нка оживет!
   Я при всем желании не смог бы отнестись к угрозе Сюэтэ с юмором.
   Джинн тоже. Он снова что-то забормотал. Сюэтэ покраснела. Руки ее яростно
рассекали воздух. Она хрипло прокаркала стихотворение...
   Подручный палача двинул рукой, и у горла Анжелики расплылось  алое  пятно
крови. Фриссон застонал, Жильбер возмущенно закричал.
   Я решил сдаться.
   - Благодарю тебя, о  джинн,  но  боюсь,  что  нас  переиграли.  А  теперь
возвращайся к своим соотечественникам.
   Джинн издал облегченно-восторженный вздох и испарился.
   Сюэтэ дрожащей рукой отерла лоб, с шумом вдохнула, выдохнула  и  вымучила
усмешку.
   - Ну, чародей? Надеюсь, мы оба хорошо понимаем ситуацию?
   - Не совсем, - сказал я и прищурился. - Если этот кусок  говядины  тронет
хоть волосок на ее голове, я превращу его в репу.
   Подручный палача испуганно глянул на меня.
   - Вряд ли, - возразила Сюэтэ. - Я могу этому помешать.
   - Пока можешь, это верно, но не сможешь, когда я превращу тебя в  свинью.
На это много времени не понадобится.
   Фриссон одобрительно воскликнул,  но  напугался  собственной  смелости  и
устремил на королеву полный ужаса взор.
   Сюэтэ зарделась, сощурила глаза.
   - Только попробуй - увидишь, как  она  страдает.  Ты  еще  заклинание  не
успеешь выговорить, а она уже будет мучиться.
   - Не будет, ведь палач только о том и будет думать, выручишь ты  его  или
нет. Велико искушение, верно? Устоишь ли ты?
   - А я думаю, что я останусь самой собой, а вот ты станешь жабой!
   Я поднял руки, готовясь взмахнуть ими.
   - Готова попробовать? На счет "три"...
   - Не двигайся! - крикнула Сюэтэ, глядя на меня  узкими,  словно  щелочки,
глазками.
   Боковым зрением я видел Фриссона. Поэт устремил в  потолок  отсутствующий
взгляд, и я понял: я могу рассчитывать  на  помощь  своего  непредсказуемого
резерва. С другой стороны, будет ли то помощь в буквальном  смысле,  сказать
было трудно. Когда на Фриссона нисходило вдохновение, он совершенно  забывал
о практической стороне дела.
   - Ты кривляешься,  -  попыталась  угадать  королева.  -  Не  стал  бы  ты
рисковать жизнью этой девицы. А я медленно ответил:
   - Не стал бы, если бы мог гарантировать ее  безопасность  и  безопасность
моих товарищей. Беда в том, что я не знаю, как этого добиться.
   - Есть способ, - осклабилась Сюэтэ. - Переходи на мою сторону, на сторону
злых сил, и я освобожу девушку.
   Я окаменел от ужаса. Жильбер в страхе выкрикнул:
   - Нет, господин! Она все равно погубит девушку!
   - Да нет, не погублю, - мурлыкала Сюэтэ.  -  Если  бы  я  так  поступила,
чародей ополчился бы против меня.
   - Это... имеет смысл, - промямлил я.
   - Ты не поддашься искушению, не поддашься! - кричал Фриссон.
   - Искушение есть, - пожал я плечами. - И поддаться искушению может любой,
верно? Этого трудно избежать. Но вот насколько поддаться -  это  уже  другой
разговор. Но искушение, повторяю, есть.
   - Есть, есть, и еще какое, - радостно подхватила Сюэтэ. - Ну же, чародей!
Присягни на верность мне и Сатане, и душа девицы получит свободу. А потом  я
уберу заклинание, из-за которого в ее теле теплится жизнь. И ее душа  сможет
отправиться на Небеса.
   Неплохие условия, а искушение каково... Я всей душой любил Анжелику. А уж
как  бы  девушка  обрадовалась,  попади  она  в  края  вечной  благодати!  К
несчастью, ее  уход  в  эти  края  несказанно  огорчил  бы  меня.  Теперь  я
окончательно понял, насколько сильно  влюбился  и  как  мне  хочется,  чтобы
девушка была со мной. Со мной душой и телом. Конечно,  и  та,  и  другая  ее
ипостась были мне дороги, но я не святой. Анжелика нужна мне живая!
   Но ведь это эгоистично.
   - Нет, господин  Савл!  -  не  унимался  Жильбер.  -  Ты  не  должен  так
поступать! Без тебя мы все...
   Сюэтэ кивнула стражникам. Один из них со всего размаха ударил Жильбера по
губам и сунул ему в рот кляп.
   Но  он  успел  сказать  достаточно.  Без  меня  все  те   силы,   которые
объединились ради  свержения  Сюэтэ  и  очищения  Аллюстрии  от  Зла,  могли
рассредоточиться и потерпеть поражение. Может, это немного  и  самонадеянно,
но я до сих пор четко не осознавал своей роли в происходящем - знал  только,
что некую роль я играю. И если  я  уйду  со  сцены,  все  предприятие  может
провалиться.
   И, что  еще  важнее:  Анжелика  по-прежнему  нужна  Сюэтэ.  Нужна,  чтобы
принести девственницу в жертву. А как только я вступлю  в  альянс  с  силами
Зла, я стану подданным королевы и буду бессилен помешать ей.
   - Он растерялся, - плюнула Сюэтэ. - Он глупец, и  нам  от  него  никакого
толка.
   Палач и его подручные согласно забормотали - попробовали бы они  выразить
несогласие! - а Сюэтэ шагнула к телу Анжелики. Бутылку она  передала  одному
из подручных.
   -  Как  скажу  -  вынешь  пробку,  и  тогда  душа  впорхнет  в  тело,   -
распорядилась колдунья и принялась производить над телом  странные  движения
руками и что-то щебетать на непонятном языке.
   Я вдруг живо  представил,  как  оживает  это  несчастное  тело,  как  оно
сжимается от боли, как бьется в агонии.
   - Нет, подожди!
   - Перейдешь на мою сторону? Сердце у меня  сжималось.  Как  же  мне  было
худо! Все страхи, все ужасы, на которые способны  силы  Зла,  проносились  в
моей памяти. Я испытывал доселе  неведомые  мне  чувства,  подмывавшие  меня
отречься от своей сути... но передо мной лежало  тело  Анжелики,  в  которое
вот-вот могла вернуться душа...
   - Нет.
   -  Проклятие!  -  брызгая  слюной,  прошипела  Сюэтэ.  -   Как   же   ты,
спрашивается, любишь  эту  несчастную,  если  не  готов  пожертвовать  своей
душонкой, дабы избавить ее от боли?
   И тут все стало ясно и просто. Я вдруг понял: если я продам свою душу,  я
предам любовь. Любовь лечит, любовь устремляет душу к Небесам, потому что  в
ней есть привкус Небес Обетованных. Но если я продам  свою  душу  и  целиком
отдам ее во власть Зла, я навсегда буду закрыт для  любви.  Если  я  подпишу
союз с Сюэтэ, я никогда не смогу любить Анжелику.
   Правда, я буду все равно желать ее, но что я тогда смогу сделать  с  ней,
не имея ни совести, ни сострадания?
   - Нет, - отрезал я. - Если я продам душу, я  полностью  окажусь  в  твоей
власти, и тогда некому будет защитить девушку.
   - Проклятие тому духу, который подучил тебя этому! - рявкнула Сюэтэ.
   А я вдруг понял, кто вдохновляет меня.
   - Не выйдет, - гордо заявил я. - Он не подвластен твоим проклятиям. Сюэтэ
прищурилась.
   - В таком случае предлагаю тебе иные условия. Покинь этот мир, и я отпущу
на волю душу девушки.
   И снова мне стало страшно: мне придется расстаться  с  Анжеликой.  Однако
было в этом варианте что-то логичное - я  даже  растерялся.  Дело  понятное:
привлеки Сюэтэ на свою сторону неведомого чародея - силы ее сразу возрастут,
а враги тут же ослабеют. Раз она не может меня купить, так ей надо  хотя  бы
от меня избавиться! Хлопот меньше, и намного.
   И ведь я хотел вернуться домой... Правда, я не  прочь  был  бы  разыскать
Мэта. Но так или иначе - теперь-то я представлял, куда его занесло.  У  меня
не было причин сомневаться в том, что он жив и здоров. А если я  захотел  бы
убедиться в этом на все сто, то мне, по идее, надо было бы вернуться  домой,
найти тот пергамент и  прочитать  записанное  на  нем  заклинание.  Тогда  я
перенесся бы к товарищу. Вот будет задачка для Сюэтэ, и какой альянс  против
нее...
   Да, но что тем временем произойдет с моими друзьями? Я собрался с духом и
решительно проговорил:
   - Нет.
   - Больше поблажек не  будет,  глупец!  -  крикнула  Сюэтэ.  -  Почему  ты
отказался?
   - Да потому, - ответил я, - что, как только ты  избавишься  от  меня,  ты
немедленно принесешь Анжелику в жертву сатане, а  потом  примешься  за  моих
товарищей.
   - Но ты же ничего не будешь знать об этом! И тебе это будет безразлично!
   - Нет, не будет, - сказал я. - Еще как небезразлично мне это будет!
   Колдунья сощурилась - глаза ее спрятались за складками жира.
   - Ну, тогда мы сделаем  так,  что  у  этого  небезразличия  не  останется
источников. Мы просто убьем их, и делу конец! Терпеть не  могу  лишать  себя
удовольствия и убивать  свои  жертвы  быстро,  но...  ничего  не  поделаешь.
Стражники! Убейте...
   - Нет! - прокричал я. - Если ты их убьешь, я ни за что не уйду  из  этого
мира. Я останусь тут, чтобы отомстить тебе!
   Сюэтэ закрыла рот и уставилась на меня со злобной, странной улыбкой.
   -  А  что...  это  соблазнительно.  Ведь  мстить  грешно.  Тебя   охватит
ненависть, жажда мщения, ты поддашься злым чувствам, погрязнешь в них...
   Сердце у меня ушло в пятки.
   - Да, это было бы славно, - продолжала размышлять вслух  королева.  -  Но
что толку - ведь ты мог бы и вправду погубить меня.
   Я увидел, в чем мой шанс победить.
   -  Вот-вот!  А  греховность  моего  отмщения  была  бы  уравновешена  его
справедливостью! Все стало бы на свои места, если бы я уничтожил тебя!
   - Вот именно, - процедила сквозь зубы Сюэтэ. Глаза ее снова приокрылись и
зажглись злобными огоньками.  -  Значит,  ты  должен  либо  перейти  на  мою
сторону, либо умереть.
   Я почувствовал, как мой желудок  оторвался  и  падает  на  дно  глубокого
колодца. Однако я сдержался и сказал:
   - Что ж, умирать, так умирать, - но все-таки я сумел выговорить еще  одно
заклинание:

   Iалив вина, его благословил Он.
   И, преломив, Он хлеб благословил...

   - Хватит! - взвизгнула Сюэтэ. - Заткните ему рот!
   Чья-то сильная рука хлестнула меня по губам. Из глаз посыпались искры.  Я
еще успел подумать: к кому мне  потом  обратиться  -  к  стоматологу  или  к
ортодонту.
   - В темницу их! - крикнула Сюэтэ. - А дух девицы останется пленным в этой
вот бутылке, пока я не вселю его  в  тело.  О,  тогда  она  оживет  и  будет
смотреть на последние мучения своего возлюбленного! Бросьте их в темницу,  а
я пока подготовлю самую страшную месть для всех них. Такую месть, чтобы  она
порадовала моего господина!
   Я побежал, стараясь не поскользнуться и не упасть, но меня поймали.  Нас,
всех троих, повели по коридору и бросили в темницу. Лицо мое горело - я  был
взбешен. Я знал, что "господин", о котором говорила Сюэтэ, не человек.  Было
у меня тяжелое, неприятное подозрение, что это существо занимает в  иерархии
Зла очень высокое положение. И я понимал, какая месть колдуньи будет ему  по
нраву.

Глава 15

   Нас швырнули в темницу, и мы, больно ударившись, шлепнулись на пол. Дверь
с громким стуком закрылась.
   Вот ведь странно... Первое, что я почувствовал, -  покой.  Как  тут  было
прохладно и тихо после пекла пыточной камеры. Темнота успокаивала, тем более
что ее слегка рассеивал свет,  проникавший  через  зарешеченное  окошечко  в
двери.
   А потом я ощутил что-то вроде изумления и удовлетворения: одновременно  я
здорово нарушил  планы  Сюэтэ.  Трудно  сказать,  сколько  времени  уйдет  у
королевы на то, чтобы придумать, как меня одолеть.  Наверное,  я  и  вправду
оказался для нее  крепким  орешком.  На  миг  возникло  искушение  приписать
происходящее могущественной силе моих "заклинаний", которая, в свою очередь,
проистекала из моего почти законченного филологического образования.  Однако
скепсис возобладал над гордыней -  происходящее  скорее  имеет  отношение  к
тому, кто забросил меня в этот мир, чем к моей скромной персоне.
   Вот бы с ним повидаться...
   Но тут меня осенило. Если  я  такая  драгоценность,  понятно,  что  Сюэтэ
пытается со мной договориться!
   Значит, не исключено, что она снова попробует поторговаться. А  раз  так,
надо придумать как  можно  больше  контрзаклинаний.  Была  бы  эта  королева
поумнее, первым делом убрала бы из игры Фриссона.
   Или вообще убила бы его...
   Голова болела и не желала работать.  Я  пробормотал  короткое  двустишие,
чтобы прочистить мозги. Тут застонал и очнулся Жильбер.
   - Что случилось? - встревоженно спросил я, и все остальные  заботы  сразу
отступили.
   - Что-то теплое и пушистое потерлось о мое бедро!
   - Только не пытайся ударить, если не видишь, кто это!
   Мне казалось, я догадываюсь, кто это.
   А потом я услышал, как кто-то тоненько причмокнул языком в темном стенном
проеме.
   Я замер и шепотом сказал:
   - Тихо все! - и громко спросил: - Кто здесь?  В  нише  опять  прищелкнули
языком, на этот раз зловеще. У меня на затылке волосы встали дыбом.
   - Предупреждаю: я - чародей. Сама королева бесится, что я  не  подвластен
ей даже здесь, в царстве Зла! Отвечай! Кто ты такой?
   В нише молчали. А потом из темноты послышался шелестящий голос:
   - Так ты победил королеву?
   - Не совсем, - ответил я. - Но, похоже, здорово ей навредил.
   - Общие слова, - отозвался некто из ниши. - Ты мне скажи, она унижена или
нет?
   - Пожалуй, да. Она в растерянности и с трудом управляется  с  делами.  Но
вот что чувствую я - это совсем другое дело! Ты скажешь мне, кто  ты  такой,
или мне придется заставить тебя сделать это?
   Всю мою усталость вдруг как рукой сняло. Я встал с пола  и  шагнул  туда,
откуда доносился голос.
   В темноте что-то зашуршало, и кто-то прошипел:
   -  Берегись!  А  не  то  мои  зверюшки  покусают  тебя!  "Зверюшки"  было
произнесено таким тоном, что я застыл как  вкопанный,  наплевав  на  падение
собственного престижа.
   - Вот что! Нам сюда нужен свет!
   - Нет! - испуганно вскрикнули в нише, но я запел:

   Nветить всегда, светить везде, до дней последних донца.
   Темницу надо осветить, а с ней - и незнакомца!

   Aо мраке вспыхнул факел, и я увидел жирного лысого мужчину с  морщинистым
лицом, лишенным подбородка. Видимо, он давно жил в темноте: кожа у него была
сухая и бледная-пребледная. Одет он был в засаленные лохмотья, в  которых  с
трудом угадывались некогда дорогие одежды. Мужчина отворачивался  от  света,
обнажая длинные желтые зубы. Вместе с ним  от  света  пятилось  с  полдюжины
жирнющих крыс.  Они  скалились,  показывая  громадные  резцы.  Парочка  крыс
спряталась к хозяину под одежду.
   У меня пересохло во рту. Я сглотнул слюну, прокашлялся и сказал:
   - Странная у вас компашка, вам не кажется?
   - А кого тут еще сыщешь? - огрызнулся лысый. - И к тому же они поприятнее
многих моих знакомых.
   Ага!  Это  надо  воспринять  как  сигнал.  Я   взял   себя   в   руки   и
поинтересовался:
   - Люди вас обидели?
   - Я тут один, обиженный. Говори мне "ты". Да,  обидели,  все  до  одного!
Другое дело, что имели право - это да, потому что я людям много зла  сделал.
Так что все правильно, а?
   - Нет, - прохрипел Жильбер.
   - Да, - возразил Фриссон. - Все так и есть, но так быть не должно.
   - Должно не должно, - проворчал жирный мужчина. - Плевать я хотел на  эти
ваши "должно"! Мне подавай то, что есть, а не то, что "должно быть"!
   - Вы так всегда думали? - негромко спросил я.
   - Да! В этом есть хоть какая-то честность! А эти ваши "должно быть" - это
все лицемерие!
   - Нет, не лицемерие, если  мечтать  о  лучшей  жизни,  -  мягко  урезонил
незнакомца Фриссон.
   - Да если бы все вели себя так, как "должны", пойми, мир очень скоро стал
бы лучше, - добавил Жильбер.
   - Вот только эти твои "все" ни за какие коврижки этого не сделают. Нет, я
буду держаться за то, что есть, и все тут!
   - Еще бы! - с деланным спокойствием проговорил я. - Вам и так хорошо.
   Незнакомец одарил меня взглядом, полным ненависти.
   - Бывало мне хорошо,  молодой  человек.  Тридцать  лет  я  пожил  в  свое
удовольствие! Тридцать  лет  я  взбирался  вверх  по  служебной  лестнице  и
дослужился до того, что стал королевским  канцлером.  В  моем  ведении  было
десять письменных столов, а за каждым сидело по двадцать писцов! Мой кабинет
располагался прямо под личными покоями королевского казначея.  Да  я  и  сам
стал бы казначеем, если бы не помешало несчастье!
   - Королевский казначей... - пробормотал Фриссон. - Я бы  не  сказал,  что
это такой уж приятный пост... Лысый толстяк снова прищурился.
   - Ну и  насмехайтесь,  если  угодно!  Только  главные  вельможи  королевы
действительно имеют власть! Они допущены в совет!
   - Стало  быть,  вы  были  самым  большим  начальником  на  втором  уровне
бюрократии, - перевел я сказанное толстяком на понятный мне язык.
   Толстяк нахмурился и пристально уставился на меня.
   - "Бю-ро-кра-ти-я" - это что такое?
   - В буквальном смысле  переводится  как  "власть  письменных  столов",  -
ответил я. - А фактически это  такой  порядок  вещей,  при  котором  страной
управляют чиновники.
   Толстяк некоторое время не отрывал от меня глаз, потом медленно кивнул:
   - Ясное дело. Звучит не очень понятно, но Сюэтэ так и правит.
   - А вы... ты, - позволил я себе сделать предположение, - в чем-то ошибся,
карабкаясь наверх?
   - Да, вышла маленькая промашка, - скрипнул зубами толстяк. - А ведь можно
было все предвидеть! Но я только и думал,  как  бы  дать  королеве  побольше
власти. Я был уверен: тогда ей понадобится новая канцелярия. А значит,  и  у
меня прибавится власти. Я наконец стану казначеем. Но королева  решила,  что
при таком могуществе я буду опасен, вот и засунула меня сюда.
   Я кивнул.
   - Ты просто переусердствовал. А она  верно  оценила  твои  способности  и
поторопилась убрать тебя, откуда бы ты не мог ей навредить.
   - Лучше бы она меня убила! - прошептал толстяк.
   - Да, это было бы милосерднее. - Я не стал спорить. -  Только  вот  беда,
тогда из тебя нельзя было  сделать  жупел  для  амбициозных  юнцов,  которые
проявляют лишнее рвение и делают больше, чем им велят. Сколько раз  королева
вытаскивала тебя отсюда и заставляла показываться мелким чиновникам? Толстяк
нахмурил брови.
   - Два раза за все годы. И все точно, как ты сказал -  перед  ассамблеями.
Правда, оба раза у меня выспрашивали про всякие канцелярские закорючки,  про
какие-то дела, забытые моим преемником.
   Я снова кивнул.
   - Вот как удобно - всякий раз, когда новый канцлер заступал в  должность,
ему показывали тебя в назидание.
   Толстяк изумленно вытаращился. Его глаза полыхали огНем. - Все так! И как
же я, тупица, этого не понял!
   - Да все тут шито белыми нитками. - Я пожал плечами.  -  Ты  пал  жертвой
самой большой слабости любого бюрократа - стал больше думать о самой  работе
и позабыл о том, что она - всего лишь средство карьеры.
   Глаза толстяка еще несколько мгновений пылали, а потом он опустил голову.
   - Верно. Вот дурак... Думал,  буду  трудиться  не  покладая  рук,  вот  и
заработаю похвалу...
   - В  гонках  не  всегда  выигрывает  тот,  кто  быстрее  всех  бегает,  -
процитировал я поговорку. - И карьеру не  всегда  успешнее  делают  те,  кто
более талантлив. Это удается лучше тем, кто умеет выносить  бремя  похвал  и
послушания.
   Жильбер поежился.
   - Горе Аллюстрии! - воскликнул он. - Горе,  если  ею  правят  зарвавшиеся
незнайки!
   - Да нет, скорее "знайки". Дело свое они знают, но не более того. А ты, -
обернулся я к толстяку, - дал королеве понять,  что  действительно  способен
преуспеть.
   Толстяк обнажил зубы в безрадостной усмешке.
   - Да, я глупец.
   - Ясно. Самый настоящий "кризис середины жизни". - Я приподнял  бровь.  -
Верно ли  я  понимаю,  что  деятельность  твоей  канцелярии  имела  какое-то
отношение к упадку в Аллюстрии?
   Лысый незнакомец улыбнулся.
   - Можно сказать и так. Одно точно: королева Графтус - та  самая,  которую
свергла с престола бабка Сюэтэ, - зажадничала  и  вздула  налоги.  Потом  по
рекомендации своего главного  советника  стала  усерднее  прежнего  следить,
чтобы эти налоги поступали в  казну.  Начала  она  с  того,  что  обзавелась
перечнем накоплений своих подданных. Потом  определила,  сколько  должен  ей
каждый подданный. Когда же налоги  были  уплачены,  королева  лично  сверила
собранную сумму с той, что полагалась по ее расчетам. Во всем этом, конечно,
самое  активное  участие  принимал  ее  главный  советник.   Стоило   где-то
образоваться недоимке, королева посылала туда отряд  королевских