аспевали низкими  баритонами
походную песню, в которой слышались угрожающие  нотки.  А  мы  расселись  на
дороге. Сердца наши бешено колотились. Фриссон  дрожащими  пальцами  снял  с
моих рук "колыбель для кошки". Жильбер стоял за нами, пристально вглядываясь
вдаль, в полной готовности щелкнуть пальцами и тем самым отдать приказ своим
ополченцам. Он тоже нервничал, но говорил, что больше всего боится,  как  бы
какой-нибудь торопыжка не перепсиховал и не рванулся в бой раньше времени.
   Авангард  нас  заметил  -  воины  подняли  крик  и  побежали.  Их  сапоги
оглушительно топали.
   Жильбер  дождался,  когда  до  борозды  врагам  осталось  добежать  всего
пятьдесят футов, и просигналил своим подчиненным.
   С деревьев по обе  стороны  дороги  на  воинов  королевы  обрушился  град
камней. Потом из леса выскочили пятьдесят крестьян и принялись  стрелять  из
рогаток.
   Вражеские бойцы  разразились  воплями  ярости  и  боли.  Передовая  линия
бросилась на нас, но наткнулась на стену и отскочила. Они снова  кинулись  к
нам, выставили алебарды - и отлетели от  невидимой  преграды.  При  этом  их
перевернуло в воздухе, и их оружие обрушилось на  их  же  соратников.  Воины
взревели, но на сей раз в их крике страха было куда больше, чем гнева.
   Их товарищи  выпустили  тучи  стрел  по  деревьям  вдоль  дороги.  Стрелы
полетели...
   ...а потом отскочили от стены и полетели обратно.
   При этом обратно они летели с той же скоростью, что  и  туда,  и  поэтому
угодили не в крестьян, а в  королевских  воинов.  Воины  громко  заорали  от
удивления и тревоги, а  тут  на  них  обрушился  новый  град  камней.  Камни
попадали в лоб, в виски, сбивали шлемы, ломали ключицы. Солдаты врага падали
наземь, издавая крики боли.
   Но вот среди них появился колдун,  он  что-то  запел  и  принялся  делать
руками пассы.
   Я снял  с  рук  Фриссона  "колыбель  для  кошки".  Он  поддержал  хрупкую
конструкцию большим пальцем, а я пропел:

   Знаю я, ты многое умеешь:
   Сколь ни вейся, а конец видать.
   Но на шее колдуна-злодея
   Я хочу тебя узлом связать!

   Распевая последнюю строку,  я  туго  натянул  бечевку,  и  большой  палец
Фриссона оказался плененным.
   А песнопение колдуна  закончилось  жутким  воплембудто  что-то  невидимое
взяло и пришпилило его руки "по швам". Он пытался освободиться, запнулся  за
упавшего солдата, покатился по земле, что-то крича.
   - Почему же он петь-то не может? - промолвил Фриссон, выпучив глаза.
   - Потому что  я  парализовал  его  язык,  -  ответил  я.  -  Слышишь:  он
выкрикивает только гласные звуки. Пробует пропеть заклинание, но у него  это
никак не получается без согласных.
   Я продолжал сжимать бечевкой  палец  Фриссона.  Только  тогда,  когда  он
начинал синеть, я немного ослаблял шнурки. Немного  погодя  вопли,  стуки  и
бряцание металла стихли и сменились стонами.
   - Они все пали, - сообщил мне Жильбер.  -  Может,  послать  людей,  чтобы
добили раненых?
   Там еще остались живые? Я все время думал, что пущенные из рогаток  камни
убивали воинов врага, а не просто сбивали с ног. - Не надо. -  Мне  пришлось
откашляться, потому что голос у меня  дрожал.  -  Нет,  нам  гораздо  важнее
добраться  до  столицы.  И  потом,  большинство  из  них   -   всего-навсего
деревенские парни, которых  забрали  в  армию  против  их  воли.  Да  они  с
превеликой радостью отправятся по домам, дай мы им такую возможность.
   - Это точно, - согласился Жильбер. - Но чтобы  у  них  такая  возможность
появилась, колдун должен умереть.
   От его слов сердце у меня ушло в пятки, но я понимал, что он  прав.  Если
колдуна оставить в живых, он быстренько соберет остатки армии, и они  дружно
ударят нам в спину.
   - Но... может быть, стоит дать ему шанс покаяться?
   - Можно, но все равно после этого его надо убить. Не  убьем  -  он  снова
заключит сделку с Сатаной, как только мы скроемся из глаз.
   Я понимал: Жильбер прав, но как же мне не хотелось этого делать!
   - Если мы хладнокровно его убьем, значит, мы и сами начнем продавать души
Дьяволу.
   - Это верно  только  тогда,  когда  мы  говорим  о  воинах-крестьянах,  -
раздраженно возразил Жильбер. - Но не о тех, кто ими  командовал.  Рыцарь  и
колдун должны умереть, иначе они придумают, как убить нас.
   - Да, я знаю, что ты прав, - вздохнул я.  -  Возьми  брата  Игнатия  и  с
десяток человек, чтобы охраняли его. Да передай с  кем-нибудь,  как  свяжете
колдуна по рукам и ногам, чтобы я мог отпустить Фриссона - вон у него  палец
как посинел.
   Жильбер глубокомысленно глянул на посиневший палец поэта и изрек:
   - Вы поистине удивительные люди - что ты, господин Савл, что ты, господин
Фриссон.
   - Это тебе так  кажется  только  потому,  что  мы  совершаем  неожиданные
поступки, - заверил я сквайра. - Многих это выбивает из колеи.  Ну,  ступай,
отправь кого-нибудь в Чистилище, Жильбер.
   И он пошел.
   Эта армия оказалась не последней из тех, что встретились нам на пути,  но
справились мы с ней  легко  -  потом  так  легко  нам  уже  не  приходилось.
Следующее войско пошло на хитрость. Нас окружили с четырех сторон. Но у  нас
была лучшая в стране разведка -  пара  десятков  местных  крестьян,  которые
знали окрестности  как  свои  пять  пальцев.  Они  незаметно  подобрались  к
расположению противника,  запомнили,  как  стоят  войска,  сколько  у  врага
народа, и, когда войско ударило  по  нашему  лагерю...  оно  обнаружило  там
только пару сотен чучел, которые развалились под первыми же  ударами  мечей.
Ну а потом наши  бравые  бойцы  принялись  с  деревьев  обстреливать  врагов
камнями - лучники не успели и по стреле выпустить, как на них обрушился град
булыжников. Конечно, их  колдуны  расколдовали  мое  невидимое  поле,  и  мы
потеряли двенадцать человек, но враги-то - две тысячи.
   Третье войско попыталось заманить нас в ловушку. Они прихватили  с  собой
десяток хорошеньких девиц. Те  принялись  танцевать  эротический  танец  при
луне,  параллельно  раздеваясь.  Но  брат  Игнатий  и  его   собратья-монахи
быстренько прошлись по нашему лагерю  и  растолковали  крестьянам,  что  все
дамские прелести в данном случае есть не что иное, как происки Сатаны.  Наши
мужчины выстроились в шеренги и промаршировали мимо,  чем  вызвали  страшный
гнев молодых дам -  те  осыпали  нас  проклятиями  и  оскорблениями.  Нам  с
Фриссоном это надоело, и мы придумали заклинание, в результате которого  эти
дамочки должны были явить  свое  истинное  обличье.  И  когда  перед  нашими
бравыми парнями  предстала  кучка  голых  морщинистых  старых  ведьм,  парни
поежились, отвернулись и зычными голосами восславили брата Игнатия.
   Войско, конечно же, бросилось за нами в погоню, но не  очень-то  рьяно  -
они же понимали, что шансов у них  маловато.  И  правильно  делали,  что  не
сильно за нами рвались, потому что мы с Фриссоном скоренько превратили землю
за нами в болото, и скоро все вражеские воины уже барахтались в трясине.  Их
колдун, правда, быстро осушил землю, но вот беда: враги забыли, что  сначала
надо  бы  вытащить  людей  из  болота,  вот  бедолаг  и  зажало  по  пояс  в
затвердевшей земле. А некоторым и вовсе не повезло - они оказались с головой
под землей, и пришлось товарищам их откапывать.  А  что  еще  им  оставалось
делать - наша-то армия давно утопала дальше по дороге.
   Помимо всего прочего, народа у нас было уже две  тысячи,  и  каждую  ночь
поступало подкрепление, а пожилые крестьяне то и дело подносили нам корзинки
с провиантом. Мне снились кошмары, когда я вспоминал Первый Крестовый  поход
- каково там было бойцам-крестьянам, как им всю  дорогу  до  Константинополя
приходилось воровать по деревням, чтоб не помереть с голода. Я поговорил  об
этом с Жильбером, и он тут же меня понял. Он  разработал  систему  -  что-то
вроде  табели  о  рангах.  Каждый  офицер  отвечал   за   пропитание   своих
подчиненных. Затем он назначил несколько парней на должность пограничников -
они должны были нести дозор по периметру и следить за тем,  чтобы  никто  не
шастал по  окрестным  деревням.  Некоторые  попробовали  -  Жильбер  тут  же
отчислил их из войска и оставил на растерзание тем крестьянам,  которых  они
ограбили.
   Ничего не поделаешь - толпа есть толпа, даже под командованием  Жильбера.
У нас не было времени на обучение и муштру, но Жильбер придумал, как научить
наших новобранцев шагать в  ногу.  Он  обучил  офицеров  кое-каким  походным
песням.  Фриссону  эта  затея  очень  даже  пришлась  по  душе.   Охваченный
вдохновением, он настрочил несколько текстов, которые затем напел  Жильберу.
Жильберу песни понравились, он спел их офицерам, и с Того дня мы  шагали  по
дорогам, распевая во всю глотку. Да, нас было слыхать  за  версту,  но  наше
передвижение и так ни для кого не было секретом.
   К  концу  второго  дня  такой  бравой  маршировки  вид  у  Жильбера  стал
озабоченный. Я отвел его в сторону и спросил, в чем дело.
   - Они больше не нападают на нас, - сказал Жильбер. - Не может быть, чтобы
армия Зла пропустила нас беспрепятственно.
   - А ты не слышишь, что поют твои солдаты? Жильбер сдвинул брови.
   - Да, но при чем тут...
   Он не договорил, обернулся и встал, провожая глазами свое войско,  весело
распевающее:

   Солдатушки, бравы ребятушки!
   А где ж ваши стрелы?
   Наши стрелы - чародеи белы,
   Вот кто наши стрелы!

   Солдатушки, бравы ребятушки,
   А где ж ваши доспехи?
   Это белой магии успехи -
   Вот наши доспехи!

   Солдатушки, бравы ребятушки,
   А в чем ваша сила?
   Наша сила - для врага могила,
   Вот в чем наша сила!

   Соловей, соловей, пташечка!
   Сюэтэшечка жалобно кричит!

   - Ох, да они же отбивают все атаки! - воскликнул Жильбер. Я кивнул.
   -  Для  того  чтобы  снять  такое  могучее  заклинание,  нужно   безумное
количество черной магии. А наши ребята получают непрерывные заряды энергии.
   - Восхитительно, чародей!
   - Да, Фриссон - настоящее чудо, - кивнул я, глядя на поэта. - Но говорить
ему об этом бесполезно. Он думает, что просто записывает то, что приходит  в
голову.
   Но я все равно  волновался.  Две  тысячи  горящих  желанием  покончить  с
королевой крестьян - безусловно, отличная защита на марше, неплохая сила для
штурма, но им не выстоять  и  часа  против  обученного,  дисциплинированного
войска.
   Вот как раз такое войско мы и увидели,  когда  забрались  на  перевал,  с
которого открывался вид на столицу. Глазам нашим предстал  город  шириной  в
милю, по которому протекала река. В самой середине города на  высоком  холме
стоял громадный замок. Замок окружала толстенная высокая стена, а между нами
и стеной выстроилось войско шириной ярдов в сто, не меньше.
   Мы в ужасе смотрели на город. Я прошептал:
   - И как же мы сквозь это вот пройдем?

Глава 30

   - Народу у нас хватит, чтобы совершить пробыв, - сказал Фриссон, но голос
его прозвучал не слишком уверенно.
   - Не хватит, - сокрушенно покачал головой Жильбер. - Они превосходят  нас
числом. На каждого нашего воина приходится пятеро вражеских. К тому же у них
в войске закаленные, обученные ветераны, а у нас - мальчишки, прямо от сохи.
   - Но наши люди верят в правоту своего дела!
   - А те солдаты верят, что им  хорошо  заплатят  за  победу,  -  парировал
Жильбер.
   - Но любовь к деньгам не так сильна, как страсть к свободе!
   - Может, и не так сильна, но когда к ней добавляются выучка и сила, то  и
этого хватит. - Жильбер обернулся ко мне. Лицо его было угрюмо. -  Слово  за
тобой, господин Савл. Что мы можем сделать?
   - Ну... - протянул я. - Просто нам надо найти воинов получше этих.
   Жильбер вяло улыбнулся.
   - Хорошая мысль, вот только если бы можно было их  быстро  разыскать.  Но
даже если бы нам и удалось найти таких воинов, нам бы их потребовалось очень
много, потому что и лучшая выучка, и большая сила ничего  не  значат,  когда
врагов так много.
   - Это не совсем верно. - Мне припомнились Креси и Агинкур. - И потом, нам
же не надо уничтожать все войско - нам нужно только пробиться  к  воротам  и
открыть их.
   - И как мы это сделаем?
   - У меня есть стихотворение - одно из первых, написанных Фриссоном. Я его
приберег как раз для такого случая.
   Поэт изумленно воззрился на меня.
   - Какое же... О! Ты о том моем  стихотворении  -  протесте  против  стен,
выстроенных богатством и властью, чтобы загородиться от бедняков!
   - Вот-вот, и еще там  есть  рефрен,  где  ты  пишешь,  что  стены  должны
рухнуть. По-моему, ты там еще что-то вспомнил про Джошуа и Иерихон <Джошуа -
в английской традиции Иисус Навин, библейский  полководец,  штурмом  взявший
Иерихон.>.
   - Придется поверить вам обоим на слово, - медленно проговорил Жильбер.  -
Но если ты так говоришь, господин Савл, будь по-твоему.
   Сердце у меня заныло. Терпеть не могу, когда  люди  от  меня  зависят,  -
сразу возникает ответственность, а ответственность означает, что  ты  связан
обязательством. Но сейчас у меня не было иного выбора.
   По рядам моего "войска" прокатился ропот. Я обернулся и увидел, что через
хребет примерно в миле от нас перевалили две фаланги воинов. В  авангарде  и
арьергарде ехали конные рыцари. Их  доспехи  и  оружие  бряцали  и  звенели,
издалека доносилось пение. Слов слышно  не  было,  между  тем  само  зрелище
заставило меня похолодеть.
   - Как раз то, что нам нужно - подкрепление для вражеской армии!
   - И они все время прибывают, это наверняка, - порадовал меня  Фриссон.  -
Что бы мы ни  собирались  предпринять,  господин  Савл,  лучше  сделать  это
побыстрее.
   - А где мы можем найти этих опытных воинов, про  которых  ты  говорил?  -
поинтересовался Жильбер и насмешливо добавил: - У тебя есть рецепт?
   - "Рецепт", - нахмурился я. Но потом вспомнил, что тут это  слово  вполне
могло быть знакомо. Вдобавок меня озарило. Я широко  улыбнулся.  -  Да,  вот
теперь, когда ты спросил, получается, что есть.
   И я принялся жестами изображать, как я беру с  полки  разные  продукты  и
смешиваю их в миске.

   Не мука и не картофель,
   Не куриных три яйца
   Нужно, чтобы изготовить
   Идеального бойца.

   Я продолжал работать руками. Вторая  строфа  получилась  намного  быстрее
первой.

   Но из стали и чугуна,
   Крепких мышц и зорких глаз
   Королевского драгуна
   Изготовим сей же час!

   - Эй, правитель! - прозвучал откуда-то сверху зычный бас.
   Мои товарищи со стонами ужаса попятились. Даже  Унылик  и  тот  испуганно
забормотал.
   А вот и он - на караковом жеребце, и все такое прочее. Шесть футов роста,
великолепная форма и устрашающего вида усы.
   - Как раз вовремя, - усмехнулся я. - Разбей врага - вон они  там,  внизу!
Пробей мне дорогу к воротам в город!
   - Как прикажешь, начальник, - проревел драгун и развернул коня.  -  Боже,
спаси королеву!
   И он галопом помчался вниз по склону и врубился в ряды инфантерии  Сюэтэ,
рубая своей  саблей  направо  и  налево.  Жильбер  закричал  и  бросился  за
драгуном, чтобы вернуть его назад.
   Я бы тоже бросился, но я понимал,  что  врагов  слишком  много  на  троих
мужчин и тролля, даже если один из этих мужчин - драгун. Я дал Унылику  знак
ждать, и, пока Жильбер не успел доскакать до первых рядов вражеского войска,
я запел:

   Вы прекрасны, спору нет,
   Эй, драгуны, не стесняйтесь!
   Нам бы тысячу таких!
   Не тяните, размножайтесь!

   И они появились, оглушительно вопя,  и  бросились  за  своим  прототипом,
размахивая сверкающими на солнце саблями. Они  врубились  в  ряды  врагов  с
таким шумом, с каким сталкиваются две приливные волны. Жильбер  выбрался  из
гущи дерущихся. Вид у него был  совершенно  потрясенный.  А  где-то  впереди
радостный голос с сильным акцентом кокни проорал:
   - Ну, совсем, как при Ватерлоо! Жильбер вернулся к нам.
   - Я им не нужен, - сказал он. - Удивительный отряд, господин Савл!
   - Это точно, - усмехнулся я. - Вот что значил вывести вперед мощную силу!
   Вражеские солдаты  пытались  унести  с  поля  боя  раненых,  но  выстрелы
драгунских мушкетов их словно заворожили. А  драгуны  ломились,  прокладывая
себе дорогу  к  воротам.  Первым  делом  они  стреляли  из  мушкетов,  потом
расчищали  путь  саблями.  До  них  пытались  дотянуться  пиками,   копьями,
алебардами, но драгуны продвигались через лес оружия так,  словно  ехали  по
сливочному маслу. Помогали им и кони, чьи копыта были обиты прочной  сталью.
Несколько драгунов пали, сраженные стрелами, но всего несколько.
   И вот они уже почти добрались до ворот. Позади осталась  дорога,  усеяная
брошенными пиками.
   - Пора трогаться, - сказал  я.  Унылик  взревел  и  затопал  к  замку.  Я
обернулся к Жильберу:
   - Пошли.
   Он махнул рукой крестьянам.
   Я прокричал приказ, и драгуны  расступились,  давая  нам  дорогу.  Вперед
рванулся Унылик, один из драгунов  занял  позицию  слева  от  него,  за  ним
побежал Жильбер, а другой драгун - справа от  него.  Они  врезались  в  ряды
врагов, словно алмазный резец. Огнем и мечом наши друзья прокладывали  путь,
и враги только и делали, что  убирали,  образно  говоря,  опилки.  Наступила
совершенно безумная  четверть  часа.  Враги  пятились,  слыша  боевые  кличи
Унылика и видя  его  чудовищные  зубы.  Пытались  зайти  с  флангов,  а  там
наталкивались на Жильбера и на сабли драгунов,  а  потом  подтягивались  еще
драгуны и принимались рубить врагов напропалую. У меня уже в ушах звенело от
криков и бряцания стали...
   А потом мы вдруг неожиданно оказались у самых ворот.
   И тогда я вынул Фриссонов стишок и пропел:

   Стена! Ты с виду неприступна,
   Но я не дрогну пред тобой!
   Звучи, мой голос неподкупный,
   Иерихонскою трубой!

   Я еще не успел дочитать до конца, а дерево уже затрещало.  Створки  ворот
закачались, по обе стороны посыпалась со стен штукатурка.
   Армия Зла яростно взревела и подступила к нам со всех сторон.
   Крестьяне шли в середине,  их  закрывали  собой  восемь  сотен  уцелевших
драгун, а средневековым пехотинцам трудно было  выстоять  против  закаленной
стали и кованых копыт коней тяжелой кавалерии времен королевы  Виктории.  Но
мои люди убивали одного, а на его место вставали трое. Драгунов  становилось
меньше. Они бились отчаянно, но врагов было намного больше.  Каменные  стены
постепенно расшатывались. Я оглянулся, и  мне  стало  страшно:  вдруг  воины
вражеской армии одолеют нас еще  до  того,  как  стены  рухнут?  Я  зачем-то
вытащил свой складной ножик и на всякий случай приготовился к рукопашной.
   И тут внезапно издалека донесся крик страха и отвращения.
   - Кто там идет? - вырвалось у Фриссона.
   - Если уж эти воины-грешники так напугались, - пробормотал Жильбер, -  то
нам-то как выстоять против этого?
   Унылику его рост позволял видеть дальше, и он скоро сообщил:
   - Это старушки идти.
   - Что еще за старушки? - не понял я. А потом я услышал завывания и стоны,
они звучали  громче,  чем  крики  испуганных  вражеских  воинов.  Стена  уже
превратилась в песок, и тут я услышал:
   - Где знахарь? Где тот, кто лечит ведьм? Отведите нас к тому,  что  лечит
ведьм!
   - Знахарь? Это еще что такое? - спросил я, обернувшись к  Фриссону.  Поэт
покачал головой:
   - Не знаю, господин Савл. Я такого слова никогда не слышал.
   - Ну, я-то слышал - так еще называют африканских шаманов. Это  как  бы  и
жрец, и врач в одном лице.
   Наша крестьянская армия с  испуганными  криками  расступилась,  ополченцы
прижались спинами к драгунам и драгунским коням, а  сами  драгуны  принялись
радостно истреблять  смешавшегося  противника.  По  коридору,  образованному
нашими  воинами-пахарями,   устремились   люди,   обезображенные   болезнью.
Некоторые из них согнулись пополам, некоторые шли на деревянных протезах,  у
некоторых не хватало пальцев, а у некоторых - рук.
   - Прокаженные! - выдохнул Жильбер. А они вопили:
   - Отведите нас к знахарю! Мы каемся,  мы  отрекаемся  от  колдовства!  Мы
больше не станем служить Сатане! Но то