,  как  сильно  он
скучает по Алисанде. Покуда он был занят какими-то делами,  он  не  думал  о
жене чаще, чем раз два часа, да и то  чисто  платонически.  Но  сегодня  его
работа вдруг напомнила ему,  что  он  мужчина,  и,  соответственно,  вызвала
воспоминания о жене. Интересно, а  что  поделывает  Паскаль?  Да  вон  он  -
носится по лугу в залихватском танце, сопровождая  некоторые  па  движениями
бедер. Мэт сомневался, что до сегодняшнего вечера Паскаль был знаком с  этим
танцем, однако он оказался способным учеником. К тому  же  плясавшая  с  ним
девушка очень старательно его учила. Она не такая уж хорошенькая, но была  в
ней какая-то верность, что ли. А  формы  -  как  раз  такие,  чтобы  утешить
отвергнутого кем-то влюбленного.
   Но вот они бросили танец и  ушли  разгоряченные  пляской,  но  не  только
пляской - и вином тоже. Мэт огляделся по сторонам и убедился, что Паскаль  и
его партнерша не одиноки в своем начинании. Только час, как село  солнце,  а
большинство молодежи уже просто-таки с ног  валилось,  да  и  те,  что  были
постарше, с трудом держались на ногах - если  держались.  Большая  их  часть
бурно  совокуплялась,  остальные  просто  валялись  на  траве,   за   версту
распространяя запах пивного перегара. Кусты либо шуршали  листвой  и  качали
ветками, либо служили приютом для тех, кто опорожнял свой желудок.
   Если задуматься, получалось, что трактирщики отдавали  пиво  чуть  ли  не
даром, но ведь одеты они  были  отнюдь  не  как  оборванцы.  Мэт  попробовал
вспомнить, как выглядели последние трое  трактирщиков:  да,  так  и  есть  -
одежда без единой заплатки из  хорошей  ткани,  а  на  их  женах  -  дорогие
украшения. Возможно, богатство пришло к ним за  счет  продажи  еды  и  сдачи
комнат, однако пиво наверняка составляло немаловажную статью их  дохода.  По
местным стандартам, трактирщики были богачами, но если они и позволяли  себе
откупаться спиртным от потенциальных нарушителей спокойствия, то происходило
это не потому, что они постоянно поднимали цены.  На  самом  деле  в  первом
трактире цены были просто-таки божеские. И если у того трактирщика дела  шли
хорошо, то именно потому, что его соседи выпивали громадное количество пива.
Учтя все это, Мэт пришел к выводу: счастье, что в средневековой  Европе  был
закрыт доступ к наркотикам.
   Паскаль снова появился в круге танцующих. Он  излишне  громко  смеялся  и
смотрел на свою партнершу с отчаянной  решимостью.  Похоже  было,  он  решил
пуститься во все тяжкие со всей страстью человека, стремящегося забыться.
   - Потанцуй со мной, красавчик менестрель!
   Мэт удивленно обернулся. Женщине  было  под  тридцать,  она  была  весьма
привлекательная, с хорошей фигурой.
   - О, спасибо, - натянуто  улыбнулся  Мэт.  -  Но  если  менестрель  будет
танцевать, кто же будет музыку играть?
   - А волынщик на что? - проговорила женщина и шагнула  ближе.  Ее  ресницы
призывно трепетали.
   Мэт отреагировал на ее напор так спокойно, что решил, либо  он  последний
осел, либо у него явный недостаток тестостерона.
   - Волынщик устанет.
   - А волынка нет, - прошептала женщина и прижалась губами  к  губам  Мэта,
требуя поцелуя.
   Ее язык сновал по губам Мэта, и он вдруг к полной для себя  неожиданности
разжал губы. Что это - рефлекс? Но  тело  женщины  прижималось  к  нему,  он
чувствовал каждый изгиб ее фигуры и понимал, как давно он не был  наедине  с
Алисандой.
   Воспоминание о жене мгновенно охладило пыл Мэта, и  он  прервал  поцелуй.
Тяжело дыша, он выговорил:
   - Благодарю... благодарю вас, барышня, но...
   Женщина расхохоталась:
   - Барышня?! Вот спасибо-то, господин хороший, только я уж десять лет  как
замужем!
   Мэт счел за лучшее не спрашивать, вдова ли она.  Он  смутно  догадывался,
что толпа разбрелась и что они стоят почти в полном одиночестве.
   - А я женат год и несколько месяцев. Для нас с женой все еще  в  новинку,
мы с ней как в медовый месяц живем.
   - Пройдет несколько лет, - женщина явно знала, что говорила, - и тебе это
так прискучит, а потом ты поймешь, что поцелуйчики да ласки на стороне  тебе
и с женой помогут повеселее жить.
   Женщина решила продемонстрировать эту истину еще одним поцелуем.
   Но на этот раз Мэт был в полной  готовности  и  крепко  сжал  губы...  Но
женщина шла в атаку и не  собиралась  отступать.  Одной  рукой  она  гладила
ягодицу Мэта, другую завела между его ног.  Исключительно  от  изумления  он
охнул,  и  поцелуй  в  итоге   состоялся.   Женщина,   почувствовав   ответ,
отстранилась, гортанно засмеявшись.
   - Ага, да не такой уж ты верный муж, каким хочешь казаться. Ну давай  же,
красавчик! - И она снова поцеловала его.
   Это уже определенно было чересчур. И пусть здоровое молодое тело отвечает
на  любое  прикосновение,  сам  Мэт  не  желал  ни  на  какие  прикосновения
реагировать, вот ведь проклятие! Он  взял  женщину  за  талию  и  решительно
отстранил, но она все льнула к нему, вытянув губы в трубочку...
   И тут жуткая боль обрушилась на голову Мэта, боль, похожая на стремящуюся
к звездам ракету, - эти звезды вдруг возникли  перед  глазами  Мэта,  а  все
остальное ушло, стало маленьким, мелким. Как сквозь туман,  слышал  он,  что
женщина снова смеется, чувствовал ее руки. Они шарили по  его  телу,  но  на
этот раз в  их  прикосновениях  напрочь  отсутствовала  любовь  руки  искали
кошелек. Вот к женским рукам  присоединилась  вторая  пара  рук.  Эти  руки,
решительно работая, попытались расстегнуть ремень, отстегнуть меч...
   А потом в глазах у Мэта прояснилось, и он увидел, как над ним взметнулось
широкое лезвие клинка. Мэт испугался, ему хотелось откатиться в сторону,  но
тело не желало его слушаться...
   Но тут жуткий рев сотряс его барабанные перепонки. Что-то поддело это под
плечо, и он таки покатился по траве.
   Учитывая сложившиеся обстоятельства, Мэт нисколько не возражал.
   Рев послышался снова, а потом раздались крики, причем кричала  не  только
женщина, но и мужчина. И вот удары перестали сыпаться. Наконец Мэту  удалось
оторваться от земли. Он отдышался, сумел переговорить с желудком и уговорить
его вернуться на место. Зажмурился,  унял  внутреннюю  дрожь,  снова  открыл
глаза и увидел... ...огромную стену спутанной шерсти.
   Шерсть эта показалась ему несколько знакомой. Он поднял глаза выше, выше,
еще выше... и встретился взглядом с Манни.
   - Мне-то ты сказал, что людей кушать нельзя, парень, - пояснил  мантикор,
а им ты этого не говорил!
   - Спа... спасибо, Манни, - промямлил Мэт и с трудом сел, пораженный  тем,
что этот зверюга когда-то был его врагом. -  На  этот  раз  они  подобрались
ближе, а?
   - Человека победить гораздо проще, - пояснил Манни, - если  не  дать  ему
возможности драться.
   - Это точно, - согласился Мэт. - Отвлечь его с помощью похотливой шлюхи и
напасть сзади.
   - Вот только эту шлюху сильно обескуражило то, что ты ее совсем не хотел.
   Мэт печально усмехнулся:
   - Хотя бы ей пришлось потрудиться надо мной,  чтоб  я  не  пустил  в  ход
главный двигатель моего искусства.
   Мантикор нахмурился:
   - Двигатель? Это ты о чем?
   - Да всего-навсего о своей лютне, - вздохнул Мэт. - Но,  видимо,  в  этом
мире она равна смертельному оружию. - Оглядевшись  по  сторонам,  он  увидел
свой инструмент, чудом уцелевший. Мэт подобрал лютню, осмотрел  -  ну  разве
что пара царапин. - Надо быть очень осторожным и помнить о том, кто рядом со
мной, когда я пою песни.
   - При всем моем уважении, рыцарь-менестрель, - проговорил Манни, -  но  к
этой, так сказать, встрече привели либо твои слова, либо твои песенки.
   - Нет. - Мэт задумчиво уставился на лютню. - Это  все  проделки  того  же
самого колдуна, который не первый раз пытается прикончить меня. Но почему?
   - А почему бы и нет? - пожал плечами Манни.  -  Например,  мантикору  для
того, чтобы кого-то кокнуть, надо всего  лишь  проголодаться.  Надо  думать,
твоему врагу и этого не нужно.
   - Но неужели я представляю собой такую угрозу? Я один?
   - Похоже на то. А тут такое веселье... Все бы так и подумали, что ты убит
из-за того, что кто-то приревновал тебя к своей дамочке?
   - Да... если бы кому-то вообще взбрело в голову  задуматься  об  этом,  -
пробормотал Мэт. - Да. Идеальное прикрытие для убийства, верно?
   - Может быть, и не  такое  уж  идеальное,  -  со  знанием  дела  возразил
мантикор. - Если бы этим занимался я...
   - О да, понимаю,  ты  бы  все  обставил  куда  более  профессионально.  -
Почему-то Мэту не захотелось вдаваться в детали плана  мантикора,  каким  бы
блестящим этот план ни был. Он,  покачиваясь,  встал  на  ноги,  пытаясь  не
обращать внимания на жгучую боль  в  голове.  -  Скажем  так,  план  был  не
идеальный, но близкий к тому.
   - Не так. Почти близкий к тому.
   - Ладно, почти близкий. - Мэт попробовал пройтись. - Но  я  жив?  Спасибо
тебе, Манни.
   - Ничего такого, - заверил его мантикор. - Для друга - все что угодно.
   - Постараюсь при случае отплатить добром за добро. - Мэт  обвел  взглядом
луг, где теперь считанные единицы держались на ногах. - Просто поразительно,
как это прирожденные христиане так старательно нарушают Заповеди!
   Мантикор вздрогнул.
   -  Ну  пожалуйста!  Если  тебе  обязательно  надо   употреблять   крепкие
словечки...
   - Ах да, прости! - извинился Мэт. Он совсем забыл, что чудовище так долго
пребывает  во  власти  злых  сил,  что  любые  слова,  имеющие  отношение  к
добродетели, его просто-таки оскорбляют. -  Наверное,  открыто  исповедовать
христи... религию даже при новой власти никто не решается. Наверное, никто и
не пробует.
   - Не совсем так. Король Бонкорро известил всех, что не  будет  наказывать
никого, кто бы кому ни поклонялся.
   - А ему никто не верит. Они все думают, что то всего лишь приманка, чтобы
выманить верующих, а потом казнить. Если тебя будут преследовать за веру сто
лет подряд, станешь параноиком. И потом нет никакой уверенности, что в  один
прекрасный день Бонкорро не  скинут  и  его  место  не  займет  какой-нибудь
колдун-узурпатор, и что с ними будет тогда - с людьми, которые снова  начали
ходить в церковь? Но все же людей можно отличить по стилю  жизни,  по  тому,
как они ведут себя.
   - Только не при старом короле, - возразил Манни. - Даже если люди  втайне
вели себя добропорядочно, они вовсе не хотели, чтоб кто-то об этом знал.
   - Нравственность стала делом вкуса, да? А Бонкорро не увидел  причин  тут
что-то менять.
   - Никаких причин, кроме того, чтобы позволить тем людям, кто этого хочет,
быть нравственными. Мэт кивнул.
   - Кроме того, нравственные  люди  не  побросали  бы  жен  и  детей  и  не
отправились бы  маршевым  порядком  в  Венарру.  А  дети  бы  так  легко  не
взбунтовались против своих нравственных родителей и не убежали бы из дома.
   - Вы бы сказали, что это нехорошо, - глубокомысленно изрек Манни. - Жизнь
высоконравственная тут не в чести. Тут никогда и не пахло вашей  северянской
воздержанностью.  Народ  в  Древнем  Рэме  жил  жизнью,  по  вашим   меркам,
простотаки преступной. Их потомки немного  присмирели  благодаря  проповедям
священников, но не так чтобы очень.
   - Да, я слыхал про римские оргии, - кивнул Мэт, - но я  слышал,  что  там
присутствовали только те, кто мог себе это позволить.
   - Чем скромнее кошелек, тем скромнее грешки,  -  согласился  мантикор.  -
Только тот город назывался не Рим, смертный, а Рэм.
   - Ах да, я забыл - здесь в схватке победил другой брат.
   - <Другой брат>? - удивленно переспросил мантикор. - С  какой  это  стати
Рэм превратился в <другого брата>? Другой - это Ромул!
   Мэт собрался было поспорить, рассказать Манни  о  том,  что  вся  история
Ромула и Рэма - миф, но тут его захлестнула волна  неуверенности.  В  его-то
универсуме это точно был  миф,  а  здесь...  а  здесь  мог  быть  совершенно
официальный факт.
   - Они были сиротами и их выкормила волчица, верной -  Нет.  Их  вынянчила
рысь.
   Мэт переварил эту новость. На самом деле участие в этой  истории  волчицы
считалось символом, отражающим самую суть натуры римлян, но в  таком  случае
какую аналогию можно провести в этом мире? Рысь - такой же хищник, как волк,
вот только охотится за более мелкой добычей и не так злобна,  ну  разве  что
когда защищает себя или  детенышей.  Что  за  люди  создали  здесь  империю,
создали только потому, что были хороши в самообороне?
   Наверное, параноики. Если они защищали себя и  в  Северной  Африке,  и  в
Испании, и в малой Азии, и в Англии только для того, чтобы на них  никто  не
напал... А может быть, дипломаты?
   Эта идея понравилась больше. В конце концов  в  мифе  об  основании  Рима
Ромул начал  возводить  вокруг  города  стену,  а  Рэм  смеялся  над  ним  и
перепрыгивал через стену, чтобы показать, насколько она бесполезна. А  потом
Ромул убил его...
   А здесь Ромул проиграл. И  его  город  был  основан  потомками  человека,
который не верил в нужность крепостных стен.
   - Значит, вокруг Рэма нет крепостной стены?
   - Стены? Вокруг Рэма? -Манни уставился на Мэта так, словно  тот  тронулся
умом. - А на что она сдалась горожанам? Это же не Вавилон тебе и не Ниневия!
   - Мы вроде бы о нравственности беседовали? Но что же  тогда  случилось  с
городом, когда на него напали этруски, если у Рэма не было стены?
   - Этруски? Напали? Это слишком сильно сказано о  двух  шайках  молодняка,
которые занимались тем, что крали друг у дружки девушек?
   Мэт не мигая смотрел на мантикора.
   - Но как же... как же... Ларе Порсенна <Ларс Порсенна - легендарный  царь
этрусков.  Пытался  овладеть  Римом  по  совету  находившегося  в   изгнании
Тарквиния Гордого.>. Как же Гораций на мосту? <Имеется в виду Гораций Коклес
(<Одноглазый>), который, согласно  легенде,  сдерживал  натиск  этрусков  на
Субликийском мосту через Тибр, пока мост под ним не обрушился. Вероятно, ему
была посвящена  одноглазая  статуя,  стоявшая  возле  Тибра  в  исторические
времена.> - А-а-а! Про Горация я слыхал. Это  он  усадил  Ларса  Порсенну  и
других этрусских вождей за стол переговоров  со  старейшинами  этрусков,  на
широкой равнине на берегу Тибра. Это он унял их вражду,  показал  латинянам,
как выглядят их набеги, если поглядеть на них глазами этрусков,  а  уж  Ларе
Порсенна, чтобы не ударить в грязь лицом, объяснил своим,  как  выглядят  их
набеги,  если  на  них,  соответственно,  глянуть  глазами  латинян.  И  они
действительно выстроили  мост,  мост,  так  сказать,  взаимопонимания  между
народами. И очень жаль, - добавил он вдруг  печальным  тоном.  -  Мантикорам
жилось куда привольнее, когда в стране кипели войны. - И  Манни  облизнулся,
наверное, припоминая вкус человечьей крови.
   Мэту пришлось срочно отказаться от этой темы.
   - Ну и как же они поступили с набегами?
   - А решили, что  каждое  племя  будет  держать  свою  молодежь  в  ежовых
рукавицах, однако если молодые люди хотели  поухаживать  за  девушками,  как
полагается, пожалуйста. А чтобы удовлетворить любовь  молодых  к  дракам  на
мечах и к славе, соорудили цирк, где молодые могли сражаться тупыми  мечами,
зарабатывать себе  известность  и  даже  кое-какие  денежки,  поскольку  оба
племени вкладывали деньги в призовой фонд.
   - Так гладиаторы были свободными людьми? - выпучил глаза Мэт.
   - А как же! - с упреком глянул на него Манни сверху вниз. - А  ты  думал,
они кто были? Рабы, что ли? Да как бы они дрались-то, если бы их заставляли?
   Пожалуй, в этом было куда больше здравого смысла, чем в том,  как  решали
эту проблему римляне из мира Мэта.
   - Значит, рэмляне этрусков не покорили, они заключили с ними союз?
   - Да, и из этого союза выросла великая  империя  Лат-рурия,  и  ее  воины
пошли по всему цивилизованному  миру,  чтобы  защитить  его  от  жутких  орд
варваров. А вот это уже больше похоже на то, как было при римлянах.
   - Ну да. И они защищали все другие народы настолько здорово, что в  конце
концов завладевали ими. Манни покачал головой:
   - <Завладевали> - это слишком сильно сказано. Они лидировали,  они  учили
греков  и  египтян  драться  по-латрурийски,  а  у   них   учились   драться
по-местному, они учились всему, чему могли, у любого племени, которое  брали
под свою  защиту,  они  создавали  из  местных  жителей  легионы.  Но  чтобы
<завладевали>... Нет. Каждое племя просило, чтобы его  приняли  в  Федерацию
латинян и этрусков, и Латрурия  была  рада  принять  их,  поскольку  варвары
плодились со страшной силой и  оттачивали  свое  военное  искусство.  Однако
требовать, чтоб каждое племя внесло свой слог в  название  государства,  это
было бы уже слишком, поэтому  Латрурия  так  и  оставалась  Латрурией  и  не
превратилась в Латруригреегиптлибибери...
   - Я понял, - поспешно оборвал  мантикора  Мэт.  -  Стало  быть,  возникла
Федерация государств, управление которой велось из Рэма, так?
   Манни пожал плечами.
   - Так уж вышло, что мост взаимопонимания впервые был  построен  Горацием,
именно его соотечественники прославились как учителя и дипломаты,  да  и  на
поприще торговли не подкачали. Конечно, Сенат заседал в  Рэме,  и,  конечно,
всякий провинциальный аристократ стремился при жизни  хоть  раз  побывать  в
Рэме.
   - Причем все добровольно и исключительно в целях просвещения,  -  добавил
Мэт, чувствуя, что вот-вот лишится дара речи. - Ну а как насчет Иудеи?
   - Ты про этих упрямых фанатиков? - уточнил Манни,  осуждающе  фыркнув.  -
Тем, кто не просил рэмлян о помощи,  рэмляне  ее  не  навязывали,  но  когда
мидийцы...
   - Мидийцы? - нахмурился Мэт. - Я считал, что Восточной  империей  правили
персы.
   - Нет. Персов давным-давно поставил на колени  Александр  Македонский.  -
Там правили мидийцы. Мэт пожал плечами.
   - Что мидийцы, что персы,  все  равно.  Ну,  так  и  что  они  сделали  с
иудеями?
   - Как что? Покорили их, конечно же. Захватили их  примерно  так  же,  как
сделали бы латрурийцы.  Наверное,  иудеям  стало  обидно,  что  их  покорили
какие-то члены Федерации, и тогда уж  они  приняли  ту  помощь,  которую  им
предлагал Рэм.
   - Ясное дело... ведь членам Федерации запрещалось воевать друг с  другом.
- У Мэта голова шла кругом. - Видимо, мидийцы пользовались римскими законами
и мерами наказания?
   - Не только они. Все члены Федерации. - И Манни удивленно поджал губы.  -
А почему ты спрашиваешь?
   - Просто пытаюсь догадаться, что случилось с человеком, которого обвинили
быв богохульстве. Распятие существовало как вид наказания,  так  ведь,  хотя
применяли его не римляне, да?
   - Рэмляне!
   - Ну да, прости, - вздохнул Мэт. - Рэмляне. А  с  карфагенянами  они  как
поступили?
   Манни осклабился:
   - Как-как... Победили их, естественно. И не раз. А карфагеняне и  слышать
не желали про объединение. Но вот как-то раз,  после  очередного  поражения,
прозорливый   государственный   муж   по   имени   Ганнибал   убедил   своих
соотечественников, что раз уж они не могут победить рэмлян, то  лучше  всего
им вступить с ними в союз.  И  он  отправил  в  Рэм  посольство  с  богатыми
дарами...
   - И слонов в том числе?
   - Значит, ты слышал об этом?
   -  Нет,  но  очень  похоже.  Итак,  Карфаген   остался   Карфагеном,   но
присоединился к Федерации.
   - Истинно так, и стал могучей силой,  поддерживающей  империю  золотом  и
серебром...
   - Да... коммерческий колониализм тут начался преждевременно,  -  печально
проговорил  Мэт.  -  Трудно  представить,  что  такая  империя  когда-нибудь
распадется. Манни пожал плечами:
   - А она разве распадалась? Да нет - просто сделала слишком много успехов.
Она окультурила варваров вокруг  своих  границ  и  даже  гуннов,  когда  они
немного остыли и призадумались о жизни. Но сначала они, конечно, нападали на
рэмлян, но легионы их одолели, сурово наказали вождей и отправили  остальных
домой с богатыми дарами для их царей.
   Мэт выпучил глаза.
   - Что, и гунны вошли в империю?!
   - Нет, но они были проучены и кое-что понял