Скверная, но действенная.

     С  Л„шей и  Давидом у  него уговор был простой -  снимать вс„.  Даже и тот
весьма вероятный -  и  наверняка колоритный -  момент,  когда директорша станет
запрещать съ„мку.
     - Не знаю я, кто вас звал... Ничего мне не говорили... Алевтина Викторовна
в район только что отбыли,  нету их,- проворчала вахт„рша. Уже более мирно, уже
без прежнего "цепного" отношения к незваным гостям. Тактика приносила плоды.
     - А  мы  е„  подожд„м.  У  нас времени вагон,-  вс„ так же весело и  легко
заверил  подозрительную т„тку  Благой.  И  повернулся  к  девчушкам:  -  Ну-ка,
девочки! Покажете нам ваш дом? Что у вас тут самое хорошее?
     - У  нас столовая хорошая!  -  с готовностью ответили девятилетки.  -  Там
кушать дают!
     И повели троих "дяденек" по коридору в сторону лестницы.
     - Не  знаю  я,  нельзя  без  директора...-  продолжала  растерянно ворчать
вахт„рша. Потом вс„-таки потянулась к телефону и начала крутить диск.
     - А с руками у вас что? - спросил Л„ша, пока поднимались на второй этаж.
     - Да это так, - весело отмахнулись малышки. - Чесотка.
     Детские руки были покрыты язвочками.  До  сих пор Л„ша видел такое лишь на
картинках.
     - Но  врач-то вас лечит хоть?  -  спросил он внешне спокойно,  стараясь не
перегораживать обзор Давидовой камере. - Мази какие-нибудь да„т?
     - Не...  У  нас врач уволилась.  Ей  Алевтина Викторовна велела наказанным
уколы, а она сказала...
     _ Что ещ„ за уколы?  Прививки?  - переспросил Благой, забыв, что собирался
не вмешиваться в репортаж.
     - Прививки -  это когда всем.  Их ещ„ весной, а уколы - только наказанным.
Вовке Казначееву как сделали, у него сразу глюки пошли...
     - Я тоже что-то такое слышал, - тихо подтвердил Л„ша.
     А  молчаливый,  побывавший во  многих  переделках Давид  просто  продолжал
съ„мку.
     Они шли по длинному коридору, фиксируя на видеопл„нку мутно-грязные окна и
облезлые стены. Неухожено, неприютно...
     - Палаты у нас на третьем этаже, туда дн„м нельзя. А тут - классы...Только
сейчас учителя к нам не ходят. Из-за эпидемии,- продолжали девчушки.
     - А это что такое?  - спросил вдруг Л„ша. Его внимание привлекла добротная
деревянная дверь, плохо вязавшаяся со всем остальным.
     Маленькие обитательницы детдома посмотрели на взрослых мужчин, отвернулись
и захихикали.
     - Сюда тоже нельзя.  Это гостевая.  Сюда только старшие девочки ходят.  Их
Марья Ивановна присылает, для развлечения. Когда дядьки приходят...
     - Чего-чего?   -   Благой  перехватил  многозначительный  взгляд  Л„ши   и
почувствовал, что холодеет.
     - Там хорошо,  там диваны красивые, - в голосах юных "экскурсоводов" жутко
сквозила мечтательность. - Там дядьки конфеты раздают и бананы...
     - Вот  оно!  -  прошипел Л„ша в  ухо  Благому.  -  Как  раз про это дети в
больнице...
     - Для какого развлечения? - спросил Благой сквозь зубы.
     - Для  какого,  для какого,  -  передразнили девочки.  Вот глупый взрослый
попался,  таких простых вещей не знает!  -  Они с дядьками сексом развлекаются,
вот для какого!
     - Да...- крякнул Давид. Откамеры он, впрочем, не оторвался.
     - И что, часто эти... дядьки к вам?..- спросил Л„ша.
     - А как Марь-Иванна девочек оденет в красивое, так и приходят, - в голосах
девятилеток Благому снова послышалась жгучая зависть.  -  Мы тоже конфетки ели,
нам девочки приносили. Шоколадные, вот. Дядя... a у вас нету конфетки?..
     В  столовой Благой  увидел тощих  мальчишек с  коричнево-серыми,  немытыми
лицами,  кое-как одетых линялые рубашки, торчащие из штанов. Девочки вы глядели
чуть аккуратнее, но разве что чуть. Все смотрели на одну воспитанницу постарше:
та  несла на  поднос нарезанные порции хлеба.  Не успел поднос коснуться стола,
как к  нему со всех сторон потянулись руки.  Многие вскакивали,  чтобы схватить
"пайку", казавшуюся побольше...
     Давид   только-только  запечатлел  эту   убийственную  картину,   когда  в
противоположную дверь  буквально влетела рослая,  дородная дама.  Дети  при  е„
появлении мгновенно вскочили, кто-то движением испуганного зверька стал прятать
хлеб за пазуху.  Дама была элегантно,  со вкусом одета, в мочках ушей трепетали
тяжеленные  золотые  серьги.  Борис  Дмитриевич  и  Л„ша  немедленно  заслонили
приникшего к окуляру Давида, но было поздно: мадам уже заметила камеру.
     - Кто позволил снимать?! Отдайте немедленно пленку, не то я ОМОН вызову!..

     Это  была,  несомненно,  сама  Алевтина  Викторовна  Нечипоренко.  Значит,
бдительность вахт„рши до  конца притупить не  удалось,  и  та позвонила грозной
начальнице прямо в машину. А что? Кому в наше время охота лишаться работы?
     - Здравствуйте,  Алевтина Викторовна,  -  как  можно  более  непринужд„нно
заулыбался Благой.  -  Право же,  мы  ничего не снимаем,  просто едем к  себе с
репортажа,  завернули по дороге,  ну и  не в  машине же камеру оставлять?  Сами
понимаете,  вещь дорогая, каз„нная... А у вас мы так, между делом. Мы тут ввиду
эпидемии небольшую статистику собираем.  Начальство,  понимаете,  вечно  что-то
придумает... Как в вашем заведении с прививочками от гриппа?


     - Какие  прививочки?!  Они  мне  будут  тут  допросы  устраивать?!  Таисья
Ивановна, вызывай!
     Невзрачная дежурная послушно кивнула  и  куда-то  заторопилась.  Встреча с
ОМОНом  троим  телевизионщикам решительно не  улыбалась.  Могут  для  начала не
только камеру поуродовать, но и части тела. Прецеденты, к сожалению, были.
     - Да  Бог с  вами,  Алевтина Викторовна,  дорогая,-  укоризненно расплылся
Благой.- Пожалуйста, сейчас вам пл„ночку... Сами убедитесь, что чистая...
     Давид у него за спиной щ„лкнул камерой и неохотно протянул видеокассету:
     - Она денег стоит, между прочим...
     Благой передал кассету грозной мадам и  слегка даже  поклонился при  этом.
Она м„ртвой хваткой вцепилась в добычу:
     - На выход я вас сама провожу!..
     Хрупкое  перемирие  продолжалось до  двери.  Уже  на  крыльце  Л„ша  самым
невинным образом поинтересовался:
     - Алевтина Викторовна,  извините, я надеюсь, хоть ваши-то собственные дети
и внуки сывороткой обеспечены?..
     Вот тут Благой затаил дыхание и невольно залюбовался юным коллегой. Умница
Л„ша  поймал тот  самый  "момент истины",  за  которым гоняется любой репорт„р.
Будущая  героиня  репортажа  размахивала  "отбитой"  у  журналистов кассетой  и
неконтролируемо орала,  в  пылу ярости выдавая откровения,  которые из  не„  не
вытянул бы никакой следователь на допросе. Давид безразлично рассматривал тучки
на небе.  Даже искуш„нный в съ„мочных делах человек вряд ли заподозрил бы,  что
как раз в этот миг с него "делают крупный кадр". Мадам Нечипоренко и подавно не
догадалась.
     - Я  бы,  честно  говоря,  за  обычное  воровство не  сажал,  -  задумчиво
проговорил Л„ша уже в машине.  - На производстве там, в фирме... Имущество бы в
казну отбирал и ещ„ отрабатывать заставлял. Но вот кто у сирот... в больнице, в
детском саду... Таких я бы сразу стрелял...
     - Прямо сразу,  -  усмехнулся Благой.  И  снова ощущал,  как много он,  по
сравнению с Л„шей, прожил на свете.
     - А  что,  Борис Дмитриевич,  скажете нет?  Перевоспитывать их ещ„?..  Вот
такую Нечипоренку?.. И она вс„ пойм„т, и раскается, и человеком жить будет?..

     Благой промолчал.


     Следующий

     Последние месяцы Владимир Игнатьевич Гнедин спал со включ„нным светом. Это
началось где-то  через неделю после гибели Мишки Шлыгина.  Владимир Игнатьевич,
как  обычно,  приехал на  свою холостяцкую квартиру,  выпил сам с  собой дозу -
небольшую, чисто для снятия душевного напряжения - и вроде заснул. Однако скоро
его разбудил шорох.  Он рывком сел на кровати и  напряж„нно прислушался...  Вс„
было тихо,  да и откуда бы?..  Он л„г снова,  но едва стал засыпать,  как опять
раздались невнятные звуки. Которые вполне можно было принять за осторожные шаги
в прихожей...
     Над  кроватью  у   изголовья  висело  бронзовое  бра  старинной  работы  -
обнаж„нная  богиня  с  факелом  в  руке.  В  незапамятные  времена  этот  факел
заканчивался горящей свечой.  Народный искусник подв„л электричество и  вставил
патрон,  чтобы можно было  вкручивать лампу-миньон.  Мишка Шлыгин несколько лет
назад  (когда подобные вещи  у  нас  были  в  диковинку) прив„з ему  из  Швеции
лампочку в  виде  фаллоса.  Она  была  абсолютной копией  натурального мужского
предмета,   как  бы  с  матово-розовой  кожей,  и  отличалась  лишь  постоянной
"готовностью к  бою" да  мягким свечением изнутри.  Мишка знал,  что  в  раннем
детстве  друг  Вовка  побаивался темноты.  Виталик по  этому  поводу  просто  и
бесхитростно ржал,  но Мишка был намного утонч„ннее Базылева. Даже стихи иногда
карябал.  Он и тогда,  даря этот светящийся член,  что-то продекламировал.  Там
вроде был остроумный выверт про "факел" и  "fuck"*,  но  Гнедин запомнил только
одну строчку:
     "Ты осветишь теперь свою бессонницу..."
     Освещать бессонницу Гнедину не требовалось уже много лет.  Да и  место она
имела разве что по причине общества очередной подруги.  А теперь...  Господи...
Прич„м именно после гибели Мишки...
     Гнедин протянул руку и  включил бра,  потом,  стиснув зубы,  заставил себя
слезть с "траходрома" и выглянуть в прихожую.  В квартире,  ясное дело,  никого
постороннего не было.
     Но  едва,   выключив  свет,  он  начал  задремывать,  как  невнятные  шаги
послышались вновь. Если бы он сумел в тот раз выдержать характер, возможно, вс„
бы и наладилось.  Так ведь нет. Он срочно вызвал машину и среди ночи прикатил к
своей благоверной.  Чем поверг зевающую Ирину в полное недоумение. Он, конечно,
не  стал  ей  ничего объяснять.  Просто рухнул в  разобранную постель и  тотчас
заснул...
     Дн„м на работе страх отчасти забылся. Но стоило вечером вернуться к себе -
и  вс„ повторилось.  На сей раз к  супружнице Гнедин не поехал.  Просто заж„г в
каждом углу свет.  Во всех комнатах,  в  кухне,  в  ванной,  в сортире и даже в
кладовке... Это помогло: он заснул.
     Чиновников его уровня, как и банкиров, время от времени убивали. Но только
после гибели Шлыгина Гнедин,  что называется, кожей почувствовал стоявшую рядом
смерть.  Он  не знал,  кто за ним прид„т.  И  конкретно за какие грехи.  Но что
придут -  это сомнения не  вызывало.  Опять же  как в  детстве,  когда он читал
дефицитного тогда Стивена Кинга и часам к двум ночи ему начинало казаться,  что
из-за шкафа и с антресолей вот-вот полезут...
     Плакаться Виталику Базылеву он не хотел до последнего.  Но на сороковинах,
выпив за  помин,  ощутил большую жалость к  себе и  вс„-таки излил душу бывшему
однокласснику.
     - Я, по-моему, следующий...- сказал Гнедин, и губы натурально запрыгали.
     Он ждал насмешек.  Однако Базылев помнил,  что в школе Вовка действительно
иной раз ч„тко угадывал, кого следующего вызовет к доске строгая математичка. И
всесильный лидер пулковской группировки лишь рубанул ладонью,  чуть не  погасив
беломорину:
     - Накаркаешь, на хер!..
     А   потом   хмуро   пообещал:   ребята,   мол,   в   натуре,   присмотрят.
Аккуратненько-аккуратненько... Мишкина смерть и ему даром, видимо, не прошла.
     На  несколько недель страх  вроде  бы  отпустил,  тем  более что  никакого
"топталы"  базылевские  ребята  не  обнаружили...   Но  недавно,  когда  Гнедин
сопровождал поч„тного гостя -  министра юстиции из Дании -  в Мариинский театр,
там,  сидя в директорской ложе,  он вдруг совершенно ясно почувствовал,  что из
п„строй  шевелящейся массы  партера  на  него  навед„н  пистолет.  Рубашка  под
официальным костюмом мгновенно прилипла к лопаткам,  он медленно,  точно кролик
под взглядом удава,  повернул голову в направлении опасности...  и, конечно же,
никого  не  увидел.  Однако  жуткое  ощущение  продолжалось  ещ„  с  полминуты.
Явственное ощущение навед„нного дула. Сквозняка из ч„рной пустотынебытия...
     Доверь такое психиатру, сразу в свои клиенты запишет.
     И  тогда  он  позвонил в  "Эгиду".  Естественно,  собрав для  начала самую
подробную информацию.  Главным же  и  определяющим фактором была глухая вражда,
определ„нно существовавшая между пулковскими и "Эгидой". И тот факт, что Мишку,
убитого на территории собственной фирмы, обнаружили именно эгидовцы...
     Базылев его понял.
     Плещеев,  эгидовский начальник,  терзал  Владимира  Игнатьевича уже  более
часа,  с  дотошностью мат„рого киллера вникая во  все  детали гнединской жизни.
Когда тот сообщил ему о  пришедшей на  ум  ассоциации,  Плещеев даже не заметил
иронии.
     - А  что ж  вы хотите?  -  спросил он,  недоум„нно глядя на клиента поверх
сильных очков.  -  Конечно,  нас  интересует та  же  информация,  что  и  наших
противников. Только с разными целями...
     Рослый,   очень  красивый  командир  группы  захвата,   сидевший  рядом  с
Плещеевым,  слегка улыбнулся и  ничего не сказал,  а  Владимир Игнатьевич начал
потихоньку  прикидывать,  кого  бы  из  эгидовских силовиков  загадать  себе  в
телохранители. Нет, конечно, не этого синеглазого красавца, от которого рухнули
бы в  Голливуде.  Но уж и не бритоголового неандертальца со шрамом на лбу,  что
возился  внизу  с  собаками,  когда  он  входил...  Воображением Гнедина успела
окончательно завладеть монументальная мощь  рыжего  великана Фаульгабера -  вот
это да,  вот это я понимаю! - когда Плещеев нарушил его размышления, неожиданно
произнеся:
     - Так.  Я,  кажется,  понял,  кто  именно  вам  необходим-И  повернулся  к
голливудскому супермену: -Познакомь.
     Каким образом он ему сообщил, о ком именно шла печь Гнедин так и не понял.
Синеглазый потянулся к устройству громкой связи и нажал кнопочку:
     - Заместителю командира группы захвата подойти в кабинет к шефу!..
     Дверь  открылась едва  ли  не  прежде,  чем  Гнедин успел обернуться в  ту
сторону.  И увиденное сначала вызвало у него мысль о какой-то ошибке: на пороге
стояла  девушка.  Облач„нная  в  выцветший  камуфляж,  но  в  целом  далеко  не
тяжелоатлетка. Нормальной внешности, нормального роста...
     - Вызывал, командир? - буднично спросила она.
     - Познакомься,- супермен легко поднялся и встал между ними, - это Владимир
Игнатьевич Гнедин,  заместитель начальника юридического управления в  Смольном.
Возможно, твой будущий принципал...
     "Будущий принципал" был до того ошарашен,  что ему изменили рефлексы, и он
позабыл привстать в кресле хотя бы из вежливости.
     - А   это,   Владимир  Игнатьевич,   Екатерина  Олеговна  Дегтяр„ва.   Моя
заместительница... и наше лучшее предложение по вашей защите.
     - Да вы что?  Какое решение?  -  разв„л руками Гнедин минуту спустя, когда
Катя вышла за  дверь.  Он  улыбался,  не  зная,  возмущаться ли уже всерь„з или
обратить вс„ в шутку. - О ч„м тут ещ„ думать?
     - Ну, - Плещеев тоже улыбнулся, - уговаривать вас мы, конечно, не будем...

     - И  правильно.  Пока я  не  решил,  что  у  вас тут феминистки командуют.
Женщину,  знаете ли,  лучше использовать по прямому е„ назначению...  -  Гнедин
все-таки решил обойтись без открытых конфликтов. - Как ни крути, а вс„ равно из
ребра...
     Его личному вкусу, видимо, полностью отвечал бодигард, с которым он прибыл
в  "Эгиду".  В настоящий момент парень дожидался в при„мной -  обширный,  точно
шкаф,  с невозмутимым фейсом и, как сразу заметил Плещеев, при стволах на левой
голени и  под мышкой.  Было в  н„м даже что-то от Люцифера из старого японского
мультфильма про Кота в сапогах.
     Страж был суров,  не улыбался и мерил окружающих взглядом - бдел. Типичный
образец демонстративной охраны на американский манер.
     Звали парня Мишаней.  Официально Гнедин нанял его  через тридесятую фирму,
но  был он,  естественно базылевцем,  и  Виталя,  рекомендуя,  ручался за  него
головой.
     - Знаете  древний анекдот?  -  Гнедин пот„р  ладонь о  ладонь.  -  Угодила
красивая женщина в  ад...  Ну,  черти варить е„,  жарить,  что  ещ„  там,  кожу
драть...  стандартная процедура.  Тут в горячий цех заходит сам сатана: "Эх вы,
черти, черти. Это же в сыром виде употребляют..."
     Командир группы захвата никак не  отреагировал на  его остроумие.  Плещеев
вежливо улыбнулся:
     - Выбор  ваш,  Владимир  Игнатьевич.  Навязываться  не  будем.  Но  и  без
небольшого дружеского банкета категорически не отпустим...
     - Даже так?
     - Даже  так.   И  на  этом  банкете,   уж  вы  нас  простите  великодушно,
телохранителей у вас будет двое.  Ваш нынешний - и Катюша. Мы ведь тоже, знаете
ли, не цитадель, злоумышленники повсюду могут проникнуть. А не дай Бог с гостем
что-то случится...
     Так  называемый банкет  собрали  мгновенно.  Группа  захвата  во  главе  с
командиром  просто  вылетела  наружу  и  оперативно  "сделала  план"  ближайшим
ларькам,  оптом закупив два больших торта, конфеты, печенье, кофе в пакетиках и
тьму-тьмущую  фруктов.  Вытащили  из  подсобки  спортзала раскладные столики  и
вес„ленькие пластмассовые креслица... Алгоритм был накатанный.
     - Смотри в оба,  -  ш„потом предупредил Гнедин Мишаню, когда спускались по
лестнице. - Что-то они... как бы провокацию не устроили...
     Бодигард по обыкновению молча,  величественно кивнул, а с другой стороны к
Владимиру  Игнатьевичу уже  подплыла  эгидовская секретарша,  длинноногая Алла,
бывшая "Мисс Московский район".
     - Банкет...-  проворковала она,  стреляя из-под  длинных ресниц.  -  Очень
хочется чего-нибудь этакого... сочного и горячего...

     - И сладкого, - ответил Гнедин ей в тон. Но что-то внутри вздрогнуло.
     - Прошу вас... прошу...- блистательная Алла решила быть хозяйкой банкета и
умело  устраивала гостей за  столом.  И  в  какой-то  момент Гнедин с  приятным
волнением осознал,  что,  кажется,  и  сам  ей  понравился:  она  расположилась
напротив и  очаровательно улыбнулась ему.  При этом изысканное импортное платье
чуть сдвинулось с  плеча,  и  он увидел,  что у  не„ ещ„ не сош„л нежный летний
загар - хол„ное плечико отливало шоколадным мороженым...
     "Есть контакт",  -  весьма прозаично думала при этом красавица секретарша.
Задача  перед  ней   стояла  вполне  определ„нная,   и   выполняла  она  е„   с
удовольствием.
     Торты,  к некоторому сожалению,  оказались вполне приторными, а зарубежная
выпечка и  вообще  по  определению кажется вкусной только  с  большой голодухи.
Особо  это  никого не  расстроило -  народ  дружно ругал  осточертевший импорт,
весело вспоминал бабушкины ватрушки и шоколад производства фабрики Крупской.  И
надо ли говорить, что по окончании кофепития всех потянуло на фрукты.
     К  этому времени молчаливый диалог между гостями и  хозяйкой банкета вышел
на необходимые обороты.  Алла томно покуривала и  загадочно улыбалась ничего не
подозревающим  жертвам.   Время  от   времени  она  поправляла  волосы,   давая
полюбоваться прозрачной кожей запястий,  а  то вдруг медленно проводила язычком
по влажной верхней губе...  Это были,  в  общем-то,  старые как мир завлекающие
сигналы,  но  бодигард со  своим  принципалом о  "языке тела" если  когда-то  и
слышали,  то успели благополучно забыть, а потому вели себя естественно. Сиречь
как глухари на току.  Сдували с плеч несуществующие пылинки,  выпячивали грудь,
поправляли галстуки -  мол, ты нам тоже нравишься, красавица, прям спасу нет!..
Грозный  бодигард  -   кремень  и   гранит,   как  в   разговоре  с   Плещеевым
охарактеризовал его Гнедин,- встретился с Аллой взглядом и важно выродил скупую
улыбку... Близилась кульминация.
     На  столе  перед ними  появилась хрустальная „мкость,  полная экзотических
плодов. Круглых, вытянутых, шишкообразных...
     - Смотри-ка ты,  спелый!  Тыщу лет не едал... - Осаф Александрович Дубинин
принялся терзать ананас.  -  От него,  знаете, если корочки посушить, так потом
хоть чай с ними пей. Такой аромат...
     - Старый   скряга,   -   вполголоса  прокомментировала  Марина  Викторовна
Пиновская.- Плюшкин н