Черный  Рыцарь
щитом молниеносно отбросил зверя назад, а мечом  нанес  ему  глубокую  рану.
Кровь забила фонтаном из волчьего бока, но почти тут же  ее  напор  ослабел,
она заструилась ручейком и иссякла. Рана на глазах людей стала затягиваться.
   У Мэта  закололо  на  макушке  -  это  волосы  встали  дыбом.  Он  прочел
достаточно ужасных историй и без труда узнал в волке оборотня.
   - Я же вам говорю, мечами с ним  не  справиться!  -  крикнула  Саесса.  -
Серебряное распятие, сэр рыцарь! Больше ничего нас не защитит!
   - Откуда же мы его возьмем? - Впервые голос рыцаря потерял жизнерадостную
невозмутимость.
   Волк снова приготовился прыгнуть. Стегоман взревел - волк  завертелся  на
месте и подпрыгнул, целя в Мэта, сидящего верхом на драконовой спине.
   Стегоман  встретил  его  электрической  дугой.  Объятый  пламенем,   волк
застонал  почти  человеческим  голосом.  Стегоман  икнул  -  паяльная  лампа
выключилась.   Волк   рухнул:   огромное   обугленное   тело,   скулящее   и
повизгивающее. Мэт соскочил на землю.
   - Держись подальше от поганого зверя! - крикнула Саесса,  видя,  что  Мэт
приземлился в каких-нибудь десяти футах от корчащегося волка.
   Тот линял: обуглившаяся шерсть облезала, обнажая новенькую розовую  кожу.
На ней пробивалась и шла в рост новая шерсть. Стоны перешли в рычание.  Волк
поднял голову. На секунду Мэт перехватил его взгляд - глаза  показались  ему
знакомыми.
   Волк вскочил и кинулся на  него,  Мэт  увернулся,  а  Стегоманова  голова
всунулась между ним и зверем, готовясь дохнуть огнем. Волк пустился  было  в
пляс вокруг них, но внезапным броском напал на Саессу.
   Сэр Ги преградил ему путь, еще раз  полоснув  зверя  мечом.  Волк  взвыл,
падая, однако рана опять зажила в два счета, и он бросился на  Мэта,  норовя
вцепиться тому в горло.
   Мэт низко присел, волк пролетел над ним, но Мэт  успел  ухватить  его  за
заднюю лапу, размахнулся и швырнул подальше.
   Волк шмякнулся на спину и завыл, катаясь по земле.
   - Не обольщайся, - крикнула Саесса, - хребет у него заживет.  Твори  свое
заклинание - сейчас или никогда!
   Мэт настроил свой мозг на злобные звуки волчьего  воя.  Вынул  серебряную
ручку, набрал в грудь воздуха и, покопавшись в памяти, начал нараспев:

   Каждый пишет, как он дышит,
   Но когда не продохнуть,
   Когда ухо вой услышит -
   Надо делать что-нибудь
   В этом мире лживом, ржавом,
   Комплименты не спасут,
   Ну-ка, ручка, стань кинжалом -
   А то всех нас загрызут.

   Ручка зашевелилась в его пальцах, но Мэт даже не успел взглянуть на  нее,
потому что волк со страшным рыком уже шел в наступление.
   Мэт выставил вперед руку:  лунный  свет  блеснул  на  лезвии  серебряного
кинжала.
   Волк замер, завороженный.
   Потом, яростно зарычав, бросился на Мэта, и смерть была в его глазах.
   Мэт упал на колени и кинжалом распорол волчье  брюхо.  Волк  дернулся  на
лету и обрушился на него всей своей  тяжестью.  Мэт  успел  только  защитить
глаза руками, голова его наполнилась предсмертным волчьим воем, острые клыки
вонзились в предплечье. Мэт заорал от боли и еще раз ткнул  волка  кинжалом.
Клокочущие звуки вырвались из волчьего горла, его пасть разжалась.
   Какая-то сила спихнула безжизненную тушу с Мэта, и он увидел  Стегоманову
морду, которой тот отшвырнул волка на десять футов в сторону.
   - Я тебе покажу, как нападать на моих  друзей!  -  прогрохотал  Стегоман,
следуя за волком.
   Видя разверстую огнедышащую пасть, надвигающуюся на него, волк шарахнулся
в сторону, и залп огня ударил по месту, где он только что был. Волк  зарычал
- и тут увидел в дюйме перед глазами серебряный клинок.
   - Что ты медлишь? - крикнула Саесса. - Убей его - или он перегрызет  тебе
горло!
   Но какое-то странное отчаяние было в ее голосе, и ударить волка у Мэта не
повернулась рука.
   Волчья голова дернулась при звуках голоса Саессы. Он отскочил влево,  Мэт
- за ним. Луна играла на серебре клинка, и волк завыл в тоске и  ярости.  Он
направился было в открытую степь - но путь ему преградила Алисанда.
   - Отойдите! - панически завопил Мэт. - Вы не защищены!
   Волк прыгнул на принцессу. Мэт бросился ей  на  подмогу  с  кинжалом.  Но
Алисанда, припав на колени, успела  сама  выставить  меч,  который  распорол
волку брюхо. Мэт попал ему кинжалом в ляжку. Раненый зверь с воем проковылял
мимо них на трех ногах.
   Мэт стоял, глядя ему вслед.
   - Отлично сделано, лорд Мэтью! Сэр Ги похлопал его по плечу.
   - Да, - согласилась Алисанда, вставая, - хотя  лучше  было  бы...  что  с
тобой?
   Мэт не ответил. Сорвавшись с места, он  бросился  в  темноту.  Он  слышал
позади  бас  Стегомана  и  оклики  сэра  Ги,  но  не  остановился.  Он   был
непостижимым образом уверен, что нельзя дать волку уйти.
   Ночь словно бы предназначалась для охоты: яркая полная луна и  совершенно
открытое пространство. Волку негде было укрыться  -  разве  что  за  редкими
нагромождениями валунов. Мэт бежал трусцой, не  спуская  глаз  со  скачущего
впереди оборотня.
   Тот бежал на трех ногах, но не выказывал никаких признаков усталости. Мэт
знал, что  у  оборотней  необыкновенные  способности  восстанавливать  силы.
Правда, рана от серебряного оружия заживет не скоро, тем не  менее  волк  не
слабел.
   В отличие от Мэта, который уже притомился.
   Ему пришлось даже остановиться, перевести дух.  И  тут  его  осенило.  Он
вспомнил, как отодвинул толпу горожан на пятьдесят футов - сразу по прибытии
сюда. Если ему удалось проделать такое с другими, почему бы не попробовать с
самим собой? Он порылся в своем мысленном  цитатнике  и  в  размер  какой-то
детской счита-лочки произнес:

   Я-должен-быть-намного-быстрее волка.,
   Намного-быстрее-чем-он-может-бежать и идти.
   Пусть-мой-путь-станет-совсем недолгим
   И-я-окажусь-сейчас-далеко-далеко впереди!

   Голова  у  него  слегка  закружилась,  потому  что  под   ним   понеслось
пространство голой земли. Когда он  обернулся,  черное  пятно,  обозначающее
волка, было далеко позади.
   "Перелет, - со вздохом подумал Мэт. - Надо быть поточнее". Может, на этот
раз получится лучше?

   Я-должен-встретить-на-этом-торфянике волка.
   Я-должен-встать-так-чтобы-ему не уйти.
   Пусть-мой-путь-будет-совсем-недолгим,
   Пусть-я-окажусь-сейчас ярдов-на семь впереди!

   И он оказался там, где пожелал. Завидя его,  волк  замедлил  свой  бег  и
остановился, ворча, в шести  футах  от  Мэта.  Мэт  согнулся,  держа  кинжал
наготове.
   Волк  прыгнул.  Мэт  увернулся,  взмахнул  кинжалом,  но  промахнулся  на
какой-то дюйм. Приземлившись, волк закружил вокруг Мэта, примеряясь.
   Мэт оказался в трудном положении. Он  прекрасно  понимал,  кто  такой  на
самом деле этот волк, и не хотел его убивать. Но понимал и  то,  что  нельзя
позволить волку ускользнуть.
   Зверь кружил, то наскакивая, то отскакивая. Его рык поднимался каждый раз
на октаву выше, и волк то и дело цапал  Мэта  за  руки,  пуская  ему  кровь.
"Этакая прыть на трех ногах", - думал Мэт. И еще он  думал,  что  недооценил
человека, скрывающегося под волчьей шерстью. Стоило Мэту сделать выпад своим
серебряным кинжалом, как волк увертывался и продолжал свой танец.
   Так могло тянуться всю ночь. И даже если Мэт был не слабак, то все  же  -
смертный. Надо было кончать с этим, и немедля.
   Боковым зрением он заметил высокую кучу валунов, отбрасывающую чернильную
тень на посеребренный луной ландшафт.  Он  начал  отступать  шаг  за  шагом,
заманивая волка в тень. И когда волк прыгнул вслед  за  ним,  переступая  ее
границу, Мэт выкрикнул:

   Тень, тень, целый день
   С нами быть тебе не лень.
   Твоя сила, твоя мощь
   Под луной в лихую ночь
   Превращениям помочь
   Сможет. - Волк свалился с возу -
   Совершил метаморфозу!

   Волк  грянул  с  воем  оземь.  Очертания  его  тела  стали  расплываться,
удлиняться, утончаться - и вот уже  на  вереске  вместо  волка  лежал  голый
человек.
   Он перекатился на живот, встал на колени и уставился  на  Мэта  в  ужасе,
сгорая от стыда.
   Мэт нахмурился, ощущая недоброту ночи.
   - Здравствуйте, святой отец! Священник низко опустил голову, спрятав лицо
в ладони.
   - Отвернись! Не  смотри  на  меня!  Слишком  мерзопакостное  зрелище  для
человеческого взора!
   Мэт отвернулся. Надо было постараться избавить его от срама.

   Хорошо быть кисою, хорошо собакою -
   Ни штанишек плисовых, ни рубашек байковых;
   Если же шерсть в эволюции слезла -
   Хоть расшибись, но прикрой свои чресла!

   Патер Брюнел отнял руки от лица,  глаза  его  изумленно  расширились.  Он
опустил на себя взгляд и увидел на должном месте набедренную повязку.
   - Благодарю, - тихо сказал он Мэту. - Но это не  избавит  меня  от  срама
великого.
   - Если тебе так стыдно, - озадаченно возразил Мэт,  -  почему  не  принял
меры, чтобы этого не случилось?
   Священник медленно поднялся, качая головой.
   - Это не так-то легко. Я обычно запираюсь в своей комнате, когда  выходит
луна, - а тут мне негде было запереться.
   - Нет, я не это имею в виду - зачем вообще  было  становиться  оборотнем?
Неужели это нельзя никак исправить?
   Священник саркастически усмехнулся.
   - Можно, надо только полностью освободиться от всех греховных желаний.  А
стоит хоть чуть-чуть дать слабину - тут же превращаешься в волка.
   - Ну да, когда Саесса рядом...
   - Вот-вот. - Горечь была в голосе патера Брюнела. - А принцесса  взяла  и
приказала мне ехать с вами.
   - О'кей, значит, вам волей-неволей пришлось влезть в звериную  шкуру.  Но
почему же вы в  таком  виде  не  отправились  просто  прогуляться  по  полю,
поохотиться на кроликов?
   Патер Брюнел качнул головой.
   - Когда я волк, во мне не остается ни совести, ни  жалости.  Один  только
волчий аппетит. Мэт призадумался.
   - При таком обороте дел... не кажется ли вам,  что  ваш  выбор  профессии
несколько... э...
   - Несколько ошибочен? - помог ему патер Брюнел.  -  Видите  ли,  господин
маг, я обратился в  лоно  церкви  очищения  ради.  Я  хотел  исправить  свою
порочную натуру, ведь это силы Зла делают из меня бездушного зверя. Я твердо
знал, что самоубийство - грех.
   Только церковь помогла бы мне очистить  душу  и  навсегда  закрепиться  в
человеческом обличье. Поэтому,  когда  я  понял,  что  я  такое,  я  ушел  в
монастырь.
   - Когда вы поняли? - едко спросил Мэт. - А вы что, разве не знали об этом
с детства?
   Священник сдвинул брови,  потом  его  лоб  разгладился,  и  со  смиренной
улыбкой он ответил:
   - Вы думаете, я таким родился? Нет. Во всяком случае, в  детстве  это  не
проявлялось. Я рос в обычной крестьянской семье, играл с товарищами и делал,
что положено ребенку. Я не боялся  полной  луны,  пока  не  вступил  в  пору
отрочества.
   - Лет в тринадцать? - уточнил Мэт.
   - В моем случае это случилось в  двенадцать,  когда  при  виде  соседской
девочки кровь во мне взыграла и пожар охватил  чресла.  Но  я  был  воспитан
Церковью и Писанием, поэтому, поймав себя на мысли о том, что кроется у  нее
под лифом платья, я скрутил эту мысль и  попытался  отбросить  ее  от  себя.
Борьба оказалась неравной, и я почти не спал в ту ночь, то грезя, то  думая,
что же мне делать.
   - В ту ночь было полнолуние? - предположил Мэт. Патер Брюнел кивнул.
   - Я внезапно очнулся в лунном свете. Дом показался мне чужим и  пугающим.
Я вылез из кровати и выпрыгнул в окно.
   Тут я заметил, что оброс шерстью и что у меня четыре ноги. Но ни капли не
удивился. Меня  занимало  одно:  как  бы  мне  схватить  соседскую  девочку,
попробовать ее плоть, пройтись языком по ее дивному телу и... нет!
   Он взъерошил пальцами волосы, ушел лицом в ладони.
   - Сейчас вы в тени. - Мэт потряс священника за  плечо.  -  Только  лунный
свет для вас опасен, не так ли?
   - Так. А утренняя заря снова превращает меня в человека... Когда  настало
утро и солнце коснулось меня своим благословенным, целительным лучом, я стал
собой и ужаснулся тому, что собирался сделать.
   - Собирался? - переспросил Мэт. - Значит, не повезло?
   Патер покачал головой.
   - Ее отец, честь ему и хвала, оберегал свой дом - все двери и ставни были
крепко закрыты. Под утро я вернулся к себе, встал на колени у своей постели,
заплакал мужскими слезами и поклялся, что никогда больше не  стану  скверным
похотливым животным.
   Мэт задумчиво кивнул.
   - И, чтобы не брать грех на душу, вы обратились к Церкви.
   - Не только для этого. Я решил посвятить жизнь  добру  и  благочестию,  я
решил уйти под сень Божьей милости и всеми своими  помыслами  устремиться  к
вечным небесам - так, чтобы даже на дне души не осталось ни малейшей тяги  к
греху.
   Мэт вертел в руках серебряный кинжал и думал, что навряд ли  теперь  смог
бы пустить его в ход.
   - Я так понимаю, что намерения у вас были  благие,  но  дальше  намерений
дело не пошло.
   - Пошло и удалось на славу, - строго  сказал  Брюнел.  -  Монастырь  меня
принял. Там жили прямые, угодные Богу люди, всякую минуту  они  были  заняты
либо благочестивой молитвой, либо трудом, который и  кормил  их,  и  утомлял
тело, умеряя его потребности. Я постился и молился тоже. Я воспевал и славил
Господа. Я преуспел в набожности и вырос благочестивым  монахом.  Стоило  во
мне появиться малейшей греховной мысли, малейшему греховному желанию -  и  я
шел на исповедь, и моя душа не подводила меня в течение пятнадцати  лет.  Ни
единого раза за эти годы я не превращался в волка.
   - Всего пятнадцати? - спросил Мэт. - Но это значит... погодите-ка...  как
давно они истекли?
   - Пять лет назад, - с горькой усмешкой отвечал священник. - Мне следовало
бы остаться в монастыре на всю жизнь, но умер наш  аббат,  и  на  его  место
пришел новый, помоложе. Только его посвятили в сан,  как  он  собрал  нас  и
объявил, что силы Зла снова берут в тиски нашу  страну.  Он  сказал,  что  в
каждой деревушке нужно поселить по священнику, который бы неусыпно следил за
состоянием своей  маленькой  паствы.  И  мы  содрогнулись,  потому  что  нам
предстояло выйти из безопасного мирка в мир грешников и стать их  пастырями.
- Он закрыл ладонями лицо. - Ты не представляешь себе  моих  мучений,  когда
аббат приказал мне покинуть святое братство, идти в мир и взять себе приход.
Я-то ведь знал, какое мне предстоит испытание.
   - Тогда зачем же вы послушались?
   - На то оно и послушание, - отвечал священник, - я же давал обет! И  если
моему  Господу  было  угодно  подвергнуть   меня   испытанию,   по   тяжести
перевешивающему все, какие я знал, значит,  это  должно  было  послужить  на
пользу как мне, так и моим собратьям.
   - Ваша вера делает вам честь. - Мэт постарался, чтобы его голос не  выдал
сарказма.
   - Но не моя сила воли. - Священник поник головой. - Тем не менее пока был
жив старый король, мне удавалось блюсти  себя.  Я  читал  псалмы  и  молитвы
всякую минуту, свободную от исполнения долга. Работал в  своем  саду  и  пас
свою паству. Учился, глядя на женщин, видеть только лица. И я стоял  крепко!
До самой кончины старого короля у меня были не грехи, а грешки, и  к  похоти
они отношения не имели. К тому же я не держал их при себе,  а  сразу  шел  в
соседнюю деревню к тамошнему священнику и исповедовался. Четыре долгих  года
в миру я ни разу не превращался в волка.
   - Но вот старый король умер... - подсказал Мэт.
   - ...и на трон сел узурпатор,  -  с  сокрушенным  видом  продолжил  патер
Брюнел. - А его подпирал злой колдун Малинго. Для всех нас это  был  большой
удар,  мы  ослабли,  а  искушение  стало  крепнуть.  Лица  моих   прихожанок
потускнели, а их тела так и манили из-под грубых домотканых одежд. Я боролся
изо всех сил. Но одна девушка принялась  меня  обхаживать,  она  то  и  дело
норовила остаться со мной  наедине.  Я  старался  ее  избегать,  но  она  не
отступалась. В конце концов, боясь собственной слабости, я ушел из  деревни,
решив, что если уж грешить, то не с той, которая вверена моим заботам. И так
я...
   Он осекся, остекленевшим взглядом уставясь в пустоту.
   - Вы пошли искать специальную ведьму. Брюнел крепко зажмурил глаза.
   - Да. Так я выпал из благодати - и обернулся волком.  Я  грешил  снова  и
снова, и всякий раз шел в соседний приход за отпущением грехов. И всякий раз
снова обращался в волка.
   - Но ведь это продолжалось всего год. Как же часто вы ходили к ней?
   - Три раза, - тихо ответил священник. - Сейчас - четвертый. Я согрешил  в
мыслях, а луна нынешней ночью стоит высоко. Я знал, что согрешил, но  другие
священники отсюда далеко. Мне некому было высказать свой грех и  очиститься.
Так я стал волком.
   Он медленно повернул к Мэту лицо с остановившимся взглядом.
   -  Друг!  Если  в  тебе  есть  хоть  капля  обыкновенного   человеческого
сочувствия, возьми свой серебряный кинжал и вонзи его мне в сердце! Останови
мое дыхание! Дай мне умереть, чтобы я перестал поганить  землю!  Убей  меня,
умоляю! Ибо только такой, как ты, маг с серебряным кинжалом, может  избавить
меня от моей греховной жизни!
   - И такой, как я, этого не сделает, - твердо сказал Мэт.
   Брюнел схватил его за ворот обеими руками и встряхнул.
   - Убей меня, маг! А не то  я  снова  обернусь  волком  и  перегрызу  тебе
глотку!
   Раздался страшный рев, что-то громадное заслонило от них звезды.
   Обернувшись, Брюнел увидел гору в форме рептилии, разверзшей пасть, чтобы
дохнуть на него огНем. - Нет, Стегоман! - завопил Мэт. - Он не  это  имел  в
виду! Он преувеличивал.
   Но пламя уже вырвалось. Брюнел взвыл и опрокинулся на спину - под  лунный
свет.
   Мэт стоял над его телом, меняющим форму, держа наготове серебряный нож.
   - Бей же! - потребовал Стегоман. - Бей, пока не  поздно!  Он-то  тебя  не
пощадит, маг, можешь не сомневаться. Убей его сейчас же!
   В ту же секунду огромный волчище с яростным рыком вскочил на ноги.  Глаза
его горели.
   - Бей! - гаркнул дракон.
   - Не могу, - отвечал Мэт. - Без покаяния он попадет в ад.
   Волк бросился на него, щелкнув зубами. Мэт рванулся в сторону,  покатился
по земле и услышал позади себя выхлоп пламени и долгий  вопль.  Вскочив,  он
быстро обогнул дымящееся, обугленное тело и взлетел на спину Стегоману.
   - Так-то вот, - проворчал дракон, когда Мэт устроился между двух  зубцов,
- дай себе роздых, пока я не очищу эту дрянь огНем. - Нет!  -  воспротивился
Мэт. - Он все равно хороший человек, только грешный и слабый. Назад, дракон!
Он принадлежит Добру.
   Обугленное тело сбросило обгоревший  слой  и  поднялось:  жажда  крови  в
глазах, смертоносные клыки.
   - Какого  добра  ждать  от  этакого  монстра?  -  стал  урезонивать  Мэта
Стегоман. - Опомнись, маг! Ты поможешь Злу, если оставишь эту тварь в живых.
   - Нет, я ослаблю Зло, и не проси меня ничего  объяснять  -  я  знаю,  что
прав! Волк пошел на них. Стегоман раскрыл пасть.
   - Поворачивай! - скомандовал Мэт, вонзая каблуки в бока Стегомана.
   Челюсти дракона захлопнулись. Волк скакнул и вонзил в его бок два десятка
клыков.  Разъяренный,  Стегоман  опалил  волку  брюхо,  и   тот   откатился,
повизгивая.
   - Поехали! - крикнул разозлившийся Мэт. - Иди же, хватит его мучить!
   Стегоман вывернул шею, недоумевающе взглянул на него.
   - Иди, кому говорят! - повторил Мэт. Ему невыносимо было слышать плачущие
звуки раненой твари.
   Стегоман проворчал что-то, но все же пустился в путь. Лапы у  него  были,
может, и короткие по сравнению с телом,  но  все  же  шести  футов  в  длину
каждая. К тому же он довольно быстро ими  двигал.  Мэт  не  сомневался,  что
дракон может удрать от волка, если заставить его развить наивысшую скорость.
   - Поехали!  Надо  предупредить  наших.  У  них  только  лошади.  Надо  их
поторопить.
   Дракон пошел самым быстрым, на какой был способен, аллюром. Пейзаж так  и
несся мимо, и Мэт молил Бога,  чтобы  не  свалиться.  Когда  наконец  позади
раздался неистовый волчий вой, он был значительно приглушен расстоянием.
   На подходе к лагерю Мэту  с  труд