тотчас и  безошибочно поняла:  квартирант не  верн„тся.  Он попросту
канул.  В  то  же  самое никуда,  из  которого вынырнул много лет назад,  чтобы
встретиться с Кирой.  И ещ„ теперь - чтобы пройти через е„, т„ти-Фирину, жизнь.
И опять канул... совсем...
     Каролина тонких смыслов происходившего,  конечно,  не  знала.  Она  просто
решила,  что брякнула нечто неуклюжее,  расстроившее милую Эсфирь Самуиловну, и
побежала за ней - извиняться и утешать. Тарас мысленно прокомментировал женскую
непоследовательность -  ей телевизор прип„рли,  а  она в  слезы!  -  и принялся
резать липкую ленту, которой была запечатана крышка коробки. Кот Васька был уже
тут как тут:  лез под руки,  старался поддеть крышку когтями и посмотреть,  что
внутри.  Новый  и  страшно  интересный предмет,  появившийся в  доме,  требовал
немедленного и самого пристального изучения...
     Молод„жь так и  не дала т„те Фире как следует погоревать.  Они распаковали
красавца "Тошибу",  затащили его  в  комнату и  потребовали освободить место на
комоде.  В результате бедный старенький "Вечер" отправился пылиться на шкаф,  а
его  многолетнее место  занял суперсовременный японец.  Каролина,  собиравшаяся
восстанавливаться в сво„м техническом вузе, постигала инструкцию, Тарас нажимал
кнопки,  ибо предпочитал метод "научного втыка", а Эсфирь Самуиловна постепенно
пришла к мысли, что надо бы угостить ребят чаем. С оладьями.
     Она  вооружилась  всеми  необходимыми ингредиентами,  взяла  сковородку  и
отправилась на кухню.
     Там вс„ было по-прежнему.  Витя Новомосковских тоже бдела над сковородкой,
только  жарила  не  оладьи,  а  пельмени  на  ужин.  "Просто  Генриэтта"  опять
собиралась  печь   что-то   сладкое   и   опасливо   принюхивалась  к   лик„ру,
приготовленному для  добавления в  тесто:  вдруг подсунули самопальный?..  Т„тя
Фира  с  независимым видом проследовала мимо не„  к  своему столику и  вылила в
миску кефир.
     Солнце садилось,  за окном сгущались зимние сумерки. В кухне горел свет, и
Гриша Борисов читал газету,  усевшись прямо под  лампочкой.  Его очки содержали
добрый  десяток  диоптрий:  со  зрением  при  таких  обстоятельствах шутить  не
годится.  В настоящий момент он был временно оторван от работы над диссертацией
и даже изгнан из комнаты - Оля укладывала Женечку спать.
     Т„тя Фира замесила оладьи и пошла зажигать газ.
     - Вот за что я,  честное слово,  вешал бы некоторых газетчиков,  -  сказал
вдруг Гриша.  -  Даже не за содержание,  а за ужасающую безграмотность.  Ну вот
сколько можно - "власть предержащие"?
     - А как правильно? - спросила Витя-Виктория.
     - "Власти предержащие".  То есть ныне облеч„нные властью,  а не что-то там
держащие. Хорошо ещ„ не "придержащие", тоже как-то встречал...
     Эсфирь  Самуиловна  не  стала  встревать,   но  про  себя  горячо  с   ним
согласилась.  Она тоже недавно такого повычитала в  современных боевичках,  что
хоть  беги  скопом увольняй всех школьных словесников,  когда-то  подписывавших
будущим авторам аттестаты. Теперь двоечники писали книги, и уже их русский язык
вбирало новое  поколение читателей...  Может,  оттого  нынешние школьники и  не
любят читать, что в качестве массового чтения им подсовывают подобное?..
     - Или вот тут,  -  продолжал Гриша и  подн„с газету к глазам.  -  Цитирую:
"После совместного распития спиртных напитков они повздорили,  и  Петров ударил
Сидорова по  голове молотком,  убив его наповал.  Киллер пытался бежать,  но по
горячим следам его вскоре..." Господи! Киллер!..
     Т„тя Фира вздрогнула, а Витя удивилась:
     - Ну и что тут неправильно?
     - Киллер,  он киллер и есть,  - с апломбом подтвердила Генриэтта Досталь.-
Это по-английски "убийца"... мне кажется.
     Гриша сложил газету и принялся протирать очки.
     - Милые дамы, - проговорил он, очень стараясь никого не обидеть. - Если бы
дело происходило лет двадцать назад,  вы  несомненно были бы правы.  Но в  наше
время    это    слово    давно    стало    термином,    обозначающим   на„много
убийцу-профессионала. Александра Солоника, например. Доводилось про такого?.. А
вовсе не Сидорова-Петрова, которые друг друга с пьяных глаз молотком...
     Дальнейшего т„тя  Фира просто не  слышала.  На  не„  снизошло гениальное и
трагическое озарение вроде того,  когда она  догадалась,  что  Алексей Снегир„в
звался когда-то Костей Ивановым и любил несчастную Кирочку.  О,  шма-Исраэль!..
Что ж это делается такое!..  Как могла она,  старая безмозглая клизма, пойти на
поводу  у  невежественного журналиста,  неправильно  употребившего слово?!  Да,
Ал„ша убил Шлыгина,  а  недавно вот  Гнедина.  Может,  и  Базылева когда-нибудь
убь„т.  И правильно сделает,  если вам интересно. Но с какой стати вы называете
его киллером?..  Золгиш волн!..*  Он что,  деньги у  кого-нибудь брал и  вы это
видели?! За Кирочкиных-то убийц?!!
     * Чтоб вы все попухли (еврейская брань).
     ...Эсфирь Самуиловна с  ужасом оглядывалась на  себя само„,  вспоминала ту
ночь, когда "киллер", совершивший правую месть за любимую женщину, явился домой
раненым,  вспоминала свои  собственные страдания и  сомнения после телепередачи
наутро -  и не могла найти себе оправдания.  А зохн вэй агицен паровоз!..  А он
ведь понял,  наверняка понял, что было у не„ на уме. И почему она так тщательно
обходила глазами криминальную колонку в газете,  боясь обнаружить там сообщение
об  очередной "заказухе".  И  почему,  ненароком прослышав об  убиении Гнедина,
бросилась на мороз встречать своего жильца в подворотню.  "Т„тя Фира,  по этому
телевизору не передадут новости,  которые вас могут расстроить..."  Он понимал,
он вс„ понимал.  Он такой. Он мысли читает. Как она, должно быть, вс„ это время
мучила и обижала его!.. Может, он потому в конце концов и уехал?.. Чтобы уже не
вернуться?.. О, шма-Исраэль...
     Оставаться на  кухне  вдруг  стало физически невозможно,  следовало что-то
делать и куда-то спешить, и Эсфирь Самуиловна, на время бросив оладьи, побежала
по коридору к себе. Так, словно там ждал е„ кто-то, с кем можно было поделиться
открытием...
     Т„тя  Фира  успела полностью запамятовать,  на  каком свете находится,  и,
распахнув дверь, несказанно изумилась при виде Тараса и Каролины. Они сидели на
подоконнике огромного полукруглого окна и  целовались,  выключив свет.  На один
краткий миг  они  даже  показались т„те Фире другими...  совсем другими людьми,
которые вместе в этой комнате никогда не бывали.  Небо позади них ещ„ розовело.
Ветер  постепенно разгонял тяж„лые тучи,  и  там,  где  пролегла чистая полоска
зари, виден был серебристый след самол„та.
     ...Южное кладбище мелькнуло внизу всего на секунду, а потом лайнер, л„гший
на  крыло в  развороте,  поставил на  место небо и  землю и  круто полез вверх.
Снегир„в отвернулся от иллюминатора и откинул голову на спинку кресла, закрывая
глаза.
     Скажи мне, что мы ещ„ встретимся. Скажи мне что-нибудь, Кира...

                              Конец второй книги

                                                     1 апреля - 31 декабря 1998




   Мария СЕМЕНОВА и Елена МИЛКОВА
   ДЯДЯ ЛЕША



Анонс

   Он - давний, заклятый недруг секретной службы  по  неконституционному
искоренению особо одиозных преступных авторитетов  "Эгида  Плюс".  Он  -
суперпреступник, который неуклонно следует своему  собственному  кодексу
чести.
   Он - киллер-легенда, киллер-миф.  Короче,  он  -  Скунс.  Комментарии
излишни. Но на этот раз, как ни странно, "Эгида Плюс" и Скунс  выступают
на одной стороне.
   Каждый по-своему, они ведут борьбу с жестокой мафиозной  группировкой
и пытаются спасти  молодого  спортсмена,  запутавшегося  в  криминальных
цепях. Кто успеет победить в смертельно опасной игре?

ПРОЛОГ

   - Пушкинское шоссе, справа  поселок  Александровская.  Дом  четыре  -
второй от перелеска. Взять всех. По возможности живыми. - Плещеев  нажал
на клавишу, и на экране возник снимок,  сделанный  с  воздуха:  шоссе  и
прилепившийся справа поселок.
   - Вот тут. Все понятно?
   - Да, - кивнул Лоскутков.
   Плещеев  увеличил  масштаб.  Широкий  дисплей,  последнее  достижение
японской компьютерной мысли, позволял  различить  на  снимке  мельчайшие
детали. Стали видны дома с участками,  хозяйственные  постройки  и  даже
грядки. При достаточном увеличении можно было бы,  пожалуй,  пересчитать
каждый ягодный куст. Плещеев переместил светящийся квадрат  на  один  из
домов - замысловатое строение с башенкой, - кликнул "мышкой",  и  теперь
стали видны детали -  подстриженный  газон  без  единой  грядки,  хитрые
переплеты окон, высокое крыльцо.
   - Здесь они окопались, сволочи, - сказал Плещеев. - Как ты понимаешь,
заснять внутренность помещения мы не смогли,  в  окно  на  вертолете  не
влетишь, но мы получили план у архитектора. План в следующем окне. Давай
действуй. На ознакомление даю пять минут.
   Саша Лоскутков несколько раз обвел "мышкой" весь участок. Внимательно
осмотрел металлические ворота - явно с электронным устройством.  Ничего,
все эти ворота - от мелкого хулиганья, а против "Эгиды-плюс" -  мертвому
припарки. Забор производит внушительное впечатление,  а  вот  с  входной
дверью явно не продумали.
   Или пока строили, не учитывали ситуацию, что дом может  брать  группа
захвата.
   Саша перешел во второе окно и внимательно ознакомился с планом  дома.
Нет, его строили явно не бандиты. Никаких запасных выходов, ничего.  Дом
идеально подходил для спокойной жизни семьи с парой детишек и без всяких
криминальных идей. Значит, начинал его строить не  тот,  кто  живет  там
сейчас. Ну да всякое бывает.
   Саша вернулся к снимку участка, уменьшил масштабность, вышел на  план
поселка и прикинул, как лучше всего подойти к дому. Пожалуй, слева,  где
совсем рядом начинался лесок, не больно-то густой, но достаточный, чтобы
скрыть группу захвата.
   Все было ясно.  Общий  план  действий  был  понятен,  а  детали,  как
известно, предугадать невозможно. Детали, они  на  то  и  детали,  чтобы
решаться на месте.
   - Сергей Петрович, я готов. Ребята уже в машине.
   - Ну, с Богом, - кивнул Плещеев.
   Саша Лоскутков вышел, а Сергей Петрович вздохнул и сел за компьютер.
   Удивительное дело, сколько раз отправлял ребят на дело, а  все  равно
не мог перестать волноваться. Вот она человеческая психика, дрянь такая,
никуда от нее.
   В кабинет начальника ворвалась Пиновская.
   - Сергей Петрович, что там в группировке Бугаева?!
   - Ну Марина Викторовна! - пока