взгляда не отводил. - Там ведь Саша в автобусе... Лоскутков...
     Лоскуткова Крановский тоже  знал  как  облупленного.  И  он,  конечно,  не
возражал,  когда  эгидовцы,  примчавшиеся одновременно с  его  "заливными",  на
равных взялись участвовать в операции.
     - Пока  пожарные  с  бензином не  решат,  д„ргаться вс„  равно  нечего!  -
Полковник Паша  по  прозвищу  "Терминатор" был  могучим  широкоплечим брюнетом,
настолько же непрошибаемо хладнокровным,  насколько норовист и горяч был десять
лет назад спас„нный Плещеевым старлей.  -  Пять тонн,  это тебе не кот пописал.
Все люки полны,  да ещ„ бензовоз рядом.  Будет пена,  захомутаем гадов в  шесть
секунд... тем более, судя по всему, они дилетанты...
     Наконец Бог послал то, чему полагалось здесь быть с самого начала. Прибыли
"ЗИЛы" с пенообразующим средством.  Пожарные забегали, точно наскипидаренные, в
пружинной готовности замер на исходных спецназ...
     ...И  в  это время издали прокатился истошный вой сирен,  и  на  проспекте
Космонавтов показался шестисотый "Мерседес",  увенчанный проблесковым маячком и
пернатый от антенн, как нахохлившаяся ворона.
     - Ой,  блин,  -  при  виде иномарки невозмутимый Терминатор сморщился так,
словно разом проглотил десять лимонов.  Покосился на  Плещеева и  простонал:  -
Вс„, Серега, молись... Главный мудель приехал...
     Плещеев крутанулся на месте,  чувствуя, как сердце проваливается в трясину
беспомощной ярости.  Зрение у  него было Пашиному не чета,  и узнать налетающий
"Мерс" ни в коем случае не позволяло. Но "главным муделем" мог быть только один
человек. Генерал-майор Храбров, мать его за ногу...
     Роскошный автомобиль, чуть ли не мгновенно выросший из точки до нормальных
размеров, остановился, мягко присев.
     - Товарищ  полковник,   ко  мне!  -  наружу  не  особенно  ловко  выбрался
полководец в папахе.  И требовательно взмахнул дланью:  -  Где результат, я вас
спрашиваю? И чем это у вас здесь так воняет?
     - Как  же  нет  результата,  товарищ  генерал-майор?  -  Командир "Залива"
пытался выиграть время,  чтобы  пожарные успели приготовиться и  успешно залили
пеной вероятные последствия генеральских приказов.  -  Как  же  нет результата,
товарищ генерал-майор?..  Все заложники спасены... а террористов скоро возьм„м.
С  ними  там,   в  автобусе,   наш  человек  разговаривает.   Думаю,   товарищ,
генерал-майор, они вот-вот сами сдадутся...
     - Отставить  разговоры!..   -   Генерал  Храбров  так  топнул  ногой,  что
каракулевая папаха колыхнулась на голове,  норовя съехать на лоб. - Как во всех
цивилизованных странах делают?  Я тебя спрашиваю, полковник!.. Не знаешь? Так я
тебе объясню...  - Вот в ч„м генерал был поистине виртуозом, так это в матерной
ругани.  -  Никаких с террористами разговоров, никаких требований не слушать!..
Автобус заблокировать, злоумышленников обезвредить. Исполняй!
     Плещееву мучительно,  до тошноты и до спазмов, захотелось подойти и убить.
И потом он, кстати, горько жалел, что не сделал этого прямо там и тогда.
     - В автобусе находится мой человек!  -  Сергей Петрович в самом деле резко
шагнул впер„д,  но  вс„ же  остановился,  лишь глаза за  ст„клами очков недобро
сверкнули. - Именно он, между прочим, заложников освободил. Обменял их на себя.
Где вы тогда были? А теперь хотите, чтобы он пострадал при силовом варианте?
     - А  ты  ещ„  кто?  -  Генерал поправил папаху  и,  глянув  на  протянутый
документ,  нахмурился.  -  Здесь командую я,  это моя операция.  А что касается
вашего человека,  я его в автобус не посылал.  - Перейдя таким образом на "вы",
он тут же неожиданно громко,  точно на плацу,  заорал:  -  Исполняйте,  товарищ
полковник!
     Минуту спустя рядом зарокотали моторы двух грузовиков, отрезавших автобусу
все  пути  к  бегству.  Ребята Крановского ползали как  сонные мухи,  возможно,
зарабатывая себе трибунал.  Однако судьба-индейка в  этот день определ„нно была
на стороне генерала Храброва, и произошло то, что должно было произойти.
     - Вроде очухался, сука!..
     Лоскутков по-прежнему стоял на коленях. Вернее, больше висел на вывернутых
руках,  примотанных за  наручники проволокой к  подлокотнику кресла,  и  бензин
щедрыми  ручьями  стекал  с  него  на  пол.  Это  было  ужасно  смешно,  просто
невероятно,   неописуемо  смешно.  Гном  согнулся  от  хохота  и,  не  в  силах
остановиться, повалился на сиденье, лишь тыкал пальцем в сторону пленника:
     - Бензина кругом  хоть  купайся,  а  мы-то,  придурки,  канистры на  горбу
волокли!..
     Это была истерика в чистом виде.  "Что же делать, что же делать..." - руки
Гнома  ходили  ходуном,  губы  судорожно  подергивались,  и  взгляд  вс„  время
возвращался к окну - выбраться бы из этого автобуса и бежать, бежать, бежать...
Только куда денешься,  если в глазах рябит от милицейских огней, а по ушам бь„т
металлический уверенный голос:
     - СДАВАЙТЕСЬ,   СОПРОТИВЛЕНИЕ  БЕСПОЛЕЗНО...   СДАВАЙТЕСЬ,   СОПРОТИВЛЕНИЕ
БЕСПОЛЕЗНО...
     И вс„ из-за него, из-за этого хитрожопого ментовского гада.
     - Ну,  сука,  -  на  Гнома вдруг накатила небывалая злоба,  растворившая в
ненависти и страх,  и все прочие чувства. Киса что-то поняла и вскочила во весь
рост на  сиденье,  отчаянно завизжав:  "Не-е-е-ет!!!"  Лоскутков поднял залитое
кровью лицо и  тоже как будто собрался что-то сказать.  Но Гном не желал больше
ничего слушать.  Хватит!..  Он почти в упор прицелился Саше в живот - чтобы тот
дольше корячился - и с наслаждением выстрелил: - Получай, сука!!!
     Перед его  глазами завертелись багровые клочья,  железный голос зазвучал в
самом мозгу, и он, бессвязно крича, принялся палить в сторону огней - ещ„, ещ„,
ещ„!!! Пока не кончились патроны...
     Сем„н  Фаульгабер сразу  облюбовал себе  выгодную точку  позади  одного из
грузовиков.  Отсюда он взялся бы скрытно подобраться к автобусу, к самой двери.
Если бы  события развивались нормальным порядком,  он давно бы это проделал,  и
"прорехи на  человечестве" скорее всего  уже  сыпались бы  наружу -  кто-то  на
карачках и  обгаживаясь на ходу,  а  кто-то и  ногами впер„д...  Однако порядок
развития событий нормальным ни в коем случае не был.  Никого не интересовало не
то  что мнение давным-давно разжалованного старшины Фаульгабера (это он  мог бы
ещ„ перенести -  да задавитесь вы,  не впервой!),  но даже и умнейшего из умных
Сер„жи Плещеева.
     Вот  такое  уже  совсем никуда не  годилось.  Кефирыч,  маячил перед носом
косившегося  на   него  сержанта  из  оцепления  и   вовсю  обдумывал  варианты
несанкционированного проникновения... когда засевшие в автобусе открыли бешеную
пальбу.  С  первым же  выстрелом Фаульгабер издал  жуткий рык,  и  молоденького
сержанта унесло  куда-то  в  сторону:  ринувшийся впер„д великан отшвырнул его,
точно невесомый надувной мяч.  Палили из автобуса явно вслепую,  целясь в белый
свет,  как в копеечку,  и Сем„н даже не пробовал уворачиваться - просто выжимал
из  себя всю скорость,  на  которую был способен.  БАХ!!!  -  очередная вспышка
прорезала ранние  сумерки,  и  пуля  с  визгом  чиркнула  по  залитому бензином
асфальту у него за спиной.  Наверное, при этом она высекла целую тысячу искр. А
может быть,  всего только одну. Кефирыч не оглядываясь ощутил, как метнулись по
земле пока ещ„ невысокие языки пламени... как начал расти ревущий огненный вал.
Ему не  было до этого дела -  для него существовал только автобус.  И  запертый
там,  внутри,  наверняка  раненный  Лоскутков...  Скорость!  Скорость!..  Хилая
дверная  пневматика ничего  не  смогла  противопоставить его  бешеному рывку  -
металлическая створка застонала,  охнула и  распахнулась.  Сверху,  из  салона,
навстречу Сем„ну,  чем-то замахиваясь,  устремился первый из... сколько их там,
плевать! Действия нападавшего никакого значения не имели, с таким же успехом он
мог  бросаться с  кулаками на  танк.  Фаульгабер убил  Гнома ударом в  грудину,
вышвырнул сквозь  лобовое стекло  Фарадея,  пытавшегося что-то  содеять большим
кухонным ножом, и ринулся дальше. Скорость!!! Близкое пламя врывалось неистовым
светом даже  сквозь малейшую щель,  и  Кефирыч в  долю секунды высмотрел своего
командира. Распутывать проволоку или разбираться с наручниками никакого времени
не i было. Фаульгабер и не стал зря его тратить - вцепился в сиденье и попросту
выдрал его с корнем из пола.
     Страшным усилием всего тела,  таким же,  как  когда-то,  в  дал„ких отсюда
горах, и, как в тот раз, ни земное тяготение, ни сталь болтов ничего поделать с
ним не смогли.  Скорость!!!..  Опять же в долю секунды,  не обращая внимания на
чьи-то  мечущиеся тени,  Сем„н!  сгр„б Сашу на  руки и  одним рыжком вылетел из
автобуса...
     В  следующий миг  на  автобус  обрушился огненный вал  и  превратил его  в
тысячеградусную адскую топку.
     Ещ„  миг  спустя огонь настиг отягощ„нного ношей Кефирыча,  но  Кефирыч не
остановился.
     Навалилась страшная жара,  мигом  обернувшаяся когтистыми языками боли,  и
они впились всюду,  куда смогли дотянуться.  Хуже было то,  что Саша у  него на
руках вспыхнул,  как  спичка:  его не  предохраняло толстое,  промоченное потом
обмундирование,  он был с головы до пяток в бензине и горел,  горел... Какой-то
нечеловеческий звук бился в ушах, кто-то, должно быть, кричал: то ли сам Сем„н,
то ли Саша, то ли те, оставшиеся в автобусе... Фаульгабер мчался в огне, сквозь
огонь,  впер„д и  впер„д,  не зная и не задумываясь,  чем вс„ это закончится...
пока мощные струи пены,  извергаемые широкими раструбами, не ударили ему в лицо
и не снесли с ног.
     Вот тут Плещеев,  Крановский и  сбежавшиеся на выручку спецназовцы увидели
кое-что действительно страшное.  Сем„н Фаульгабер медленно поднимался, возникая
из сплошного сугроба шевелящейся пены. Пена придушила огонь, однако несгораемый
"комбез" великана был  покрыт сплошной копотью,  от  него  валил пар  пополам с
дымом... Но хуже всего было то, ЧТО он держал на руках. Кефирыч прижимал к себе
некий  непонятный предмет.  Предмет  состоял из  двух  половин,  прич„м  нижняя
держалась буквально на ниточке и свободно болталась, раскачиваясь над земл„й...

     Видавший виды народ начал прирастать к  земле,  не  смея приблизиться,  со
стороны   "скорой"   осторожно  выдвигались  врачи   (инструкция  категорически
запрещала им  входить в  очаг  бедствия,  потому что  гибель бригады означала и
гибель тех, кого они могли бы спасти), а Фаульгабер наконец выпустил свою ношу,
и  только тут  стало понятно,  что  болтающаяся нижняя половина была  обгорелым
автобусным сиденьем...  к  которому были вс„ ещ„ прикованы лиш„нные кожи Сашины
руки.  Кефирыч застонал от ярости и отчаяния,  нагнулся над Лоскутковым и одним
движением порвал к такой-то матери стальные браслеты:
     - Саша, ты как?..
     Лоскутков зашевелился, сказал "спасибо" и тоже начал вставать.
     - Я?..  Нормально,-  выговорил он  внятно.  Увидел  своих,  увидел ужас  и
страдание на их лицах,  вс„ понял и попробовал улыбнуться лопнувшими губами:  -
Да нормально вс„... Только... в животе что-то...
     Он начал валиться, но упасть ему не дали - подхватили в двадцать рук. Хотя
было не особенно ясно, с какой стороны к нему прикасаться.
     - Катьке не говорите, - сказал Саша и замолчал.
     - Внутреннее кровотечение,  похоже, задета почечная артерия... или вена...
хрен разбер„т... - Старший врач бригады был опытен, угрюм и выдыхал одни пивные
пары - тяж„лый, видно, день был. Он вскинул зел„ные глаза на Кефирыча - тот как
вн„с Сашу в  "скорую",  так  и  стоял внутри,  пригнувшись,  чтобы невзначай не
проломить головой потолок,  - вс„ это под осуждающими взглядами врача-интерна и
парамедика,  совершенно не  желавших видеть в  своей  вотчине постороннего.  Ни
ресниц, ни бровей на лице Фаульгабера не было.
     - Руку сюда!  - уловив и поняв взгляд старшего доктора, рявкнул парамедик.
Он  не  первый год  работал с  бригадным и  понимал его команды иногда даже без
слов. - Помогай, раз вломился! Сожми в кулак! Так, как бь„шь! Дави вот сюда, да
как следует... Не сюда, мудак!!! Куда пальцем показываю!..
     Кулак  великана послушно коснулся левой  половины живота Лоскуткова.  Рука
ощутила мокрую,  пахнущую непонятной химией плоть и  -  внутри -  слабое биение
жизни.
     - А... р„бра как же?
     - Делай,  что  говорю!..  -  свирепо заорал парамедик.-  Ломай к  ч„ртовой
бабушке, умирает он, пони маешь?!!.
     Доктор-интерн,  всего  вторые сутки  работавший на  РХБ*  и  привыкший ещ„
далеко не ко всему,  с чем может столкнуться "штурмовая" бригада, вдруг странно
позеленел, и в глазах появилось отсутствующее выражение. Старший врач сгр„б его
за грудки, выматерился и сунул в руки появившуюся неведомо откуда металлическую
фляжку.  Тот  отпил,  сразу перестал икать и  посмотрел отрезвевшими глазами на
старшего:
     * Реанимационно-хирургическая бригада.
     - Что мне..? А... понял...
     Флакон  с  солевым  раствором  и  препаратами,   под  нимающими  давление,
мгновенно повис на  специальной штанге под  потолком,  толстая,  косо срезанная
игла с мягким хрустом вдвинулась в тело...
     Парамедик  по-прежнему  беззвучно  матерился  под  нос,   присматривая  за
Фаульгабером -  тот  всей  силой,  всем  весом  прижимал  готовую  окончательно
разорваться артерию.  Интерн  склонился над  ч„рным  чемоданчиком,  стоявшим на
откидном столике,  и  набирал из прозрачных флаконов сильнодействующие гормоны.
Старший врач ожесточ„нно бил по кнопкам "Алтая":
     - Центр?!.  Лена,  слышишь?  Это  Федулин,  двенадцатая  станция,  бригада
двадцать пять - тридцать два! Слышишь, да? У меня огнестрельное брюшной полости
плюс  ожоги  второй-третьей не  меньше  пятидесяти процентов...  Куда?!  Понял,
Будапешт, едем... предупредите реанимацию...
     Повернулся в сторону кабины и крикнул водителю:
     - Петя! Будапештская, три! И очень быстро!.. Ты меня понял?! ОЧЕНЬ!
     Когда "скорая" тронулась,  вс„ вокруг озарилось ослепительным светом - это
огонь  добрался  до  бензовоза,   и  то,   что  ещ„  сохранялось  в  цистернах,
протуберанцами взвилось в  низкие  тучи.  В  ярких  сполохах пламени "Мерседес"
генерала  Храброва  смотрелся  весьма  специфически,   и  какой-то  расторопный
телевизионщик  именно   тогда   отснял  кадры,   которым  суждено  было   стать
знаменитыми.  А  немного позже  над  канализационными люками начали с  грохотом
взлетать  тяж„лые  крышки,   -  пламя,  проникшее  в  подземелья,  неудержимыми
фонтанами вырывалось наружу. Это было похоже на прощальный салют.
     "Скорая",  бешено завывая, мчалась прочь от пожара. Сем„н Фаульгабер стоял
внутри, над„жно расклинившись. Его кулак был глубоко вдвинут в Сашино тело.
     - Держи!  Держи!..  Если хочешь, чтобы жил, - держи!.. - точно заклинание,
приговаривал врач.  Он-то видел, что шансов было очень немного, но полагал, что
попытаться вс„-таки стоило.
     Машина прыгала на глубоких,  как после бомб„жки, ямах в асфальте, газовала
и  с  визгом тормозила,  когда какая-нибудь сволочь медлила уступить ей дорогу.
Фаульгабера ничто не  могло сдвинуть с  места.  Он держал.  Держал ускользающую
Сашину жизнь.  Он  не  собирался позволить ей ускользнуть только потому,  что у
него, видите ли, устала рука.
     За "скорой", не отставая, неслись оба эгидовских внедорожника.
     Дорогой дон Педро!..
     Разыгрывать колику было не столько трудно,  сколько противно.  На соседней
койке лежала бабушка восьмидесяти пяти лет, которую, если Катя верно уловила из
разговоров,  знали уже во всех питерских больницах,  потому что она в каждой из
них побывала.  Родственники были готовы для бабушки на  многое,  даже возили е„
несколько раз в  легендарный Трускавец,  но  ей  и  Трускавец не  помог.  Почки
неотвратимо разрушались, бабушка лежала на правом боку и почти вс„ время спала,
а когда просыпалась, начинала слабо постанывать.
     - Доченька...  - иногда обращалась она к Кате, и та, уже зная, о ч„м будет
просьба, подставляла ей судно.
     В другом углу палаты лежала женщина,  работавшая тепличницей.  Это было, с
одной стороны,  хорошо,  так как означало,  что какие-то теплицы в  пригородных
совхозах  ещ„  функционируют.  С  другой  стороны,  мордастая  т„тка  ничем  не
напоминала тех мудрых и скромных тружениц, которых раньше так любили киношники,
снимавшие "про народ".
     - Пятрушка!..  -  кричала она в  столовой,  если видела у  кого-то в руках
зел„ный пучок. - А мы с ей работам!..
     Кате  захотелось  придушить  т„тку  в   первый  же   вечер,   когда  стали
рассказывать анекдоты,  и  тепличница  тоже  рвалась  принять  участие,  но  не
решалась, потому что "Катенька тут у нас помоложе, при ней не могу". Катя тогда
молча вышла за  дверь и  до  отбоя не  возвращалась.  Потом ей  посчастливилось
услышать один  из  анекдотов,  от  которых так  бдительно ограждали е„  девичью
нравственность.  Он был не смешным и абсолютно дебильным:  две неуклюжие фразы,
служившие предлогом для нескольких матерных слов.
     Третья  женщина  готовилась  к  операции  по  удалению  камня.  Подготовка
состояла в том,  что она непрерывно вязала -  торопилась закончить.  Четв„ртая,
Катина ровесница,  ничего не могла есть, только пила воду. Она не жаловалась на
боль,  просто  лежала  в  постели и  пыталась читать книжку,  но  через  каждые
три-четыре  часа  вставала,  плелась  к  сестричкам и  просила "вколоть".  Катя
видела,  как е„ мутило от одного духа съестного.  Остальная палата считала, что
она проявляет силу воли и не посещает столовую, так как надумала похудеть.
     Ходячий  контингент гулял  по  длинному  коридору,  и  каждый  придерживал
больной бок ладонью,  и Катя с убийственной остротой чувствовала,  что занимает
чь„-то  место,  что  из-за  не„  не  может  получить помощь  человек,  которому
действительно необходимо лечение.  Сама она если и испытывала л„гкий физический
дискомфорт,  то  только потому,  что тренированные мышцы не  получали привычной
нагрузки.  Сначала она терялась в догадках,  чего ради Плещееву понадобилось е„
сюда загонять,  да ещ„ в  обстановке строжайшего неразглашения.  Когда по радио
сообщили  о  "невероятно жестоком"  убийстве  Владимира  Игнатьевича Гнедина  и
ранении гнединского телохранителя. Катя поняла вс„.
     Как раз в тот день, обвязав - такая уж мода была в урологическом отделении
- поясницу т„плым платком,  она средним шагом наматывала по коридору ежедневные
километры, и е„ остановил молодой медик:
     - Девушка, вы так не простудитесь? С короткими рукавами?..
     - Нет,  -  сказала Катя.  -  Не  простужусь.  Она  никогда не  была  особо
привлекательной для мужчин,  но доктор в ней,  видно,  что-то наш„л. Или просто
решил развлечься от скуки.
     - О-о...-  Он по-врачебному решительно взял е„ левую руку и пров„л пальцем
по предплечью, по длинному ровному шраму, переч„ркнутому едва заметными следами
швов. - Господи, что это такое?
     Катя пожала плечами. Разговор начал ей надоедать.
     - Нож, - сказала она.
     - Кошмар,  -  медик накрыл шрам ладонью.  -  До  чего дожили,  с  ножом на
девушку нападают!..
     Катя снова пожала плечами. И нанесла удар ниже пояса.
     - Вообще-то это я нападала,- сказала она.- Я в группе захвата работаю.
     Уточнять,  что в  этой самой группе она была второе лицо,  Катя не  стала.
Даже  простое упоминание о  месте  е„  службы  было  патентованным средством от
нежелательных кавалеров.  Вот и  доктор сразу как-то поскучнел и заторопился по
неотложным делам.  К вечеру, правда, он приободрился и сделал новый заход, но у
Кати уже сидел Лоскутков,  и врач,  посмотрев на синеглазого красавца командира
один раз, усох окончательно. Прошагал через холл, словно ничего не случилось, и
больше не появлялся.
     Кате,  впрочем,  было  не  до  него.  Саша от  лица всей "Эгиды" прин„с ей
огромный  термос  с  отваром  шиповника и  половину заставил немедленно выпить,
утверждая,  что  это очень полезно.  А  потом,  уже по  собственной ини