Чувство не уходило.
   На ум мне почему-то пришли  слова  Куллерво  из  "Калевалы".  Я  произнес
строчки вслух, надеясь, что  сам  звук  человеческого  голоса  принесет  мне
облегчение.

   Oак покинутый размыслил:
   Кто родил на свет сиротку,
   Кто меня, бедняжку, создал,
   Чтоб по месяцам блуждал я
   Здесь, под воздухом пространным...
   <"Калевала", руна тридцать четвертая, жалоба Куллерво.>

   Iолучилось. Нет, я не был лишним, я не был одинок. Да, в том, что создано
культурой, можно порой найти великое утешение.
   По  крайней  мере  этого  утешения  хватило,  чтобы  ко   мне   вернулось
присутствие духа. Я выпрямился, расправил плечи и зашагал вперед.
   Но тут полыхнул такой яркий свет,  что  я  невольно  заслонился,  прикрыл
рукой глаза, отшатнулся. Мне стало страшно. Насколько я  знал,  такой  яркий
свет вспыхивает только при взрыве бомбы.
   Но ведь я не слышал взрыва. Если я что и слышал, то что-то вроде далекого
мелодичного удара гонга, да и это мне, наверное, показалось.
   А может, и не показалось... В самой середине вспышки  дрожала  и  мерцала
фигура, похожая на человеческую.
   Я чуть не задохнулся от удивления. Передо мной стоял молодой человек.  Он
как бы впитал в себя яркий свет и теперь еле заметно светился, оставаясь при
этом полупрозрачным.
   Одет он был в сверкающий, переливающийся балахон. Что-то трепетало у него
за плечами - уж не крылья ли? Лицо юноши было необычайно суровое.
   Нет. Не может быть. Ангел?
   - Именно так, - ответило существо, хотя я ни о чем его не спрашивал. -  Я
- тот, кто все ведал о тебе с того дня, как ты родился на свет Божий, Савл.
   Так. Мало-помалу я приходил в себя.
   - Если ты меня так давно знаешь, - пробормотал я, - как же вышло,  что  я
тебя никогда раньше не видел?
   - В том мире мрака, где ты родился, увидеть ангелов почти что невозможно.
Лишь души избранников Божьих светоносны, и дано узреть свет только тем,  кто
безгрешен, а их немного; Здесь же горние области открыты и  зримы  для  тех,
кто хочет узреть.
   - Ты хочешь сказать, что сейчас я нахожусь совсем в  другом  мире,  не  в
том, где жил всю жизнь?
   Самое интересное - заявление незнакомца не прозвучало для меня  столь  уж
неожиданно.
   - Истинно так,  -  подтвердил  ангел.  Лицо  его  по-прежнему  оставалось
суровым.
   Тут до меня дошел смысл второй фразы.
   - Вот только, -  проговорил  я,  -  мир  духа  меня  как-то  не  особенно
интересует.
   - О, сколь мало ты знаешь самого себя, Савл! И почему ты так  упорствуешь
в своем желании утаить свою истинную суть! Ведь  ты  всегда  соприкасался  с
творениями духа, ты так горячечно искал истину, что этот поиск увел тебя  от
пути Церкви.
   С секунду я пытался сообразить, к чему он клонит. Потом сказал:
   - А разве вы не считаете, что только в Церкви можно найти истину?
   - Истина содержится в религиях, которым служат церкви, следовательно, и в
самих церквах. Однако церкви создаются людьми, а эти люди грешны, как и  все
смертные. О, как же ты  нетерпим,  как  несправедлив!  Свои  грехи  ты  себе
прощаешь, а людей винишь в их грехах!
   Я возмущенно вскинул голову.
   - Я никого ни в чем не виню!
   - А разве ты не отвернулся от людей, объявив их  лицемерами?  А  ведь  ты
наверняка понимал, что их вера не что иное, как стремление к совершенству.
   Я кивнул, плохо понимая, о чем речь.
   - Следовательно, если они стремятся  к  совершенству,  они  его  пока  не
достигли.
   - Погоди, постой минуточку! Я протянул к ангелу  руку,  заметив,  что  он
собирается уходить.
   - Теперь ты знаешь, - сказал ангел, кивнув. - Поскольку они несовершенны,
их нельзя судить за отсутствие совершенства.
   - Но я никого не судил!
   - А разве ты только что не осуждал самого  Создателя?  Разве  не  Его  ты
винил в том, что он создал тебя обреченным на одиночество?
   - О... - протянул я. - Вот почему ты ко мне явился.
   - Да, - подтвердил ангел. - В этом мире... - о нет,  в  этом  Универсуме,
молитва не остается без ответа, вернее, здесь этот ответ проще услышать, чем
в том, где ты жил прежде. А стихи - это молитвы. Либо молитвы,  либо  жалобы
Врагу.
   Тут я очень обрадовался, что не спел "Sympathy to the Devil" <"Сочувствие
к дьяволу" - песня с альбома "Let it Bleed" группы "Rolling Stones".>.
   А потом до меня дошел смысл других его высказываний. Я нахмурился.
   - Что ты имеешь в виду, говоря "в этом Универсуме" ?
   - Неужели ты до сих пор этого не понял, а  еще  кичишься  своим  умом!  -
язвительно заметил ангел. - Ты уже не в той вселенной, где на свет  родился.
Ты  перенесен  в  другую,  где  правит  магия,  а  всяческая   физика   есть
предрассудок.
   Я, не мигая, смотрел на него.
   - Однако Господь Всего Сущего и здесь - Единый Бог, как и у тебя дома,  -
непоколебимо заявил ангел. - И Он един для всех вселенных, ибо Он - тот, кто
сотворил их, кто хранит их силою Своей Божественной Воли. Это - всемогущий и
всесильный Господь, которого ты осмелился  винить  в  своих  же  собственных
ошибках!
   - Но я вовсе не имел в виду иудео-христианского Создателя, - возразил  я.
- Я прочитал на память строки из финского национального эпоса! И  если  тебе
угодно найти того "создателя", о котором я говорил, так поищи его в пантеоне
финских божков! И потом, я даже не утверждал ничего - я  всего  лишь  вопрос
задал!
   Ангел ответил на все мои возражения небрежным взмахом руки.
   - Все это не имеет значения. Ты  попал  во  вселенную,  где  единственным
истинным Создателем является Иегова, и служить тут  можно  либо  Богу,  либо
дьяволу.
   - Ты хочешь сказать, что Господь не создал меня одиноким?
   - О нет. Не создал. И не создал для скитаний. И если ты  лишен  друзей  и
дома, то сие есть следствие твоих  деяний  и  желаний.  И  ежели  ты  имеешь
желание, чтобы все стало иначе, то все возможно переменить.
   Я нахмурил брови.
   - Я могу отправиться обратно в свой мир?
   - О да, хотя тебе придется изыскивать для  этого  средства,  трудиться  в
поте лица своего, дабы делом заслужить или разумом познать дорогу. Однако  я
говорил более о том, как взыскуешь ты дружбы и пристанища.
   - Да я всю жизнь искал друзей!
   - А они были с тобою рядом, - сказал ангел. - Тебе только  и  нужно  было
жить сообразно с тем, как жили они, выучиться их привычкам и им следовать.
   - Минутку, минутку! Ты что, хочешь сказать, что  для  того,  чтобы  стать
членом группы, я должен вести себя в точности так же,  как  остальные  члены
этой группы?
   - Ты принужден повиноваться их правилам, - сказал ангел. - О, немало было
тех, от кого ты отвернулся, и сие радовало меня,  но  ведь  были  и  иные  -
добрые люди, а тебе не по нраву пришлись их привычки.
   Я вспомнил мальчишек в школе - мальчишек,  которые  считали,  что,  кроме
драк и спорта, ничего на свете не существует.
   - Чертовски верно! - воскликнул я, но, увидев, как исказилось лицо ангела
от праведного гнева, поправился: - Ой, прошу прощения.  Я  хотел  сказать  -
"здоровски". Здоровски верно.
   Гримаса гнева покинула лик ангела.
   Я же собрал воедино остатки соображения и возгласил:
   - Но они были такие глупые! И их принципы тоже! Ничего себе - они думали,
что от того, с какой силой врежешь по мячу, что-то зависит!
   - И зависело, - невозмутимо подтвердил ангел. - Для них.
   - Но не для меня! Для меня важнее всего было чтение книг! И знания!
   - Следовательно, книги значили для тебя более, нежели дружба.  Ты  сделал
свой выбор.
   - О да! Если бы  я  мог  иметь  и  друзей,  и  книги!  Если  бы  со  мной
подружились другие ребята, любившие читать! Учиться! Тогда я бы стал  членом
группы! Может быть, тогда мы смогли бы в  бейсбол  научиться  играть  -  все
вместе!
   - О, разве не жаждал ты быть отличным от других?
   - Нет! - взорвался я и сам поразился тому, что сказал это. У меня столько
на душе накипело, что остановиться  я  уже  не  мог.  -  Мне  хотелось  быть
нормальным! Иметь друзей! Быть социальным животным! И я пытался! Я  выучивал
их повадки, по крайней мере некоторые повадки - но уже было слишком  поздно.
Я не мог обзавестись инстинктом! И они понимали, что я притворяюсь!
   - И все же они согласны были бы терпеть тебя, ежели  бы  ты  не  перестал
стараться.
   - Если бы я продолжал стараться быть тем, кем на самом деле  не  являюсь?
Придуриваться? А я-то думал, что среди вашего брата уважают правдивость.
   - Это так, - кивнул ангел. - И говорю тебе, избрал ты наиболее  правдивый
путь. Однако то был твой выбор, а не Божие деяние.
   - Это конечно, но ты посмотри, что Он мне предложил на выбор! - Я вдохнул
поглубже и постарался успокоиться, сосредоточиться.  "Гармония,  равновесие,
уравновесь себя, найти свою середину..." - Я думал, что человеку с мозгами в
голове легче пробиться на Небеса.
   - О, нет, - покачал головой ангел. -  Небеса  открыты  для  всех,  и  для
кротких, и для проворных, для тупиц и для гениев. Господь печется о душе,  а
не о разуме.
   Я не сводил с ангела изумленных глаз, а потом сказал:
   - Но я всегда полагал, что тем, кто умнее, легче постичь истину!  А  ведь
истина - это Бог, не так ли?
   -  Истина  есть  проявление  Господа,  -  отвечал  ангел.  -   Либо   Его
определение. Истина не есть весь Господь, не есть его  Всемогущество.  Иначе
говоря, человек, обладающий  большим  умом,  нежели  его  ближний,  способен
познать Господа полнее и лучше, ежели всю жизнь к  оному  стремится.  Однако
путь его более тернист, потому как его разум может найти  более  препятствий
для веры в Господа, чем разум человека менее просвещенного.
   - Но ведь более просвещенный способен  создать  труды  более  проникнутые
Духом Святым!
   - Не более, - поправил меня ангел, - а всего лишь такие, какие  не  видны
иным. Однако у более просвещенного более искушений ошибиться, и, если истина
не открывается ему мгновенно, он способен изречь, что истины не  существует,
и отвернуться от нее.
   - Значит, - медленно проговорил я, - вот почему ученик пришел к раввину и
сказал: "Научи меня всей полноте закона, пока я стою на одной ноге"?
   - Ну это, конечно, аллегория, -  рассудительно  сказал  ангел.  -  Однако
ежели твой разум есть средство конечного  приближения  к  Господу,  он  тоже
имеет долг. Я почувствовал раздражение. Как только  начинаются  разговоры  о
долге, это значит, тебя хотят заставить делать то, чего тебе делать неохота.
   - Ну, например?
   - Использовать свой разум во благо ближних своих, - отвечал ангел.  -  Не
предаваться праздности до той поры, покуда ты не  познаешь  Истины,  до  той
поры, покуда не обретешь ясности видения, пока не уверишься крепче крепкого,
что Господь с тобою.
   Я похолодел.
   - Но ты требуешь, чтобы я поверил в того, о ком я не  могу  сказать:  "он
здесь" или "он со мною". Я этого не знаю.
   - Ежели бы ты это знал, - сказал ангел, - то в вере не было бы нужды.
   - Недурной логический фокус, - усмехнулся я и,  махнув  рукой,  отказался
спорить. - Но если я чего-то не могу доказать, то я этого не принимаю.
   - Однако должен! - Ангел приблизился ко  мне,  лик  его  выдавал  крайнюю
степень волнения. - Ибо сей мир, в  который  ты  попал,  есть  царство,  где
правит дух, и, ежели ты не предан Господу и Добру, ты последуешь ко  Злу,  к
Сатане.
   - Глупости! - воскликнул я. - Я такое слыхал и раньше "Да-да, нет-нет,  а
прочее - от лукавого". Середины не существует?
   - Здесь - нет. Какое бы деяние ты ни свершил в отношении кого  бы  то  ни
было, это деяние ты свершаешь здесь либо во благо, либо во зло, то есть либо
ради Господа нашего, либо ради Сатаны! Ты не сумеешь угнездиться  посредине!
Малейшее из твоих деяний может навлечь на тебя  худшее  из  проклятий,  если
всею душою твоею ты не будешь стремиться к Господу, если не посвятишь  всего
себя служению этой цели. Ты не можешь оставаться один!
   - Еще как могу! - выкрикнул я в ярости. - И не собираюсь никому и  ничему
себя посвящать. Всю жизнь я  только  и  слышал:  "Ты  должен  под  этим  вот
подписаться". "Ты должен туда-то и туда-то вступить". "Не можешь же  ты  все
время болтаться один-одинешенек". Только я им не верил. Я ведь  давным-давно
понял, что стоит только стать членом группы - и ты  вынужден  будешь  делать
что-то такое, что тебе, может, и не нравится вовсе. Я  и  раньше  от  такого
отказывался, отказываюсь и теперь.
   - И, следовательно, избираешь одиночество, - напомнил ангел.
   - Да! К остракизму  мне  не  привыкать!  Порой  меня  отвергали  прямо  и
открыто, порой - тонко и скрытно, но всегда отрезали,  отталкивали.  И  если
это та цена, которую я вынужден платить  за  то,  чтобы  честно  быть  самим
собой, я уплачу ее, как платил прежде.  Я  этим  занимался  двадцать  четыре
года, спасибочки, позанимаюсь и еще. Не так уж мне плохо.
   - Нет, плохо, - заспорил ангел. - Ты испытываешь муки из-за одиночества и
неустроенности.
   - Что же, если такова цена свободы, я готов пожертвовать. А если ты готов
что-нибудь изобразить, дабы наказать меня за это,  так  ты  лучше  перестань
языком молоть, а сотвори что-нибудь на манер грома и молнии!
   Я сжался, приготовился к тому, что  сейчас  он  меня  уничтожит.  Как  ни
странно, я всей душой надеялся, что во всем, что я  наговорил  про  Бога,  я
прав, и Он сейчас на моей стороне.
   Ангел изучал меня жутко печальными глазами, а потом проговорил,  пожалуй,
чуть насмешливо:
   - О нет. Я не вправе злоупотреблять своим могуществом, когда имею дело  с
простыми смертными, а  уж  тем  более  с  тем  из  них,  кто  доверен  моему
попечению. Все силы свои я употреблю на то, чтобы отгонять  от  тебя  бесов,
которые станут терзать тебя, как отгонял и  прежде.  Однако  свобода  выбора
по-прежнему за тобою - такова воля Божия. А ты свершил свой выбор.
   Я не трогался с места, стараясь унять волнение в крови. Лик ангела  вновь
посуровел.
   - Отныне не ропщи на Господа за то, что одинок. Это твой выбор.
   Внезапно  полыхнула  ярчайшая   вспышка   и   поглотила   ангела.   Пламя
колыхнулось, взметнулось и тут же растаяло.
   А я стоял и пялился туда, где мгновение назад был  ангел,  и  чувствовал,
как становятся мягче окаменевшие мышцы, как наваливается слабость.  До  меня
дошло: только что я своими глазами видел своего ангела-хранителя.
   Тем не менее я намеревался все перепробовать -  все,  что  хотел.  Да,  я
выбрал одиночество. Это моя плата за свободу, но радоваться этому я вовсе не
обязан.
   Хотя... Разве выбрал? Разве я принял одиночество?
   - Ты можешь иметь друзей и при этом быть самим собой, - тихо  пробормотал
я. - Вся беда в том, что друзей, которые любят тебя таким,  какой  ты  есть,
так мало.
   И тут я вспомнил про Мэта.
   Я развернулся и зашагал вверх по склону  холма.  Если  меня  перенесло  в
другую вселенную, может, и его тоже?
   В эту же?
   Засосало под ложечкой. А почему бы и  нет?  В  конце  концов,  я  же  его
разыскивал, когда меня цапнул за руку треклятый паучина и меня вышвырнуло  в
этот мир.
   Как же это, интересно, укус паука способен отправить тебя  в  путешествие
по мирам?
   Смерть?
   Или галлюцинация? Тогда я вспомнил  об  ангеле.  Наверняка  галлюцинация.
Ничего другого и быть не могло.  Значит,  те  ягоды  только  выглядели,  как
малина, а содержали какой-то галлюциноген. Открыли в подсознании канал,  оно
вырвалось   наружу   и   заговорило   со   мной,   обретя   обличье    моего
ангела-хранителя.
   А что это значило? А это значило, что мое подсознание религиозно.
   Это мне определенно не нравилось.
   Я почти слышал его голос.
   "Покорись мне, сознание. Входи же, сознание".
   "Нет. Отказываюсь. Я лучше постою за дверью".
   Ну, и я тоже.

Глава 3

   Я вышагивал вверх по  склону,  пытаясь  на  ходу  поразмыслить.  В  конце
концов, я получал неплохие отметки по философии.  Должны  же  были  хоть  на
что-то сгодиться полученные мной знания. Если уж они тут ни к чему,  значит,
толку   от   них    вообще    никакого.    Я    противился    субъективному,
сверхъестественному  объяснению  здешних   явлений   -   ангелы   нереальны,
волшебство тоже. Ну ладно, хорошо. И все-таки тут происходило нечто,  сильно
смахивающее на волшебство. Но ведь волшебство - это не  личность  со  своими
эмоциями. Большей частью в волшебство верят как в некую силу,  разновидность
энергии, безличную и...
   Поезд моих размышлений резко затормозил. Краешком глаза я уловил вспышку.
Я тут же посмотрел в ту сторону, но вспышка, конечно же, исчезла. Нет, снова
появилась - что-то вроде искорки в поле зрения.  Мне  стало  здорово  не  по
себе. Не хватало еще ослепнуть. Самое время!  Однако  я  сумел  совладать  с
собой, призвав на помощь здравый  смысл.  Это  произошло  как  раз  вовремя,
поскольку сияние разрасталось, и я ощутил порыв протянуть руку,  побежать  к
странному свечению. И это, конечно, было глупо, поскольку свечение стало  не
только шире, оно как бы разбухло, превратилось в зигзаг, ткнулось в землю  и
взметнуло облако пыли.
   Я почувствовал запах тухлого яйца и сморщил нос.
   -  Ангел-хранитель,  -  пробормотал  я.  -  Если  ты  есть,  если  ты  не
галлюцинация, вот бы здорово тебе сейчас явиться!
   Но он, конечно, не появился. Галлюцинации,  как  правило,  по  заказу  не
являются. Однако, как ни странно, я ощутил неизъяснимую уверенность в  себе,
граничащую с полным спокойствием. Наверное, не стоило так  уж  сильно  этому
дивиться. Разум сам по себе способен  на  многое.  Видимо,  мое  подсознание
придумало, как справиться с тем, что на меня надвигалось. Видимо.
   Но... руки и ноги у меня покалывало, как иголками.
   Облако пыли  улеглось.  На  дороге  сидела  старая  карга  в  темно-сером
балахоне.
   Ну, это еще ладно. Это можно пережить, учитывая обстоятельства. На  самом
деле то была моя старая знакомица - сколько раз я  видел  ее  в  детстве  на
десятках картинок в книжках сказок! Но вот что меня потрясло,  так  это  то,
что  сидела  старушенция  за  письменным  столом,  заваленным  бумагами.  Из
чернильницы торчало гусиное перо.
   - Жа полчаша ты проижнеш два  противожаконных  жаклинания,  -  прошамкала
старуха. Два?
   Заклинания? А старуха продолжала зудеть:
   - Ягуша! - говорю я шебе. Чего тебе шидеть-по-шиживать? Надоть  шмотатьшя
да поглядеть, как и что. А вот и он,  тут  как  тут,  явилшя  не  жапылилшя.
Пришел,  понимаешь,  штоб  выгнать  бедненькую  штаренькую  бабушю-Ягушю   с
нашиженного  мештечка,  жначить,  и  штобы   жацапать   шебе   вшех   еенных
крештьянчиков. Не шойти мне ш этого мешта, это новехонький чародей!
   - Эй, послушайте, дайте слово сказать! - Я снова начал кипятиться.  -  Не
нужны мне ничьи "местечки", и, кроме того, владеть людьми нельзя.
   - Поклеп! - завопила ведьма. - Он, ишь ты,  не  только  маг,  он  ишшо  и
обманщик! А што ж тогда колдовштвом баловатьшя? Штоб так никем и не владеть?
Ах, я бедненькая-нешчашненькая. Только-только вждохнула шпокойненько, как на
тебе, являетшя шаможванец и гонит бедную штарушку прочь.  Жемелюшка-то  кому
доштанется, а? - причитала бабка. - Швиньям поганым? А крештьянчики и так уж
в ражбойничков обратилишя, вше норовят переплюнуть швою  жаконную  городшкую
ведьму! А вше ш чего? А ш того, што жлодеев на волю поотпущали, вот ш  чего!
О-хо-хо, где ж вы, прежние денечки! Тогда, поди, молодежь знала, где  еенное
место, а жабывала, так мы нагленьких-то поджаривали, и ничего-шеньки нам  жа
то не бывало!
   - Не бывало? - Я снова удивленно воззрился на письменный стол. - Это  кто
же тебе позволяет такое - жечь людей?
   - Да кто же ишшо, дурья твоя башка! Повелительница моя, вештимо, королева
Шюэтэ.
   - "Суета"? - переспросил я изумленно. Странное имя для королевской особы.
   - Да нет же, балбес, Шюэтэ! Да смотри, не брошайшя ейным имечком вшуе,  а
не то она явитшя и шпалит тебя дотла!
   Тут я более или менее обрел присутствие духа. Ко мне даже  чувство  юмора
вернулось.  Что-то  подобное  я  слыхал   ранее,   только   относилось   это
предупреждение