рвал
зубами бумагу и высыпал порох в ствол, прибил картечный заряд.
   На поваленный поперек дороги березовый ствол вскочил воин  в  светлой
стеганке с нашитыми на грудь пластинами,  закрутился,  не  понимая,  где
находится  враг.  По  сторонам  звонко  щелкнули  тетивы,  и  в   животе
победителя мгновенно оказалось  две  стрелы.  Он  согнулся  и  повалился
вперед. В белесой дымке промелькнул еще силуэт, и  опять  туда  умчалось
две стрелы.
   - Справа смотрите, там кто-то чавкает! - предупредил Росин, снимая  с
пояса пороховницу и  зубами  выдергивая  затычку.  Теперь  на  брошенном
укреплении суетилось уже несколько врагов,  но  лучников  среди  них  не
имелось, а с мушкетоном оставалось дел всего на пару секунд. -  Давайте,
отходите со всеми!
   - А ты, Костик?
   - Я за вами!
   - Они тебя заметили!
   Полтора десятка епископских воинов ринулись по тропе прямо на Росина.
Юля выступила из-за дерева, не таясь вскинула лук  и  выпустила  стрелу.
Первый из латников откинулся с коротким оперенным древком во лбу, второй
получил в грудь два - но явно не от Юли.
   - Всё! - Костя засыпал полку  и  вскинул  оружие.  Ливонцы  мгновенно
прыснули в стороны, едва не ломая на своем пути молодые деревца.  Росин,
удерживая тяжелый мушкетон в направлении врага, начал  пятиться  быстрым
шагом. - Бегите, черт! Тяжело...
   Удерживать левой рукой массивный кованный ствол было дело  далеко  не
простым, и он стал  все  более  и  более  отклоняться  к  земле.  Росин,
неожиданно перехватив его правой рукой за середину, развернулся и  задал
стрекача. Позади послышались радостные вопли. Пробежав метров пятьдесят,
Костя резко развернулся и нажал спуск, поднимая мушкетон к плечу - иначе
отдачей его может зашвырнуть вообще  незнамо  куда.  Он  успел  заметить
совсем неподалеку растерянное безусое лицо над отлогим белым воротником,
но попал в него или нет, так и не узнал, сразу после выстрела бросившись
бежать. До следующего завала оставалось чуть больше ста метров, и  Росин
промчался их на одном дыхании. Правда, сил запрыгивать уже не осталось -
он упал на стволы и  его  торопливо  втащили  в  укрепление  за  шкирку,
отпихнув на мокрую траву. Загрохотали выстрелы, но немного  -  пять  или
шесть, после чего все затихло.
   - Выдохлись? - поинтересовался Костя, но ему никто не ответил.
   Председатель клуба немного отдышался, потом подтащил к себе оружие  и
принялся за привычную работу.
   - Что делать далее намерен, Константин Андреевич? - подступил к  нему
Зализа. - Как поступать?
   - Точно также, - дыхание у Кости еще не установилось,  и  он  отвечал
короткими фразами. - Мы прячемся в укрытии, они на виду. Мы их стреляем,
им в нас не попасть. Они атакуют, несут потери. Берут укрепление. Мы его
бросаем, бежим к следующему.  Им  опять  приходится  атаковать.  Обычная
тактика при значительном численном перевесе врага. И  так  до  тех  пор,
пока у них не кончится терпение, или у нас - патроны. Побеждает тот, кто
дольше выдержит.
   - Занятно...
   - Ливонцы еще бодрые, Семен Прокофьевич, - напомнил Росин. - Так что,
пора новый завал рубить. На полтораста саженей дальше.
   Атакующие на некоторое  время  затихли,  если  не  считать  отдельных
лазутчиков, пытавшихся  обойти  препятствие  со  стороны  озера.  Однако
выбраться на тропу у них не  получалось  -  вязли  в  рыхлом  прибрежном
торфянике и либо попадали под стрелу, либо сами отступали назад, в воду.
Прошло не менее  часа,  прежде  чем  воины  епископа  набрались  духа  и
ринулись в новый самоубийственный штурм.
   И опять повторилась все та же ситуация:  жестокая  стрельба  почти  в
упор и стремительное бегство, пока враг ослеп от дыма, а  под  ногами  у
него стонут  десятки  раненых  друзей.  Однако  на  этот  раз  отряд  не
остановился у срубленного боярами завала,  а  двинулся  дальше,  нагоняя
маленький обоз из трех лошадей, проводника и одной  спасенной  из  плена
певицы.
   - Сразу на завал они не кинутся, побоятся, - кратко пояснил Росин.  -
Значит, у нас есть около часа, чтобы удрать подальше  и,  если  повезет,
спрятаться.
   Согласно кивнув, Зализа нагнал идущих впереди коней:
   - Эй, Прослав! Тут места, чтобы схоронится, есть?
   - Болота вокруг, воевода, - остановился проводник, и развел руками. -
Остановиться негде, не то кабы спрятаться. А впереди,  через  полверсты,
поля и луга улилские начнутся. Там все открытое, далеко видать.
   - Что скажешь, Константин Андреевич? - оглянулся на Росина опричник.
   - Скажу, что мы уже треть патронов спалили,  -  поморщился  Костя.  -
Окажемся вместо узкой тропы на широком поле, окружат и перебьют,  ничего
сделать не сможем. Лесом уходить нужно. Да  попетлять,  если  получится.
Авось со следа собьем.
   - К Керевере повернуть можно, - подал голос  Прослав.  -  До  нее  от
Улилы верст пять лесом будет. Там дорога от Юрьева на Феллин идет...
   Опускались сумерки, но радости это не вызывало -  все  понимали,  что
отдыха не предвидится, и ночь предстоит долгая и тяжелая.
   Болото  вскоре  закончилось,  узкая  влажная  тропа  превратилась   в
относительно широкую  натоптанную  дорожку,  с  которой  Прослав  вскоре
свернул в сторону нескольких темнеющих на пригорке домов. Тратить  время
на разорение деревеньки бояре не стали,  обогнув  ее  под  аккомпанемент
залившихся лаем псов, и через версту снова углубились в лес.
   Высокие сосны, растущие вперемешку с березами, жадно поглощали и  без
того  бледный   свет   едва   народившегося   полумесяца,   и   путникам
волей-неволей пришлось становиться на ночлег. Перекусили они всухомятку,
вяленным мясом  с  озерной  водой,  которую  одноклубники  накипятили  в
дорогу. Привычно  срубили,  повалив  поперек  тропы,  четыре  дерева  и,
выставив охранение, легли спать.
   Вопреки ожиданиям Росина, подняли его с мягкой постели из еловой хвои
не выстрелы из мушкетона по атакующему врагу, а мягкое касание к плечу:
   - Вставай, Костя, пора.
   И опять, дабы не выдать своего положения, путники не стали  разжигать
костров, добив взятые в дорогу припасы  копченостей  и  двинулись  через
лес,  стремительно  превращающийся  в  болотину.  Правда,  тропа   здесь
оказалась куда более торной, нежели приозерная, по ней можно  было  идти
бок о бок вдвоем, а местами втроем, и хотя под ногами  местами  начинало
хлюпать, и из мягкой земли проступала вода, в целом идти получалось куда
быстрее, чем раньше.
   Преследователи пока не появлялись, но Росин не обольщался  -  немного
времени ливонцы потеряли у первой ложной баррикады,  еще  немного,  пока
разобрались, куда повернул русский отряд,  еще  немного  у  баррикады  в
начале тропы. Однако воины епископа конные - а значит, вскоре  наверняка
догонят.
   - Деревня, Константин Андреевич, - вырвал его из  задумчивости  голос
опричника.
   - Что? - не понял Росин.
   - Селение впереди, - повторил Зализа. - Вышли мы на юрьевский  тракт.
Привал нужно сделать, а то на голодное брюхо далеко не уйдем.
   - Понял, - кивнул Костя, и громко позвал:
   - Игорь, Миша, Андрей! Остаемся здесь, в прикрытии. Завала делать  не
станем. Коли ливонцы подойдут, отстреляемся и к деревне отступим, станем
в ней отбиваться.
   Но никто не появился, и через полчаса Костя увел людей  к  селению  -
здесь ратники уже захватили  два  дома,  выгнав  растерянных  сервов  на
улицу.
   Впрочем, грабить их никто не собирался - воины нуждались только в еде
и припасах для дальнейшего пути. Они выгребли из погребов пару кадушек с
солеными грибами, быстро перекидав их в мешки и  приторочив  жеребцу  на
спину, прихватили несколько окороков,  и  закололи  двух  свиней.  Одна,
нанизанная на длинную жердь, уже запекалась над огнем,  а  вторую  споро
разделывали бояре и его ребята.
   Росин покачал головой, вспомнив, как год назад, на игровом  полигоне,
он оставил  своим  голодным  подопечным  честно  купленного  в  соседней
деревне барана, а сам ушел на совет мастеров. Когда он  вернулся  спустя
три часа в предвкушении свежего жаркого, барашек продолжал жизнерадостно
щипать травку, а голодные одноклубники тоскливо  грелись  у  догорающего
костра. Год назад... Подумать только, год назад никто из  его  ребят  не
решился поднять руку даже на барана! А ныне они не дрогнув колют мечом в
живот обитателям братской Эстонской республики, рубят немецких  рыцарей,
а перерезать горло  подросшему  хряку  и  вовсе  воспринимают  обыденным
делом.
   - Не хочу! Сами жрите эту жвачку! - скандалила  возле  лошадей  Инга,
которую дядя пытался покормить. - Я спать хочу! Устала я!
   Картышев что-то ей говорил, а прочие воины предпочитали держаться  от
голосистой  скандальной  бабы  подальше.  Бояре  Батовы  и  одноклубники
расселись вперемешку, уже совершенно не делясь на своих и чужих и только
Юля с Варламом оказались немного поодаль от всех.
   Костя вынул меч и свой поясной нож, подошел к румянящейся над костром
туше, наколол ножом мясистый край над  ребрами  и  подсек  его  клинком.
Пламя затрещало, заискрилось от закапавшего вниз жира. Костя отступил  и
впился в добычу зубами. Несоленое, неперченое  горячее  мясо  все  равно
показалось удивительно вкусным  и  сочным.  Съев  отрезанный  кусок,  он
подошел к огню и оттяпал себе еще.
   Так они и  завтракали  -  свинья  постепенно  худела,  когда  от  нее
отрезали  внешние  ломти,  оказавшиеся  снаружи   мясные   слои   быстро
пропекались, и их тоже срезали, пока от массивной откормленной хрюшки не
остались одни косточки. На место первой водрузили вторую, но  ее  успели
объесть только наполовину - Зализе  померещились  над  лесом  вспугнутые
птицы, и он приказал выступать.
   Путники, икая от сытости и зевая до хруста  за  ушами,  потянулись  к
ведущей в сторону Феллина дороге - им всем было ясно, что мимо Юрьеву их
маленькому отряду все равно не прорваться.
   Росин  поймал  на  себе  внимательный  взгляд  опричника,  и  тряхнул
головой. У него появилось  давно  забытое  ощущение  долгого  и  нудного
экзамена. Словно сейчас не тысяча пятьсот пятьдесят третий год, а тысяча
девятьсот восемьдесят восьмой, и он опять младший сержант,  которому  на
учениях дали вводную, что лейтенант убит, и командовать взводом придется
ему.
   И вот он уже который день уходит от преследования, таится, устраивает
засады, а рядом идет посредник, с внимательным, как у Зализы,  взглядом,
готовый в любой момент объявить: "Вы уничтожены, вас накрыло  минометным
огнем,   раздолбало   штурмовиками,   обнаружили    вражеские    ударные
вертолеты...". Но  посредник  молчит,  и  они  продолжают  свое  учебное
бегство - день за днем, час за часом...
   - Дорога круто поворачивает, - указал вперед Костя. - Нужно  положить
пару бревен сразу за поворотом. Пятерых мушкетонщиков  положим  впереди,
под липами, остальных за  бревна.  Когда  ливонцы  появятся  на  дороге,
первые дадут залп. Они устремятся вперед, в  атаку,  и  этот  момент  мы
откроем огонь им во фланг. Они этого не ожидают, смешаются  и  отступят.
Пока будут готовить новую атаку, мы успеем уйти.
   - Это орешник, - кратко поправил Зализа и торопливо пошел вперед.
   "Посредник" готовый  в  любой  момент  прекратить  учения  и  принять
командование на себя, снова дал ему карт-бланш.
 
*** 
 
   В первый момент Флору показалось, что русские наконец-то  сглупили  и
подставили себя под удар. Он первым выхватил  меч  и  с  громким  криком
ринулся вперед, увлекая  за  собой  растерявшихся  всадников  дерптского
гарнизона. Орешник стремительно приближался - и командир  собранного  на
скорую руку ополчения уже прикидывал, куда пустить коня  между  высокими
кустами, где можно пригнуться,  чтобы  проскочить  вперед  и  дотянуться
кончиком меча до проклятых язычников. И тут снова оглушительно грохнуло.
Вороная кобыла, клички которой он так и не успел  узнать,  оступилась  -
воин  перелетел  через  ее  голову  и  с  треском  вломился  в   заросли
кустарника.  Только  здесь,  больно  врезавшись  плечом  в  вытянувшуюся
поперек пути ветку с руку толщиной, потеряв ляхтскую  железную  шапку  и
дарованный епископом  меч,  едва  не  сломав  руку,  он  сообразил,  что
стреляли сбоку.
   Перекувырнувшись еще раз сбоку на бок, накатившись спиной на  толстый
корень, Флор расслабился и, слегка приоткрыв глаза, затих. Он  прекрасно
понимал, что в таком состоянии вряд ли сможет  хоть  мгновение  выстоять
против мало-мальски толкового бойца, и единственный шанс выжить - это не
привлекать внимания и немного придти в себя.
   Язычники собирались уходить. Они поднимались, отряхивали шаровары  от
налипшей листвы, вешали мушкетоны на  шею.  Флор  впервые  видел,  чтобы
мушкетоны носили на шее. Ландскнехты носили их на  плече,  удерживая  за
приклад. Русские стрельцы возили у седла, или держали  в  руке.  А  эти:
повесили на шею, да еще и руки сверху положили. Привычно так, словно всю
жизнь с немецким огненным оружием дело имели... А может,  и  не  русские
мужики вовсе? Вон, как справно воюют. И уходят не на восток, а на запад.
Может, ландскнехты после зимнего разгрома  несколько  месяцев  раны  где
зализывали, а теперь назад двигают, да добычу себе на прокорм собирают?
   - Может, перезарядим?
   - Костя сказал, сразу уходить...
   Значит, все-таки русские... Ливонец сквозь ресницы проводил  уходящих
воинов взглядом. Потом повернулся на бок и, помогая  себе  руками,  сел,
привалившись к замшелому валуну. Бегло осмотрел себя сверху вниз:  крови
нет, все члены на местах. Значит, даже не ранен... Флор ощутил  страшное
разочарование - он бы предпочел углядеть хорошую рваную рану,  сочащуюся
и влажную. Тогда он смог бы с чистой совестью вернуться в  Дерпт  и  там
месяц, а то и два спокойно лежать в постели, никуда не мчась и никого не
трогая. Пусть господин епископ разбирается со своими ворогами сам.
   А поначалу  все  казалось  легким  и  быстрым:  нагнать  три  десятка
грабителей, порубить  всем  прочим  в  назидание,  да  украденное  назад
вернуть. Но как только они вышли к лагерю разбойников...
   Наскоро собранный в погоню отряд из трех сотен всадников уже  потерял
треть коней, полтора десятка кнехтов и  двух  рыцарей  убитыми  и  скоро
сотню воинов ранеными. И если поначалу обещание  епископа  выплатить  по
десять золотых за голову каждого убитого  язычника  заставляло  латников
очертя  голову  бросаться  вперед,  то  теперь,  успев  натолкнуться  на
стреляющие бревна, на укрепления, которые никто не защищает,  но  взятие
которых стоит жизни хоть одному человеку, поняв,  что  желанных  русских
голов им не удается даже  увидеть  -  воины  приуныли,  и  заставить  их
ринуться на очередное бревно удавалось с  большим  трудом.  И  с  каждым
разом - все труднее и труднее.
   Больше  всего  на  свете  Флору  хотелось  сейчас   превратиться   из
начальника охраны в маленького, ни за что не отвечающего серва - лишь бы
не видеть, как  правитель  западного  берега  Чудского  озера  в  ярости
скрипит зубами и колотит кулаками ни в чем неповинные деревья.
   И все-таки он встал и, покачиваясь, выбрел из  леса.  Слева  от  него
темнели две поваленные поперек дороги  сосны;  впереди,  в  двух  сотнях
шагов, выстроилась поперек дороги епископская конница.  А  у  самых  ног
валялись в беспорядке лошадиные и человеческие тела - причем большинство
живых существ все еще  пыталось  дышать.  Ливонец  осторожно  переступал
через них, одновременно считая, потом приблизился к отряду:
   - Латоша, поезжайте с городскими вперед, уберите бревна. Язычники уже
ушли. Эрнст, Кирилл, соберите раненых и мертвых и  отнесите  к  деревне.
Потом заберем или похороним.
   Войско разделилось на несколько отрядов, каждый из  которых  помчался
по своим делам, а Флор подошел к правителю:
   - Мы потеряли еще шесть воинов и восемь коней, господин епископ...
   - Тебе нужен конь? Возьми моего, - глаза священника  смотрели  не  на
начальника охраны, а сквозь него, словно рассматривали траву  за  спиной
латника.
   - Но моих "арабов" и певунью верни. Ты понял меня, Флор? Верни!
   - Да, господин епископ... - ливонец прекрасно  понимал,  что  услышит
именно эти слова, но  в  глубине  души  продолжала  теплиться  крохотная
надежда: а вдруг пощадит? Вдруг разрешит возвращаться?
   Не пощадил...
   - Алексей, коня! - сурово рыкнул  Флор,  разворачиваясь  к  ожидающим
команды двум полусотням.
   - За мной!
   И они, промчавшись мимо очищающих дорогу кнехтов, кинулись в дальше в
погоню.
   - Вроде, как дымом пахнет?  -  негромко  удивился  скачущий  рядом  с
командиром Алексей. - Откуда? До Лаевы еще больше мили.
   Однако вскоре они убедились, что  от  скромной  деревеньки  в  четыре
двора их отделяет не только миля пути, но и ярко полыхающий мост...
 
*** 
 
   Уходя от преследования, они запалили два моста, и на ночлег встали за
вторым, цинично разогревая в пламени  уничтожаемого  строения  взятые  в
дорогу из захваченной деревни полупропеченные  куски  свинины.  Река  со
смешным названием Юрикашка, как и большинство других,  пробивающих  себе
путь через вековые  болота,  ширину  имела  маленькую,  зато  глубину  -
человеку по шею станется. Да и берега получались крутые. Когда  глубокой
ночью к реке вышли епископские сотни,  их  отогнали  от  останков  моста
несколькими выстрелами, не давая приступить  к  ремонту  и  относительно
спокойно дождались рассвета.
   Разумеется, противник мог ринуться через реку под огнем - но  идти  в
доспехах по илистому дну, при глубине только-только  нос  высунуть,  при
хорошем течении... Скорее утонешь, чем прорвешься. Противник мог  обойти
их далеко в стороне, и переправиться в спокойной обстановке - но на  это
требовалось время. И в  ночном  мраке  подобный  маневр  осуществить  не
так-то просто. Потому и ночевали  оба  отряда  в  виду  друг  друга,  на
расстоянии полета стрелы, одновременно и близкие, и недоступные.
   С первыми предрассветными лучами путники опять устремились по  тракту
на запад, предоставив преследователям чинить мост, незадолго до  полудня
миновали Торенурму, прихватив на обед  неосторожно  выбредших  к  дороге
четырех гусей, а после полудня, обогнув притихшую за запертыми  воротами
и закрытыми ставнями Полтьму, вышли к мосту через  довольно  полноводную
Миликвере. Здесь от накатанного тракта отворачивала на север куда  более
узкая, но вполне ухоженная дорога.
   - А это шоссе куда ведет, Прослав? - остановил проводника Росин.
   - На Вайсенштайн.
   - Отлично, - Костя, уже не спрашивая  совета  опричника,  дал  Архину
отмашку:
   - Поджигай мост!
   - Эй, Костик, а мы? - встревожилась Юля.
   - Что мы? - устало повернулся к ней Росин.
   - А мы как же, здесь останемся? Перед мостом?
   - А что ты  подумаешь,  если  гонишься  за  кем-то,  и  утыкаешься  в
очередной зажженный мост?.. Вот то-то... А мы уйдем на север и переждем.
Авось, потеряют, отвяжутся.
   Новая дорога медленно, но неуклонно шла вверх. О болотах и ивах  речи
здесь больше не шло - по сторонам громко шелестели, помахивая трехпалыми
ладошками, клены, поскрипывали на ветру  вязы,  растопыривали  ветвистые
кроны дубы. Разве только береза, с аскетичным спокойствием растущая  как
среди болот, так и на каменистых  холмах,  встречалась  здесь  столь  же
часто, как и ранее. Заросшие высокой - в пояс - травой луга густо  пахли
медом. Казалось и пчел не  нужно  -  иди,  да  облизывай  языком  влажно
поблескивающие разноцветные цветки.  О  присутствии  человека  напомнили
несколько делянок, наполовину скошенных - но сено еще лежало нетронутым,
медленно увядая на солнце.
   Потом дорога  повернула  в  исконно  русский  сосновый  бор,  немного
попетляла по нему, опять вернулась в луга, на которых тут и  там  стояли
редкие дубы или собравшиеся в небольшие рощи клены.
   - Смотри, Семен Прокофьевич! - первым заметил опасность  сын  боярина
Батова Григорий. Он указал в сторону одной из мелких рощиц, над  которой
поднимался к небу сизый дымок. В  несколько  мгновений  дым  загустел  и
непроницаемо почернел, с