трелами.
Одного возницу убили, еще несколько были ранены, но  как  только  разбойники
понимали, что купец и его  люди  не  станут  для  них  легкой  добычей,  они
спасались бегством. В конце концов, что такое какие-то ткани, специи и  меха
в сравнении с собственной жизнью?
   Балкис очень  обрадовалась,  когда  караван  вышел  из  леса  на  широкие
равнины. Здесь ей понравилось намного больше: здесь не  так  пахло  зверями,
похожими на собак, а мыши постоянно наведывались к  корзинам  с  товарами  и
пытались добраться до специй. И речек и ручьев  здесь  было  меньше.  Балкис
догадывалась, что не любить рыбу - это для кошки не правильно, но так уж оно
выходило. Ей была нестерпима сама мысль о том, чтобы полакомиться хоть одним
чешуйчатым созданием. А вот любоваться рыбами она  обожала.  Устроившись  на
берегу речки, она могла подолгу следить за тем, как поблескивает  золотом  и
серебром рыбья чешуя в глубине. Порой  Балкис  вытягивала  лапку,  повинуясь
желанию поиграть с рыбами, но они этого ее желания не разделяли.
   Наконец караван добрался до Варшавы  -  города,  во  многом  похожего  на
Новгород, но в чем-то совсем на него не похожего.  Многие  дома  здесь  были
выстроены из кирпича или камня, а в мехах или толстой шерстяной одежде здесь
люди попадались реже. И намного  больше  здесь  было  людей,  говоривших  на
странном, гортанном наречии. Когда Балкис  подслушивала  людские  разговоры,
сидя под столом, она узнала, что эти люди называются аллюстрийцами.
   Господин Иван продал остававшуюся у него половину шелков и специй,  а  на
вырученное золото накупил столько польских товаров, что пришлось ему  купить
еще и трех мулов. Разговоры в кабачках снова велись о продажах  и  покупках.
Частенько Балкис слышала взволнованные вопросы о варварах. От таких вопросов
просто отбоя не было и у самого господина Ивана,  и  у  его  возниц.  Других
купцов совсем не радовали вести о том, что варвары  со  временем  собирались
двинуться на запад. Многие гадали, далеко ли продвинутся  злодеи.  Доберутся
ли они до Варшавы и  даже  до  Заксбурга?  Никто,  конечно,  не  знал  этого
наверняка, но все думали о самом  худшем,  и  оттого  становилось  невесело.
Словом,  Балкис  очень  порадовалась,  когда  нагруженные  товарами  мулы  и
верблюды вышли из города и через какое-то время снова зашагали по равнине.
   Земля мало-помалу шла под уклон вверх, и наконец Балкис  увидела  впереди
поросшие лесом холмы. Караван пошел по этим холмам. Как же удивилась Балкис,
когда оказалось, что противоположные склоны каменистые. Скалы поросли плющом
и мхами, а внизу текла широкая  река.  Караванщики  снова  передвигались  по
лесистой местности, и ночью снова стало пахнуть зверями, которые были похожи
на собак, только были еще злее и  страшнее.  Но  на  счастье,  здесь  Балкис
слышала успокаивающие ее голоса древесных духов, которые  были,  похоже,  не
слышны глупым людям.
   - Что же это за создание, что просто светится волшебством?
   - Это всего лишь кошка, сестрица. Спи.
   - Спать? Как же спать, когда в каждом ее дыхании - аромат далеких дриад?
   - Это верно. Не бойся, маленькая. Ни один волк не осмелится  и  близко  к
тебе подойди. Мы убережем тебя.
   Балкис сладко дремала по ночам, убаюканная любовью  и  защитой  волшебных
духов.
   Только дремала - и просыпалась при каждом шорохе.  Стоило  ей  заслышать,
как скребется подбирающаяся к товарам мышь - она тут же бросалась  и  ловила
ее. Лесным духам было совершенно ни к чему охранять мышей, которые рыли себе
норы, подгрызая корни деревьев.
   Наконец лес сменился прибрежным лугом. Впереди на высоком  холме  у  реки
высились башни, озаренные утренним солнцем. Это был город Заксбург.
   Балкис с превеликим интересом смотрела по сторонам, когда караван вошел в
городские ворота. Здесь домов из кирпича и камня было так же  много,  как  в
Варшаве, но жилые дома и гостиницы были отштукатурены и  побелены.  Улицы  в
Заксбурге были выложены камнями, и хотя вдоль каравана и здесь бежали лающие
собаки, также  пахло  и  множеством  кошек.  От  некоторых  из  них  исходил
волнующий мускусный аромат, но почему он так волновал ее - этого  Балкис  не
знала. Она чего-то опасалась и потому по ночам  не  уходила  от  людей  и  с
другими кошками не встречалась. Почему-то она  догадывалась,  что  на  самом
деле они не родня ей. Она держалась рядом с людьми и, как прежде,  забираясь
в кабачках под стол, слушала их разговоры.
   - Выпьем за окончание пути! - воскликнул господин Иван.
   - За окончание пути! - вскричали хором возницы. Стукнулись друг о  дружку
деревянные кружки, и люди залпом осушили их.
   - Долго ли мы пробудем в Заксбурге? - спросил Омар.
   - С месяц, пожалуй, - ответил  Иван.  -  Ведь  нужно  время  осмотреться,
понять, каких аллюстрийских товаров стоит закупить. Ну а уж  потом  можно  и
отдохнуть.
   - С денежками в кармане? Не сомневайся, отдохнем! - ухмыльнулся Сандар.
   Остальные одобрительно взревели. Господин Иван улыбался,  сверкая  зубами
сквозь густую бороду. Но когда возницы утихомирились, он сказал:
   - Не забывайте о ваших женах, друзья.
   - Я своей куплю ожерелье и иголки, - мечтательно проговорил Омар, - а еще
- несколько отрезов фламандской шерсти.
   - А потом - домой, в Новгород? - спросил Менчин. Иван кивнул:
   - Сначала в Краков, пожалуй, а потом - домой.
   Сидевшая у ног караванщиков Балкис подумала о варварах,  скачущих  верхом
на конях, и решила, что, когда караванщики тронутся в обратный путь,  она  с
ними не пойдет.
   И вот месяц спустя, когда караван покидал город, кошка как ни  в  чем  не
бывало взобралась на одну из корзин, но как только мулы вступили в лес,  она
спрыгнула на землю и затерялась среди деревьев.  Балкис  провожала  взглядом
караван, пока из глаз не скрылся последний мул, следом за которым верхом  на
лошади ехал Омар, и ей вдруг стало грустно и очень одиноко.
   Но тут ее спинки коснулась шершавая, как древесная кора, рука - легонько,
как перышко.

Глава 2

   Балкис от этого прикосновения  испуганно  сжалась,  но  мелодичный  голос
произнес:
   - Не  бойся,  маленькая.  Ты  вся  окутана  волшебством  дриад,  и  этого
достаточно для того, чтобы ты завоевала наши сердца.
   Балкис благодарно мяукнула.  Взглянув  в  лицо  дриады  -  коричневое,  с
потеками смолы, увенчанное  короной  зеленых  игл,  она  поняла,  что  будет
чувствовать себя как дома, где бы ни странствовала.
   Аллюстрийские древесные духи горячо полюбили Балкис. Они нянчились с ней,
баловали ее, любовались ее играми, а порой и сами  играли  с  ней  -  игриво
шевелили ветвями, а  кошка  бросалась  на  них  и  порой  промахивалась,  не
успевала поймать, но все же иногда ей удавалось вцепиться  лапами  в  ветку.
Когда Балкис  становилась  голодна,  дриады  показывали  ей,  где  гнездятся
насекомые,  вредные  для   их   древесины.   По   ночам   Балкис   охотилась
самостоятельно и ловила мышей. Лес был полон запахов, которые пугали ее,  но
она старалась держаться поближе к деревьям, зная, что они защитят  ее,  если
ей будет грозить опасность. На  всякий  случай  дриады  научили  Балкис  при
опасности взбираться наверх по ветвям деревьев, а потом, ласково и  бережно,
обучили тому, как спускаться вниз.
   Но вот наконец одна из дриад как-то раз горько вздохнула и сказала  своим
сестрам:
   - Она ведь не должна стать нашей зверушкой, как бы нам это ни нравилось.
   - Верно, сестрица Сосна, - сказала другая. - Она только кажется кошкой.
   Все дриады это понимали.
   - Пойдем, маленькая, - сказала дриада-Ель, - иди туда, куда я укажу.
   Она опустила игольчатую лапу до земли. Шаг за шагом  Балкис  пошла  в  ту
сторону, куда указывала Ель.
   - Сюда, моя маленькая, иди сюда, - позвала дриада-Кедр и протянула  ветку
навстречу кошке.
   Вот так они повели ее от дерева к дереву, все глубже в чащу леса, и вели,
пока не вывели на просторную поляну. Посередине  поляны  стояла  хижина  под
соломенной крышей. Половину поляны занимал  огород,  а  в  огороде  мотыжила
грядки седая старушка  в  деревянных  башмаках,  длинной  шерстяной  юбке  и
домотканой блузе.
   - Тебе надо выучить одно-единственное людское  слово,  -  сказала  Балкис
последняя из провожавших ее дриад.  -  Это  слово  "мама".  -  Затем  дриада
коснулась лба Балкис и проговорила нараспев:

   Расставаться с тобою нам больно,
   Но таков уж у нас уговор:
   Жить в кошачьем обличье довольно,
   Станешь девочкой ты с этих пор.

   У Балкис закружилась голова. Она встряхнулась и робко  шагнула  вперед..,
но какой же неуклюжей она вдруг  себе  показалась!  Опустив  взгляд,  она  с
ужасом увидела маленькие пухлые ручки на месте своих ловких передних лапок.
   - Не огорчайся, маленькая сестрица,  -  утешила  Балкис  дриада  голосом,
полным сочувствия. - Ты быстро привыкнешь к переменам и вскоре станешь такой
же проворной и ловкой, как была.
   Балкис протестующе мяукнула, но с губ ее сорвался  крик.  Трудившаяся  на
огороде старушка удивленно, озабоченно обернулась.
   - Теперь ступай к этой женщине, - сказала дриада. - Она непременно станет
заботиться о тебе, ибо у нее никогда не было своих детишек,  хотя  она  всем
сердцем этого желала.
   С этими словами дриада ласково подтолкнула  новоявленную  девочку  Балкис
мягкой веткой.
   Старушка бросила мотыгу  и  побежала  навстречу  девочке.  Подбежав,  она
увидела перед собой полуторагодовалого ребенка, от пояса до плеч  обернутого
в   парчовое   одеяльце.   Ребенок   полз   по   траве   на    четвереньках.
Полуторагодовалая кошка - это вполне взрослое животное, а  полуторагодовалая
девочка - еще младенец.
   - Ах ты, бедняжка! - вскричала старушка, опустилась на колени,  протянула
руки к ребенку.
   Балкис посмотрела на нее, часто моргая. Разрез глаз  бледнолицей  малышки
показался старушке странноватым, но она ничего  не  сказала.  Губы  девочки,
похожие на лепестки розы, разжались, и она произнесла:
   - Ма-ма?
   Сердце старушки дрогнуло. Она бережно взяла ребенка на  руки,  прижала  к
груди.
   - Увы, детка, я не твоя мама, но я найду ее. Ну, пойдем же, пойдем ко мне
в домик, там я напою тебя теплым молоком  и  накормлю  мягким  хлебушком.  А
когда мой муж вернется домой, я все расскажу ему, и он расскажет о  тебе  по
всему окрестному лесу, и мы найдем твою маму.
   Старик Людвиг так же обрадовался ребенку, как его жена Грета. Но  как  ни
был он рад, он все же послушно обошел все  хижины  в  разбросанной  по  лесу
деревушке, всюду спрашивая, не потерялся ли у кого ребенок. Выяснилось,  что
никто ребенка не терял, и Людвиг с Гретой этому очень порадовались,  хотя  и
понимали, что рано  или  поздно  родители  станут  искать  девочку.  Правда,
старики слыхали о том, что, бывало, детей заводили в лес и бросали там.  Они
приютили малышку и всей душой надеялись на то, что сумеют оставить ее у себя
навсегда. Грета прижала ее к груди и проговорила:
   - Я назову тебя Лайзель.
   Но малышка покачала головой, капризно надула губки и произнесла второе  в
своей жизни слово:
   - Балкис.
   Грета изумленно вытаращила глаза, но тут же радостно рассмеялась.
   - Пусть будет так, если это твое истинное имя. Будешь зваться "Балкис".
   Настоящие родители, естественно, так и не объявились. Девочка подрастала,
и Людвиг с Гретой понемногу стали забывать, что она -  подкидыш,  и  считали
собственной дочкой. Поначалу в ответ на ласковые разговоры  стариков  Балкис
отвечала только мяуканьем, и это их  умиляло.  Но  когда  девочка  научилась
ходить, порой рано утром или ближе к вечеру она отправлялась на  прогулку  в
лес, чтобы поговорить с деревьями,  и  старушка  Грета,  наблюдая  за  своей
приемной дочуркой, была готова поклясться,  что  слышит,  как  ели  и  сосны
отвечают девочке.
   Прошел целый год, и вот как-то раз Балкис выглянула за дверь и увидела во
дворе играющих неуклюжих котят. Ей ужасно захотелось принять  участие  в  их
забавах, только похожих на настоящую драку, но она понимала, что уже слишком
взрослая для этого. По возрасту она была как бы взрослой кошкой,  у  которой
вполне могли быть свои котята. И все же она  затрепетала  от  непреодолимого
желания - ей вдруг безумно захотелось  прижать  к  себе  маленькое,  теплое,
пушистое  тельце,  ощутить,  как  котенок  тыкается  в  ее  живот  маленьким
носиком...
   - Балкис?
   Девочка обернулась  и  увидела,  что  Грета  озабоченно  оглядывается  по
сторонам.
   - Балкис, где же ты?
   - Я здесь, мамочка, - ответила Балкис,  но  с  губ  ее  сорвалось  только
мяуканье. Она в ужасе опустила взгляд и увидела, что вместо рук и ног у  нее
- четыре пушистые лапки. Шерсть, покрывавшая их,  была  рыжевато-коричневая,
точно такого же цвета, как домотканое платье, сшитое для девочки Гретой.
   - Балкис? - испуганно кричала Грета. - Ну  хватит  прятаться,  детка!  Не
пугай меня!
   - Но я здесь, мамочка, - возразила Балкис, и снова  с  губ  ее  сорвалось
мяуканье.  Она  опустилась  на  все  четыре  лапки.  Сердечко  ее  испуганно
колотилось. - Мамочка, помоги мне!
   - Ой, не  мешайся  под  ногами,  глупая  кошка!  -  воскликнула  Грета  и
взмахнула фартуком. -  Брысь!  Мне  нужно  найти  мою  девочку!  -  Старушка
выбежала во двор, окликая:
   - Балкис! Ну где же ты, моя милая?
   Наконец Балкис  догадалась,  что  старушка  не  признала  ее  в  кошачьем
обличье, что она снова превратилась в кошку, которой  была  так  долго.  Она
отпрыгнула в сторону, убежала в тень, села и изо всех сил задумалась о  себе
в обличье девочки, о том, что у нее пухлые ножки, маленькие босые ступни...
   Взглянув на свои передние лапки, она увидела руки.  Облегченно  вздохнув,
Балкис выбежала из задней двери хижины и побежала вокруг нее, вопя:
   - Ма-а-а-а-мо-о-о-оч-ка-а-а!
   - Балкис! Вот ты где! - Грета бросилась навстречу дочке, подхватила ее на
руки, крепко обняла. - Ох как же ты меня напугала, детка! Никогда не  выходи
из дома без меня! Никогда так больше не делай, слышишь?!
   Балкис, вся дрожа, прижалась к груди Греты и твердо  решила,  что  больше
никогда "так делать" не будет - по крайней мере на глазах у Греты.
   Обнаружив, однако, что умеет при желании  превращаться  в  кошку,  Балкис
время от времени это проделывала, но лишь тогда, когда ночью оставалась одна
в своей комнатке, или тогда, когда Грета позволяла ей сходить к кустикам  на
опушке и набрать ягод. Балкис выяснила, что кошка  способна  забираться  под
кусты и находить там ягоды, которые были не видны людям.
   Когда ей минуло пять  лет,  Балкис  стала  задумываться  о  тех  сказках,
которые старушка Грета рассказывала ей перед сном - но не  столько  о  самих
сказках, сколько о том, что в них  описывалось  как  злое  и  страшное.  Она
понимала, что некоторые сказки предназначены именно для того, чтобы  пугать,
чтобы глупые маленькие  детишки  научились  бояться  разных  опасных  вещей.
Братец и сестрица заблудились в лесу и набрели на пряничный домик, где  жила
старая ведьма... Послушаешь такую сказку - и тебе  сразу  станет  ясно,  что
бывает с детьми, которые без спросу ходят в лес. Послушав сказку про  волка,
который скушал бабушку, а потом облачился в  ее  ночную  сорочку  и  чепчик,
чтобы обмануть маленькую девочку в красной шапочке, подманить ее  и  съесть,
Балкис поняла, как опасно разговаривать с  незнакомыми.  Но  кто  же  был  в
сказках злодеями? Ведьмы и волки, духи, разгуливавшие по  ночам,  колдовские
лошади, которые умели обращаться в  людей!  Все  волшебное,  все  колдовское
выглядело злым и опасным, дикие звери - непредсказуемыми и пугающими.
   Что же тогда говорить о волшебном ребенке, умевшем превращаться в кошку?
   От одной мысли о том, как это может напугать  Грету,  Балкис  становилось
страшно. Она прижималась к своей мачехе и  горько  плакала,  а  когда  Грета
гладила ее по головке и спрашивала, что ее  так  расстроило,  Балкис  только
качала головой и плакала еще пуще. По ночам ей снилось, будто Грета и Людвиг
в ужасе смотрят на нее и пятятся, жестами отгоняя зло, а потом  бегут  прочь
из своего домика куда глаза глядят. Балкис с  криком  просыпалась,  и  потом
Грета по полчаса укачивала и убаюкивала  ее,  прежде  чем  девочка  засыпала
снова.
   И хотя Балкис  порой  не  могла  устоять  против  непреодолимого  желания
прогуляться ночью в кошачьем обличье, она вела себя очень  осторожно,  чтобы
никому не попасться на глаза во время превращения.
   Порой  к  старикам  наведывался  кто-нибудь  из  монахов,  проживавших  в
расположенном неподалеку  монастыре.  Настоятель  монастыря  считал  жителей
лесной деревушки своими прихожанами и пекся об  их  душах.  По  воскресеньям
Грета и Людвиг отправлялись за много миль от своей хижины на мессу,  поэтому
не имели ничего против того, чтобы и  к  ним  время  от  времени  захаживали
монахи. Гость монах разговаривал с ними, рассказывал вести из большого мира,
читал отрывки из Библии - из  Ветхого  Завета,  которые  в  церкви  читаются
редко. Когда Балкис впервые услышала, как читает монах, ей стало  любопытно,
и он научил ее тому, как произносить звуки, обозначенные  в  книге  буквами.
Девочке вдруг страстно захотелось иметь дома Святое Писание, чтобы  прочесть
те истории, которых монах не зачитывал вслух. У  Людвига  с  Гретой  в  доме
имелась старинная фамильная Библия, но они хранили ее  скорее  как  семейную
реликвию, чем как источник знаний. Как все крестьяне, они были неграмотны. А
вот Балкис по вечерам склонялась над страницами Библии и произносила звук за
звуком до тех пор, пока они не начинали обретать смысл.  Так  она  обучилась
еще одной разновидности волшебства.
   Когда Балкис исполнилось четырнадцать лет, с ее телом  стали  происходить
совсем другие перемены, и Грете пришлось  рассказать  ей  о  том,  что  надо
делать в пору сложностей, с которыми женщины сталкиваются  каждый  месяц.  В
наступившее вскоре полнолуние Балкис  захотелось  преобразиться  в  кошку  и
отправиться на ночную прогулку. Но только она  выскочила  из  окна,  как  ее
объяло дотоле неведомое чувство. Все ее тельце словно иголками закололо,  да
с такой силой, что с ума можно было сойти. Балкис открыла рот, чтобы жалобно
мяукнуть, но из глотки ее вырвался мерзкий,  наглый,  отвратительный  вой  -
точно такой, какой она не раз слыхала от кошек,  живущих  на  заднем  дворе.
Балкис снова запрыгнула на окошко и приняла человечье обличье, а потом  села
на кровать, потрясенная и напуганная.
   Она, конечно, уже видела кошек в состоянии течки, слышала, как они вопят,
призывая котов, дабы те их утешили. Она видела, как кошки совокупляются,  но
большого значения этому не придавала. Но когда ей снова  попалась  на  глаза
совокупляющаяся кошачья парочка, она внимательно за ней пронаблюдала и  ушла
возмущенная. Она твердо решила,  что  с  ней  ничего  подобного  никогда  не
произойдет. С тех пор она вела себя очень осторожно  во  время  месячных,  и
если, превращаясь в кошку, ощущала прилив страсти,  мгновенно  обращалась  в
девушку. Желание не покидало ее и после  превращения,  но,  конечно,  оно  и
близко не могло сравниться с теми страстями, что раздирали Балкис-кошку.
   Тем  не  менее  Балкис  продолжала  наблюдать  за  обитавшими  поблизости
кошками. Она заметила, что кошки, рожавшие котят слишком рано,  потом  плохо
росли, и что много окотов подряд истощают несчастных мамаш.  Однажды  Балкис
увидела, как одна из кошек умерла, когда ее  котятам  было  всего  несколько
недель. Девочка приютила осиротевших котят и страстно заботилась о них.  Она
хорошо знала, что  такое  быть  котенком-сироткой  и  зависеть  от  капризов
случайных прохожих.
   Грета и Людвиг радовались ее доброте, но Людвиг грустно сказал дочке:
   - Мы не можем брать к себе всех котят, которых приносят кошки, детка.  Не
прокормить нам их. Я не смогу нарубить и продать столько дров, а  твоя  мать
не сможет вырастить в огороде столько овощей на продажу, даже при  том,  как
ты прилежно ей помогаешь.
   - Не вол