, невзирая  па
все  опасности.  Тут  все-таки  попадаются  добрые  люди,  которые  пытаются
сохранить свои добродетели, не потонуть в пучине  греха.  Покровитель  моего
ордена, святой Монкер, явился во  сне  нашему  аббату  -  то  случилось  две
седмицы назад - и поведал ему о страданиях одной такой добродетельной бедной
семьи, члены которой всей душой преданы Богу и добру, но не смеют открыто  в
этом признаваться.
   Ярость вскипела во мне. Суеверия там или нет, все равно люди имеют  право
поклоняться кому и чему угодно, не скрывая своих убеждений.
   - Но верно ли я понимаю, что они были осторожны  и  никто  не  сделал  им
дурного?
   - О нет! Это семья мелкого помещика. Когда-то они жили неплохо и  владели
целым округом. Но их упорно пытались разорить,  чтобы  из-за  страданий  они
отказались от веры. Сначала их  обкладывали  слишком  высокими  налогами,  а
потом пытались одолеть заклинаниями.
   - Но откуда об их вере узнали правители?
   - Все потому, что они творили добро, помогали бедным и  несчастным.  А  в
тех  краях  полным-полно  ведьм  и  колдунов,  и  они  давно  раскусили  это
добропорядочное семейство. Закон позволяет этим  злодеям  отыскивать  добрые
души и пытаться совратить их с пути истинного.
   - Потрясающая бюрократия! - не сдержался я. У меня даже во рту  пересохло
от возмущения.
   - И теперь, - продолжал рыцарь, - они  лишились  всех  владений  и  стали
наемниками на земле, что искони принадлежала их роду. Все  люди,  населявшие
этот  округ,  последовали  примеру  своих  господ,  отказались  от  злобного
отношения друг к другу и сплотились перед лицом тягот и невзгод.  Шли  годы,
несчастных притесняли все более жестоко, ведь такое  упорство  в  сохранении
веры не могло не привлечь внимания королевы. А уж она-то  сурово  наказывала
своих пособников за то, что  тем  не  удается  совратить  непокорную  семью.
Поэтому упрямцев решили истребить, вырвать с корнем. Они  не  сдаются,  хотя
бедны и вынуждены искать помощи у других людей, а помогать  им  теперь  мало
кто отваживается. Один ребенок умер от холода и  недоедания.  Другой  сильно
болен. Они окончательно обнищали и близки к отчаянию. Вот потому-то аббат  и
послал нас сюда,  дабы  мы  снискали  славу  тем,  что  выведем  это  бедное
семейство из страны, обнищавшей духовно, и приведем на свет, в Меровенс.
   - Но  это  небезопасно,  -  предупредил  я  рыцаря.  -  Если  тут  вокруг
просто-таки кишат злые колдуны и полным-полно злобных рыцарей в придачу.
   - Очень даже небезопасно, - согласился он, -  и  не  исключено,  что  эта
попытка будет всем нам стоить жизни. - Рыцарь вздернул подбородок, глаза его
полыхнули. - Однако кому, кроме нас, защитить богобоязненных людей,  вырвать
их из логова Зла и порока? Если нам суждено умереть  -  мы  умрем.  Если  мы
лишимся жизни, творя столь благое дело, нам  не  суждено  долго  томиться  в
Чистилище. Может быть, нам даже суждено стяжать венцы мучеников. Я поежился.
Сколько же народу было обречено  на  ненужные  страдания  и  преждевременную
смерть из-за веры в подобные обещания блаженства?
   - Не о смерти нам должно думать, не смерти бояться, - продолжал рыцарь, -
а того, что попытка спасти бедняков  может  нам  не  удаться.  Ведь  вывести
несчастных из Аллюстрии надлежит очень спешно, а не то они могут  отчаяться,
и их либо совратят, либо обесчестят, либо поработят.
   - Должны бояться... - медленно повторил я. - На  самом  деле  вы  боитесь
того зла, которое, как вы слышали, правит в этой стране. Верно?
   - Если бы мы не боялись,  мы  были  бы  тупоголовыми  ослами,  -  ответил
рыцарь.
   Я смотрел на него и  видел,  как  напряглось  его  тело,  как  натянулась
струной каждая жилка. Насколько я мог понять, его  состояние  было  даже  не
страхом, а ужасом. Честно говоря, я все равно им восхищался, кем  бы  он  ни
был героем, святым или тем самым ослом. Святым, правда, он вряд ли мог быть,
поскольку вооружен мечом. Посему, учтя  все  обстоятельства,  я  вынес  свой
приговор: он осел. Но конечно, вслух я этого не сказал.
   Словом, я воспользовался гостеприимством отряда рыцарей. Ночью у  костров
они запели гимны, а потом перешли на менее религиозные песни, и тут  я  даже
им подпел немного - "Amazing Grace" <Один из самых известных  протестантских
спиричуэлс с удивительно красивой  мелодией.>  мне  всегда  нравилась,  хотя
вообще григорианские песнопения у  меня  не  очень  хорошо  получаются.  Что
касается моей религиозной принадлежности, то я был  агностиком-протестантом,
и тот Бог, в которого я  не  верил,  был  кальвинистским  Богом,  поэтому  с
латынью у меня всегда было неважно -  латынь  я  изучал  всего  один  год  в
университете, да и на слух она  была  какая-то  не  такая,  как  у  рыцарей.
Наверное, другой диалект.
   Я выспался у костра, подпел утреннему хору, притащил  ведро  воды,  чтобы
залить костер, после чего поднял руку, прощаясь с рыцарями.
   - Что  ж,  все  было  очень  славно.  Благодарю  тебя  сердечно  за  ваше
гостеприимство, сэр монах, но мне пора!
   - Вне сомнения, мы не  отпустим  тебя  одного!  -  возмущенно  воскликнул
предводитель отряда. - Ты еще не покинул владения королевы Сюэтэ. Чародей ты
или нет, но человек, странствующий в одиночку, привлекает к себе внимание, и
ты можешь стать легкой добычей любых злых сил!
   - Пока выкручивался, - усмехнулся я.
   Рыцарь вздохнул.
   - Это верно. Однако прошедшую  ночь  ты  провел  в  компании  вооруженных
монахов. А сколько еще ночей ты провел в Аллюстрии?
   Я сглотнул комок, подступивший к горлу, припомнив, какое обилие  суеверий
связано с ночной тьмой.
   - Ни одной, - признался я. - Только день.
   - То-то и оно, - проворчал рыцарь. - А чудеса ты в этот день творил?
   - Ну, я бы так не сказал, но... Он отмахнулся от  моего  лепета,  рубанув
рукой по воздуху.
   - Что бы ты ни говорил, это не имеет значения. Главное - что ты делал. Не
сомневайся: Сюэтэ знает о тебе. По крайней мере ее прислужники знают.
   Вот в это я склонен был поверить независимо от того,  имела  ли  к  этому
отношение магия, или  нет.  Начальник  Яги  рано  или  поздно  обнаружит  ее
отсутствие. И чем больше пользы от нее было, тем быстрее он это сделает. Как
минимум по моим следам  могли  пустить  ищеек-бладхаундов  <Порода  собак  с
исключительно тонким чутьем. Считаются лучшими ищейками.>, а я-то знал,  что
крови в этом мире придают первостепенное значение.
   - Ничего со мной не случится, - возразил я. - Все будет хорошо.
   - Ты хочешь сказать "неплохо", - поправил  меня  рыцарь.  -  Но  такое  в
Аллюстрии невозможно. Либо ты достаточно свят для того, чтобы  противостоять
нападкам  прихвостней  Сатаны,  либо  ты  поддаешься  их  искушениям  и  сам
становишься прислужником Зла.
   - Ни в коем случае! -  воскликнул  я.  -  Номер  не  пройдет,  уважаемый!
Совершенно не  обязательно  быть  или  святым,  или  демоном,  можно  просто
оставаться самим собой - человечным  человеком.  Человек  может  выстоять  в
одиночку, и я намерен поступить именно так! Никому служить я не обязан!
   - Возможно, это справедливо в той земле, откуда ты родом, но в  Аллюстрии
все иначе, - вздохнул рыцарь. Он хлопнул в ладоши и сделал знак рукой.
   Рыцари и сквайры удивленно глядели на предводителя.  Тот  звал  Жильбера.
Парнишка отпустил поводья своего коня и подошел.
   - Послушай, не так все страшно! - запротестовал я.
   - Нет, страшно! - рявкнул рыцарь. - Тебя соблазнят или подкупят до  того,
как ты узришь свет новой зари!
   У меня засосало под ложечкой, но я нашел в себе силы расправить плечи.
   - Знаешь, я не суеверен, но и не дурак. Если я  замечу,  что  мне  грозит
опасность, то спрячусь, а если спрятаться не удастся - стану драться, вот  и
все.
   - Погибнуть в бою почетно, - согласился Жильбер. - Однако потерять  жизнь
понапрасну глупо. Командир отряда кивнул.
   - Уж если придется помереть, так с миром в душе. О нет,  мы  не  отпустим
тебя одного. Жильбер, поедешь с ним как защитник и опора.
   Парень так глянул на рыцаря, словно тот ранил его.
   - Но, мой предводитель! Как же я могу отказаться от славы, которую  смогу
обрести во время предстоящих нам испытаний!
   - Я дал тебе приказ, - стальным голосом произнес командир.
   Жильбер покраснел,  медленно  склонил  голову,  но  спину  держал  прямо,
непокорно.
   - Не так уж это  странно,  как  может  показаться,  -  чуть  более  мягко
проговорил командир. - Я видел сон. И во сне мне было дано понять, что  этот
человек - краеугольный камень. Вокруг него должны произойти великие события.
Если он удержится на стезе добра, не сомневаюсь: он окажет большую помощь  в
низвержении злобной королевы и воцарении добра в Аллюстрии.
   Жильбер перепугался не на шутку и бросил в мою сторону опасливый взгляд.
   - Нечего на меня глазеть, - буркнул я. - Для  меня  это  точно  такая  же
новость.
   - Во сне мне явился  суровый  мужчина  в  королевских  одеждах  с  лицом,
изборожденным шрамами, - продолжал главный рыцарь. - Поверх  короны  на  нем
была надета митра с изображением святых. И он поведал мне, что этот человек,
Савл, станет тем рычагом, который перевернет позорный престол Аллюстрии. Вот
так апостол Павел из орудия истребления первохристиан  превратился  в  плуг,
вспахавший языческую целину. - Рыцарь повернулся ко мне. - Наименовали  тебя
на редкость удачно.
   Спорить с ним не хотелось, хотя метафоры произвели на меня  неоднозначное
впечатление.
   - Но кто же был тот  святой,  что  явился  вам  во  сне?  Рыцарь  покачал
головой.
   - Какой-то святой человек из тех времен, когда  в  Аллюстрии  царствовала
добродетель. Праведник, живший  в  скромности  и  благочестии  и  умерший  в
безвестности. Ведь не все святые прославлены и известны нам. Он  же  был  из
тех, о ком я никогда  не  слыхал.  Однако  лицо  его  не  испускало  сияния.
Вероятно, он был не святой, а просто благочестивый человек.
   Я сдвинул брови.
   - А как вам знать - вдруг это  переодетый  демон?  Все,  кто  слышал  мой
вопрос, чуть не задохнулись от гнева. Командир с укором посмотрел на меня.
   - Для того на мне и благодать Божья!
   - О, прошу прощения, - смущенно пробормотал  я.  -  Но  даже  пребывая  в
благодатном состоянии, можно поддаться искушению.
   - Возможно, - неохотно проговорил рыцарь. - Однако у демона на  митре  не
было бы медальонов с изображениями святых.
   Я решил сдаться. Он был так уверен в своей правоте, что не мог  допустить
ни малейших сомнений.
   - Но послушайте! Мне действительно не нужно  никакого  эскорта.  У  этого
молодого человека полным-полно важных дел.
   - Мои дела -  это  то,  что  мне  прикажет  мой  предводитель,  -  дерзко
выговорил юноша. - И если он говорит, что сопровождать  тебя  -  это  важнее
нашей миссии, значит, он прав. Вот так. Вера - превосходная вещь, но скепсис
не хуже.
   А командир между тем кивнул:
   - О да, сопровождать Савла нужно и опасности в этом не  меньше,  если  не
больше. Воистину, эта миссия позволит стяжать великую славу. Победите вы или
потерпите поражение - признание вам обеспечено.
   Глаза юноши загорелись.
   - Живым или мертвым... - промямлил я.
   - Как-как? - ревниво поинтересовался Жильбер.
   - Да нет, ничего, - отговорился я. Приходилось  самому  себе  признаться:
мысль о вооруженном телохранителе мне нравилась, но я плохо переношу общение
с  людьми,  которых  недостаточно  близко  знаю.  -  Спасибо,  конечно,   за
предложение, но я предпочитаю путешествовать в одиночестве. - Я  взял  парня
за руку и пожал ее. - Славно было  с  тобой  побороться.  Доброй  дороги.  -
Обернувшись к главному рыцарю, я сказал: - Благодарю вас за  гостеприимство,
сэр. Позвольте пожелать вам успеха в  вашей  миссии.  -  Я  отвесил  учтивый
поклон. - Прощайте. - Я повернулся на каблуках и зашагал прочь.
   Меня проводил голос рыцаря:
   - Господь с тобою, чародей!  -  после  чего  он  ворчливо  прикрикнул  на
сквайра: - А ты чего ждешь, Жильбер? Бери же меч,  хранитель,  бери  коня  и
ступай за ним!
   Я ускорил шаг. Если парню придется укладывать пожитки, я сумею по крайней
мере где-нибудь спрятаться. Впереди замаячила рощица  каких-то  вечнозеленых
деревьев. Если удастся добраться до нее первым, я там так спрячусь, что  ему
ни за что меня не найти.
   Я не дошел всего-то ярдов десять до первой елки, когда услышал за  спиной
конский топот.

Глава 5

   Знаете, я терпеть не могу военных - ну, не  как  людей,  конечно,  а  как
класс. А лучшего примера милитократии, чем средневековое  рыцарство,  просто
не существует.
   - Эй, чародей! Я пустился бегом.
   Вечнозеленые кусты сомкнулись за мной. Позади послышались ругательство  и
окрик:
   - Да погоди же ты!
   Нет. Ни за что. Я бросился влево, поскольку решил, что Жильбер  подумает,
будто я сверну вправо, и притаился за самым толстым  деревом,  какое  только
мог найти.
   - Чародей? Чародей!
   Услышав, откуда  доносится  голос  сквайра,  я  осторожно  обошел  дерево
кругом, чтобы он меня не заметил. Видимо, это мне удалось: он довольно долго
бродил по лесу, время от времени  разражаясь  всевозможными  ругательствами,
настолько безобидными, что их можно было бы  назвать  стерильными:  "разрази
меня гром!", "святые мощи!" и еще  "кровь  и  железо!".  Последнее  я  решил
припомнить на тот случай, если мне придется здесь  кого-нибудь  оперировать.
Как только сквайр отошел  достаточно  далеко,  я  выбрался  из-за  дерева  и
перебрался в густые заросли, которые заприметил раньше. Жильбер продолжал  с
шумом и треском обшаривать лесок, извергая потоки невыразительной брани. А я
с трудом удерживался от смеха.
   Наконец юноша сдался и погнал коня в ту сторону, откуда въехал в лес.  Он
ехал и довольно долго и внятно проклинал судьбу. Мне стало даже немного жаль
его,  но  я  тут  же  решительно  напомнил  себе:  Жильберу  будет  лучше  с
товарищами. Я выполз из-под кустов и быстрыми шагами отправился вниз. Дорога
шла под уклон. Пару раз я выходил на просеки, достаточно широкие  для  того,
чтобы там могла пройти лошадь. С таких дорог я сворачивал - ведь  именно  по
ним мог поехать Жильбер, если еще не отказался от попыток нагнать  меня.  Но
широкие тропы шли перпендикулярно тому пути, который избрал я,  и  это  меня
радовало.
   Наконец я выбрался  на  самую  настоящую  дорогу  -  торную  и  настолько
широкую, что по ней могли бы проехать бок о бок две лошади. По  ней-то  я  и
решил пойти. Она также вела под уклон, но только совсем  в  другую  сторону,
чем встреченные мной по пути лесные просеки. Сквайр - так я думал - уже либо
отказался от поисков, либо проехал мимо меня. Тем не менее, шагая по дороге,
я смотрел во все глаза - не покажется ли он. Вот как получилось, что  первый
раз Жильбер спас мне жизнь, сам того не ведая и  даже  не  будучи  рядом.  Я
настолько напряженно вслушивался во всевозможные звуки, что  расслышал,  как
громко зашуршали листья позади меня, и рванулся вперед. На бегу  я  услыхал,
как что-то стукнулось о землю. Я крутанулся на месте, рубанул ребром  ладони
по тому месту, где, по моим рассчетам, могла находиться шея молодчика,  если
тот присел на корточки. Я немного не рассчитал - удар  пришелся  нападавшему
по скуле, тем не менее он взвыл от боли и лег на бок.
   Я встал перед ним в боевой стойке, понимая, что этот  нахал  не  стал  бы
нападать на здорового мужика, если бы был один. Опасения мои подтвердились -
с деревьев, словно яблоки, посыпались его дружки. Их было  четверо:  двое  с
боевыми топориками, двое - с заряженными луками.
   Вы только поймите меня правильно: это  были  не  те  славные,  чистенькие
ребятки из Шервудского леса, которых вы себе, наверное, представили.  Видимо
(если Робин Гуд на самом деле существовал), как раз вот так и выглядели  его
"весельчаки". Одежка на парнях была вся в  заплатках,  грязная  и  пропахшая
потом. Искусством бритья владел только один из них, да  и  тот  не  посвящал
себя этому занятию уже несколько дней кряду.  У  остальных  вид  был  такой,
словно бороды они подстригали раз в год,  и  скорее  всего  первого  января.
Ухмыляясь,  злодеи  обнажали  полусгнившие  зубы,  и  изо  ртов  у  них  шел
отвратительнейший запах.
   Тот, кому я врезал, вскочил на ноги и с воплем кинулся ко мне. Я даже  не
стал пытаться уклониться от удара  или  отпрыгнуть:  я  всего  лишь  немного
отступил, чтобы разбойник не врезался в меня со  всей  силы.  Уже  один  его
запах мог убить наповал. Но  я  рассудил,  что  лучники  не  станут  в  меня
стрелять, покуда их дружок  будет  рядом  со  мной.  Стараясь  не  думать  о
зловонии, исходящем от гада, я обхватил его руками. К несчастью, он  ответил
мне взаимностью и сильно сжал меня. Я приподнял его и крутанул,  изнывая  от
боли, сдавливающей ребра. Кроме этой медвежьей хватки, разбойник  больше  не
знал никаких приемов - но и силен же он был, засранец! Я с трудом  удерживал
его над землей. Собрав все силы, я  провальсировал  с  ним  к  его  дружкам,
сгрудившимся  около  тропинки.  Один  из  них,  с  топориком,   приготовился
броситься на меня, однако, разгадав мой маневр, отпрыгнул в сторону. У  меня
перед глазами уже мелькали искры, и я взял да и  наступил  обнимавшему  меня
бандюге на ногу. Он взвыл и ослабил хватку. Я вырвался из его объятий и  три
раза подряд резко стукнул его по физиономии. Он  отлетел  от  меня  с  таким
ревом,  что  кора  на  дереве  могла  потрескаться.  Отскочив,  я   все-таки
столкнулся с одним из тех, что были с топориками.
   Он дико заорал и занес над головой свое оружие, но я впечатался  в  него,
сгруппировавшись, и мы оба повалились наземь.  Я  ухватился  за  топорище  и
рванул его на себя, совершая переворот. Вояка охнул от боли, а я  уже  стоял
на ногах, сжимая его топорик обеими руками. Но тут же выпустил его,  получив
удар палкой по пальцам. Скрипнув зубами, я заехал разбойнику под ложечку. Он
взревел и упал, а я подобрал топорик и принялся вертеть им над  головой.  Те
четверо, что еще держались на ногах, поспешно попятились - зрелище  их  явно
не порадовало. Даже лучники не рисковали выпускать стрелы.
   Только я догадался, что одного разбойника не хватает, как получил удар по
затылку и с минуту ничего не видел. Кто-то выхватил у меня  топорик,  кто-то
ударил меня в живот, и я опустился на землю с  единственной  мыслью:  сейчас
последует заключительный удар, вот я и узнаю на собственном опыте,  есть  ли
жизнь после смерти.
   Однако уж больно шумно - какие-то вопли, и вдобавок что-то позванивало. Я
различил  тяжелые,  глухие,  отрывистые  звуки,  с  трудом  приподнялся   на
локтях... В глазах прояснилось: трое разбойников пытались скрыться  в  чаще,
трое валялись ничком у ног коня, а мой старый дружок Жильбер, сжимая в левой
руке маленький круглый щит, а в правой - широченный меч,  взвешивал  в  руке
оружие так, словно решал, пронзить им мерзавцев насквозь или не стоит. Кроме
того, по-моему, он обдумывал, пуститься ли в погоню за убегающими.
   - Не надо! - хрипло выкрикнул я. - Как только ты съедешь с дороги, у  них
появится преимущество. Да они просто залезут на деревья и станут  швырять  в
тебя камни.
   - Друг Савл! - вскричал сквайр, бросаясь ко мне. - Ты ранен!
   - Маленькая контузия, - ответил я, надеясь,  что  в  голосе  моем  слышна
веселость. - Знаешь, а я все-таки рад, что ты решил догнать меня.
   Жильбер успел подхватить меня под  мышки  и  поддержать,  наклонившись  с
лошади.
   - Это... пройдет... - выдавил я. - Нужно... просто передохнуть.
   - И как следует, - добавил юноша.
   - Немножко, - возразил я и посмотрел ему  в  глаза.  Какое  замечательное
широкое, открытое лицо, какая искренняя тревога во взгляде. Ладно, решил  я,
и среди вояк попадаются неплохие ребята, когда они воюют за меня.
   Ну и что я мог сделать? Сказать ему, чтобы отправлялся  домой  к  папочке
после того, как он мне жизнь спас? Ну-ну.
   Вот так и вышло, что дальше мы пошли вместе. Сквайр  настаивал,  чтобы  я
сел верхом, а я отказыв