Шучу, шучу, - проговорил майор, увидев, как переменилось лицо Николая Николаевича.
     Был конец мая. Здесь, под Выборгом, еще только отцветала черемуха, а в Питере в садике за Александро-Невской лаврой, куда они ходили с Димкой гулять, уже распустилась сирень.
     - Документы ваши готовы, так что счастливый путь. - Майор улыбнулся. - До свидания говорить не буду. Хотя адресок ваш у меня есть, может, с сыном заглянем, сэр.
     Пятьсот пятьдесят дней Николай Николаевич ждал этого мига и не думал, что все будет до такой степени буднично.
     Никаких отвальных он делать не собирался. Избави Бог, еще вляпаешься в ЧП. Просто все пошли в смену, а он отправился к майору. Готовясь к тому, что в последний момент что-нибудь окажется не так и ему придется догонять своих, стоять у конвейера, ловя сырые скользкие кирпичи.
     Странно, что, когда он шел к электричке, ему вдруг стало грустно. И пожалуй что страшно - полтора года все в его жизни было расписано. А теперь, прямо с этих минут, начиналась абсолютная неизвестность.

***

     С директором мурманского института полдня не хотели соединять.
     - Павел Григорьевич проводит совещание, позвоните позже, - говорила незнакомая секретарша.
     Прежние голос Николая Николаевича узнавали мгновенно.
     - Я по междугородному, из Петербурга. Вы скажите, когда мне лучше его застать?
     - Через полчаса позвоните, я думаю, как раз он освободится.
     Но через полчаса уже другой голос отвечал:
     - Павел Горигорьевич только уехал. Позвоните часа через три.
     - Коля, честное слово, плюнь на этот Мурманск, что-то не лежит у меня к нему сердце, - уговаривала Вика.
     Она взяла неделю отпуска, чтобы побыть всей семьей вместе.
     - Тебя же зовут в Ботанический институт.
     Вика неизвестно каким образом чувствовала, что его ждет. Он же пока ни о чем не догадывался.
     Дозвониться удалось лишь в конце рабочего дня.
     - Павел Григорьевич, это Горюнов, здравствуйте! - Николай Николаевич почувствовал, как у него перехватывает горло.
     Однако директор никакого волнения в ответ не выказал.
     - Да, я вас слушаю, - сказал он так, словно ему звонил совершенно незнакомый человек.
     - Николай Николаевич Горюнов звонит!
     - Я вас слушаю, - так же равнодушно повторил директор.
     - Я абсолютно свободен и готов приступить к работе.
     - Извините, я не понял, к какой работе? - переспросил директор так, словно они не были никогда знакомы, не сиживали порою рядышком на банкетах и Павел Григорьевич не отмечал ежегодно в отчетах удачные работы своего подчиненного.
     - К своей работе. Вы же сами, Павел Григорьевич, полтора года назад передавали через Иннокентия, что место мое сохранится.
     - А, Горюнов! - наконец вспомнил директор. - Так ты к нам просишься?
     - Прошусь. С нетерпением!
     - Даже с нетерпением. - Николай Николаевич одобрения в голосе директора не почувствовал. - А у нас сейчас такие дела, Горюнов. Мы как раз проводим большое сокращение. Твоя лаборатория и вовсе давно упразднена. Так что потерпи до осени. Осенью, если попросишься, что-нибудь для тебя найду. Ну, бывай, рад был услышать.
     Из трубки еще долго раздавались короткие гудки. Николай Николаевич держал ее в руке, сидя на стуле в прихожей.
     - Коля, милый, ну что тебе дался этот Мурманск! - уговаривала Вика. - Ты же сам говорил, что тебя зовут в Ботанический институт.
     Она не знала, что в Ботанический институт его уже никто не звал. И в Зоологический - тоже. Несколько месяцев назад был такой разговор. Но и эту возможность он потерял.
     То был год, когда наука финансировалась едва-едва. И если кто выживал, то только за счет грантов. Еще в Голландии он тоже наметил несколько тем. И получил бы. Если бы бомж с Васильевского острова залез в поисках спиртного в другую машину. Или бы он разрешил милицейскому лейтенанту записать в протокол, что бомж залез в машину со своей бутылкой.
     На стене Николай Николаевич прочитал объявление: ?Требуется водитель с машиной?. Наутро он уже встал в половине шестого, в шесть тридцать был у двери редакции рекламной газеты, загрузил ?копейку? пачками печатной продукции и повез ее по точкам. Поиск адресов, включая развозку, занял два часа.
     - Мы потому так и назначаем, чтобы вы успели на свою постоянную работу, - сказали ему накануне в редакции. - У нас все водители с высшим образованием работают - инженеры и кандидаты наук.
     Постоянной работы у него не было, а газета выходила два раза в неделю.
     - Послушайте, - спросил у него неожиданно сосед по лестничной площадке. - Как у вас с уикэндом?
     - Не знаю. А в чем дело?
     - Да видите ли, - смутился сосед. - Вы только не обижайтесь, если что... У нас тут жены кооператив организовали, по шитью курток. А продаю я один. Нам требуется второй человек. Работа под крышей, на ярмарке по выходным в Спортивно-концертном, у парка Победы. ?Мерседес? не купите, но хлеб с ?воймиксом? будет. Даже на пиво.
     - Я с женой посоветуюсь, - ответил Николай Николаевич и вдруг почувствовал, как глуповато прозвучали эти слова.
     - Только быстро. Я вам просто по-соседски, а так-то человека сейчас найти легче легкого, у нас любому из отдела только свистни.
     Все же он выдержал паузу, позвонил Вике в библиотеку.
     - Коленька, я не знаю. Мы бы и так как-нибудь протянули, вдруг тебя в Мурманск срочно потребуют. У меня просто сердце разрывается, когда я думаю, как ты мучаешься...
     Он тут же позвонил в дверь к соседу и бодро проговорил:
     - Жена одобрила, начальник. Когда приступать?
     - А послезавтра, в субботу. В девять утра загрузимся товаром - и полный вперед. У нас там два лотка куплено.
     Теперь, по крайней мере, он не был в своей семье нахлебником.
     Так прошло лето. А в начале сентября он снова позвонил в Мурманск.
     - Приезжайте, что с вами поделаешь, - ответил Павел Григорьевич со вздохом, словно принимал умопомрачительно трудное решение. - Есть одна единица. Но только мэнээсом. Как, согласны? Тогда в начале недели будьте здесь, а то и ее кому отдам.

Зигзаг судьбы

     - Извините, вы ведь Горюнов? - подошла к нему строго одетая дама из оргкомитета, когда все вышли на перерыв и кучковались вокруг длинных столов с кофе, водой и бутербродами. - С вами хочет познакомиться господин Фредерик Бэр. - И она кивнула в сторону длинного человека с рыжей, но уже седеющей бородкой. Господин Фредерик Бэр в это время беседовал с московским академиком Новожиловым. - Вам переводить или вы справитесь сами?
     - Думаю, что управлюсь.
     - Пойдемте, я вас представлю... - И она, ловко лавируя между группками закусывающей публики, устремилась к господину Бэру. Так что Николай Николаевич успевал за ней с трудом.
     - Мистер Бэр, это - господин Горюнов.
     Академик Новожилов как раз отговорил свое, увидел другого интересного собеседника и стал энергично продвигаться к нему. А Николай Николаевич постарался бросить незаметный мгновенный взгляд на бейджик мистера - закрепленную на пиджаке табличку с фамилией и прочими данными. ?США. Штат Аляска. Международный институт экологических исследований?, - прочитал он.
     Так вот какой этот Фредерик Бэр! Уж сколько лет он читал и его статьи, и книги, которые у нас так и не удосужились перевести, читал в Голландии по-английски. Но только он воспринимал его имя как Фридрих Бар. Сколько же ему лет?
     - Мне писал о вас доктор Фогель, господин Горюнов. Как сейчас ваши дела? Я был очень рад увидеть ваше имя в программе...
     Что ему было рассказывать про дела! Этот человек, один из олимпийцев, скорей всего, ничего бы и не понял из их нынешних столь мелких и суетных дел...
     - Спасибо. Я с давних времен и с неослабевающим интересом читаю ваши труды, доктор Бэр.
     - Бедняга Фогель писал мне о ваших бедах. Он принял их близко к сердцу...
     - Я с благодарностью вспоминаю работу с доктором Фогелем. Это было большое счастье работать с ним рядом!
     Вежливые, но ни к чему не обязывающие слова были сказаны. Теперь наступал решительный момент. Если только у доктора Бэра есть что предложить русскому коллеге Горюнову...
     - Доктор Горюнов...
     Николай Николаевич мог бы заметить, что это только в заграничной интерпретации, где профессорами называют наших доцентов, он - доктор. На самом же деле сам пока не может понять, кто он нынче, но стоило ли вдаваться в тонкости...
     - ...у меня ощущение, что за вашей работой стоит большая экспериментальная база. Я не ошибся?
     - Да. Я подготовил атлас по северным водорослям...
     - Атлас? - оживился то ли Бэр, то ли Бар. - Это интересно! Это очень интересно! Атлас - это была моя юношеская мечта. К сожалению, меня тогда не пускали к вам на Русский Север. Я так и не понял почему?
     И не поймете, господин Бар. Пока кто-нибудь доходчиво не объяснит вам, что наши полярные моря тогда были нашпигованы подводными лодками.
     - Издать общий атлас Земли по северным морям - это достойная работа... - Доктор Бэр помолчал, как бы что-то прикидывая. Потом протянул свою визитную карточку.
     Николай Николаевич мгновенно вынул в ответ свою визитку.
     - Я хочу, чтобы у нас с вами получилась большая интересная работа, - сказал на прощание американец.
     Та же дама из оргкомитета тянула его куда-то в сторону. Поблизости нетерпеливо переминались несколько москвичей. Малоизвестному провинциалу занимать столько времени у почетного иностранного гостя, по их убеждению, было за гранью приличий. Вот они, у которых аж по два иностранных паспорта и ходы на мгновенное оформление визы, - это другое дело. Да только работы у них были почему-то все чаще серенькие...
     - С кем ты там общался? - спросил Николая знакомый биолог из Ботанического института, когда после второго звонка публика снова стала заполнять ряды и Николай оказался соседом этого биолога.
     - Доктор Бэр.
     - Это который с Аляски? - изумился сосед.
     - Он, - кивнул Николай.
     - Крупно! А я думал, он не приехал. Что такому крупняку на нашем болоте?.. Значит, его имя - не приманка, в натуре? Ну и что он тебе?
     - Обменялись мнениями по проблеме... - Николай Николаевич пожал плечами.
     - Да ты должен парить в небесах от счастья!
     - Вот я и парю. - И Николай показал на свой слегка поломанный стул.

***

     Когда после долгой полосы несчастий и бед начинает везти, становится страшно.
     - Ну как? - спросила Вика, едва он открыл дверь своей квартиры. - Я так проживала весь день! Как доклад? Что-нибудь говорили?
     - Нормально, - ответил он, чувствуя неожиданную опустошенность, словно альпинист, с трудом и риском для жизни взобравшийся на вершину горы. - Наши вроде бы оценили. Иностранцы - тоже. А доктор Бэр...
     - Доктор Бэр! - перебила вдруг Вика. - Он как раз тебе звонил, несколько минут назад.
     - Звонил домой?! И что сказал? - Усталость мгновенно улетучилась. - Телефон гостиницы не оставил?
     - Если я правильно поняла, сказал, что позвонит еще...
     Не успел он взяться за борщ, который налила ему Вика, как в прихожей зазвонил телефон.
     Николай бросился на звонок.
     Но это был не профессор с Аляски. Незнакомый, явно русский голос спросил:
     - Николай?
     - Да, я вас слушаю, - ответил он, пытаясь определить звонившего.
     - Доклад свой сделал?
     - Сделал. Только я не понимаю, с кем...
     - И дальше не понимай. Попутчик говорит. Слушай дальше. Твоего беглеца нашли. Он не в Курске обосновался, а рядышком, во Пскове.
     - Какой беглец? - удивился Николай Николаевич, все еще не соображая, с кем он говорит и о ком идет речь.
     - Тот, кого тебе отыскать приказано. Экс-директор.
     - А-а-а, теперь понял.
     - Ты ведь сразу после конгресса в Ростов собирался?
     - Да.
     - Теперь не собирайся. Послезавтра тебя отвезут во Псков и помогут вернуть награбленное.
     - Это что, серьезно? Без дури? - Наконец он догадался, кто ему позвонил.
     - Дурят только в психушке и иногда в цирке. Еще у Дэвида Копперфилда. А я - всерьез разговариваю. Тебя во Псков отвезут и встречу там устроят.
     - Кто отвезет?
     - Послезавтра в семнадцать ноль-ноль выйдешь из своих ворот. Подъедут красные ?Жигули?, ?восьмерка?. Усвоил? Кто будет за рулем, тот и отвезет.
     - Усвоил, - растерянно проговорил Николай. И только хотел спросить о подробностях, как услышал короткие гудки.
     Это звонил несомненно Алексей. Если он запомнил сбивчивый самолетный рассказ Николая. Если, несмотря на ранение, исполнил свое обещание и среди миллионов беглых мужиков сумел на просторах России каким-то образом отыскать их бывшего мурманского директора школы и даже организовать поездку для Николая, то все происшедшее можно было назвать только одним словом - это было чудо.
     А следом за Алексеем, не успел Николай вернуться на кухню, позвонил доктор Бэр.
     - Господин Горюнов, я переговорил со своими коллегами из института, вы были бы не против поработать вместе с нами?
     - Когда? - спросил Николай Николаевич, стараясь справиться с внезапной хрипотой.
     - Если вы дадите согласие, я думаю, с весны - с марта-апреля. Вам подходит такое время?
     - Думаю, что подходит.
     - Хорошо. Сейчас мне важно получить ваше согласие. А детали мы обсудим позже. Надеюсь, вы будете удовлетворены нашими условиями.

Тайная любовь Анечки Костиковой

     Несколько лет назад популярная петербургская газета напечатала статью, которую в библиотеке у Анны Филипповны читали все девочки. И даже долго потом обсуждали.
     Статья была переведена из французского журнала для женщин и рассказывала о любви одиноких матерей к своим взрослеющим сыновьям.
     - Не знаю, может, у них там все возможно, а у нас про такое писать неприлично! - сказала бывшая зав. читальным залом, которая лет десять назад ушла на пенсию и как раз забрела к ним на огонек. - И читать тоже. Мало ли что в семьях бывает... Не про все же рассказывать.
     Девочки с ней не спорили, но статья продолжала переходить из рук в руки. Анну Филипповну эта тема тогда трогала мало, разве что слегка щекотала нервы своей откровенностью.
     Некая мадам Жаклин Пуатье пересказывала разные интимные беседы, которые она вела с матерями-одиночками.
     ?Мне еще нет сорока, на меня засматриваются многие молодые мужчины, неужели я буду спокойно наблюдать, как мучается мой сын, у которого нет девушек?, - изрекала одна француженка.
     ?Если в одном доме живут две одинокие, но близкие души и сердца их свободны, почему бы им не доставить друг другу эту маленькую радость?? - объясняла другая.
     А третья просто рассказывала, как договорилась с подругой, имеющей, как и она, пятнадцатилетнего сына, поехать на рождественские каникулы в Швейцарию. И поселиться там так, чтобы подруга была вместе с ее сыном, а она - с сыном подруги. Когда же приблизилось Рождество, выяснилось, что для подруги необходимость поездки отпала, она уже успела решить свои проблемы сама.
     - А чего, и правильно. Все лучше, чем втихомолку онанизмом заниматься, - сказала тогда Лизка Иванова. - Я бы на их месте тоже не растерялась.
     - Лизетта! - укоризненно оборвала ее главный библиограф Евдокия. - Ты все-таки сидишь с приличными людьми.
     Возможно, что из-за этой самой Лизы все дальнейшее и случилось. А может быть, оно произошло бы и само по себе...

***

     Статью прочли и забыли. Анечка о ней не вспоминала несколько лет. А потом вдруг вспомнила. Тогда у нее как раз перешел в окончательную фазу вялотекущий роман. Однажды она ждала троллейбуса с большой пачкой книг, которые везла для выставки. За нею стоял мужчина средних лет. Когда троллейбус распахнул двери, мужчина, ни слова не говоря, быстро поднял эту упакованную пачку, и они вошли вместе. За две остановки мужчина успел вручить свою визитную карточку, взять ее телефон и назначить свидание. Мужчина был женат, имел троих детей - это Анечка выяснила уже в первую встречу. Серьезных планов в отношении ее у него не было, а просто, как он сказал, ему было приятно побыть вместе с ней.
     - Ваш вид высекает мгновенные искры удовольствия из моего мужского организма, - пошутил он.
     Пожалуй, это был первый случай, когда ее не уговаривали стать женой. Они встречались года полтора, сначала раз в две недели, потом раз в месяц на квартире его приятеля. Потом он сказал, что уезжает надолго в командировку, откуда и позвонить нет возможности, но Анечка скоро увидела его на Невском, и что смешно - с похожей на саму себя девушкой.
     Анна Филипповна подошла к троллейбусной остановке и услышала знакомый голос:
     - Ваша внешность сразу высекает искры удовольствия из моего мужского организма.
     Только фраза эта была обращена не к ней.
     Она не стала дожидаться троллейбуса и пошла пешком. Ей было и смешно и грустно. Боже мой, какой пошлостью оборачиваются все эти романы!
     Анечка на его счет никаких планов иметь не собиралась. Все было именно так, как он сказал, - иногда им было вместе приятно. И только.
     А тут как раз у нее с Костиком произошел случай с их борьбой.
     В принципе ничего не произошло. Когда-то, когда он был маленьким, они часто боролись и, хохоча, падали то на его диван, то на ковер, который ей достался в наследство после смерти родителей. Потом это само собой прошло. Детскую борьбу сменили шахматы. Они часто играли в шахматы, полулежа на ковре. И в тот раз, полушутя поспорив из-за хода, вдруг начали бороться, и Анечка в результате ощутила, что находится под самым настоящим мужчиной, который на полторы головы ее выше и в плечах тоже шире, и она прижимается своим телом к его телу. А еще поняла, что Костик в то мгновение тоже ощутил, что под ним как бы и не мама его, а молодая женщина в тонком полурасстегнутом халатике, тело которой он также чувствовал своим телом. В следующее мгновение они оба неловко вскочили и разошлись. Она - пошла на кухню, он - включил телевизор.
     Тогда-то и вспомнилась та самая статья, переведенная из французского журнала для женщин.
     Анечка в тот вечер долго не могла заснуть на своем раскладном диване и знала, что поблизости на таком же диване мучается ее Костик. До дня рождения, когда ей исполнялось тридцать четыре, а ему - шестнадцать, оставалось недели три.
     Эти три недели она гнала от себя мысли, которые считала греховными, но они возвращались вновь. Стоило ей взять в руки новый журнал, как он открывался именно на статье о египетских фараонах, которые только тем и занимались, что женились на собственных сестрах и матерях. Она заглядывала в метро через плечо в газету и вычитывала еще более экзотическую историю про какую-то средневековую римскую матрону, которая переспала не то что с сыном, а с внуками и правнуками. Включала телевизор и обнаруживала русскую негритянку Елену Хангу, которая немедленно начинала рассуждать о том же самом. Хорошо, в это время Костик был в ванне, а то не хватало бы им вместе, голова к голове, выслушивать советы умудренной сексуальным опытом Ханги.
     Те три недели тема запретной любви преследовала ее, будто наваждение. И как, вспоминая их, Анечка сама потом осознала, к собственному дню рождения она, так сказать, вполне ?созрела?.
     Но все же, если бы не Лизка Иванова, скорей всего, у Анечки с Костиком ничего бы не случилось. Греховные мысли приходят и уходят. Порой даже становится удивительно - надо же было такому влезть в голову!
     Костик влюбился бы в какую-нибудь одноклассницу, ее бы тоже настиг очередной роман...

***

     Когда Анна Филипповна получила первое послание от шантажиста, она ему не поверила. Как и где он мог заснять то, о чем писал?
     Тогда он прислал копию. Она поставила кассету, включила видеомагнитофон и пришла в ужас. Там был в самом деле почти весь тот вечер. И начало ночи.
     Анна Филипповна смотрела фильм, в котором выступала в главной роли, время от времени всхлипывая и размазывая несмытую тушь. Но даже и тогда она подумала, что если бы все случилось заново, то поступила бы так же.

***

     Девочки из библиотеки пришли, как всегда, все вместе. И по виноватому лицу Евдокии, которая вош