стать чародеем, и...
Нет, не мог. - Вот именно, - кивнул Паскаль. - При короле  Маледикто,  когда
белая магия преследовалась, нельзя было творить даже самые маленькие  чудеса
в пользу Добра. И только милостью Божией прадедушка Айелло стал сквайром,  а
не крестьянином и не сервом.
   - Милостью Божией, а также с помощью денег и земли, скопленных его отцом?
- уточнил Мэт.
   Шарлотта удивленно улыбнулась.
   - Если у человека есть земля, то ему обязаны  либо  дать  соответствующий
титул, либо отобрать землю.
   - А его сюзерен был хорошим человеком и землю  не  отобрал,  -  догадался
Мэт.
   - Может, и так, - кивнул Паскаль. - Только в семейных преданиях говорится
о каком-то долге... Ну, да ладно. Так или иначе, но мой отец сквайр, так же,
как и отец Панегиры, но мне-то рыцарство не светит, а вот она запросто может
стать благородной дамой. - Голос у него сделался кислый-прекислый.  Ни  дать
ни взять - молодое вино.
   - Если выйдет замуж за рыцаря, вы хотите сказать.
   Паскаль закрыл глаза и поежился.
   - Прошу вас, не надо! Хватит с меня страшных снов!
   - Я вас понимаю, - сказал Мэт. - Значит, вы хотите  покинуть  дом,  чтобы
добраться до вашей кузины, и...
   Тут он получил удар в спину. Мэт вскочил и гневно  оглянулся.  Боль  была
ужасная, однако как настоящий рыцарь он был вынужден  разобраться,  случайно
его ударили или нет.
   Рядом стоял Камано, сын графа д'Аррете, и ухмылялся:
   - Прошу прощения, сэр рыцарь! Я вас не заметил.
   - Не заметили! Да вы на него все время пялились  из-за  своего  стола!  -
возмущенно выкрикнула Шарлотта.
   - Он мог бы на меня поглядеть из вежливости, - буркнул Камано, и  ухмылка
его стала еще враждебнее. - Должен же  он  был  хотя  бы  время  от  времени
поглядывать на хозяев дома.
   Мэт прекрасно помнил, что занимался этим даже слишком  часто  и  что  как
минимум дважды он встречался взглядом с Камано. Однако за  спиной  у  Камано
стояли трое молодых светловолосых верзил, руки которых  весьма  красноречиво
покоились на рукоятях рапир, и  потому  Мэт  ответил  обидчику,  старательно
подбирая слова:
   - Прошу прощения, сэр Камано. Меня так увлекли ваши гости, так  очаровала
красота вашего большого зала, что я...
   - Очаровала! - прогремел Камано во всю мощь своих легких. - Оно и  видно,
что воспитания вам недостает! Что же до того, как вас увлекли гости,  так  я
видел: вы глазели на всех красоток. И не  стыдно  такому  старому  козлу  на
молоденьких пялиться?
   Мэту едва перевалило за двадцать.
   - Стыдиться нужно  тогда,  когда  для  этого  есть  причина,  -  медленно
проговорил Мэт. - Вот тому,  кто  подал  повод,  действительно  должно  быть
стыдно.
   - Оскорбление! - радостно вскричал Камано. - Вы слышали,  друзья  мои,  -
разве меня не оскорбили?
   -   О   да!   Еще   как   оскорбили!   -   согласно   затараторили    его
спутники-молодчики.
   - А вот и нет! - гневно взревел Паскаль. - Он и не собирался вас обижать,
он только...
   Перчатка Камано хлестнула Паскаля по щеке.
   - Молчать, деревенщина! - крикнул Камано.
   - Ну, уж это совсем неблагородно, сэр Камано, - медленно проговорил Мэт и
сжал рукоять своего меча.
   - Ну так докажите это в поединке, сэр Мэтью из Бата, -  вскричал  Камано,
разъярившись не на  шутку.  -  Докажите,  если  вы  действительно  рыцарь  и
действительно Мэтью из Бата.
   - Я действительно сэр Мэтью, - спокойно ответил Мэт и обнажил меч.
   Дамы завизжали и разбежались  в  разные  стороны.  Мужчины  же  вскричали
радостно и принялись быстро оттаскивать столы,  дабы  освободить  место  для
поединка.
   Вскоре два рыцаря оказались в  центре  свободного  пространства  футов  в
пятьдесят.
   - Как я посмотрю, у вас тут к такому привыкли, - бросил Мэт, посмотрев на
спокойно сидящих графа, графиню и их заграничных гостей. - Видимо, мы -  это
главное сегодняшнее развлечение?
   - Да не мы, а ты! - И Камано, безо  всякого  предупреждения,  бросился  в
атаку.

Глава 4

   Мэт отпрыгнул назад и в сторону, парировал удар и поменял стойку как  раз
вовремя для того, чтобы заслониться мечом от  нового  удара  противника.  Их
мечи, скрестившись, тяжело давили один на  другой,  и  Мэт  прошипел  Камано
прямо в лицо:
   -  Неудивительно,  что  твой   отец   с   такой   радостью   оказал   мне
гостеприимство. У вас, д'Аррете, так принято - нападать на гостей?
   - Следи за своими манерами, простолюдин! - рявкнул  Камано  и,  оттолкнув
Мэта, сам отпрыгнул назад.
   Было у Мэта искушение не двинуться с  места  -  тогда  бы  задира  Камано
произвел на зрителей смешное впечатление, - но он  все-таки  решил  проявить
снисходительность и отступил на шаг.  Камано  в  сердцах  рубанул  мечом  по
воздуху и снова бросился на Мэта. Мэт оба раза  отразил  его  удары,  и  они
снова сошлись с Камано лицом к лицу, при этом Мэту удалось  свободной  рукой
крепко  ухватить  своего  обидчика  за  руку,  которой  тот  сжимал  меч,  и
поинтересоваться:
   - Что, твой учитель фехтования не научил тебя закрываться?
   Ответ Камано заглушил обиженный рев  его  дружков,  и  Мэт  отскочил.  Он
унизил Камано, схватив его за руку, побагровевший, разъяренный Камано описал
мечом над своей головой восьмерку, и тут Мэт не на шутку испугался. Если  бы
меч вырвался из рук юнца, кому-нибудь могло  сильно  не  поздоровиться!  Мэт
подумал было: не пригнуться ли и не нанести ли  удар  в  незащищенную  грудь
Камано, но тут же передумал: парень мог оказаться проворнее, чем думал Мэт.
   Но это было не так. Когда Камано замахнулся мечом для рубящего удара, Мэт
заметил это, можно сказать, за милю, и успел не только отойти  назад,  но  и
выставить свой меч, чтобы заслониться. Метал заскрежетал по металлу,  и  Мэт
почувствовал силу удара плечом. Он в испуге отпрыгнул,  впервые  поняв,  что
парень действительно намерен убить его!
   Зрители закричали, захлопали в ладоши, полагая, видимо, что Камано сделал
нечто очень ловкое. Камано, похоже, разделил их мнение: он  просто  сиял  от
удовольствия и принялся снова крутить мечом над головой восьмерку.
   А Мэту вдруг резко захотелось  разыгрывать  вежливость,  и  он  с  полной
серьезностью,  пригнувшись,  нырнул  под  вертящееся  лезвие  меча   Камано,
проколол кожаный дублет на груди противника и  отпрыгнул,  как  только  юнец
вскрикнул.  Камано  выронил  меч,  Мэт  придавил  его  ногой,  затем   резко
развернулся, выхватил кинжал и направил его к горлу Камано.  Правда,  он  не
слишком  торопился,  поэтому  у  Камано  осталось  мгновение,  чтобы  вынуть
собственный кинжал и заслониться им.
   Зрители в страхе завопили.
   Камано находился не в самой выгодной позиции.  Руки  скрещены  на  груди,
движения скованы, равновесие нарушено. Один удар в бок, и Мэт  прикончил  бы
его. Однако родственники юноши уже вскочили на ноги и что-то гневно кричали.
Мэт, всегда готовый проявить благовоспитанность, отскочил и дал Камано время
прийти в себя.
   И кончик меча незамедлительно оказался около горла Мэта.
   Сильно надавить на горло противника Камано не мог, поскольку ему пришлось
подбирать меч с полу и размахнуться он не имел  возможности.  Мэт  шагнул  в
сторону, подвел под меч Камано свой меч и резко подбросил  меч  юнца  вверх,
пробормотав при этом:
   - Говорил же я тебе: учись закрываться!
   Произнеся эти слова, Мэт толкнул от себя  противника  и  принял  защитную
стойку.
   Щеки Камано пылали. Он таки закрылся и осторожно пошел по  кругу,  обходя
Мэта,  выставив  перед  собой  острие  меча.  Однако  его  дружки  принялись
выкрикивать возражения, а граф д'Аррете дал знак страже. Тут же явились двое
рыцарей. Они встали между дерущимися с мечами наготове и крикнули:
   - Хватит!
   Мэт этому только обрадовался. Он отступил и опустил меч. А Камано прыгнул
вперед, пытаясь нанести ему колющий удар. Рыцари вскричали, бросились к нему
и весьма услужливо упустили хозяйского сынка.
   Удар юнца Мэт принял на лезвие меча, вывернул руку и резко  дернул  вниз.
Меч Камано вонзился в пол, выбив при этом искры из  каменной  плиты,  а  Мэт
снова выхватил кинжал и приставил его к горлу нахала.
   - Они сказали: <хватит>!
   Камано окаменел. Он не мигая смотрел на Мэта глазами, полными  ненависти.
Грудь его тяжело и часто вздымалась.
   - Отпустите мальчика, сэр! - вскричал граф д'Аррете.
   - С радостью, милорд.
   Мэт отпрыгнул, но прихватил с собой меч  Камано.  Юнец  вскрикнул,  когда
рукоятка выскочила из его пальцев. Мэт  чуть  было  не  пожалел  задиру,  но
вовремя сдержался и подал меч Камано  одному  из  рыцарей-стражников,  после
чего побыстрее упрятал в ножны собственный  меч,  дабы  никто  не  смог  его
отобрать.
   Но зрители, конечно, не успокоились. Все, кто сидел за хозяйским  столом,
возмущенно роптали, а граф д'Аррете крикнул:
   - Так-то вы платите за гостеприимство,  сэр?  Разве  вы  не  поняли,  что
мальчик просто хотел поиграть?
   Поиграть? Что ж, может быть, для них все  происходившее  и  вправду  было
забавой - до тех пор, покуда вер? одерживал их отпрыск. Но вслух  этого  Мэт
сказать, конечно же, не мог. Он сказал другое:
   - Уверяю вас, мой господин, я и сам играл. Играл, а заодно показал  юному
рыцарю  несколько  полезных  приемов  Гости  устремили  взгляды  на   графа:
прозвучало скрытое оскорбление. Граф покраснел.
   - Мне очень жаль, если я вас обидел, - добавил Мэт и поклонился графу.  -
И раз так вышло, что я злоупотребил вашим гостеприимством, я вас  немедленно
покину. Благодарю вас за чудесный ужин, сэр.
   Граф  побледнел.  Как  ни  любезны  были  слова,  сказанные  Мэтом,   все
присутствующие превосходно понимали, что уход  Мэта  -  всего  лишь  желание
угодить хозяевам, тем более что все видели: на самом-то деле оскорбили Мэта,
и если и имело место нарушение  законов  гостеприимства,  то  оно  произошло
отнюдь не по вине Мэта, а совсем наоборот - по вине графа д'Аррете.
   - Нет, сэр, останьтесь! - вскричал граф.
   Мэт помедлил и обернулся.
   - Правы вы или виноваты, я все равно не  могу  отпустить  гостя  из  дому
посреди ночи! Наверняка тут возникло всего лишь недопонимание, сэр Мэтью,  а
желания оскорбить не было.
   - Несомненно, мой господин, - отвечал Мэт с поклоном,  -  надеюсь,  вы  и
правда не думаете, что я намеревался нанести оскорбление. - Так оно и  было.
Он не прочь был унизить юного  Камано,  но  оскорбить?..  Нет,  он-то  точно
никого не хотел оскорблять. - А что касается юного сэра Камано, то молодость
и вино всегда являли собой взрывчатую смесь.
   Граф д'Аррете на миг замер, но тут же рассмеялся и захлопал в ладоши. Все
его гости подхватили шутку и тоже зааплодировали. Напряжение было снято.
   - Это вы верно подметили, сэр Мэтью! - кивал и смеялся граф д'Аррете. - А
я таким горячим не был в его возрасте.
   - Ни на секунду в этом не сомневаюсь, - пробормотал Мэтью себе под нос.
   - Садитесь же! - И граф махнул рукой в сторону того  места,  которое  Мэт
занимал прежде. - Вы по-прежнему мой гость и непременно переночуете  в  моем
замке. Надеюсь, вы сумеете найти себе другие развлечения - более утонченные.
Сесть Мэт сел, но не поверил ни единому слову графа.

***

   Лакей отвел его в предоставленную ему комнату, освещая путь  факелом,  и,
прежде чем оставить Мэта одного, зажег в комнате свечу. Мэт сдержался  и  не
стал совать лакею чаевые, сочтя, что в средние века  это  не  было  принято.
Когда лакей вышел, Мэт крепко закрыл и запер  дверь,  затем  выглянул  через
бойницу наружу, дабы убедиться, что никто  не  сумеет  забраться  к  нему  с
улицы. Только потом он сел и задумался о событиях дня. Тот факт, что  Камано
д'Аррете пытался убить его так, чтобы выдать потом это за несчастный случай,
не вызывал сомнений. И это ему удалось бы без особого  труда,  если  учесть,
как неуклюже этот паршивец обращался с мечом. Он застал Мэта  врасплох.  Еще
немного - и Мэт прибегнул бы к магии.
   В общем, было о чем написать  королеве.  Мэт  достал  пергамент,  перо  и
чернильницу из седельной сумки и принялся писать.
   <Милая моя возлюбленная> - такими словами начиналось это письмо,  и,  что
там было написано дальше, совершенно не наше с вами дело,  по  меньшей  мере
пара первых абзацев. Достаточно будет сказать, что в этой части  письма  Мэт
уверял кое в чем Алисанду, после чего перешел  к  отчету  по  тому  заданию,
которое она ему поручила:

   <...Я не наблюдаю ничего похожего на то,  чтобы  имелся  какой-то  особый
план по сеянию недовольства. Просто обстоятельства складываются так,  что  у
здешних семейств (почти у всех) есть родственники по другую сторону границы.
Они ездят туда и сюда, ну и, естественно, говорят  между  собой  обо  всяких
важных вещах, таких, как размеры податей, и какие у кого дома, и  хорошо  ли
кушают  их  детишки.  Долгое  время  меровенсские   ветви   семейств   имели
возможность  похвастаться,  как  у  них,  дескать,  все  хорошо.  Но  теперь
латрурийские родственники вырвались вперед. Причем лучше стали жить и сервы,
и иомены, и помещики, и дворяне. Вот  так  и  получается,  что  меровенсские
Смиты отстают от латрурийских Смитов, а меровенсские Джонсы  видят,  что  не
поспевают за латрурийскими Джонсами.
   То же самое происходит и на  рынках.  Из  Латрурии  приезжают  крестьяне,
чтобы продать что-то свое или хозяйское,  и  пока  они  томятся  в  ожидании
покупателей, что им делать? Они, конечно  же,  болтают  с  крестьянами,  что
стоят у соседних лотков, а те-из Меровенса. У лотков  останавливаются  люди.
Может, купят, может, нет, а разговор послушают, да еще  и  вопросы  зададут.
Главное, что узнаешь из этой болтовни, это  то,  что  в  Латрурии  крестьяне
просто-таки купаются в роскоши.
   Что касается помещиков и дворян, тут все обстоит несколько иначе. В конце
концов с жилищами им выбирать особо не приходится.  Замки  им  достаются  по
наследству, да и о воине тоже думать надо, так что они не могут просто взять
бросить замки и  начать  строить  себе  особняки.  Тем  не  менее  некоторые
латрурийцы хвастаются, что строят себе настоящие дворцы, а  замки  при  этом
приберегают как крепости.
   С роскошью у них все в порядке, и о том, чтобы желать большего,  речи  не
идет. Но молодежь волнуется - и есть с чего. Слухи о жизни при дворе  короля
Бонкорро таковы, что молодежи он представляется  настоящим  раем.  Раем  для
тех, кто хочет предаваться развлечениям и порокам. Конечно, слова <порок> не
говорят. Это называется <забавы>, но смысл один и тот  же.  Там  не  скучно,
всегда есть чем заняться, всегда происходит что-нибудь интересное: то дуэли,
то  интриги,  только  передохнешь  после  вчерашнего  бала,  как  уже   надо
собираться на сегодняшний. О жизни придворных при  старом  короле  Маледикто
тоже до сих пор поговаривают, но только в том смысле,  что  тот  король  был
жестокий, несправедливый и порочный и  что  он  развращал  молодежь,  а  вот
Бонкорро  добрый  и  благородный,  и  он  позволяет  молодым  веселиться   и
забавляться, сколько им влезет, а сам  ими  любуется.  Просто  из  кожи  вон
лезет, чтобы его народ был счастлив. Дело в том, что какая-то доля правды  в
этом есть. И если это так, то бороться с  такой  правдой  будет  чрезвычайно
трудно,  поскольку  слухи,  подтверждаемые   фактами,   чересчур   искренни.
Наверное, мы могли бы закрыть границу и не пускать к  себе  латрурийцев,  но
мне кажется, что это  несправедливо  -  не  давать  родственникам  видеться,
особенно потому, что для тех, кто живет у границы, в мирное  время  вся  эта
граница - всего лишь слово, да и только.
   И потом, это вряд ли получится.  В  моем  мире  не  раз  убеждались,  что
никаким границам не сдержать путешествующие в обе стороны идеи и новости.  Я
не раз слыхал - правда, об  этом  сообщают  все-таки  под  секретом,  -  что
крестьяне,  курсирующие  в  обе  стороны  через   границу,   -   законченные
контрабандисты и рассказами сыплют так же, как  торгуют  товарами.  Так  что
единственный выход состоит в том, чтобы поднять уровень жизни в Меровенсе  и
сделать твой двор таким же  блестящим,  идеальным  местом,  каким  был  двор
императора Гардишана- по крайней мере в легендах.
   Это в том случае, если рассказы правдивы. Если они лживы, только и  нужно
нанять несколько свидетелей, которые своими глазами видели правду, чтобы они
эту  самую  правду  принялись  распространять.  Я  знаю,  что  правде  порой
приходится долго и тяжело бороться с ошеломляющей ложью, но, поверь  мне,  я
сумею оплести правду такой занимательной историей, что всякий прислушается.
   Но прежде всего я должен выяснить, какова же правда. А сделать это  можно
единственным путем. Так что утром я отправляюсь в Латрурию, чтобы все узнать
лично. Границу я пересеку  в  начале  второй  половины  дня,  так  что  хоть
какое-то понятие о том, что в этой стране происходит, я сумею  составить  не
раньше  полудня  следующего  дня.  Конечно,  если  слухи  подтвердятся,  мне
придется продолжить свое путешествие и навестить двор  короля  Бонкорро,  но
это не займет много времени. Думаю, я вернусь домой через  неделю  или  две.
Пока же береги себя и постарайся мечтать о нашей встрече так же, как  мечтаю
о ней я>.

   Далее следовало еще несколько  абзацев,  которые  носили,  мягко  говоря,
сугубо личный характер, и, уж конечно, их содержание не должно  интересовать
никого, кроме Мэта и Алисанды. Если бы Алисанда дочитала до этого места,  ее
тревоги должны были уняться, уступив место приятным чувствам.
   К несчастью, она успела дочитать только до того места, где  говорилось  о
дворе принца Бонкорро. Когда ее фрейлины наконец привели Алисанду в чувство,
они заподозрили неладное.
   На самом деле эти самые фрейлины уже  две  недели  как  заподозрили  даже
очень и очень ладное, однако то, что молодая женщина вдруг падает в обморок,
читая письмо от мужа, - это нечто такое, из-за чего это самое  ладное  может
стать жутко неладным, особенно если учесть,  что,  придя  в  себя,  королева
разразилась потоком слез. Такое поведение для королевы очень нетипично. Зато
оно весьма типично для  молодой  женщины,  которую  уже  две  недели  мучила
утренняя тошнота.
   Фрейлины только и ждали, когда можно будет распространить новость - ждали
официального подтверждения  того,  что  королева  ждет  ребенка,  наследника
престола, - однако всем возвышенным надеждам мог прийти конец, если бы  мать
этого самого наследника получила такой  удар,  от  которого  у  нее  мог  бы
случиться выкидыш. Так же безрадостен был и иной вариант  развития  событий:
допустим, отец дитяти сбежал или перешел на  сторону  Зла.  А  Алисанда  так
страшно закричала, прежде чем упасть в обморок, что  фрейлины  могли  и  это
заподозрить. В общем, две фрейлины хлопотали, приводя  королеву  в  чувство,
третья побежала за доктором, а четвертая подняла  с  пола  письмо  и  быстро
пробежала его глазами. Первые два абзаца заставили ее  зардеться  аки  маков
цвет, читая последующие, она побледнела и, не  дочитав  до  конца,  выронила
письмо.
   - Нечего и дивиться тому, что ее величество упала  в  обморок!  Лорд  Маг
пишет, что отправляется в Латрурию!
   - В эту порочную страну? - вырвалось у леди Юлии. - О нет, он не совершит
подобной глупости.
   - Так уж и не совершит? - съязвила леди Констанс. - Отправился  же  он  в
Ибирию из-за того лишь, что неправильно назвал имя Господа.  На  самом  деле
даже его борьба за дело ее величества в то время, как она сидела  в  тюрьме,
не говорит о его благоразумии!
   - Боже мой, вот они, издержки супружества с  галантным,  но  безрассудным
человеком!
   - Безрассудным ему бы надо быть только по отношению к жене,  -  рассудила
леди Беатрис, а не... Ой, смотрите, ее веки затрепетали!
   - О, ну где же доктор? - воскликнула в сердцах леди Констанс.
   - Не надо... доктора не надо! - пробормотала испуганно Алисанда,  пытаясь
подняться.
   - Нет, ваше величество, - встревоженно вскричала леди Констанс. -  Нельзя
вам так резко вставать!
   - Не разговаривайте