сэром Ги.
   - Вы никогда их в этом не убедите, - заявил сэр Ги. -  Они  уверены,  что
все особи мужского пола враждебны им, за исключением  Христа,  которому  они
поклоняются. Но если вам удастся убедить их матушку, они пойдут  воевать  за
вами, потому что ей они подчиняются.
   - Гм-м.  -  Мэт  немного  поразмыслил.  -  Я,  конечно,  постараюсь  быть
убедительным, но это еще не значит, что я ей понравлюсь.
   - Не значит, конечно, - согласился Черный Рыцарь. - Какую бы маску вы  ни
надели, она увидит ваше истинное лицо. Так что лучше его не скрывать.
   - Ясно. - Мэт кивнул. - Мое "я" будет на виду.
   - Нет, ваше истинное "я". Мэт медленно повернулся к нему.
   - То есть как? Я и есть мое истинное "я".
   - Да? И вы не скроете, что чувства, которые вы питаете к нашей принцессе,
выходят за рамки тех, какие подобает питать вассалу к своей госпоже?
   - Полегче, друг! Какие еще чувства?
   - Вот вам и истинное "я"! Нет, не отпирайтесь, я видел  все  собственными
глазами. Признайтесь в своих чувствах, господин маг, хотя  бы  самому  себе.
Надо кончать эту игру, в которую вы играете.
   - Игру? - Мэт вскипел. - О чем вы говорите? Я ни в какие игры не играю!
   - В самом деле? Нет, вы просто не хотите  признаться  даже  самому  себе.
Признайтесь, прошу вас. Скрытые желания могут ослабить вас, а  через  вас  -
нас всех.
   Мэт разом успокоился и словно бы замкнул себя в глыбу льда.
   - Если вы говорите о сластолюбии, будьте спокойны. Не могу сказать, чтобы
я вожделел к ее высочеству. Как правило, этого нет.
   Он вдруг вспомнил ее танец посреди Каменного Кольца. Но то было  как  раз
исключение, не правило.
   Сэр Ги отвернулся, сокрушенно вздыхая и качая головой.
   - Что ж, я сказал, что считал нужным, хотя мне это было нелегко. Лучше бы
вы прислушались к моим словам. Пришпорив коня, он обогнал  Мэта,  Со  жгучей
обидой тот смотрел в спину рыцарю. В лучах заходящего солнца они увидели  на
невысоком холме посреди долины низкие постройки монастыря святой Синестрии с
колокольней посредине. Все это напоминало монастырь Монкера.
   Мэт  внимательно  оглядел  осаждавшее  крепость  войско.   Оно   казалось
ненамного превышающим численностью то, что осталось у стен монкерианцев.  Но
тут и там посреди войска виднелись странные прогалины, словно бы поджидающие
кого-то. Мэту было очень интересно знать, кто - или что - появится  на  этих
прогалинах, тщательно огибаемых воинами.
   - Как мы пробьемся к стенам, господин маг? - спросила принцесса.
   - В самом деле - как? - вторил ей сэр Ги. - Будьте поосторожнее  с  вашим
волшебством, потому что я вижу там тьмутьмущую черных  плащей  и  не  меньше
серых.
   - Да, похоже, у них там тяжелая магическая артиллерия. Что ж, иногда  нет
ничего лучше, чем добрая старомодная позиция  силы...  Стегоман,  ты  можешь
дышать сильно, но без огня?
   - Это как? - Дракон вывернул шею,  глядя  на  своего  седока.  -  Я  знаю
только, что огонь разгорается от ярости.
   - О'кей, придержи свою ярость и просто дыши ртом... Вот, вот так.
   Дракон  приоткрыл  пасть,  ровно  и  мощно   выпустил   дыхание.   Лошади
шарахнулись, и Мэт не удивился, он и  сам  почувствовал  запах:  слабый,  но
отчетливый гнилостный запах. Вероятно, метан.
   - Хорошо. - Он кивнул. - Так и держись - дуй, как ветер.
   Стегоман втянул в  себя  побольше  воздуха  и  снова  сделал  выдох.  Мэт
продекламировал:

   Применить большой огонь
   Нам поможет Стегоман:
   Ты дыши сильней, дракон,
   Ты лети к врагам, метан!

   Воздух вокруг них заколыхался и преобразовался в постоянный ветер, дующий
им в спины. Дул и Стегоман. Ветер нес его  дыхание  на  врага.  Между  двумя
вдохами дракон успел спросить:
   - Как это у меня не закружится голова?
   - Ты пьянеешь от своего огня, - объяснил Мэт  не  вполне  точно.  Ему  не
хотелось вдаваться  в  подробности  и  растолковывать,  что  такое  продукты
окисления.
   - Лорд Мэтью! - нервничала Алисанда. - Что же ты ничего не делаешь?
   - Пока не делаю, ваше высочество. - Мэт жалел, что при нем нет  часов.  -
Стегоман должен надышать столько, чтобы его дыхание окутало войско от нас до
ворот.
   Он забарабанил пальцами  по  зубцу  на  Стегомановом  хребте  и  принялся
насвистывать сквозь зубы. Минут через десять он позвал:
   - Макс!
   - Я здесь, маг! - откликнулось пятнышко света.
   - Послушай, Макс, ту часть войска, что перед нами, уже, я думаю,  обволок
такой воздух, который горит. Брось-ка туда искру, хорошо?
   - С превеликим удовольствием, - ответил демон, упархивая.
   Мэт с решительным видом наклонился вперед.
   -  Итак,  все  готово.  Как  только   увидим   огонь,   едем.   Остальные
переглянулись и тоже покрепче уселись в своих седлах, но  лица  их  выражали
некоторое сомнение.
   Столб пламени взметнулся посреди войска, распространившись в обе  стороны
и соединив огненной дорогой монастырь и отряд Алисанды.
   - Победа! - Стегоман сопроводил свой рык шестифутовым языком  пламени.  -
О, прекраснейший из магов!
   - Вперед! - крикнул Мэт.
   Стегоман покатил вперед, как товарный вагон. Остальные помчались  за  ним
во весь опор.
   За несколько секунд огонь прибился к земле  и  погас:  метан  сгорел.  Но
сгорело и все органическое вещество, которого он  коснулся:  трава,  листья,
одежды и волосы. Воцарился хаос: люди метались  в  поисках  ведер  воды  или
вина, тушили друг на друге огонь и призывали колдунов сделать хоть что-то.
   В этот-то хаос и ворвался пьянеющий дракон, поражая огнем всех вокруг без
всякой дискриминации. С отчаянными воплями неприятель разбегался в  стороны,
а Стегоман даже не замедлил свой ход, пробираясь к воротам. Один из колдунов
попытался было наспех прибегнуть к заклинанию, но Стегоман тут же  превратил
его в пылающий факел.
   - Э-ге-гей!  -  Алисанда  привстала  в  стременах  и  замахала  рукой.  -
Отворите! Странники ищут убежища! Мы взываем к гостеприимству обители!
   Фигура в черном одеянии, стоящая на  стене,  перегнулась  через  парапет:
длинный покров свисал с головы, развеваясь по ветру,  перехваченный  на  лбу
белой лентой. Фигура исчезла, и минуту спустя ворота растворились.
   - Въезжайте!  -  приказал  чей-то  голос.  Но  Стегоман  уже  въехал  без
приглашения, а за ним и все остальные. Ворота быстро захлопнулись за ними, и
отряд очутился в узком тоннеле со стрельчатыми окнами. В конце его виднелись
вторые ворота.
   - Кто просит убежища? - раздался строгий резкий голос, принадлежащий  как
будто старой школьной учительнице.
   Алисанда откинула назад свои длинные золотистые волосы.
   - Я, Алисанда, принцесса Меровенса. И моя свита: сэр  Ги  Лособаль,  лорд
Мэтью, маг, и Саесса, кающаяся грешница, которая  хочет  принять  постриг  в
вашем монастыре.
   - Саесса? Коварная ведьма с торфяника? - Невидимый голос даже не  подумал
скрыть свое изумление. Саесса кивнула.
   - Я была такой, пока эти добрые люди не сняли с меня заклятье и не отвели
меня к священнику. Я глубоко раскаиваюсь и отрекаюсь от сатаны и от всех его
деяний. Зная свою слабую несчастную натуру, я хотела  бы  остаться  в  ваших
стенах и укрепить свой дух.
   - Подожди, - произнес голос. - Мы должны посоветоваться.
   Саесса застыла в ожидании. Вид у нее был торжественный, как перед  входом
в тронный зал.
   И ворота открылись, зазвенели цепи, поднимая входную решетку,  а  за  ней
стояли три монахини, самая высокая - на шаг впереди других.
   Саесса тронула свою лошадку, проехала под решеткой, спешилась и  упала  к
ногам высокой пожилой леди.
   - Зачем вы здесь? - строго спросила  настоятельница,  но  за  ее  суровой
миной явно скрывалось доброе чувство.
   Она была сухощава, с длинным морщинистым лицом, с черными  пронзительными
глазами и тонкой ниточкой рта. Мэт сказал бы, что она  еще  сохранила  следы
былой красоты, но самой красоты уже не было в помине, как не было и нежности
черт - выцветшая фотография в старой рамке.
   - Так зачем вы здесь? - повторила она. И Саесса ответила:
   - Хочу принять постриг, матушка настоятельница. Это было  произнесено  во
второй раз: сначала как информация, сейчас - как порыв души.
   - Ну-ка, подними голову!  -  приказала  старуха.  Саесса  рывком  подняла
голову. На лице ее было написано смирение и такое  одиночество,  какого  Мэт
никогда не видел.
   Настоятельница внимательно вглядывалась в  ее  лицо.  Но  если  и  прочла
что-то по нему, то не подала виду.
   - Почему ты думаешь, что сможешь принять постриг?
   - Я грешила, - тихо заговорила Саесса, - так ужасно, что все, в ком  есть
совесть, страшились моего вида.  Я  раскаялась,  и  грехи  мне  отпущены.  Я
пустилась в странствие, одинокая, несчастная, близкая к отчаянию, хотя  меня
и поддерживали трое добрых людей. Но когда я увидела перед собой эти  стены,
сердце мое исполнилось радости. Я почувствовала, что вся моя  жизнь  вела  к
вашим воротам.
   Настоятельницу как будто отчасти удовлетворил подобный ответ.
   - Итак, при виде наших стен ты почувствовала, что твое  место  здесь.  Но
как тебе пришло в голову искать нас?
   Еле слышно Саесса проронила:
   - Я была послана сюда. Старая женщина замерла.
   - Кем  послана?  Расскажи,  как  это  было!  Саесса  заколебалась.  Голос
аббатисы смягчился.
   - Ну же, дитя мое, говори  -  и  не  бойся  сказать  всю  правду.  Ты  не
встретишь ни осуждения, ни насмешек, ибо в этих стенах нет такой, которая не
могла бы поведать историю, наполняющую ужасом сердце.
   Саесса подняла на нее глаза, полные  слез.  Настоятельница  сделала  знак
рукой  двум  другим  монахиням,  и  они  отступили  в   тень.   После   чего
настоятельница опустилась на землю рядом с  Саессой,  взяла  ее  за  руки  и
заглянула в глаза.
   - А теперь рассказывай.
   Саесса заговорила тихим, дрожащим голосом, сначала медленно  роняя  фразу
за фразой, потом все свободнее - наконец речь ее полилась потоком, исходящим
из самого сердца. Настоятельница  застыла,  как  каменное  изваяние,  крепко
сжимая руки Саессы в своих руках, сохраняя на лице торжественность. Слов Мет
расслышать не мог, он  увидел  только,  как  в  конце  концов  Саесса  низко
склонила голову, волосы, рассыпавшись, скрыли лицо, а рыдания сотрясли тело.
   - Ну, ну, продолжай. - Голос старой монахини приобрел оттенок нежности. -
Не бойся позора, тут многие сестры могли бы рассказать нечто  подобное.  Все
новенькие у нас думают, что их грех  самый  тяжкий,  и  стесняются  смотреть
сестрам в глаза. - Она пальцем приподняла подбородок Саессы. - Говори,  дитя
мое! Ты должна осознать, что глупо стыдиться - это оборотная сторона все той
же гордыни. Ну ей-богу глупо.
   Саесса всхлипнула и кивнула - с улыбкой, пробивающейся сквозь слезы.
   - Да, твоя история ужасает, - сказала настоятельница. - Но я слыхивала  и
пострашнее. Соберись с духом, дитя мое, вступи под  сень  Божьей  благодати.
Ты, как каждая из нас тут, еще можешь спасти душу... Итак... - Лицо ее вновь
обрело суровость. - Итак, ты исповедалась и вместе с  этими  добрыми  людьми
отправилась в путь, к нам в монастырь.  На  пути  ты  подверглась  жестокому
искусу, но удержалась от греха.
   - Однако же я была на волосок от него...
   - И тем не менее удержалась! Это не имеет значения, как близко  от  греха
ты была, главное - ты выстояла и  причастилась  таким  образом  благодати  и
исполнилась силы. Тот  священник  был  прав,  что  послал  тебя  к  нам.  Ты
раскаиваешься искренне, я не сомневаюсь. Поживи в нашей обители, ты  в  этом
нуждаешься, а там посмотрим. - Как - поживи? - испуганно вскрикнула  Саесса.
- Матушка настоятельница! Разве я не могу стать послушницей?
   - Сейчас трудно сказать, дитя мое, - мягко  отвечала  аббатиса.  -  Я  бы
хотела оставить тебя здесь послушницей, ибо я чувствую, сколь велик  в  тебе
запас сил, которые нам тут очень бы пригодились. Но при всем при  этом...  -
Ее глаза скользнули в сторону. - Я чувствую  в  тебе  слабость,  за  которой
таится большая опасность...
   Она тяжело поднялась на ноги и подняла Саессу.
   - Поживи у нас, и мы раскроем твою истинную природу. А теперь ступай.
   Две  монахини  помоложе  вышли  из  тени,  чтобы  сопроводить  Саессу   в
монастырь.
   Настоятельница повернулась к Алисанде.
   Принцесса  соскочила  с  седла  и  подошла  к  ней,  сохраняя   на   лице
невозмутимость. Но что-то в ее чертах говорило о готовности дать отпор.
   - Вы оказываете честь нашей обители, ваше высочество, - церемонно сказала
аббатиса. - Я рада вашему приезду. Ваше  присутствие  здесь  укрепит  сердца
моих дочерей в эту ночь.
   - Благодарю, матушка настоятельница, - с некоторым  облегчением  отвечала
Алисанда. - Как быть с моими спутниками?
   Аббатиса мельком взглянула на мужчин, и во взгляде ее не было привета.
   - Раз это ваши спутники, мы их примем. Но мужчины не вхожи в этот дом.  У
нас есть гостевая келья в башне над воротами.
   Стегомана пустили во внутренний двор, выдав ему кус  говядины.  Очевидно,
неприятие мужчин относилось только к особям человеческой породы.  Келья  для
них помещалась на самом верху башни, куда вела узкая винтовая  лестница.  Ко
всему, аббатиса заперла их на ключ.
   Сэр Ги выглядел несчастным.
   - Не выношу этих крохотных замкнутых пространств,  лорд  Мэтью.  Особенно
если еще и дверь заперта.
   - Да уж, заперли нас крепко. - Мэт встал на колени и заглянул в  замочную
скважину. - Вот так скважина  -  через  такую  пролезет  целый  бойскаут.  И
считайте, что я незаслуженно получил аттестат  зрелости,  если  я  не  смогу
заклинанием вывести нас отсюда.
   - Правда? - Рыцарь от неожиданности заулыбался. - Я совершенно об этом не
подумал!  Конечно,  вы  сумеете  отпереть  этот  замок,  если   понадобится.
Благодарю, лорд Мэтью, у меня как гора с плеч свалилась.
   - Рад, что и я на что-то годен. - Мэт  посмотрел  И  окно:  через  каждые
пятьдесят футов на стене стояло по караульному вернее, по караульной, и  все
они до ужаса напоминали ему аббатису. - Я, конечно, могу ошибаться, сэр  Ги,
но мне кажется, мы имеем здесь фанатизм в самом сгущенном его виде.
   - Так его сгущает раскаяние. - Черный Рыцарь говорил, как будто исходя из
собственного опыта. - Вспомните, лорд Мэтью, каждая женщина  в  этих  стенах
была самым нещадным образом уязвлена мужчиной - и ответила ему тем  же.  Так
что дьявол тут предстает в образе мужчины.
   Мэт искоса взглянул на него.
   - Понятно. Грех ненавидеть ближнего, но похвально  ненавидеть  дьявола  и
его приспешников. Подмена что надо.
   - Ничего хорошего в этой подмене не  вижу,  -  сказал  Черный  Рыцарь.  -
Удивляюсь  только,  как  это  они  не  выставили  вашего  дракона   за   его
принадлежность к мужескому полу и за его огненное дыхание.
   - Потому что огонь ассоциируется с адом? - Мэт кисло  усмехнулся.  -  Это
просто Запад. Вероятно, они и прежде имели дело с драконами, мы ведь  должны
быть где-то неподалеку от драконового царства.
   - Да, верно. И драконы - сильные союзники в войне. Но я порой  сомневаюсь
в пригодности для таких дел нашего доброго Стегомана.
   -  М-да,  пьяный  дракон  не  самый  надежный  союзник.   Есть,   правда,
возможность его вылечить, однако же...
   - В самом деле есть? Каким образом?
   - В общем-то я довольно хорошо себе  представляю,  что  с  ним  такое,  -
сказал Мэт. - Но я не специалист. Если я ошибаюсь, я могу  только  еще  хуже
навредить ему.
   - Так вы и пытаться не станете?
   - Только в случае крайней необходимости. Тогда можно было  бы  опробовать
заклинание-другое, которые Я подобрал к случаю. Глядишь, они и сработают, он
ведь уже вполне в зрелом возрасте.
   - А это здесь при чем? - удивился сэр Ги. -  Вы  полагаете,  его  болезнь
имеет корни в детстве?
   - Скорее даже в младенчестве. Из некоторых оброненных им намеков я вывел,
что драконы откладывают яйца, но потом оставляют их без присмотра.  И  когда
детеныш вылупится, он должен жить самостоятельно, пока не разыщет родителей,
Сэр Ги кивнул:
   - Да, и есть такие подлые люди, которые их убивают, потому что кровь даже
новорожденного дракона обладает волшебной силой.
   -  У  него,  вероятно,  остались  неприятные  воспоминания,  связанные  с
охотниками на драконят. Я предполагаю,  что  один  из  них  преследовал  его
где-то на высоком месте. Малыш попробовал слететь вниз,  но  крылья  у  него
были еще неокрепшие, он упал и  сильно  ушибся.  Так  у  него  возник  страх
высоты. Может быть, позже, когда  он  научился  летать,  ему  тоже  пришлось
спасаться от чего-то, и он опять упал. Так что в глубине души полет стал для
него делом опасным. Но не в обычае драконов признаваться в таких вещах  даже
перед самим собой, поэтому он стал бессознательно хмелеть в полете, что дает
право его собратьям-драконам запрещать ему подниматься в воздух. Это стыдно,
но далеко не так стыдно, как прослыть трусом. - Мэт снова взглянул в окно. -
Уже ночь, и они выстраиваются на стене.
   Вон там настоятельница. А это - Боже милостивый - Саесса!
   Экс-ведьма шла на  шаг  позади  настоятельницы,  поднимавшейся  вверх  по
ступеням. Она была в серой  рубахе  с  нешироким  белым  нагрудником;  белая
повязка на лбу, какие носят послушницы, придерживала покрывало, под  которым
были спрятаны ее волосы.
   Аббатиса простерла вперед руки, и Мэт отчетливо услышал ее голос:
   - Слушайте меня, дети мои! Будьте  бдительны!  Те  силы,  что  напали  на
монастырь прошлой ночью, сегодня снова пустят в  ход  свои  злые  чары.  Они
могут наслать на вас лихорадку, колики и тошноту. Ваши тела пойдут язвами  и
нарывами. Все это будет выглядеть так, как будто оно есть на самом деле,  но
это только мнимость. Если Бог будет в ваших сердцах, напасти потеряют силу и
пройдут. Но если вы не сумеете очистить сердце  и  голову  от  всех  мыслей,
кроме мысли о Нем и деяниях, которые вы должны совершить во имя  Его,  тогда
сложите ваше оружие и пойдите в часовню помолиться, чтобы укрепить тех,  кто
остается на стенах. Нет ничего постыдного в таком уходе, дети мои, -  стыдно
не уйти, потому что  тогда  вы  ослабите  тех,  кто  сражается.  -  Аббатиса
смолкла,  переводя  взгляд  с  лица  на  лицо.  Сестры  смотрели  на  нее  в
торжественном молчании. Она кивнула, удовлетворенная. - И помните о  главной
опасности: нельзя ненавидеть все, что исходит от мужчин!
   Тихий ропот прошел в строю монахинь. У Мета мурашки пробежали по коже, он
готов был провалиться сквозь землю.
   - Вы все пострадали от руки мужчин, - раздался, перекрывая  ропот,  голос
аббатисы. - Вы пришли сюда, исполненные  ненависти,  но  здесь  вы  усмирили
ненависть молитвой. Однако из всех ваших  пороков  ненависть  можно  оживить
легче всего. Помните,  что  грех  ненависти  и  жажда  мести  -  худшие  из?
искушений. Мужчины, которые опозорили вас, были всего лишь орудиями сатаны и
его ближайших приспешников, а те существа, которых  вы  видите  сегодня  под
вашими  стенами,  -  приспешники  еще  более  мелкие.  Да,  это  враги,   но
недостойные ненависти и гнева. Стрелы, что вы пошлете в них,  потеряют  свою
силу, если вас будет направлять гнев. Сражайтесь, чтобы спасти своих  сестер
и тех, кто живет вне этих стен; сражайтесь, чтобы спасти мужчин от  соблазна
обижать женщин; но сражайтесь не во гневе и не ради мести.  Если  вы  это  в
себе не преодолели, сложите оружие и немедленно, сию же минуту отправляйтесь
в часовню.
   Сэр Ги чуть не ахнул от изумления, когда монахини  гуськом  потянулись  к
лестнице со склоненными в молитве  головами.  Холодок  пробежал  у  Мэта  по
спине.  Если  даже  после  такой  речи  аббатисы  они  не  чувствовали  себя
свободными от ненависти, как, должно быть, глубоко она в них засела!
   Навстречу борющимся с  искушением  по  лестнице  поднимались  их  сестры,
набравшиеся сил в часовне. Настоятельница что-то  обсуждала  с  Алисандой  и
Саессой. Вдруг с  дальнего  конца  стены  донесся  крик.  Одна  из  монахинь
указывала рукой в темноту. Сестры зарядили стрелами свои арбалеты.
   Сэр Ги и Мэт бросились к